Читать книгу Сказка Востока - Канта Хамзатович Ибрагимов, Канта Ибрагимов - Страница 15

* * *

Из Самарканда пришло письмо от духовного наставника Саида Бараки: «Мой дорогой сын – Великий Тимур! Ты спрашиваешь, как я представляю себе ту ночь, утром после которой будет Воскресенье (Судный день)? Я отвечу тебе словами из священного джейна80. «Увидел знатный человек царя Харуна ар-Рашида на Арафате босиком, с непокрытой головой, стоящим на раскаленной земле, воздевшего руки и говорящего: «Боже! Ты – Ты. И я – я. Мое свойство – каждый день возвращаться к неповиновению к Тебе, а Твое Свойство – каждый день возвращаться ко мне с Твоим Прощением и Милостью!». И сказал тот знатный человек: «Посмотрите на смирение могущественного земли перед Всемогущим небес».

А еще ты спрашиваешь – описать мне справедливость. Тоже сошлюсь на джейны, где сказано: «Будь каждому мусульманину, который старше тебя, сыном, своему ровеснику – братом, а тому, кто младше тебя – отцом… Будучи правителем, наказывай каждого преступника по мере его преступления. И смотри, остерегайся ударить мусульманина из-за твоей злобы, ибо это приведет тебя в Ад».

Это письмо Тимур получил, находясь у стен Азова. Здесь, да и на всем побережье Черного моря были крупные портовые города, в которых издавна промышляли в основном работорговлей купцы из Венеции, Генуи, Каталонии и даже баски.

Рабство в исламе запрещено, значит, с этим злом надо бороться, – справедливо решил Повелитель, и в угоду своим действиям, он впервые, отдавая приказ о нападении, предусмотрительно издал письменное распоряжение (так надежнее), чтобы мусульман не трогали. То ли мусульман там было мало, то ли в пылу драки не разобрались, словом, никто не мог устоять перед тюркским натиском, черноморские фактории европейцев исчезли навсегда, мало, кто успел уплыть. После опустошительного грабежа все предали огню.

– Так здесь совсем не было мусульман! – как бы оправдываясь, восклицал Тимур, но когда все награбленное пересчитали в тоннах золота и в миллионах дирхемов, взошедшие, было, под Москвой всполохи совести навсегда и бесповоротно исчезли.

Однако в жизни не все так просто. Между большими военачальниками и сыновьями Тимура возник жаркий спор во время дележа добычи, и кто-то осмелился намекнуть о слабости Повелителя, ведь Москву он так и не взял, значит, там выгоду упустили. Этого шатания Повелитель допустить не мог. Шейха Сабука, спасшего ему жизнь на Тереке, он еще пощадил, а остальных шестерых командиров позвал с собой на охоту и там умертвил.

Все, он обманул судьбу, на север больше носа не кажет, и больше в слабости его никто не упрекнет. Он должен жить, значит, думать, а для этого – в шахматы играть. Посему Молла Несарт прощен, вновь к Повелителю доставлен. В общем, жизнь наладилась, значит – снова в бой.

В конце осени 1395 года Тимур продолжил путь на юг, к Кубани. И хотя у Великого эмира был договор с мамлюком Египта и Сирии, что он не тронет историческую родину могущественного султана Баркука, все это осталось далеко позади, и местные адыги, представляя, какая опасность надвигается на них, применили в борьбе с врагом классическую тактику древних скифов – путь следования тимуровских полчищ превратили в выжженную пустыню, а сами отступили за Кубань.

Более недели рать Тимура передвигалась по выжженной земле. Кони и награбленный скот без провианта дохли. У Кубани стали лагерем на недолгий отдых, а потом штурм, в котором сам Тимур уже не участвовал, послал лишь двух внуков. Адыги яростно защищались, но силы были не равные. Тюркиты дошли до Анапы, разграбили ее и вернулись с добычей к Повелителю, который теперь расположился в районе Бештага81, там, где находилась южная резиденция хана Золотой Орды. Это живописное место с прекрасным климатом, с целебными источниками так понравилось Тимуру, что он оттуда даже не выезжал. Лишь сыновья и внуки были направлены в разные области Кавказских гор, где каждый стремился показать, что именно он достоин стать верным и надежным наследником, главой рода. И чтобы это подтвердить, каждый проявлял крайнюю жестокость, затмевая в этом даже доблесть Повелителя. Но количество жертв – вовсе не показатель. Главное, сколько богатств ты в стан Тимура доставишь. Вот и рыскают отпрыски по всему Кавказу.

