Читать книгу Хрустальный ангел - Катажина Грохоля - Страница 6

Матеушек родился утром в канун Рождества. И весил почти четыре кило. Сара сходила по нему с ума сильнее, чем его родная мама. Пеленала и купала. Восхищалась и целовала. Она окончила институт и пошла работать. После работы бежала к Идене, подежурить при маленьком, чтобы Идена не вылетела из труппы театра.

И снова восхищалась, и целовала, и помогала. Когда Матеушу исполнился год, она познакомилась на компьютерных курсах с Яцеком Зембой.

Когда ребенку исполнилось два года и три месяца, Яцек Земба стал жить с ней в однокомнатной квартире, которую он тем временем получил по наследству.

А когда Матеушку исполнилось два года и пять месяцев, Яцек спросил:

– Ты не вышла бы за меня замуж?

Сара глубоко вздохнула и ответила:

– Вышла бы.

Яцек не был Конрадом. К сожалению.

У Сары уже не билось так быстро сердце, когда он обнимал ее и ласкал. Мир вокруг не рассыпался, не дрожала земля, к большому счастью. Сара чувствовала благостное тепло, но прежде всего чувствовала себя в безопасности.

Яцек был красивый, но не такой красивый, как Конрад. Он был приятный, но не такой потрясающий, как Конрад. У него была хорошая работа и перспектива. А Сара, как известно, не искала потрясений, нет-нет.

Знала теперь, чем это может кончиться.

Саре уже хотелось иметь свою семью.

Сегодня Матеушу исполнилось пять лет.

* * *

Пока Сара сняла трубку, телефон трезвонил уже две минуты не умолкая.

– Клыска, это ты? – услышала она знакомый голос кузины. Та звонила из восьмидесятиметровой квартиры на улице Слынной Саре в однокомнатную, двадцатидевятиметровую.

– Я, – ответила Сара вполне приветливо.

Как будто кто-то другой мог снять трубку в ее квартире – с учетом, что Яцек сейчас в Варшаве.

– Не шути, – сказала кузина.

Но Сара не шутила, потому что это была она, во всяком случае, ей так казалось.

– Слушай у меня тут одно выгодное дело.

– Шутишь!

А что до этого Саре, ведь у нее выгоды никакой.

– Я бы хотела, чтобы ты мне помогла, – голос Идены звучал притворно. Но Сара знала все эти ее номера!

Иденка так разговаривала, когда ей куда-нибудь нужно было срочно идти и не с кем оставить сыночка, или когда она была без гроша в кармане и умирала с голоду, или когда на нее не лезла серая юбка в розовую клетку, или что-нибудь в этом духе.

Идена шла в кино, а Сара сидела с ребенком, кузина обжиралась на презентациях в ресторане, а у Сары был пустой холодильник, у Идены, в конце концов, был ребенок, а Сара…

Конечно, Идена должна была стать актрисой, так как она была наилучшая в притворстве.

В общем-то она и стала актрисой.

И все это было одним большим свинством, будто целый свет восстал против Сары.

– Ты меня слушаешь? – запищало в трубке.

– Ну, – подтвердила Сара.

– Я так взволнована, – голос кузины-актрисы, которая была у всех на слуху (с именем «Идена», произнесенным когда-то Сарой), звучал весьма убедительно.

Она требовала безотлагательно финансовой помощи, поддержки, похвалы, всего того, что на «по». Особенно когда нужно было привлечь к чему-то интерес.

– А что случилось? – Сара поддержала трубку плечом и открыла кухонный шкафчик.

Конечно, сковородка была засунута на самое дно, под три огромных кастрюли, вдобавок Сара сама же ее туда запихала, что лишь увеличивало ее раздражение.

– Ты даже не представляешь! – вздохнула Идена и была права.

Сара, конечно же, не представляла.

– Ну так что? – буркнула она, и сковородка упала на пол, за ней с грохотом покатилась крышка.

– Тебе не интересно? – В голосе кузины-актрисы звучали боль и разочарование.

Превосходная игра.

– Ну, средне, – отозвалась Сара.

Она положила крышку на место, поднялась с коленок со сковородкой в одной руке и с трубкой в другой. Открыла холодильник, вытащила последний кусок рыбы под названием «филе из трески», которая была не филе, она заметила две кости, и занялась их извлечением. Она ненавидела кости так сильно, что могла их найти везде. Последний раз даже в колбасе.

– Ты почти что моя сестра, самый близкий мне человек, – лилось из трубки тоном Джульетты с балкона.

Да, дело было поважнее, чем нянчить ребенка. Тон голоса, горловой, глубокий, почти любовный, говорил о том, что речь не идет о паре часов, возможно даже, о паре дней.

– Да, – Сара повысила голос и зажгла газ. Положила в сковородку немного масла и рыбу. Это было все, что она нашла в холодильнике, из чего можно было приготовить горячий ужин. Остатки зеленого горошка уныло плавали на дне банки. Так она ела всегда, когда не было Яцека. Яцек без конца ездил на какую-нибудь учебу для повышения профессиональной квалификации. А для себя не имело смысла готовить.

– Ты меня не слушаешь, – голос Идены задрожал и погас.

– Слушаю, – бодро отозвалась Сара и подкрутила газ. Рыба зашкворчала.

– Знаю, что нет. Коль ты так занята, не хочу тебе мешать.

И Идена отключилась.

А вот это Сара ненавидела больше всего. Загонять человека в ощущение вины, в тупик! Манипулировать так явно, что остается лишь злиться, грызть ногти и бить по груше.

