Читать книгу Борьба за огонь - Жозеф Анри Рони-старший - Страница 3

Это происходило на заре следующего дня.

Высоко в небе ветер гнал облака, но над самой землей и над болотом воздух стоял неподвижно, горячий, напоенный ароматом душистых трав. Небо было подобно гигантскому синему озеру. Дрожа и переливаясь, растекалась по этому озеру алая пена утренней зари.

Пробудившиеся уламры, повернув свои лица к пылающему небесному костру, чувствовали, как в их сердцах растет благоговейный восторг перед величественным зрелищем рождающегося дня. Это же чувство, должно быть, наполняло и грудь певчих пташек, славивших звонкими голосами восходящее солнце.

Раненые воины протяжно стонали и бредили; их томили жар и жажда.

Один из раненых ночью умер. Его окоченевшее тело неподвижно простерлось на траве. Старый Гоун что-то тихо бормотал над ним.

Фаум приказал бросить труп умершего в воду.

Когда печальный обряд был закончен, внимание всего племени обратилось на охотников за Огнем – Агу и Нао, – готовых тронуться в далекий путь.

Косматые братья вооружились палицами, топорами, рогатинами и дротиками с кремнёвыми и нефритовыми наконечниками. Нао, рассчитывая больше на хитрость, чем на силу, выбрал себе в спутники двух быстроногих юношей, ловких, сообразительных и неутомимых в беге. Каждый взял с собой топор, копье и дротики. Сын Леопарда сверх того захватил свою палицу – толстый дубовый сук, конец которого был умело обожжен на огне костра. Вооруженный этой палицей, он не боялся вступить в бой с самым страшным хищником.

Фаум обратился сначала к сыновьям Зубра.

– Агу увидел свет раньше, чем сын Леопарда, – сказал он. – Пусть он первым выбирает свой путь. Если Агу пойдет на юг, в сторону Двуречья, сын Леопарда отправится к Болотам, в сторону заходящего солнца. Если же сын Зубра предпочтет путь к Болотам, Нао направит свои стопы к Двойной реке.

– Агу еще не знает, куда он пойдет! – буркнул в ответ Косматый. – Он будет искать Огонь и может утром направиться к реке, а вечером – к Болотам. Разве может знать охотник, преследующий кабана, где ему удастся настичь зверя?

– Агу должен сказать, в какую сторону он пойдет, – возразил старый Гоун, и одобрительный ропот толпы поддержал его слова. – Он не может одновременно идти и к Двойной реке, и в сторону заходящего солнца. Пусть выбирает свой путь!

В глубине своей мрачной души сын Зубра сознавал, что требование племени справедливо. Кроме того, он не хотел прежде времени возбудить подозрения у Нао. Бросив угрюмый взгляд в сторону уламров, он проворчал:

– Агу пойдет в сторону заходящего солнца!

И, сделав знак братьям, он резко повернулся и решительно зашагал по направлению к Болотам.

Нао не сразу последовал его примеру. Ему хотелось еще раз повидать на прощание Гаммлу. Она стояла под раскидистым ясенем, позади Фаума, Гоуна и других старейшин племени.

Нао медленно приблизился к ней. Девушка не тронулась с места. Лицо ее было обращено к саванне, глаза смотрели не отрываясь в бескрайнюю даль. Пышные волосы Гаммлы украшал голубоватый цветок водяной лилии. От всего существа ее словно исходило сияние утра и свежий запах речной воды и степных трав.

Сердце Нао бурно забилось. Он чувствовал, что задыхается от нежности и гнева. Все, кто разлучал его с Гаммлой, показались ему вдруг такими же ненавистными, как сыновья Мамонта или Пожиратели Людей.

Он поднял руку, вооруженную топором, и воскликнул:

– Слушай, дочь Болота! Нао никогда не вернется к своему племени, если не сумеет добыть Огонь! Он найдет смерть на дне пропасти, утонет в реке, станет добычей волков и гиен – или возвратится победителем. Он принесет Гаммле раковины, синие камни, зубы леопарда и рога зубра!

Девушка бросила на Нао взгляд, в котором светились робкая надежда и детская радость.

Но Фаум нетерпеливо оборвал речь Нао.

– Сыновья Зубра уже скрылись за тополями! – крикнул он. – Почему сын Леопарда медлит?