Любимый внук Мухаммед-Султан был направлен в страну Буриберди, что меж Кубанью и Лабой, где через горную долину Архыз и Дамурц пролегал древний Шелковый путь до портов Сухума и Поти.

Именно Мухаммед-Султана Тимур считал наиболее одаренным из всего своего потомства, его он втайне готовил на свое место. С этим дальним прицелом, дабы заранее описать героический путь, Мухаммед-Султана сопровождают в горной экспедиции личные историографы Повелителя. Вот что они оставили нашим читателям.

«Многочисленные отряды Мухаммед-Султана, рассыпавшиеся по горным ущельям, нашли много крепостей и встретили яростное сопротивление кавказцев… В горных укреплениях и защищенных ущельях было много сражений… Разорили их крепости и милостью судьбы для победоносного войска стала несметная добыча из имущества неверных, … сколько пленных, а девушки – краше в мире нет». После этого похода пришли в запустение православные Зеленчукские храмы, и наступила гибель Аланской епархии.

Другой внук, тоже сын покойного первенца Тимура Джехангира, Пир-Мухаммед, направился чуть восточнее по Баксанскому и Чегемскому ущелью прямо до горы Эльбрус. По преданию, окружив в горах одно поселение, захватчики потребовали дань – шестьдесят девушек. Не желая такой участи, девушки бежали в лес, который молодой Пир-Мухаммед приказал поджечь, и все девушки, не сдавшись, там погибли.

Сын Тимура Мираншах был направлен в сторону Эльхотовских ворот. Там находился город-крепость Верхний Джулат, где предводителем был Пулад. Мираншах знал, что здесь находится Удурку, который скрывался после поражения на Тереке. Удурку, наместник Кавказа, командующий одним из корпусов в армии Тохтамыша, – потомственный чингисид-монгол, перед которым Тимур якобы преклонялся, на самом деле всячески истреблял.

Мираншах передал Пуладу ультимативное письмо отца – выдать живым Удурку. Пулад, уверенный в неприступности своей крепости, ответил: «У меня хорошо защищенная крепость и средства для войны приготовлены. Удурку нашел у меня убежище, и пока душа будет в теле, я его не выдам. И пока смогу, буду защищать и оберегать его».

В те времена северное предгорье Кавказа представляло собой густые леса, и, как записано в летописи, «от множеств деревьев и сплетенных ветвей туда с трудом проходил даже быстрый ветер». В таких условиях полчища тюркитов не имели возможности для маневра, и с помощью рабов и пленных была спешно вырублена просека от Терека до крепости длиной в двадцать километров.

Ценой огромных усилий и многих потерь город-крепость был взят, всех жителей поголовно вырезали, строения сожгли. Пулад, наверное, погиб, а вот «Удурку удалось бежать, он занял крепость Кабчигай, что на входе в Дарьяльское ущелье, и начал игру с жизнью».

И эту крепость захватил Мираншах. И отсюда Удурку умудрился уйти вверх по Обезской82 дороге, в сторону Грузии. Однако почти вся Грузия и тем более эта стратегически важная дорога была под контролем Тимура. У селения Абаса83 Удурку схватили, доставили в Пятигорье, где Тимур приказал заковать его в цепи, бросить в зиндан. Там он вскоре и помер от голода и холода.

Теперь целью Тимура стал Магас – самый крупный и богатый город на Северном Кавказе. Тимур знал, что защита города обескровлена, так как много воинов участвовало в сражении на Тереке в рядах Золотой Орды, и многие были в пехоте, значит погибли. Тем не менее, Повелитель осведомлен о силе защитников Магаса, поэтому велел сконцентрировать все войско в единый кулак. А для разведки и надежности в те края был отправлен самый опытный сын Омар-шейх. И тут случилось то, чего он никак не ожидал – Омар-шейх убит! Убит под Магасом. Это был страшный удар. За более чем сорок лет беспрерывных сражений у Тимура не было такой потери. Правда, умер первенец. Хотя Тимур и не может доказать, но уверен – это дело рук одной из его жен. Мать Джехангира умерла и наследника отравили. То горе Тимур едва пережил, утопил свою боль в чужой крови. А здесь, какие-то кавказцы сына умертвили и даже труп не отдают.