На шкворчащую сковороду она бросила все приправы, какие были дома, а конкретно: соль, базилик, добавила кефир и засыпала это все остатками зеленого горошка.

Выглядело не аппетитно, однако было вкусно.

Она поставила чайник и с ненавистью поглядела на телефон.

Если позвоню сама, как всегда поддамся на ее манипуляцию, а если не позвоню, меня достанет чувство вины. Если позвоню, буду злиться на себя, что опять позвонила… – раздумывала Сара, приглядываясь к своему красному аппарату телефона.

Прикрыла глаза. Хоть один раз в жизни выдержать, сказать, что я чувствую, не прогнуться, крикнуть, разбить трубку, сказать: «Никогда в жизни больше не используй меня. Ты не помнила о билетах на премьеру, а мне очень было важно, а теперь, как всегда, когда я тебе необходима, вспоминаешь, что я существую, а я так не хочу. Нет и нет!» Она открыла глаза.

– Я тебе не девочка на побегушках, – громко сказала Сара сама себе. – А ты ведешь себя как свинья.

С удовольствием вообразила, что где-то там, на другом конце города, около телефона сидит маленькая розовая свинка-Идена, нервно суча копытцами-ручками… Образ помог погасить раздражение.

Сара принесла тарелку в кухню, налила себе негазированной воды, бросила туда дольку лимона, добавила одну вишенку из вишневого джема, чтобы напиток выглядел красиво, и вернулась в комнату. Устроилась удобно возле телевизора, на всякий случай сделала потише звук, чтобы не раздражал ее, и так досидела до десяти пятнадцати вечера.

Потом сняла трубку и позвонила.

– Долго же ты ела, – томно прозвучал голос на другом конце провода, однако звучал он с легкой претензией.

– Не твое дело, – элегантно отозвалась Сара. – Ну, говори.

– Ты могла бы…

– Нет, – сразу ответила прямо Сара, не дожидаясь окончания фразы. – Не могла. Не могла в любом случае ничего. Просто нет!

– Ага, – голосом Офелии, перед тем как ей предложили отправиться в монастырь, сказала Идена.

– К сожалению, нет.

– Я не знала, что ты такая.

Быть «такой» было самым большим оскорблением, какое кому-либо в жизни можно было услышать из уст Идены. Оно означало быть женщиной страшной, эгоистичной, вонючей, грубой, щербатой, рохлей, гулящей, неряшливой с целлюлитом…

– Ну, теперь я знаю, – парировала вежливо Сара и даже покраснела от того, что осмелилась так грубо ответить Идене, проклиная себя за звонок.

– Я вообще не буду с тобой разговаривать, это не мой уровень, – твердо сказала кузина тоном матери Макбет.

И прежде чем она успела подумать, из уст Сары опять вырвались грубости, и так легко, как если бы это были вовсе не ее слова.

– Ясное дело, что не твой, тебе бы подняться немного, а это для тебя слишком сложно, – бухнула она и аж испугалась, хотя Идена была единственной, при ком Сара не теряла остроумия, это качество ей подарила природа, впрочем, тщательно спрятанное от посторонних глаз.

– Ты безнадежна, – выдохнула Офелия в трубку как перед последним купанием.

– Знаю, но мы с тобой родственницы, и я должна быть похожа на тебя хоть немножко. – Сара и не думала дать себя сильнее вывести из равновесия, потому что уже достигла какой-то неведомой границы…

– Пожалуйста, Сара, – взмолилась кузина голосом Джульетты перед рассветом. – Я тебя умоляю.

Ого, когда Идена с Клыски переходит на Сару, значит, происходит что-то и правда очень важное.

– Нет.

– Ты ведь даже не знаешь, о чем идет речь…

– И не хочу знать.

– У меня запись в студии: «Сделай, чего еще не делала». И, во-первых, я не знаю, что бы такое придумать, во-вторых, не знаю, что бы такое надеть, а в-третьих…

И в-главных – наверное, не с кем оставить Матеуша.

– …не с кем оставить Матеуша, и потому я тебя очень, очень прошу…

– Я подумаю, – снисходительно-ласково ответила кузине Сара. Перед Матеушем она не могла устоять ни при каких обстоятельствах. Он был ее безусловной любовью.

– Я тебя люблю, – с облегчением прощебетала Идена. – Тогда в четверг, в два. – И положила трубку.

* * *

Идена действительно хорошая актриса. Когда она три года тому назад получила ангажемент в Городской театр в Познани и сыграла свою первую большую роль, все попадали от восторга.

Когда Идена третий раз вышла на сцену после долгих аплодисментов, Сара чуть не заплакала.

– Если бы твоя мама, боже мой, дожила до этого времени, как же она была бы счастлива, – сказала мама Сары, которая приехала специально на премьеру из Варшавы, и прижала Ирену к себе столь сердечно, как никогда не прижимала Сару.

Но Сара не была сироткой. А если б была, то мама ее тоже обнимала бы иногда.

– Я очень тобой горжусь, – сказал отец Сары, который тоже специально приехал на премьеру из Варшавы. – Твой отец тобой бы гордился! – И он прижал Ирену к себе.

Если бы Сара была сиротой, быть может, отец обнимал бы ее чаще.

Ну что ж, случается.

– Тетя, – всхлипнула Ирена, – это только благодаря вам! – И прижала Сару к себе так сильно, что Сара почувствовала, что они все и правда семья.