Читать книгу В огненном плену - Карен Мари Монинг - Страница 6

Легче сбежать, Заменив эту боль онемением[1].

Дэни

Итак, я несусь по улицам Дублина – оставив «Хамви» Риодана, чтобы у него было одной причиной меньше отправиться на мои поиски (хотя не то чтобы ему нужны причины, Риодану просто нравится портить мне жизнь), и пытаюсь расставить приоритеты в своих планах на будущее.

В верхних строчках моего списка стоит выяснение того, как спасти Кристиана от Алой Карги; распечатка так необходимого «Дэни дейли», чтобы ввести народ в курс последних событий; спасение людей, пойманных убийственным ледяным штормом, и одновременно разработка новых и действенных способов позлить владельца «Честерса».

После этого идет пара десятков подцелей, с порядковыми номерами которых у меня возникают проблемы, например: познакомиться с новым Хевеном в аббатстве; протестировать оружие Танцора против Папы Таракана; выяснить, кто собирает припасы и куда их складывает, чтобы устроить на это место налет; сделать новые нычки, которые никто не сможет отыскать; устроить большой капец Джо и Риодану.

Проблема в том, что я хочу сделать разрыв Джо и Риодана первым пунктом своего списка, а это глупо, потому как ничего, кроме личного удовольствия, мне это не принесет, а что касается личного удовольствия, я уже начинаю видеть паттерн: стоит мне вспрыгнуть на поезд мгновенного вознаграждения, как он так или иначе вместе со мной сходит с рельсов. Но черт побери, он ее не заслуживает! Они вообще играют в разных лигах, а когда я увидела, как они сегодня обжимались у костра, моя голова готова была взорваться!

Вторая проблема в том, что я постоянно врезаюсь в снежные наносы, а это выбивает меня из сверхскорости и напрочь лишает концентрации. Так что, раз уж мой вторичный список никуда не продвигается, а составить его для меня куда важнее, чем быстро попасть в какое-нибудь конкретное место, я выпадаю из стоп-кадра и начинаю пробираться по покрытым ледяной коркой заносам.

Вот гадство, я и забыла, как тут холодно!

На сверхскорости я вибрирую слишком быстро, чтобы это ощущать. А в замедленном варианте мое дыхание замерзает в воздухе, а глаза леденеют, как креветочный коктейль в морозилке.

Я морщусь, когда понимаю, где я: Темпл Бар, неподалеку от «Книг и сувениров Бэрронса».

Я редко хожу по этим кварталам. Пусть я сегодня в аббатстве и победила одного из самых худших Невидимых всех времен, но тишина и запустение там, где когда-то билось сердце буйной, полной крайка Темпл Бар Дистрикт, убивает мое хорошее настроение всякий раз, когда я с этим сталкиваюсь.

Я не могу забыть, какой была эта часть города раньше: народ повсюду смеется и развлекается, музыканты играют на улице, собирая мелочь, сияют фонари, тут и там – всплески разноцветного неона, и пахнет цветами, травой, и, ох, чтоб меня, потрясающими сосисками с картофельным пюре, и густым ирландским рагу, и всей той разнообразной едой, которой я уже сто лет не пробовала! Мне хватало скорости, чтобы заскочить внутрь и стащить с любой тарелки все, что я захочу. Это было самое потрясающее в мире место, где приключения поджидали за каждым углом.

А мысль о том, что до Мак всего пара кварталов и, если я влечу к ней в дверь, мы вместе отправимся зависать и убивать всякую гадость, делала жизнь практически идеальной. «Книги и сувениры Бэрронса» были моей Меккой, Мак и Бэрронс – эпическими собратьями-крестоносцами, а город – потрясным полем боя.

И я хочу вернуть свой Дублин.

Хочу, чтоб этот проклятый лед исчез.

Хочу, чтобы пабы открылись, чтобы улицы сияли от газовых фонарей, отражающихся в мокрой мостовой, чтобы люди смеялись, радуясь жизни, везде, куда я ни повернусь. Я хочу носиться повсюду на велосипеде, расследовать всякие разные дела, и чтобы мне было четырнадцать, чтобы я зависала с Танцором и боготворила девчонку, которая отнеслась ко мне как к сестре.

Угу, а люди в аду хотят ледяной водички.

И вот, застыв на секунду, чтобы всем этим загрузиться, я ощущаю спиной кончик чего-то острого и тонкого.

– Брось меч, Дэни, – говорит Мак за моей спиной.

Желудок сводит, и меня немедленно начинает тошнить. Какого черта, я что, призвала ее силой мыслей? У меня проклюнулся еще один ши-видящий талант, о котором я не знала, который до сих пор был латентным? Надеюсь, что нет! Иначе мне никогда не избавиться от Риодана! Я постоянно на него злюсь, а значит, постоянно о нем думаю. И стоит мне это осознать, как я понимаю, что получила железобетонное доказательство отсутствия у меня новой суперсилы, потому как, эй, будь она у меня, Риодан уже оказался бы рядом. Я решаю, что у меня галлюцинации от недостатка сна и вынужденной передозировки Джимми Хендрикса и «Блэк Саббат». Которая начиналась уже с половины трека того и другого.