Великий эмир места себе не находил, пытался забыться в пьянстве. С трудом придя в себя, решил мстить: истребить под корень. А до этого надо разузнать, как же это случилось.

…Разведка доложила Омар-шейху, что от Магаса в сторону гор идет свадебная процессия с песнями и танцами. У кочевников-завоевателей право первой ночи с девушкой было обыденным явлением. И, как известно, это правило в некоторых местах действовало, но только не на Кавказе, где отношение к женщине, тем более девушке, особо щепетильное.

Омар-шейх этих традиций не знал, да и знать не хотел. По его велению тюркские воины окружили процессию, думая, что для любой девушки быть с великим принцем – особая честь. Кавказцы вначале не поняли, а когда поняли, оценили – плевок в самую душу. Засверкали кинжалы, полетели стрелы. Двух-трех пожилых горянок оставили в живых, да невесту Омар-шейх потащил в ближайший подлесок. Так бы все и прошло, вот только своеобразная нахская традиция многое изменила.

Не имеет права нахский жених показываться на своей свадьбе на глаза родных, особенно старших. А эта процессия шла из Алании в Закавказье, в сторону Грузии. И надо же было такому случиться: невестой была красавица Седа, а жених ее – наш знакомый Малцаг, который вместе с близкими друзьями ехал чуть позади, изредка останавливаясь, чтоб у очередного родника произнести благословенный тост молодым за бузой. Так они и сидели в очередной раз, когда вдруг услышали, а потом и увидели растерзанных землячек.

Будучи во хмелю, и без того темпераментные кавказцы бросились бы спасать посрамленную честь. Но во главе их – жених Малцаг, хоть и молод, да не раз уже бит, а вместе с ним местные смельчаки, которые к тому же прекрасно ориентируются в непроходимых лесах. Спешно двинулись они по дороге, что шла вдоль реки. И надо же, вновь судьба: Малцаг узнал сына заклятого врага, а Омар-шейх – недобитого иноверца. И могли они на равных сразиться, но Омар-шейх вспомнил тюркскую поговорку: «В чужом курятнике любой петух проиграет…». От двух стрел спасла его кольчуга, и он уже был на коне, почти исчез из поля зрения, как Малцаг выпустил стрелу прямо в горло.

Где-то к полуночи Малцаг постучал в центральные ворота Магаса. Здесь масса беженцев из западных областей Кавказа, город на замке, на особом положении. Все знают, какие бесчинства творил Тимур по пути своего следования. Правитель города пожилой Гайрах уже какую ночь не спал, думая о надвигающейся опасности. А тут охрана доложила о новой неприятности. Ладно, все знают, что Малцаг – личный враг всесильного и жестокого Тимура, и, хотя он смелый воин, а то, что, женившись, засобирался восвояси, многие приняли как трусость. Но он вернулся, и не просто так, а как только он, отчаянный, мог – вместе с убитым сыном бесчеловечного Хромца.

Было над чем Гайраху задуматься. С одной стороны, как убийца сына Тимура, Малцаг – повод для нападения. Да Тимур, или, как его уже называли, Тимур-ленг84 – Тамерлан, и без повода все разоряет. С другой стороны, Малцаг – соплеменник, гость, воин, а теперь и женат на дочери достойного мужа Магаса. В общем Малцага, его невесту и дружину в город пустили. А Омар-шейха сам Гайрах решил по-человечески в пригородном лесу захоронить, так чтобы и перед Богом было справедливо, да и сам Тимур его благородство оценил.

Ждать пришлось недолго. Скоро под стенами крепости объявился сам Тимур, а рядом не кто иной, как незаконнорожденный сын Гайраха, Тума, или, как он сам теперь себя называет, Мухаммед.

– Выдай Малцага и труп Омар-шейха, – потребовал Тимур.

– Гость – святое, – ответил Гайрах.

На Кавказе положено выразить соболезнование даже врагу. И, надеясь на благородство грозного пришельца, Гайрах вместе с другим сыном выехал из крепости, чтобы показать Тимуру, где и с какими почестями захоронен Омар-шейх85.

Тимур не верил в смерть сына, пока не увидел его труп. А как увидел, понял, что все смертны, упал на колени, рыдая. И Гайрах, как хозяин этих земель, пытался его успокоить:

– Смирись, смирись с волей Божьей, – тоже плакал кавказец.