Нао круто повернулся, кликнул своих спутников и, не оглядываясь, направился к югу.

Весь день Нао, Нам и Гав шли по саванне. Трава на ней была еще зеленой, ветер перекатывал изумрудные волны, словно морские валы. Травы гнулись под ветром, солнце палило их, исторгая из растений бесчисленные ароматы, которыми был напоен горячий, сухой воздух. Однообразная на первый взгляд саванна таила в себе огромное разнообразие растений и животных. Плодородие ее было неистощимо. Среди необозримого моря злаков ютились островки дрока и вереска, виднелись кустики подорожника, зверобоя, шалфея, лютика, тысячелистника, кресса. Местами попадались участки каменистой бесплодной почвы, устоявшей против буйного натиска зеленых полчищ растений. За ними снова начинались заросли шиповника и мальв, красного клевера и васильков, осыпанные белыми цветами кусты боярышника.

Иногда монотонность равнины нарушали невысокий холм, ложбинка, пруд, кишащий насекомыми и пресмыкающимися. Одинокая скала высилась среди моря трав, словно мастодонт на пастбище. Стада антилоп и сайгаков проносились в отдалении, в траве прыгали длинноухие зайцы; порой из зарослей кустарников показывались небольшие стаи волков и диких собак. Над саванной кружили вороны, журавли и дикие голуби, взлетали грузные дрофы и стремительные куропатки. По необозримому простору равнины скакали табуны диких лошадей и лосей. Степенно ступая, шли по краю горизонта громадные зубры. А однажды на пути уламров попался серый медведь, более свирепый, чем тигр, и не уступающий в силе самому пещерному льву.

Вечером Нао, Нам и Гав остановились на ночлег у подножия одинокого холма. Они не прошли за день и десятой доли пути. Всюду, куда хватало взора, простиралось нескончаемое море степных трав, слегка колеблемое ветром. В сумеречном свете угасающего дня саванна выглядела печальной и однообразной. Последние лучи заходящего солнца зажгли в вечерних облаках багровые костры.

Глядя на это гигантское небесное пожарище, Нао думал о крохотном язычке Огня, который ему предстояло добыть. Казалось, стоило подняться на вершину холма и протянуть к небу смолистую сосновую ветку, чтобы искра небесного огня воспламенила ее…

Облака над головой Нао потемнели, но пурпурные отсветы еще долго мерцали на горизонте. Сверкающие точки звезд зажигались одна за другой в высоком небе. Прохладный ветер ночи, словно река, струился над засыпающей саванной.

Привыкнув к ярким кострам становища, светящаяся ограда которых надежно защищала людей от ночного мрака, полного невидимой опасности, Нао чувствовал себя в темноте слабым и беспомощным. Каждое мгновение из тьмы мог появиться серый медведь или леопард, тигр или лев, хотя крупные хищники обычно редко охотятся на открытом месте. Стадо зубров могло, пробегая, растоптать ногами хрупкую человеческую плоть. Даже стая волков представляла грозную опасность для беззащитных людей. Сила этих хищников – в их численности, а голод гонит вперед и придает дерзости.

Молодые воины поужинали сырым мясом антилопы. Это был печальный ужин: уламры давно отвыкли от подобной пищи. С тоской вспоминали они дразнящий запах жареного мяса. Затем Нао первым встал на стражу. Всем существом своим он внимал таинственной жизни ночи, обступившей его со всех сторон. Нао был великолепным образчиком человеческой породы, тончайшим инструментом, способным улавливать все, что происходит вокруг него. Глаза его различали неясное движение теней во мраке, видели тусклые зеленые огоньки в глазах хищников, вспыхивавшие то тут, то там; слух воспринимал шепот ветерка, шелест травы, полет ночных птиц и насекомых, шорох ползущих в траве ящериц и змей. Он слышал далекие вопли шакалов, вой волков, жуткий хохот гиены, крик орлана и стрекотание кузнечиков. Ноздри впитывали аромат ночных цветов, сочное дыхание трав, острые запахи хищников. Кожа ощущала в каждом дуновении ветерка волну влажной прохлады или веяние сухого жара.