Словно Мак действительно может подобраться ко мне сзади, а мой суперслух меня об этом не предупредит. Словно она вообще выйдет в ночь без своего МакОреола. На мне надет мой шлем, и я точно знаю, что он очень яркий. Если бы Мак стояла за мной, света было бы вдвое больше, чем сейчас.

– Ага, щас. Как будто я на это куплюсь. – Я хихикаю.

Во всем виновато мое гиперактивное воображение.

Острый кончик сильнее вдавливается мне в спину. Я замираю и медленно втягиваю воздух. Мне знакóм запах Мак, и это действительно она. А на крышах начинается сухое чириканье, нарастая, словно звук, издаваемый тысячей хвостов гремучих змей, от чего меня тошнит еще сильнее. Мне не нужно смотреть, чтобы узнать, что там. Да, Мак действительно стоит у меня за спиной, и она же притащила на буксире странный антураж. Те несколько раз, когда я встречала ее в последнее время, за ней таскалась стая Невидимых ЖЗЛ – Жрущих Зомби Личей, как я окрестила тощую касту в темных плащах, скользящую по воздуху и предпочитающую гнездиться на крыше книжного магазина. Они следовали за ней, как огромные черные вороны в ожидании сочного трупа, который можно будет расклевать.

Нет уж, это точно будет не мой труп.

Я вытаскиваю протеиновый батончик, срываю обертку и засовываю лакомство в рот, чтобы немедленно ощутить прилив энергии. Я никогда не бегу от битвы: поджать хвост и свалить не в моем характере. Проблема в том, что я знаю только два способа драться: убивать чисто или убивать грязно, – оба включают в себя убийство, если только я не дерусь с гадским Риоданом, который может выдернуть меня из сверхскорости и надрать мне зад.

Ни за что на свете я не убью Мак. Поэтому выбираю Дверь Номер Два, которой никогда не пользовалась, и бегу. Только ради нее.

Я поспешно черчу в голове план улицы и набрасываю сетку координат, насколько это возможно с учетом снега и льда. Прищуриваю глаза, максимально сосредоточившись, и делаю стоп-кадр. Ничего не происходит. Мои ноги словно примерзли к месту, и я до сих пор ощущаю спиной кончик копья Мак.

Мои суперсилы в третий раз испарились в самый неподходящий момент. Ну о-фи-геть! Что за совпадения? Какого черта это повторяется?

– Я сказала, брось свой меч.

Я шумно выдыхаю. Не потому что мне себя жалко. Жалость к себе – бесполезная эмоция. Она всего лишь продолжает во времени травму, заставляет ее существовать в вашей голове. Чуваки, вы это уже пережили. Двигайтесь дальше.

Но есть такие вещи, которые мне хотелось бы изменить, к примеру, чтобы Ро не забирала меня в аббатство после смерти мамы, не сделала меня своим личным ассасином, не научила меня убивать прежде, чем я сама разобралась, что считаю правильным и неправильным, потому что когда ты реально выясняешь свои «правильно» и «неправильно», они могут оказаться полной противоположностью тому, что ты делал, – и тогда в голове образуются те еще минные поля. Винá, сожаления – понятия настолько чуждые мне, что я даже не знаю, как они пишутся, – я почти тону в них всякий раз, когда смотрю на Мак.

К счастью, она сейчас стоит у меня за спиной, и мне не приходится думать о том, как она похожа на свою сестру, меня не лупят изнутри воспоминания о ночи, когда я последний раз видела Алину: она стояла на четвереньках в переулке и умоляла меня не дать ей умереть.

– Мелкая, серьезно, бросай. Я не стану больше повторять.

– Я тебе не мелкая. Чувиха.

– Даниэлла.

Черт! Она же знает, как я ненавижу это имя! Я испытываю свою способность делать стоп-кадр. Она все еще отсутствует. И невозможно предугадать, сколько времени пройдет, прежде чем она вернется. Пять секунд. Пять минут. Возможно, пять часов. Я понятия не имею, отчего так происходит, и это начинает всерьез меня загружать. Я оборачиваюсь к Мак лицом, откинув полу плаща, держа руку на рукояти своего меча, напрягаюсь, чтобы не вздрогнуть всем телом, и все равно дергаюсь.

Она не похожа на Мак, которую я встретила год назад. Гламурная девушка превратилась в грациозную воительницу. Когда Мак приехала в Дублин, она была красоткой; сейчас она стройная, сильная, прекрасная. Однажды Мак сказала, что я симпатичная и когда-нибудь вырасту в такую же красавицу, как она. Можно подумать, мне не наплевать на подобные вещи!

Но о чем думала Мак, угрожая мне копьем и отдавая приказания? Она же не может знать, что я застряла на медленном ходу. Никто не знает, что со мной это случается. Черт, не хватало еще, чтобы узнали!

Мак смотрит на меня, ее зеленые глаза сузились от ярости. И она имеет право меня убить. Будь на моем месте кто-нибудь получше, он мог бы ей немного помочь, из-за вины и угрызений совести. Но я не такая. Я каждый день просыпаюсь с единственной целью: жить. Любой ценой. Смерть сможет наложить на меня свои костлявые лапы, лишь переступив через мой труп.