– Ты тоже смирись! – вдруг вскочил Тимур и на непонятном для Гайраха языке что-то сказал.

В тот же момент воины Тимура сбили Гайраха и его сына с ног, связали и бросили в ту же могилу.

– Так чей ты сын? – слащавым голосом обратился Тимур к другому сыну. – Тума ты или Мухаммед, мой сын или его?.. Что стоишь? Иль прыгай туда, иль закапывай, оставаясь со мной и главой Магаса.

Пока погребаемых было видно, и они кричали, а потом лишь земля шевелилась, Мухаммед закапывал медленно, пытаясь скрыть слезы, а когда черный слой благодатной земли покрыл этот позор, он стал действовать с усердием, стараясь выслужиться перед Тимуром.

– Хвала тебе, о Повелитель! Я вечно твой! И тем горжусь!

– Гордость мужчины – воинская доблесть, – постановил Тимур, – и ты это должен делом подтвердить.

На следующий день несметное полчище тюркитов окружило крепость Магас. Под своим штандартом появился сам Повелитель. И хотя зрение с годами ослабло, ненавистного врага он не увидеть не мог, тем более что молодой, стройный дерзкий Малцаг стоял на самой высокой башне крепостной стены и с вызовом размахивал огромным красно-белым флагом своей страны.

– Сдайте этого Малцага, и мы вас пощадим, – повторил условие глашатай тюркитов.

– Малцаг – наш Турпал86!

– Мухаммед, – негромко произнес Тимур. – Теперь ты здесь законный хозяин, поди и утихомирь этих людей

Тума-Мухаммед и впрямь подумал, что он хозяин, вместе со своей свитой по-барски двинулся к воротам. Лишь щиты и удача спасли от стрел.

– Да, подобру они тебя не понимают, – сжалился Тимур над побледневшим от страха Тума-Мухаммедом. – А, по правде, народ везде такой неблагодарный. Их надо силой, силой и беспощадностью давить. Вот тогда они любят, уважают и ценят… Понял, Мухаммед?

Услужливо кивая, тот в ответ что-то пробормотал.

– Ну, раз понял, выдвигай вперед своих воинов. А мы подсобим.

Великий эмир дал команду к бою. Загремели фанфары, забили барабаны. Пошли кавказцы на кавказцев, а сзади войско Тумы подпирают тюрко-монголы, не дают им отступать, тоже силой оружия давят их к стене, откуда летят стрелы, камни, раскаленная смола. Этот короткий зимний день завершился так: сам Тума-Мухаммед, будучи позади под надзором богатуров Тимура, остался в живых, а большинство его воинов после братоубийственного боя остались лежать под стенами Магаса, родной столицы.

На следующий день Тимур отдал приказ своей рати и особое поручение:

– Этого рыжего смельчака Малцага – живого, их красно-белый флаг – к обеду, к ногам.

Не только к обеду, но и к вечеру завоеватели не смогли одолеть даже водяной ров, окружавший город-крепость с двух сторон. А там, где были русла рек Сунжи и Мартанки, до того отвесный крутой береги и еще стена, что все усилия оказались тщетны.

Под покровом долгих зимних ночей Тимур надеялся послать к крепости своих китайцев-минеров, чтобы они подложили под опорные стены взрывчатку. Но дозорные Магаса были начеку. И ночами захватчикам было не до отдыха: из леса, с тыла, с самых неожиданных сторон налетали небольшие повстанческие отряды горцев и нападали на них.

Поняв, что одним нахрапом Магас не взять, Тимур, как при осаде больших крепостей, вынужден был обратиться к инженерной мысли, благо кругом леса много. Были изготовлены деревянные щиты и помосты через ров, очень много лестниц в высоту крепостной стены. Со всех четырех сторон начался в один день яростный штурм. А в двух-трех местах тюркские воины смогли забраться на стену и уже, было, закрепились, ожидая поддержки стотысячной армады. Однако в это время кавказцам пришла помощь из леса. Пришлось Тимуру срочно менять план действий. Пока шли маневры, осажденные сбросили кочевников со своих стен. И когда к вечеру команда Повелителя забила отбой, на центральной стене Магаса, как всегда, вновь появился бесшабашный Малцаг с красно-белым флагом.