Нао не знал иной жизни. С самого раннего детства он, подобно всем своим сородичам, всегда жил в атмосфере смертельной опасности и непрекращающейся тревоги. Мир, окружавший его, был полон угроз и ловушек. В неустанной борьбе с враждебными силами и с равнодушной природой мог выжить только самый хитроумный, самый бдительный и самый сильный.

И Нао настороженно ждал во мраке ночи появления когтистых лап, раздирающих тело, острых клыков, дробящих кости, горящих зеленым огнем глаз пожирателей живого мяса. Большинство мелких хищников, учуяв присутствие опасного двуногого противника – человека, – пробегало мимо холма не задерживаясь. Прошли близ стоянки уламров и гиены, челюсти которых по силе не уступают львиным. Но гиены осторожны и обычно избегают борьбы, довольствуясь падалью. Подкралась стая волков и остановилась в нерешительности. Волки знали, что сила их – в количестве, и смутно сознавали, что, действуя совместно, они почти так же сильны, как трое уламров. Но, поскольку голод не слишком терзал их, хищники сочли более благоразумным двинуться дальше, по свежему следу антилопы.

Вскоре после ухода волков к холму подбежала стая диких собак. Они долго лаяли и выли, бродя вокруг стоянки уламров. Отдельные собаки с угрожающим рычанием выскакивали вперед или пытались подкрасться так, чтобы Нао их не заметил. Однако ни одна из них не отваживалась напасть на двуногих зверей, зная их хитрость и силу.

Еще совсем недавно одна такая стая собак долго ходила за племенем уламров. Они питались отбросами человеческой пищи и принимали участие в охоте. Старому Гоуну удалось даже приручить двух собак, которых он кормил потрохами и костями. Но, к несчастью, обе погибли в схватке с кабаном, а приручить других не пришлось, потому что Фаум, став вождем, приказал убить всех следовавших за племенем собак.

Нао нравилась мысль о союзе с собаками. Он видел в нем источник новой силы, могущества и безопасности человека. Но здесь, в саванне, вдали от становища, когда людей было только трое, а собак – целая стая, о союзе с ними нечего было и помышлять.

Между тем собаки постепенно сжимали кольцо вокруг стоянки уламров. Они не лаяли больше; их учащенное дыхание слышалось все отчетливее.

Нао забеспокоился. Он поднял комок земли и швырнул в самую смелую собаку, крикнув:

– У нас есть копья, топоры и палицы, которыми мы убиваем медведя, зубра и даже льва!

Собака, которой засыпало землей глаза, шарахнулась в сторону и, напуганная звуком человеческого голоса, скрылась в темноте. Остальные отступили на несколько шагов и, казалось, совещались. Нао бросил в них камень.

– Вы слишком слабы, чтобы сражаться с уламрами! – крикнул он снова. – Убирайтесь, пока целы! Ищите добычу полегче – сайгу или антилопу. Собака, которая еще раз осмелится подойти ко мне, будет убита!

Разбуженные голосом Нао, Нам и Гав проворно вскочили на ноги. Появление двух новых вертикальных теней заставило собак обратиться в бегство.

Семь дней шли по саванне Нао, Нам и Гав, избегая подстерегавших их на пути опасностей и ловушек. Эти опасности увеличивались по мере того, как уламры приближались к Большому лесу. Хотя до опушки леса оставалось еще не менее пяти дней ходьбы, предвестники его – отдельные купы деревьев и крупные хищники – попадались теперь все чаще и чаще. Уламры уже видели совсем близко тигра и большую черную пантеру.

Особенно опасными были ночи. Еще задолго до наступления сумерек молодые воины начинали думать о ночлеге; они искали пещеру в скале, удобную площадку на вершине холма или, на худой конец, хотя бы чащу колючего кустарника. Ночевать под большими деревьями они избегали.

На восьмой и девятый день пути их начала мучить жажда. Нигде не было видно ни ручейка, ни болота. Под ногами шуршала жесткая сухая трава. На горячих камнях грелись змеи и ящерицы, в воздухе роились тучи мошек. Насекомые стремительно проносились над головами людей, больно жалили их разгоряченные тела.

Когда тени девятого дня удлинились, степь вдруг снова сделалась зеленой и прохладной. Воздух стал влажным, и ветерок донес из-за вздымавшейся на горизонте гряды холмов запах свежей воды.