Я размышляю о том, есть ли у Мак новые умения ши-видящей, о которых я не знаю и которые позволяют ей нападать на меня вот так, холодно и уверенно. Моя суперскорость гарантирует победу в битве против другой ши-видящей, если только я не ошибусь, а я не ошибаюсь. А еще на Мак нет МакОреола, и это просто не укладывается у меня в голове. Никто не ходит по Дублину в темноте. Даже я. Но, может, ЖЗЛ на крышах стали частной армией Мак, защищающей ее от Теней и прочей разнообразной дряни?

Я хмурюсь, когда меня посещает другая мысль. Мак решила потребовать у меня «око за око» во всех грязных деталях?

Темная улица поблизости – имеется. Я – имеюсь.

Голодные Невидимые – имеются.

В моей голове мелькает сценка: я умираю так же, как Алина. Эта картинка буквально горит в глазах у Мак.

Я хочу сказать ей, что месть – это дьявол, которому лучше не поклоняться. Уничтожая своего врага, ты сам становишься им.

«Ты отведешь эту девку на улицу с южной стороны от реки Лиффи. Невидимые встретят тебя там». Голос Ро все еще порой звучит у меня в голове, несмотря на то, что мы сожгли ее тело и сбросили пепел в море. Это не призрак, просто тень воспоминаний, все еще плавающая в глубине подсознания, где я держу бóльшую часть того, что делала для Ро, когда жила в аббатстве.

Зачем? Я хочу задать Мак вопрос, но она касается моего лба чем-то мокрым и плохо пахнущим и бормочет слова, которых я не понимаю, а потом я не могу говорить.

«Я знаю, что ты там. – Голос Ро доносится до меня словно издалека. – Помни ад, который тебе пришлось вытерпеть. Именно ты мне нужна».

Я не понимаю, о чем она говорит. Я же здесь. Смотрю на нее. Пусть даже мне кажется, что между нами миллион миль.

«О, дитя, – говорит она, – я и сама не смогла бы вырастить тебя лучше, расколов на полезные части. Когда я нашла тебя пятилетнюю, я знала, что Господь закалил для меня заготовку особого оружия. Именно для меня».

Старая мымра даже в датах путается. Мне было восемь, когда она нашла меня в той клетке полумертвой. Это был единственный раз в моей жизни, когда я хотела умереть. Считала количество вдохов. Размышляла о том, какой из них станет последним. И была целая неделя, которую я вообще не могла вспомнить, она просто выпала. С того дня как Ро забрала меня в аббатство, я начала путаться во времени, а потом оказывалась в незнакомом месте, не зная, как я в нем очутилась. Как правило, я еще и смотрела на то, что мне не хотелось видеть. А еще случалось, что я видела происходящее, но ничего не могла сделать, застревала рядом, словно в коляске мотоцикла, сидя в которой не могла ни рулить, ни прибавить газу. Тормозов в таких странных случаях просто не было. Я всегда лишь болталась рядом, приклеенная к сиденью. Как в ту ночь, когда убила сестру Мак. Это стало вторым из самых худших поступков, которые я когда-либо совершала, и я заново переживаю его в кошмарах до последней детали. Иногда я думаю, что это старая сумасшедшая мымра каким-то образом выбирала, показать мне то, что она заставила меня сделать, или закрыть это от моего сознания.

Но задерживаясь на этой мысли, я чувствую, что схожу с ума. Ненависть съедает того, кто ненавидит. Ро при жизни достаточно мне нагадила. Теперь она мертва, и если я позволю ей гадить мне и дальше, виновата буду только я, а она выйдет победительницей. Но даже из своей водяной могилы она умудрялась похищать часы, дни, недели моей жизни. Иногда, когда случается что-то особенно плохое, ты кладешь эту штуку в ящик и никогда больше его не открываешь, потому что она может стоить тебе остатка твоей жизни. Некоторые раны не заживают. Ты вырезаешь пораженную плоть и изменяешься.

– Брось меч, и я опущу копье, – говорит Мак.

– Ага, щас. А потом что? Прикажешь своей стремной армии Невидимых оттащить меня в переулок и сожрать? Нет, дай угадаю. Мы пойдем в «КСБ», заварим горячий шоколад, будем зависать и разговаривать?

– В общем и целом да. За вычетом магазина и горячего шоколада. И это не моя стремная армия.

– И о чем мы будем, типа, говорить? О том, что я убила твою сестру? Как по мне, это реально твоя стремная армия. Они повсюду за тобой таскаются.

Черт, так здорово снова увидеть Мак. Я по ней скучала. Сканировала каждое помещение, каждую улицу, надеясь ее обнаружить. И боясь, что обнаружу.

Мак вздрагивает:

– Может, ты попытаешься сформулировать это иначе? И они не моя армия.

– А зачем иначе? Все так и было, – с вызовом бросаю я. Это бесполезно: Мак никогда не сможет взглянуть на это иначе. Мои пальцы сжимаются на мече. – Я убила твою сестру. Вот так. Это факт, чувиха. Это не изменится. Я. Убила. Алину. Ты приехала в Дублин охотиться за ее убийцей. Так вот она я. – Я вскидываю руку и машу ею, на случай, если до Мак не дошло, если она почему-то меня не видит.