Еще три дня Тимур безуспешно атаковал Магас. Потом объявил передышку: по опыту он знал, что таких отчаянных защитников легче брать не в бою, а измором. Да к тому же он ждал, пока прибудут катапульты, доставляемые из южного Азербайджана. Эти адские машины уже прошли через Дербент, а потом вдруг пропали на просторах Дагестана. Вскоре обломки катапульт обнаружили в Каспийском море.

Это не остановило Тимура. Недалеко от Магаса стали строить огромную передвижную башню на колесах, которая по высоте должна была бы соответствовать уровню крепостной стены. Такая таранная техника впервые была применена ассирийцами и за две тысячи лет мало чем изменилась.

В пологом наклоне в сторону крепости была выложена из камня ровная дорога. По ней как-то утром, когда был крепкий мороз, и мир сиял от снега и солнца, покатили тюркиты с шумом и боем свой стенобитный аппарат. Уперлась башня в крепость, как и просчитали инженеры. Побежали воины по этапам вверх. Их много, и они – как нескончаемые потоки муравьев, будут через трупы своих же все рваться и рваться к добыче. И никто их не сможет остановить. Против башни средство одно – поджечь. И защитники Магаса это ловко свершили: полилась со стен зажженная нефть.

Было о чем Тимуру подумать. Ведь если говорить о его гении, то военным гением он, безусловно, был. И этот злой гений в нем просыпался лишь тогда, когда он играл в шахматы. Однако его соперник, Молла Несарт, сейчас не в почете – под «домашним арестом».

– Позовите старика-шахматиста, – повелел как-то ночью Тимур. – О, как ты бледен! Что ж ты так осунулся? – сжалился он над Моллой.

– Посмотрел бы я на тебя, если бы на твой Самарканд такая же саранча напала.

– Я сам на Самарканд раза три нападал… – усмехнулся Великий эмир. – А теперь краше города нет. И с тех пор, как я на троне, в моем государстве нет мора.

– Гм, – в свою очередь попытался усмехнуться Молла. – У Всевышнего хватило ума не послать Самарканду сразу два несчастья.

– Ха-ха-ха, опять дерзишь? Недоволен мной? А ты ведь знаешь, что в этом мире все предписано Богом, и власть дана сильнейшему.

– Ты – людоед, – гневно процедил Молла.

– Эй, ты, старый Несарт, – грозен стал Тимур, – мне кажется, что котел твоей башки бурлит всякими мыслями, подобными перцу. Я вижу, варево перепрело, и пора котел снять с очага.

– Хм, – выпрямился Молла Несарт. – То, что ты людоед, знают миллионы людей, которых ты безвинно казнил. Быть с большинством людей – удел раба Божьего… Я не могу терпеть, видя, как ты истребляешь мой народ. Согреши в миллион первый раз – это лучше, чем тебя видеть.

– Ишь чего захотел? – вплотную придвинулся Повелитель. – Что ж ты как баба заскулил, еще слезу пусти, – видя, как у Моллы увлажнились глаза, говорил он. – Стань мужчиной, защити свой край! А мы ведь ровесники. Иль не дано, в штаны напустил?

Задрожал от негодования Молла Несарт, сжал от бессилия кулаки.

Левой здоровой рукой Тимур грубо схватил бороду Моллы, рванул к себе, но в последний момент одумался.

– Ты настоящий кавказец, мужественный человек, – как бы играючи, потрепал он седую бороду Несарта и, следом тронув свою, – а моя, в отличие от твоей, жиденькая.

Он замолчал, искоса глядя на поникшего Моллу.

– Почему ты не сказал «как у козла»? – непонятно, издевается Тимур или нет.

– Потому что сам это знаешь.

– Хе-хе, я сегодня добр. Впрочем, к тебе я всегда благосклонен, – и вдруг иным тоном. – А хочешь помочь своим людям?

Молла Несарт молчит, хочет посмотреть в глаза Повелителя, а они по природе узкие, и с годами тяжелые веки нависли, так что ничего не понять.

– Так хочешь или не хочешь?..

– Почем вопрос?

– Выиграешь в мои стоклеточные шахматы – уйду отсюда с миром и навсегда.

– А проиграю?

– Не обессудь, судьба.

После Тимурова сна у Москвы они не только не играли, даже не виделись. Эта игра была, как всегда, упорной. И если в обычные шахматы Молла Несарт играл явно лучше, то в игре по правилам Повелителя случалось, когда как. И на сей раз игра длилась долго. Тимур сдался, но не было на его лице привычной злости от проигрыша.