Вскоре уламры увидели впереди себя большое стадо зубров, бредущее к югу. Обрадованный Нао сказал своим спутникам:

– Мы утолим жажду до захода солнца – зубры идут на водопой!

Нам, сын Тополя, и Гав, сын Сайги, с облегчением выпрямили усталые плечи.

Нао выбрал себе в спутники подвижных и быстроногих юношей, неспособных еще мгновенно принимать самостоятельные решения. Надо было воспитать в них смелость, решительность, выносливость и доверие. За доброе отношение к ним Нам и Гав готовы были платить безусловным повиновением, безграничной преданностью, способностью быстро забывать перенесенные лишения и страдания и снова радоваться жизни. Предоставленные самим себе, они терялись перед лицом враждебных стихий природы и поэтому всеми силами души тянулись к Нао, который видел в них продолжение своей воли и энергии. У обоих юношей были зоркие глаза, тонкий слух, ловкие руки и неутомимые в ходьбе и беге ноги. Всеми этими качествами мог легко управлять вождь, который сумел бы вызвать их восхищение своим великодушием, мужеством и находчивостью.

За дни совместного странствования по саванне Нам и Гав успели крепко привязаться к Нао. Он представлялся им образцом доблести и ума, растущей власти человека над силами природы, защитником и руководителем, по приказу которого они готовы были с беззаветной храбростью метать копья и наносить удары топором.

Порой, идя позади Нао в опьяняющей свежести осеннего утра, Нам и Гав невольно любовались его статной фигурой и широкими плечами, испытывая суровый восторг и почти нежность к этому могучему человеку, который притягивал к себе их сердца, как солнце – степные цветы и травы.

Нао платил юношам такой же искренней симпатией. Он чувствовал, что чем теснее будут связаны их сердца и судьбы, тем легче им будет совместно преодолевать препятствия, предупреждать опасности, бороться и побеждать.

Длинные тени легли у подножия деревьев. Солнце склонялось к западу, и огненный диск его, все увеличивавшийся по мере того, как опускался к горизонту, заливал красноватым светом равнину и медленно двигавшееся впереди стадо зубров.

Последние сомнения Нао рассеялись. За расщелиной между двумя холмами несомненно находилась вода. Так подсказывал ему инстинкт, а также то, что множество других животных украдкой пробиралось вслед за зубрами в том же направлении. Нам и Гав чувствовали то же: их раздувающиеся ноздри жадно втягивали влажный воздух, струившийся навстречу.

– Надо опередить зубров! – сказал Нао.

Он боялся, что место водопоя окажется узким и зубры преградят своими огромными телами доступ к воде.

Охотники ускорили шаг, чтобы миновать проход между холмами раньше зубров.

Стадо двигалось медленно. Зубров было много, молодые устали от долгого перехода, старые быки соблюдали привычную осторожность. Уламры быстро догнали стадо и обошли его стороной. Многие животные последовали их примеру; видимо, они тоже хотели достичь водопоя раньше зубров. Уламры видели, как, обгоняя их, стремительно несутся к проходу между холмами легконогие сайги, муфлоны, онагры. Наперерез им проскакал табун диких лошадей. Многим уже удалось добраться до прохода.

Нао и его спутники далеко опередили зубров. Значит, можно будет не спеша утолить терзавшую их мучительную жажду. Когда воины достигли прохода, расстояние между ними и зубрами составляло не менее тысячи локтей.

Нам и Гав ускорили свой бег; усиливавшаяся с каждой минутой жажда подгоняла их. Они обогнули холм и углубились в узкий проход. Вдали блеснула Вода – мать-создательница всего живого, более благодетельная, чем сам Огонь, и менее жестокая, чем он.

Это было небольшое озеро, тянувшееся у подножия скалистой гряды, изрезанное мысами и полуостровами. Справа в него впадала полноводная река. Слева озерные воды низвергались водопадом в глубокую пропасть. Подойти к озеру можно было только тремя путями: по реке, через проход между холмами, который только что миновали уламры, и через второй проход – между скалистой грядой и одним из холмов. В остальных местах всюду возвышались отвесные базальтовые скалы.