– Дэни, я знаю, что ты…

– Ты ничего обо мне не знаешь! – перебиваю я ее быстро и резко.

Я ненавижу фразы, которые начинаются с моего имени и продолжаются заявлениями – совершенно ошибочными – о том, что говорящий что-то обо мне знает. Эти фразы стоят в одном ряду с такими, как «Знаешь, в чем твоя проблема?». Ага, класс. Вот что такое «вопрос с подвохом». Следом за ним никогда еще не прозвучали слова, которые стоило бы послушать.

Я рычу:

– Ты меня слышишь?! Я сказала, что ты ничего не знаешь! А теперь убирайся с моей дороги и прихвати с собой свой фан-клуб!

– Нет. Это закончится. Здесь. Сегодня. И я уже сказала. Они. Не. Мои. – Мак искоса смотрит вверх и бормочет: – Эти Невидимые меня преследуют. Я пока не выяснила, как от них избавиться. Пока.

Мне тут же хочется очутиться в команде расследований дублинского новостного канала Х, задавать наводящие вопросы, погрузиться вместе с Мак в разгадывание потрясающей тайны, но те дни давно прошли, и шансы на их возвращение не выше, чем на то, что динозавры выжили. Я смотрю на Мак, и она отвечает мне совершенно фальшивым «я-не-собираюсь-тебя-убивать» взглядом, который должен подманить меня на расстояние смертельного удара. Но ее пальцы надежно сжимают рукоять копья. И она, как и я, легонько балансирует на пятках. Я знаю эту стойку: она предваряет атаку. Лицо говорит одно. Тело говорит другое. Я слушаю тело. Поэтому до сих пор жива.

На Мак сапоги на низких каблуках, модные, но совершенно не пригодные для того, чтобы ходить по льду. Сколько ни обновляй и не улучшай МакКайлу Лейн, часть ее все равно останется девчонкой, обожающей розовое, как ногти на ее руке, сжимающей копье.

И как мои кроссовки.

И даже в замедленном виде я бегаю быстрей, чем она сможет в этих своих сапожках. Мак ни за что не бросит в меня свое копье. И ни за что не опустит его в качестве жеста доброй воли. Она обращается с копьем так же, как я со своим мечом: мы не выпускаем оружие из рук. По собственной воле. Нет, ну я делала это ради горца, бóльшая часть которого стала Принцем Невидимых, но понятия не имею почему. Тут же единственной неизвестной переменной выступают жуткие Невидимые на крышах – явились ли они сюда, чтобы меня убить, или нет?

Есть только один способ это выяснить.

Я пытаюсь сделать стоп-кадр, но мотор даже не кашляет – мой аккумулятор мертвее мертвого. Словно больше нет машины, одни кабели, ведущие в никуда.

Я прыгаю на Мак и выбиваю ее из равновесия.

Она пытается удержать меня, но я подныриваю под ее руку и проскакиваю мимо. А когда Мак сзади хватает меня за плащ, оборачиваюсь и кусаю ее за руку. Не взмахиваю мечом, не бью. Впиваюсь в нее зубами. Как ребенок, у которого нет другого оружия.

– Ой! Ты меня укусила!

– Ух ты. Изумительная наблюдательность, Мак, – раздраженно говорю я.

Что я собираюсь сделать дальше – вцепиться ей в волосы? Тогда она может отвесить мне пощечину, сломав при этом ноготь, и мы с ней дружно начнем друг друга обзывать.

Одного только унижения из-за столь девчачьего поведения достаточно, чтобы заставить меня вытащить меч и убить Мак. Я просто не понимаю, как нормальные люди такое выдерживают. Призрачные ЖЗЛ над нами чирикают громче, но с места не двигаются.

– Отцепись от меня, дура! – шиплю я.

И пытаюсь вырваться, но Мак оказывается сильней, чем я думала.

В тот миг, когда я освобождаю плащ из ее хватки, Мак цепляется за мои волосы и тянет к себе.

– Ой! Ты дернула меня за волосы! – И это больно. Я предпочитаю сражаться на мечах, копьях, на огнестрельном оружии, на чем угодно, только не это.

– Ух ты. Изумительная…

– Заткнись! Придумай собственные оскорбления, если тебе хватит на это твоих…

– Наблюдательная Дэни. И я не дергала тебя за волосы. Я просто хочу тебя удержать. А ты пытаешься вырваться. Это ты дергаешь себя за волосы.

– …маленьких глупых мозгов! И конечно, я пытаюсь вырваться, дура ты такая! И отпусти мои волосы! – Я цепляюсь за ту же прядь, и некоторое время мы ее перетягиваем, а потом Мак отпускает мои волосы так резко, что я падаю вперед на четвереньки.

Я сразу вскакиваю, но тут же снова ныряю и быстро перекатываюсь – дважды, трижды, когда слышу свист ее копья за своей спиной. ЖЗЛ срываются с крыш, с шелестом и криками, как стая перепуганных грифов. Видимо, рассекающее воздух копье пугает и их.