– Ну что, твоя взяла, – миролюбиво развел руками Повелитель. – Видит Бог, придется уйти… Только вот что, – Тимур по-дружески взял Моллу Несарта под локоть. – Ты, я надеюсь, останешься при мне. А то с кем я буду играть? Кто мне в глаза правду скажет, кроме тебя? Твою победу надо отметить. Пир! – приказал он.

Во время царского застолья он усадил Моллу Несарта рядом с собой и, пытаясь перекричать музыку, на ухо, твердил:

– Ради нашей дружбы я должен оставить добрый след на этой земле, должен что-либо достойное построить… Что ты не пьешь? Пей, все грехи на себя беру. Хе-хе, как ты сказал, миллион первый будешь… А ты мне в добром деле помоги, надо построить канал, в память обо мне.

– А зачем канал? – удивился Молла Несарт.

– Тайна, – великодушен сегодня Повелитель. – Ты свой прибор-астролябию достань, помоги моим инженерам.

– А с миром уйдешь? – пытается в его глаза заглянуть старик Молла.

– Ну, что за вопрос, – недовольно насупился Повелитель.

В последующие два-три дня никакие боевые действия не велись. В лагере Тимура царила атмосфера скорого перехода. Под влиянием этого настроения Молла Несарт и прикрепленные к нему специалисты подробно исследовали топографию обширной местности. Ни он, ни, наверное, остальные не знали замысла Повелителя. А он был зловещ. Ведь вокруг Магаса, то здесь, то там, просто фонтанирует из-под земли черная нефть. Используя ее, жители Магаса успешно обороняются.

«Так почему же эту горящую нефть не пустить на тот же Магас? Всего этого добра здесь в избытке», – по-военному мудро решил Тимур.

Имея стотысячную армию и множество рабов, можно было бы и в емкостях доставить черную жидкость. Но, просчитав все, Тимур понял, что это несподручно, займет много времени, а толку будет мало.

«От нефтяного фонтана надо отвести канал до рвов крепости. Нефть легче воды – пусть горит все черным пламенем», – так думает великий стратег.

А когда под самый конец замеров Молла Несарт наконец-то понял замысел Тимура, было уже поздно: он собственными руками вырыл могилу осажденным – Магас приговорен.

Вслед за инженерами и землемерами, стали землекопами тысячи тюркских воинов, пленных и рабов. До наших дней дошло предание под названием «Ров Тамерлана», где сказано, что захватчик вырыл огромный ров в поисках своего сына. И это правда, он заставил вырыть ров в поисках средств мести за сына. И по этому каналу, берущему начало у фонтанирующего источника нефти, до самого Магаса потекла зажженная черная смесь. Все погрузилось во мрак, снег в округе стал черным. Защитники и жители Магаса были обречены. Первым делом загорелись обшитые железом деревянные ворота. И даже сквозь них тюркиты не могли пройти: не только мужчины, но и женщины стояли насмерть.

На вторые сутки огненный жар дошел до глубинных древесных опор, они изнутри загорелись, и среди ночи, когда от мороза деревья в лесу трещали, раздался иной грохот: рухнула каменная стена. Тимуру об этом доложили, и он с нетерпением ожидал рассвета, чтобы начать последний штурм. Но его опередили: из самого Магаса выдвинулся боевой отряд. Силы были неравные, кавказцев побили и потеснили обратно. Был слух, что кое-кто сумел рекой в горы уйти, но таких было мало.

На рассвете в уже обескровленный город хлынули полчища диких варваров.

– За живого раненого Малцага – сто тысяч, за его голову – пятьдесят тысяч, – объявил Повелитель.

Началась резня, убивали поголовно всех. Здесь рыжих и иных нет: все чумазые, в копоти, и без разбору головы летят. Всех мужчин и взрослых женщин перебили. За детей и юношей схватка: очень дорогой и ходовой товар на рынке рабов. Потом еще два дня грабили. После этого вспомнили об обещании Повелителя: головы отмывали в реке.

– Красивых – ко мне, – наконец закончил эту вакханалию Повелитель. – У остальных, всех – и живых, и мертвых, правые уши отрезать, пересчитать.

Из этих ушей получилась целая гора. По данным одних источников их было пятьдесят тысяч, по другим – двести тридцать. Это было поголовное истребление населения, гибель цивилизации.