Воины приветствовали воду радостными возгласами. У водопоя в оранжевых лучах заходящего солнца уже столпились тонконогие сайги, низкорослые, коренастые лошади, онагры с точеными копытцами, бородатые муфлоны, робкие косули и старый лось, на голове которого возвышался целый лес рогов. Рядом с ними жадно припал к воде неуклюжий кабан, забияка и скандалист, – единственный, кто утолял жажду, не опасаясь нападения. Остальные, насторожив чуткие уши, все время косили глазами по сторонам, готовые при малейшей опасности немедленно обратиться в бегство и надеясь только на свои быстрые ноги – могучее оружие слабых в борьбе за жизнь.

Вдруг, словно по команде, все головы повернулись в одну сторону, уши встали торчком, прислушиваясь к чему-то. Еще мгновение – и все лошади, сайги, онагры и муфлоны беспорядочной массой понеслись к западному проходу, откуда лился багровый свет умирающего дня. Один кабан остался на месте, беспокойно вращая маленькими, налитыми кровью глазками.

В проходе появилась стая крупных лесных волков. Их большие лобастые головы с мощными челюстями были вытянуты вперед; желтые глаза высматривали добычу. Нао, Нам и Гав держали наготове копья и дротики, а кабан злобно оскалил свои загнутые кверху клыки и угрожающе засопел.

Волки оглядели противника своими умными глазами, признали его опасным и бросились в погоню за более легкой добычей, которая убегала вдали.

После ухода волков на водопое наступила тишина, и уламры, вволю напившись свежей, прохладной воды, стали держать совет.

Надвигались сумерки, солнце скрылось за скалистой грядой. Надо было подумать о ночлеге.

– Приближаются зубры! – сказал вдруг Нао.

Он повернул голову к западному проходу и стал напряженно прислушиваться. Нам и Гав последовали его примеру. Затем все трое легли на землю и приложили ухо к земле.

– Те, кто идет оттуда, – не зубры! – прошептал Гав.

– Это мамонты, – ответил Нао.

Воины поспешно осмотрели местность. Справа от них река впадала в озеро между базальтовым холмом и отвесным утесом из красного порфира. Узкий каменный выступ опоясывал утес и вел к его вершине. Он был достаточно широк для того, чтобы по нему мог пройти человек или крупный хищник. Уламры не раздумывая стали взбираться по этому выступу на утес.

На дне каменной расселины в вечном мраке текли воды реки. Деревья, сброшенные с высоты обвалами камней или вырванные ураганами, беспомощно распростерлись над пропастью. Другие тянулись из сырой глубины ущелья к свету – длинные, несоразмерно тонкие, с жалким пучком зеленых листьев на самой макушке. Стволы их обросли густым мхом и лишайниками, лианы оплели ветви, вечный холод и сырость подтачивали корни, но они упрямо продолжали бороться за жизнь, за место под солнцем.

Нао первым заметил пещеру близ вершины утеса. Она казалась низкой и небольшой, с неправильными очертаниями. Прежде чем войти в нее, уламры долго вглядывались в черную глубину. Затем Нао, пригнув голову и расширив ноздри, пополз в пещеру впереди своих спутников, сжимая в руке топор.

Пол пещеры был завален костями, клочьями шкур, оленьими и лосиными рогами, черепами различных животных. По-видимому, хозяином пещеры был какой-то крупный хищник. Нао вдохнул несколько раз запах, исходивший от всех этих останков, и уверенно сказал:

– Это логовище серого медведя. Оно пустует уже целую луну.

Нам и Гав не были еще знакомы с этим грозным хищником. Уламры кочевали обычно в местах, где встречались тигры, львы, зубры и даже мамонты, но серый медведь попадался редко. Нао же видел его много раз во время своих дальних охотничьих походов. Он знал свирепость этого хищника, подобную слепой ярости носорога, силу, почти равную силе пещерного льва, и лютую, неукротимую злобу.

Почему пустовала пещера, Нао не знал. Быть может, медведь покинул ее временно, перекочевав на лето в другое место, а быть может, с ним случилось какое-нибудь несчастье или он утонул при переправе через реку. Так или иначе, Нао надеялся, что ближайшей ночью медведь не вернется в пещеру, и решил занять ее для ночлега.

Не успел он объявить об этом своим спутникам, как внизу, у подножия утеса, послышался шум и топот ног: зубры пришли на водопой. Их могучий рев, грозный, как рычание льва, отраженный и усиленный базальтовыми скалами, загремел над озером, словно раскаты грома.