На одну глупую, уязвимую секунду я приседаю у самой земли и не двигаюсь, пытаясь осознать случившееся: Мак действительно только что атаковала меня копьем, сделав очевидную попытку меня убить, то есть убрать с этой планеты, то есть покончить со мной навсегда. Похоже, я втайне даже от самой себя цеплялась за хрупкую надежду на прощение. Воздух за моей спиной словно становится холоднее от убийственной ярости, которая нависла надо мной. Если вы думаете, что эмоции не выделяют энергию, вы ошибаетесь.

Я вскакиваю на ноги, растирая щеки кулаками. Наверное, иней попал мне в глаза, когда я перекатывалась, и вызвал это жжение и слезы.

Я срываюсь на бег.

Мой рюкзак камнем падает с плеч. У, черт, Мак упустила меня, но, когда я уклонилась, поймала лямки моего рюкзака, а в нем вся моя еда! Я не знаю ни единого магазина в радиусе пятидесяти миль, где можно было бы найти продукты на полках. Моя сверхскорость вернется, а когда она вернется, мне срочно нужно будет подкрепиться. Я скольжу по льду, останавливаясь, и поворачиваюсь, чтобы забрать рюкзак.

Мак стоит, поставив на него одну ногу и подняв сияющее копье. Его края острые, как у бритвы. Мне кажется, что я вижу свое имя, которое на нем написано.

Посыл понятен.

– Ты не справишься без еды, Дэни. Прекрати от меня убегать. Я хочу всего лишь поговорить с тобой.

– Ты меня не обманешь! – Ненавижу Мак за то, что она продолжает притворяться. Вот с лобовой атакой я бы справилась. А это уклончивое дерьмо – просто низость.

– Я и не пытаюсь.

Еще как пытается. Она только что пыталась отрубить мне голову, вот зараза!

– Ну так что? Я должна поверить, будто ты отыскала меня, чтобы, типа, простить? По-твоему, я такая дура?

Глаза Мак наполняются тенями, и теперь она выглядит печальной.

– Жизнь – сложная штука, Дэни.

– Что это должно означать?

От злости и раздражения я готова выпрыгнуть из собственной кожи, словно виноградина во время отжима. Ненавижу, когда люди бросаются обобщениями, которые ты не в силах интерпретировать. Жизнь – сложная штука, поэтому я убью тебя быстро? Жизнь – сложная штука, поэтому я запытаю тебя до смерти, медленно, и все это время буду говорить, чтобы в процессе еще и свести тебя с ума? Жизнь – сложная штука, следовательно, я могу простить тебя, если ты во искупление вины совершишь Геракловы подвиги? Вариации бесконечны. Разве кто-то не знает, что жизнь – сложная штука? Меня интересует только то, как соотнести это с винтиками и болтиками моего существования. А ничего подобного люди никогда тебе не рассказывают.

– Иногда то, что мы считаем путем к свободе… становится нашими цепями, – произносит Мак. – Ты либо носишь их, либо ломаешь, и я… я не хочу их носить.

– Чувиха, нет никаких цепей. Я не вижу тут ничего, кроме тебя, себя, оружия и смерти, в случае если ты не отвалишь от моего рюкзака и не уйдешь. К тому же, даже если ты скажешь, что прощаешь меня, я ни за что тебе не поверю! Я всегда буду ждать момента, когда ты наконец решишься меня убить. Ты хочешь меня убить. Признайся. Просто скажи это вслух. Будь честной, чтоб тебя! Ты знаешь, что хочешь моей смерти! Я вижу это по твоим глазам!

Несколько секунд Мак ничего не отвечает, словно всерьез задумалась над выбором фраз, которые собирается произнести, и, пока она не начинает говорить, я не замечаю, что затаила дыхание в ожидании слов, от которых воздух едва не взрывается в моих легких.

– Я не хочу твоей смерти, Дэни. Именно поэтому я тебя и искала.

– И почему же нет? – ору я. – Я заслуживаю смерти!

Моя рука взлетает ко рту, словно я могу поймать вырвавшиеся слова и каким-то образом затолкать их обратно. Я в ужасе. Мне даже неизвестно, откуда они вообще взялись. В моей библии не так уж много грехов. И величайший из них – опустить руки. Я только что нарушила главное свое правило. Жизнь – это дар. Ты борешься, чтобы его сохранить. И никогда не перестаешь бороться. Никогда.

Ты никому не нужна. Твоя родная мать запирает тебя в клетке, оставляет и забывает о тебе. Просто умри. Это избавит от страданий всех, включая тебя. Возможно, тогда Мак сможет жить. Той жизнью, которой должна была жить ты.

Поверить не могу, что ляпнула, будто заслуживаю смерти. Наверное, я одержимая. Наверное, я подцепила одного из вредных полупрозрачных Невидимых Захватчиков, но гадить мне он может лишь время от времени (потому что я очень крута и он не может контролировать меня постоянно!), заставляя говорить то, чего я на самом деле не чувствую, и лишая меня сил.

И, возможно, у этого же Захватчика есть какая-то странная одержимость Риоданом. Удивительные дела творятся в последнее время в Дублине.

Мак качает головой, устремив на меня полный фальшивого сочувствия взгляд.