И Повелитель тоже горько плакал, но, конечно, не по погибшим кавказцам, его печаль – прощание с родным сыном Омар-шейхом. Уйгурские мастера закончили процедуру бальзамирования. Пышная траурная процессия должна доставить тело сына Повелителя в Самарканд, где искусные зодчие уже изготовили усыпальницу.

Последний момент, и инкрустированный золотом и алмазами эбонитовый гроб будет закрыт. Все громко плачут. Под конец заупокойная молитва, стоит глубокая тишина, а откуда-то доносится истерический вопль, от которого сам Повелитель встрепенулся. Оказывается, это Молла Несарт кричит, волосы на себе рвет, убивается по погибшим.

– Доставить сюда, – повелел Тимур.

Буквально на руках притащили корчащегося в страданиях Моллу.

– Ты изверг, варвар, ты не человек, ты Тамерлан! – хотел было броситься он на Великого эмира, но старика сбили, и он, жалкий, скрючившись, все еще рыдая, содрогался у ног владыки.

– Кто его выпустил? – спросил Тимур и, даже не расслышав ответ. – Казнить.

Над Моллой блеснул меч.

– Стой, дурень! Я велел казнить тех, кто его охранял, – крикнул Повелитель. – А этого, – он легонько пнул носком сапога Несарта, – привести в порядок, я желаю в шахматы играть.

В подчинении визиря воды, кто отвечает за покой Повелителя, палачи, врачи, всякие знахари и колдуны, дервиши, как духовные наставники, повара, опийных дел мастера и конечно же евнухи. Морально Молла Несарт давно подавлен. Надо на короткий срок подавить физически, и для этого подвергают жестокой боли, и не раз. После чего ты готов на все, лишь бы не эти страдания. И в контрасте с этим расслабляющий массаж под сладкую музыку, тут же читаются стихи о блаженной жизни. Опийный дым витает в шатре. Ему преподносят всякие кушанья, а в них подмешан дурман. Все это сопровождается танцами живота от красивых райских гурий…

– Ты не выразил мне соболезнование по поводу смерти сына, – с осуждением заговорил Великий эмир.

– Ты прав, Повелитель, – склонился Молла Несарт. – Даже врагу мы обязаны соболезновать. Прими мое соболезнование. Но ведь погибли десятки тысяч моих соплеменников, а ты тоже молчишь.

– О, о чем ты говоришь?! Почти каждый день я теряю до тысячи верных соратников, а разве ты об этом вспоминал?

– Они, как ты, – захватчики. Пришли сюда грабить и убивать, и нет им ни моего, ни тем более, Божьего прощения.

– Ну, в какой высокий ряд себя поставил, – видно, и Повелитель не плохо время провел, хорошее у него настроение. – И раз ты упомянул Бога, то все мы под ним ходим, и что бы ни произошло, предписано Им.

– Не твоим устам о Боге говорить и свои бесчеловечные дела за Его спиной прятать.

– Ну-ну-ну, опять дерзишь. Видно, плохо мой визирь поработал, – Повелитель похлопал Несарта по плечу. – Видел я, как ты с девчонками развлекался… Не ожидал, не ожидал от тебя такой прыти. А ведь Он, – Повелитель ткнул пальцем вверх, – небось, тоже все видел… Какой грех, какой харам?!

С явной усмешкой оглядывая Моллу, Повелитель несколько отошел и с издевкой в тоне:

– Ладно, прощаю, прощаю, если извинишься за Тамерлана.

– Хм, ты себя уже вровень с Богом ставишь? – не без вызова и ответ Несарта.

– По крайней мере, я сильнее всех, с кем бы ни боролся.

– Отвечу тебе словами Пророка, мир ему и благословение: «Храбр тот, кто одолел себя, а не тот, кто победил другого».

– Жизнь – это борьба, – повысил голос Великий эмир, – по-моему, мой визирь переусердствовал, и ты еще от кайфа не вернулся в жизнь.

– Вот именно, не вернулся, – в тон ему пытается отвечать Молла Несарт. – А давай-ка оба вернемся в бренную жизнь. Давай, я тебе покажу, что ты натворил.

Молла Несарт схватил его руки, потянул к выходу.

– Ты хочешь показать мне жизнь? – спрашивал Повелитель, а сам, словно под сильным внушением, поддался зову старца.