Нао не мог удержать невольную дрожь, слушая рев огромных животных. Человек в те времена редко отваживался охотиться на зубров и бизонов. Они были значительно крупнее и сильнее тех, которые живут теперь. Зубры хорошо сознавали свою силу и не боялись даже самых больших хищников, которые нападали только на больных и слабых или случайно отбившихся от стада животных.

Уламры выбрались из пещеры и взглянули вниз. Сердца их учащенно забились при виде величественного зрелища, которое представилось их глазам. С ужасом и восторгом созерцали они эту дикую и великолепную картину.

Но не успели молодые воины полюбоваться зубрами, как новая волна звуков ворвалась в шум, поднятый зубрами, подобно тому как топор врезается в тушу убитой козы. Этот низкий, вибрирующий звук был намного глуше и слабее рева зубров. А между тем он возвещал о приближении самых сильных существ, живших тогда на Земле.

В те времена мамонт был непобедимым и полновластным хозяином суши. Свирепые львы и кровожадные тигры старались держаться в почтительном отдалении от него; даже могучий серый медведь не решался вступить в единоборство с мамонтом. Человеку суждено было помериться с ним силами лишь спустя тысячелетия. Один только носорог, близорукий и тупой в своей ярости, отваживался преграждать ему дорогу. Мамонт был подвижным, быстрым, неутомимым, сообразительным и памятливым. Он легко преодолевал горные перевалы, переплывал широкие озера и полноводные реки. Хобот служил ему таким же универсальным орудием, как руки человеку; страшные бивни взрывали землю и сокрушали все, что попадалось на его пути. Он прекрасно сознавал свое превосходство над всеми живыми существами и спокойно наслаждался своим могуществом. Нет сомнения, что ум его был более ясным и острым, а чувства – более тонкими, чем у современных слонов, отупевших за время своего долгого рабства у человека.

Вожаки мамонтов и зубров подошли к водопою одновременно. Мамонты, привыкшие к тому, что все живое уступает им дорогу, пожелали пройти первыми. И зубры и бизоны в таких случаях обычно отступали. Но на этот раз зубры, возглавляемые вожаками, которые, по-видимому, плохо представляли себе силу мамонтов, и тоже привыкшие, что все травоядные отступают перед ними, неожиданно разъярились.

Восемь зубров-вожаков были огромными, могучими самцами. Самый крупный не уступал ростом носорогу. Жажда их была сильной, а терпение – коротким. Видя, что мамонты хотят первыми пройти к водопою, зубры угрожающе вскинули головы и издали протяжный боевой клич. Мамонты затрубили. Вожаками их были пять старых самцов с массивными головами, огромными холмоподобными телами и мощными ногами, напоминающими стволы вековых деревьев. Бивни длиной в десять локтей могли без труда снести дубовую рощу. Черные хоботы извивались в воздухе, словно гигантские питоны. Кожа была толще и прочней, чем кора на старых вязах.

Позади вожаков длинной вереницей тянулось стадо.

Спокойные и невозмутимые, внимательно глядя на зубров своими маленькими живыми глазками, мамонты стояли на берегу, преграждая доступ к водопою. Восемь горбатых зубров с налитыми кровью глазами яростно мотали косматыми головами и, потряхивая тяжелой, жирной гривой, грозно наклоняли к земле острые, торчащие в стороны рога. Инстинкт предупреждал их о страшной силе врага, но нетерпеливое мычание сгрудившегося позади стада возбуждало в вожаках воинственный пыл.

Внезапно самый рослый зубр, вожак всего стада, еще ниже пригнул к земле лобастую голову, увенчанную блестящими рогами, и с молниеносной быстротой ринулся на ближайшего мамонта. Страшный удар в плечо, хоть и парированный ответным ударом могучего хобота, был все же так силен, что мамонт зашатался и упал на колени. Торопясь использовать преимущество внезапного нападения, зубр стал наносить гиганту удар за ударом; поверженный на колени мамонт мог отбиваться от врага только хоботом.

В этой страшной схватке великанов зубр был воплощением слепого бешенства. Пена выступила на его губах, налитые кровью глаза сверкали. С неистовым упорством он бил противника своими острыми рогами, стремясь опрокинуть мамонта на бок, чтобы пропороть ему рогами брюхо, где кожа была не такой толстой. Если бы ему удалось это сделать, он вышел бы победителем из схватки.