– О Дэни…

– Я на это не поведусь, поэтому заткнись! Оставь меня в покое, иначе я убью тебя, как убила твою сестру. Клянусь, убью. Я убью тебя и потом – всех, кто для тебя важен. Потому что именно это я и делаю – убиваю людей. Убиваю, убиваю и убиваю. Это моя суть. Такой она меня сделала.

Раньше я воображала, что это Бэрронс нашел меня в клетке в тот день, он, а не Ро, и представляла, какой я могла бы стать. Но меня нашел не он. Меня нашла она. Вот и все.

Я бегу.

Мак следует за мной, двигаясь быстрей, чем я ожидала. Я думаю о том, не сделал ли с ней что-нибудь Бэрронс, той самой штуки, которую Риодан, по его словам, мог сотворить со мной. Вдруг Мак теперь неубиваемая, как и они? И именно этим объясняется ее уверенность в себе. Если да, то я всерьез из-за этого злюсь и еще больше завидую.

Перепрыгивая через сугробы, я бегу по улицам, петляю, уводя Мак в погоню по Темпл Бар, но она все равно висит у меня на хвосте. Я продолжаю через каждые несколько секунд проверять свою способность делать стоп-кадр, но мои суперсилы отправились туда же, куда много лет назад удалилась моя совесть.

Мак что-то кричит, но я ее игнорирую. Я мурлычу свой любимый плейлист, чтобы не слышать ее слов и гомона ее стремной армии.

А еще я не понимаю, что ноги несут меня к «Книгам и сувенирам Бэрронса», пока магазин не вырастает передо мной – единственное святое для меня место: янтарный свет и полированное дерево, окна с разноцветными стеклами и бесконечные возможности. В глубине белокаменной арки – роскошные колонны, бра, латунные канделябры; витражи обрамляют дверь, в которую я раньше влетала на скорости миллион миль в минуту, а над ней, на сверкающем латунном шесте, висит та самая цветастая, вручную раскрашенная вывеска, которая когда-то говорила мне: «Добро пожаловать домой». Но больше никогда не скажет.

Это мое самое любимое место в мире. Газовые камины и большие удобные диваны, на которых можно вытянуться в полный рост, а еще журналы и книги – их можно читать и мечтать о тех уголках мира, которые однажды увидишь; жутко потрясное антикварное оружие и обалденное новейшее, и убойные машины, и торты, и подарки, и друзья, которые у тебя были… Часы, которые я там провела, хранятся на складах моей памяти в суперкачественном техниколоре, они ярче других воспоминаний. Иногда я достаю одно из этих воспоминаний и неторопливо переживаю его заново, наслаждаясь всем до последней капли. Я люблю Мак. Я так по ней скучаю. Я так хочу…

Но желания не кони, на них далеко не уедешь. Да и плевать. У меня есть ноги, которые не хуже супергеройских.

Звенит дверной колокольчик. Выходит мужчина.

Сильный. Красивый. Собранный. Хищник.

Неуязвимый. Вот надо же ему быть такой неуязвимой заразой!

Он все, чем я восхищаюсь, плюс то, чему я пока еще не могу подобрать определения.

Я втрескалась в Иерихона Бэрронса по самые уши.

Мой мозг отключается всякий раз, как я его вижу, а у меня достаточно серого вещества, и вырубить его не так уж просто.

Раньше, бывало, если я не могла заснуть, я представляла себе разнообразные способы, которыми смогу впечатлить Бэрронса: убивая монстров, или произнося нечто действительно умное, или спасая мир, отчего он увидит во мне взрослую женщину и я засвечусь от одного только выражения его лица, как в тот раз, когда убила Принца Невидимых в камере Мак и Бэрронс взглянул на меня так, словно действительно меня заметил. Большинство взрослых меня не замечают. Они ограничивают меня глупыми подростковыми правилами, которые ни от чего не удерживают, учитывая то, как я росла. Можешь убивать, но не ругайся. Нарушай все возможные правила, чтобы спасти мир, но не смотри порно и даже не думай заняться сексом. Интересно, как они доходят до таких установок – устраивают родительские собрания с мозговым штурмом по поводу диаметрально противоположной этики? А потом в моих фантазиях о Бэрронсе начал появляться Риодан, словно у него было какое-то дело, и выглядел он… ну… как Риодан. Он смеялся и издавал хриплый стон, который я слышала на четвертом уровне, так что я прекратила свои маленькие упражнения в полусне.

Теперь я считаю овец.

Но в последнее время даже эти засранки выглядят как Риодан, с чистыми холодными глазами и странным взглядом, который отчего-то оказывает на меня гипнотическое действие.

Говнюк.

Я начинаю думать о том, что мне все же придется найти способ убить Риодана, чтобы наконец выбросить его из головы.

– Дэни.

Я вздрагиваю. Бэрронс странно влияет на людей, словно излучает какое-то поле, перенасыщающее энергией пространство вокруг него. У всех его приближенных есть такой эффект, но только у Иерихона Бэрронса его выше крыши. Ну а я изображаю реальную крутость. Сую руку в карман, большой палец наружу. Выгибаю бедро.

– Бэрронс.

Было время, когда я планировала вырасти и подарить свою невинность ему. Или В’лейну. А для меня это важная тема – избавление от невинности. Потому что она – одна из того немногого, что у меня осталось и чем я могу распоряжаться по собственному выбору: с кем, как и когда. И это будет Эпично с большой буквы «Э»!