Они вышли из шатра. На плечи Тимура накинули шубу из горностая. Несарт такой чести не удостоился.

– Вели подать сани, реальная картина жизни недалеко, – распоряжается Молла.

День был пасмурный, холодный, ветреный. Накануне, выпавший обильный снег не мог скрыть ужас прошедшей битвы. Густой лес, тесно напиравший к долинам рек, выглядел мрачным, неприступным, неживым. Все было сонно, тихо, будто в послебуревой дремоте.

Они ехали недолго, быстро, по наклонной, в те места, где еще, казалось, теплилась жизнь, по крайней мере, там еще клубился дым.

– Поворачивай туда, – приказал Молла Несарт.

У тюрко-монголов одно хорошо: после сражений они обязательно закапывают своих воинов в общей могиле – кургане. Но после такого побоища не разобрать, где свои, а где враги, и поэтому в огромную яму кидают всех и все, в том числе останки животных и оружие, что невозможно увезти в Самарканд.

– Пошли, – довольно проворно Молла Несарт соскочил с саней и пошел, пока не остановился у помойной ямы.

– Смотри, смотри. Не зажимай нос! – требовал Несарт. – Видишь эти тысячи человеческих голов? Они, как и твоя голова, были полны стремлений и стараний в собирании земной жизни. Они усердствовали в накоплении богатств, в строительстве земной жизни, растили детей и молили о долгой и счастливой жизни. Сегодня ты видишь, они гниют, тела их истлевают. И все равно тебе неймется. В эту же могилу сливают помои и остатки с твоего пиршеского стола, – это та вкусная еда, ради которой ты ухищряешься, зверствуешь, вырывая ее у других… Вот к чему приводит твоя жизнь и твоя борьба! Ты сегодня горько оплакиваешь своего сына. А кто поплачет над ними? Ты ведь всех истребил. Помолись за них, поплачь над ними, проси прощения, изменись, стань, наконец, человеком.

– Ву-у-у! – завыл тоскливый ветер, где-то в лесу заплакали шакалы, от страха шарахнулись лошади, черным одеялом вспорхнула туча ворон, пошел косой, редкий, колючий снег, который, падая на мерзкий грунт, отбивал неровный пульс земной жизни.

– Ты меня хочешь разжалобить, несчастный старик, – сухо процедил Великий эмир. – Все предписано судьбой, и моя жизнь – это борьба с неверными, и за чистоту веры.

– Ты изверг, – прошептал Молла Несарт.

– Что? – хмурая, глубокая ложбинка вкривь пролегла на переносице Тимура, он грозно сделал шаг вперед, и, казалось, еще мгновение и Молла Несарт полетит в помойную яму, да, видно, не судьба. Послышался резвый стук копыт, лишь особо важный гонец имел право общаться напрямую. Совсем юный воин загодя осадил коня, молнией соскочил, сделав пару шагов на кривых коротких ногах, бросился на колени:

– О Повелитель, объявился Малцаг, красно-белый флаг, он напал на нас в горном ущелье.

– Коня, коня! – взревел Великий эмир.

Как и юный гонец, он так же лихо хотел оседлать подведенного серо-белого жеребца, ногу до стремени не дотянул, его охранники чуть подсобили, он их грубо отпихнул, хотел сам, поднатужился и не смог, вновь ему помогли, а он как сел в седло, со злостью хлестнул их кнутом по лицам. Никто руки не поднял, даже не шелохнулся.

– Эй ты, дряхлый старик, – свысока бросил он Молле Несарту, – ты, видать, нашу сказку забыл: волк козленка не съест – сам заблеет. Понял? – молодой жеребец рвал удила, в исступлении бил копытами. – А башка этого рыжего урода, впрочем, как, быть может, и твоя, тоже будет в этой помойке скоро валяться.

– Всевышний не скор, – хочет, да не может голос Моллы быть твердым, по-старчески слаб, но он продолжает. – Вот и снег пошел, – он блаженно ухмыльнулся, развел руками, словно молясь. – А твою сказку забыл, зато про твой сон вещий и твою башку, Тамерлан, вспомнил.

– Ах ты, подлец! – свистнул кнут. Хватаясь за голову, старик упал. Следующий свист – по крупу коня. – Вперед, за мной! Ура!

– Ура-а-а! – многотысячный дикий вопль, аж снег с деревьев пал, вновь черной тучей вороны взлетели.