Мамонт прекрасно понимал опасность. Но даже в эту ужасную минуту привычное хладнокровие не покинуло его. Он изо всех сил старался держаться прямо. Мамонту достаточно было одного рывка, чтобы встать на ноги, но для этого зубру следовало хоть на минуту прекратить свои атаки.

Неожиданное нападение зубра сперва озадачило остальных вожаков. Четыре мамонта и семь зубров застыли в грозном ожидании. Ни один не пытался вмешаться в схватку, чувствуя, что опасность угрожает ему самому.

Мамонты первыми проявили признаки нетерпения. Самый высокий с громким сопением шевельнул перепончатыми ушами, похожими на гигантских летучих мышей, и сделал шаг вперед. В то же мгновение мамонт, на которого напал зубр, со страшной силой ударил хоботом по ногам противника. Зубр пошатнулся. Мамонт воспользовался этой минутой и одним рывком очутился на ногах. Два огромных зверя снова стояли друг против друга. Ярость овладела мамонтом. Подняв кверху могучий хобот, он оглушительно взревел и кинулся на врага. Изогнутые бивни подхватили зубра, подбросили его в воздух, словно щепку, а затем швырнули на землю с такой силой, что у того затрещали кости. Не дав зубру опомниться, мамонт вонзил свои страшные бивни в брюхо противника и принялся топтать ногами окровавленное тело.

Рев побежденного потонул в поднявшемся крике. Семь зубров и пять мамонтов ринулись друг на друга в лютой жажде крови, ослепившей их и заставившей потерять рассудок. Воинственный пыл овладел и обоими стадами: низкое мычание зубров смешивалось с пронзительным трубным ревом мамонтов. Гнев привел в движение длинные ряды могучих тел, грозные бивни, острые рога и гибкие хоботы.

Вожаки сражались с самозабвенной яростью. Мощные тела сплелись в гигантский клубок, откуда доносился рев бешенства и боли, топот тяжелых ног, треск ломающихся костей…

В первые минуты численное превосходство зубров поставило мамонтов в невыгодное положение. Три зубра соединенными силами напали на одного мамонта и повалили его на землю; второй едва успевал обороняться от двух ожесточенно атакующих противников. Но остальные три мамонта набросились на оставшихся зубров и одержали молниеносную победу. Они пронзили их бивнями и долго топтали своими чудовищными ногами. Только заметив опасность, угрожавшую поверженному мамонту, они оставили свои жертвы и снова ринулись в бой. Три зубра, ожесточенно атаковавшие упавшего мамонта, были застигнуты врасплох. Двое погибли мгновенно, третьему удалось спастись бегством. За ним бросились бежать все сражавшиеся зубры. Панический страх, овладевший вожаками, мгновенно передался всему огромному стаду. Сначала это была лишь смутная тревога, минутное оцепенение, словно затишье перед грозой. Затем стадо дрогнуло, пришло в движение и вдруг, повернувшись, кинулось вспять. В слепом ужасе, толкая и давя друг друга, мчались зубры по узкому проходу между холмами. Сильные обгоняли слабых, валили с ног и безжалостно топтали. Хруст костей напоминал треск падающих под ураганным ветром деревьев.

Мамонты не сочли нужным преследовать убегающего противника. Показав свое могущество и меру своей силы, они еще раз доказали, что мамонт – властелин Земли и всех населяющих ее живых существ. Колонна рыжевато-бурых гигантов с длинной шерстью и жесткими гривами выстроилась вдоль берега озера и стала не спеша утолять жажду.

Множество животных, вспугнутых только что закончившейся ужасной битвой, сгрудилось на склонах холмов, почтительно взирая на пьющих колоссов.

Уламры также смотрели не отрывая глаз на властителей Земли. Нао невольно сравнивал худые руки, тонкие ноги и хрупкие торсы Нама и Гава с массивными, словно скалы, фигурами царственных животных и с горечью думал о слабости и ничтожности человека, влачащего жалкую кочевую жизнь в лесах и саваннах. Он думал также о всех львах, тиграх и серых медведях, которых им предстояло встретить во время их опасного путешествия, отчетливо сознавая, что человек в могучих лапах этих хищников так же бессилен, как дикий голубь в когтях орла.