Но Светлый Принц В’лейн оказался Темным Принцем Круусом. А Бэрронс принадлежит Мак (насколько вообще ему подобные могут кому-то принадлежать), это факт, который никогда не изменится, да я и не хочу его менять.

На колонне за головой Бэрронса трепещет листок бумаги. У меня возникает плохое предчувствие, и я всматриваюсь в текст.

– Черт! Вы что, издеваетесь?

Каким таким образом они успели напечатать что-то подобное? Даже на суперскорости я не могла бы так быстро управиться с листовками! А эта – вот она, трепещет на ветру. Эта листовка словно здоровенная пощечина моему самолюбию.

ДУБЛИН ДЕЙЛИ

26 июня, 1 ППС

ВАШ ЕДИНСТВЕННЫЙ ИСТОЧНИК ДОСТОВЕРНЫХ НОВОСТЕЙ

ИЗ НОВОГО ДУБЛИНА И ЕГО ОКРАИН

ИЗДАЕТСЯ НЕРАВНОДУШНЫМИ

Добрые жители нового Дублина, ледяной монстр, который замораживал наш город, мертв! НеРавнодушные были на месте действия и сражались в смертельной битве! НеРавнодушные всегда вас хранят

В ОТЛИЧИЕ ОТ…

Я не могу больше читать: мне известно, что они меня оскорбили. Но мои предательские глаза не удерживаются от соблазна заглянуть дальше и, естественно, видят дрянь!

…одного наглого подростка, который ПОДВЕРГ нашу миссию РИСКУ и лично ответственен за то, что много хороших людей ПОГИБЛО или ЗАХВАЧЕНО В ПЛЕН.

– Ну черт! Кто пишет эту чепуху?

Сегодня я была героем! Я, елки-палки, спасла этот гадский день благодаря собственной выигрышной комбинации мозгов и умений. А эти ко всему прочему еще и написали о себе более крупным шрифтом, а обо мне – более мелким! Знаю я эти маркетинговые фокусы. Вот вам и влияние прессы! Я чувствую, как горит, краснея, мое лицо. Меня это бесит до разрыва гонады, если у меня она вообще имеется. Зато у Неровно-душных гонады наверняка есть, и их можно вырвать через задницу!

– Останови ее! – кричит Мак.

У меня нет шансов победить их обоих. Черт возьми, да у меня нет ни единого шанса победить одного Бэрронса. Он как Риодан. Я и в лучшие дни не могу с ним справиться.

Пока.

Я сжимаю руки в кулаки и часто дышу, чтобы очистить голову от этого дерьма – намнепофигномысовершенноточнонизачтонескажемправду. Мне требуется пара секунд, чтобы проанализировать варианты и вычислить, как мне из этого выбраться. Ответ так прост, что у меня дух захватывает. Я на клеточном уровне запрограммирована на выживание. Мое подсознание выносит меня именно туда, куда нужно.

Я ныряю мимо Бэрронса и застаю его врасплох – точнее, он просто по какой-то загадочной причине решает меня не преследовать, потому что ни за что на свете мне не перегнать Бэрронса даже с помощью стоп-кадра, – а потом просто не могу сдержаться: сдаю назад, срываю проклятый листок с колонны и комкаю его: не могу позволить этой штуке там висеть. А затем оказываюсь с тыльной стороны магазина, торопясь к первому дому слева от Темной Зоны.

В последний раз я была здесь в ту ночь, когда мы с Кристианом искали библиотеку Короля Невидимых, в ночь, когда слова Книг сползали со страниц и жалили меня, как огненные муравьи, и я нечаянно выпустила на свободу Алую Каргу.

Кристиан. Карга. Черт, мне нужно столько убрать за собой!

Когда Кристиан толкнул меня в скрытый в стене портал, там оказался тайный проход к древним Зеркалам, которыми Феи раньше пользовались для путешествия между мирами, и я надежно впечатала ничем не примечательный участок кладки в свою память. Все возможное оружие и пути отхода – там. Отлично. Риодан с его дурацким договором не сможет выследить меня в фейской реальности. Я тогда решила, что, если в городе мне когда-нибудь станет слишком жарко, я смогу нырнуть туда на некоторое время.

Похоже, сейчас как раз такой случай.

– Дэни, не надо! – кричит Мак.

Я прыгаю в кирпичи. Они кажутся мне странными, похожими на губку, а потом и я становлюсь такой же и оказываюсь в огромной комнате без окон и дверей, с белыми стенами, белым полом и десятью огромными Зеркалами разных форм и размеров, висящими прямо в воздухе. Висят они без всякой видимой поддержки, некоторые неподвижно, некоторые – лениво вращаясь. Ничего удивительного: фейские штуки, живые или нет, редко подмигивают и вообще никогда не кивают, здороваясь с человеческой физикой. Вот почему Танцор так ими восхищается. Некоторые Зеркала заключены в покрытые искусной резьбой рамы, у некоторых края сплавлены с цепью. Некоторые Зеркала в рамах кажутся темными, как ночь, некоторые – молочно-белые, а некоторые забиты тенями, к которым очень не хочется присматриваться.

Хорошо, что я знаю, в какое Зеркало мне нужно попасть – второе справа выплюнет меня в бесконечный и офигительный Белый Особняк. Мне давно не терпелось его изучить. Если Мак и Бэрронс последуют за мной, я оторвусь от них в коридорах лабиринта и стряхну их с хвоста или найду другой способ их отвлечь, потому что Первым Правилом в справочнике Дэни О’Мелли всегда было и будет: вначале выживание, потом подсчет убытков. Что вполне логично. Мертвые ущерба не контролируют.

Если Мак и Бэрронс не последуют за мной внутрь, мне придется просто подождать, когда восстановятся мои суперсилы, и вернуться, потому что в Дублине пройдет всего несколько дней или несколько недель. Когда в прошлый раз мы с Кристианом прошли через Зеркало, мы потеряли почти месяц! Время в фейской реальности течет по-другому. Так что Бэрронс и Мак уж точно не будут сидеть в Белой Комнате 24/7 и поджидать меня. Терпеть не могу терять дублинское время, которое можно было бы использовать для того, чтобы помочь моему городу, но я не смогу помочь моему городу, если не смогу выжить.

Мак вылетает из стены за моей спиной, будто ею выстрелили из пушки, врезается в меня и едва не вталкивает в другое Зеркало, и я могу думать только о том, какая бы это была катастрофа. Я понятия не имею, куда ведут другие Зеркала. Там может быть мир без воздуха, или прямая дорожка в тюрьму Невидимых, или галактика, населенная Охотниками, или Тенями, или Серыми Женщинами! Я особенно ненавижу эту серую касту Невидимых. Одна из ее представительниц чуть не убила меня и заставила Мак дать обещание, которого она не должна была давать.

Я сталкиваю Мак с себя, и она неловко пятится, едва не врезаясь в Бэрронса, который появляется из стены со своей обычной грацией хищного животного.

Иерихон Бэрронс – несокрушимая константа. Он краеугольный камень моей вселенной. Хотя, наверное, они с Мак оба такие камни. Не знаю. Знаю только, что пока они двое живы и «КСБ» стоит на месте, какая-то часть меня, которая всегда болела, перестает болеть.

Ничего не могу с собой поделать: я смотрю на них целую секунду. Я люблю наблюдать за ними, когда они вместе. И замедляю восприятие, чтобы впитать каждую деталь.

Мак выпрямляется, чтобы не врезаться в Бэрронса, и ее светлые волосы, взметнувшись над плечом, скользят по его лицу, а слух у меня настолько хорош, что я улавливаю резкий звук, с которым они задевают легкую щетину на его подбородке. Рука Бэрронса мимолетно касается груди Мак; он прищуривается, когда смотрит на то, чего коснулся, смотрит голодным взглядом (которым я хотела бы, чтобы мужчины когда-нибудь начали смотреть на меня), и пока они расходятся от почти-столкновения, их тела движутся в грациозном танце безупречного знания того, куда движется другой, и это постоянное единство, симбиоз, партнерство, о котором я могу только мечтать; это волки, которые решили стать стаей и охотиться вместе; это солдаты, которые всегда любой ценой прикроют друг друга. И нет никаких грехов, нет никаких преград, а ведь нам постоянно что-то мешает, и это просто убивает меня, потому что стоило мне попробовать, что это такое, и я поняла, что это рай. И вот они стоят передо мной, прекрасные, лучшие из лучших, самые сильные, почти сияющие, пылающие огнем того, что я когда-либо хотела заполучить, – осознанием своего места в мире и того, с кем это место можно разделить.

Они собираются убить меня и жить себе дальше, счастливо, словно я ничего никогда для них не значила. Они будут есть, заниматься сексом и отправляться навстречу приключениям, а я буду гнить под землей – это если хоть кто-то удосужится меня похоронить. Меня не будет. Вообще. Все. Финита. Капец. Прежде чем у меня появится шанс жить по-человечески!

Не знаю, была ли я когда-то счаст…

Я уничтожаю этот идиотский поезд мыслей. Как только вернутся мои ши-видящие способности, я справлюсь со своим дурацким сопливым эмоциональным срывом. Потеря суперсил, которые делают меня особенной, плюс встреча с Мак так близко впервые с тех пор, как она узнала, что я натворила, – вот что временно нагадило мне в голову. Ключевое слово «временно».

Фигово быть четырнадцатилетней. Гормоны – говнюки.

Жаль, что я не могу быстро вырасти, чтобы все выровнялось и заработало как надо, и чтобы народ перестал видеть во мне ребенка, и чтобы я смогла наконец…

Да что за фигня! Чего я жду?

Я смыкаю пальцы на рукояти меча и, рассмеявшись, ныряю в Зеркало головой вперед. Мне всегда смешно, когда я прыгаю в неизведанное. Это же движок из сахарной ваты, огромный шатер, полный карнавального волшебства и хорошего, искреннего смеха.

Ну что, новые потрясные приключения? Я иду!

Последнее, что я слышу, это крик Мак:

– Боже, Дэни, не туда! Мыихпереставили! ЭтоЗеркаловедетв…