Читать книгу Вдоль реки, мимо лестницы в никуда и замка - Катерина Дементьева - Страница 4

Спустя почти пять часов мы были на месте. За две станции до К. проводница позвонила сестре, заставила ту записать мой номер, заставила меня – записать ее, потом позвонила на станцию и договорилась о помощи, дала свой номер (все еще не сказав, как ее зовут), снова повторила, чтобы я ни о чем не волновалась и, когда мы уже подъезжали и я начала неуверенно рыться в вещах, крепко меня обняла.

Это было приятно.

Дальше последовала суета и паника. Печальный мужчина в пыльной спецовке вытаскивал сумки, сердито посматривал на проводницу и отмахивался от моих предложений помочь. Машинист сигналил и кричал, чтобы мы уже поторопились, а то он везде опоздал еще до того, как выехал, проводница орала на него и все пыталась мне что-то сказать, ошарашенные туристы, которые ждали поезд в обратную сторону, перекрикивали весь шум, чтобы обсудить, что я – однозначно какая-то местная знаменитость, и все это тянулось целую вечность, пока из станции не вышла усталая, тонкая и высокая, как модели с показов, женщина. Она быстро осмотрелась, закатила глаза и спокойно, тихо сказала всем успокоиться. Настолько тихо, что это невозможно было услышать, и все же – все услышали и замолкли. Она представилась, и бах, я уже оказалась внутри станции, перед стеной, которая от пола до потолка была заклеена цветными фотографиями мальчика лет семи, и я уже было собралась расспросить Илзе, которая чудесным образом за несколько секунд оформила документы, потому что «это совершенно невозможно, оставить вещи без сопроводительных бумаг. Бесплатно – это пожалуйста, но без бумаг никуда», подошла ко мне и тоже стала рассматривать стену, я уже открыла рот, но к счастью не успела спросить, потому что разглядела надпись – пропал ребенок. Адреса, телефоны, куда обратиться, были у каждой фотографии – не очень заметные, но я не стала говорить и об этом, потому что Илзе сухо сказала:

– Это мой сын, – и отошла обратно, лепить наклейки на мой багаж.

Я записала несколько номеров, быстро отбросила идею запомнить лицо и сфотографировала ребенка, и этим, кажется, улучшила ее мнение обо мне, потому что, когда мы стали договариваться о том, как быстро я смогу все забрать, она немного улыбнулась, отмахнулась от моей идеи, что я сейчас схожу в дом и вернусь, и сказала, чтобы я планировала за неделю управиться. Замечательно, потому что, когда я говорила насчет сегодня, я уже понимала, что не захочу это делать.

Я попрощалась с ней, с мужчиной, который помогал с вещами, захватила чемодан с самым нужным и сумку с ноутбуком и пошла наружу, через парк, в саму К. – и немного ужаснулась количеству людей. Конечно, пусть К. и была небольшим городом, в ней всегда, даже зимой, когда темнело в начале четвертого, даже в апреле, когда не прерывались дожди, в К. всегда были туристы, которые обязательно раскрыв рот смотрели на деревянные дома семнадцатого и восемнадцатого веков и каменные, с разнообразными завитушками, девятнадцатого, и шептались о том, как, должно быть, замечательно, жить в таких домах, и, конечно, не подозревали, что любые плюсы и минусы исчезают перед лицом войны между средневековьем и югендстилем, в которой любой начинает участвовать, стоит только переступить порог любого дома.

У бабушки был деревянный дом, не один из полусотни старейших, но и не юный, и я помню, как в детстве меня обижало, что племянница хозяйки нового замка, Майги, который был неподалеку, и был построен в первых годах девятнадцатого века, воротила от меня нос и никогда не хотела играть вместе. На это бабушка мне объяснила, что мы живем в исторической ценности, а они – в безвкусной берлоге ненужных для истории нуворишей, и я сразу же поделилась со своей не-подругой новоприобретенными знаниями, и наступила моя очередь воротить нос.

Но к туристам – они были всегда, но никогда их не было настолько много. Улица, ведущая к старому замку, по которой мне было бы удобно добраться к дому, была заставлена палатками с едой, напитками и сувенирами, и у палаток было столько людей, что я не только передумала идти по улице, но и не смогла бы свернуть на нее. Следующая идея – пройти через парк у церкви, выйти на узкие улицы старого города, о которых мало кто знает, и пройти другой дорогой – эта идея сломалась о то же, в парке было немыслимое количество людей, и я могла бы туда втиснуться, но что-то мне подсказывало, что в старом городе будет ничуть не лучше. От безысходности я пробралась к ограде парка и влезла между громогласной компанией итальянцев, которые счастливо пожирали ароматные блины с начинкой, и парой подростков, которые были в минутах от того, чтобы заняться сексом прямо здесь и сейчас. Я вытащила телефон, открыла карты и попробовала проложить маршрут, но телефон скорее для вида призадумался и выдал мне смс от провайдера, что линии перегружены и давай как-нибудь сама.

Я попробовала одну дорогу, но уперлась в толпу, попробовала другую, вышла к набережной, где тоже были люди, но хотя бы удавалось пройти, и наконец, о счастье!, набережная закончилась, и началась тропа. Плечо ныло от сумки, чемодан уныло скрипел по песку, я ужасно хотела есть, но старалась сильно не печалиться, потому что теперь я шла по нужной дороге и в нужном направлении. Река становилась шире, с противоположной стороны началось старое кладбище, с моей – сосны, и было очень тихо, спокойно, изредка в реке переругивались утки и чайки, и я шла, и шла, и шла, и невозможно ведь было заблудиться на единственной тропинке, но минут через пятнадцать мне показалось, что именно это и произошло.

Вернуться или идти дальше? Мысль о возвращении и новых попытках пробраться через людей вызывала ужас, идти дальше тоже не особенно хотелось, поэтому я уронила чемодан на землю и стала рассматривать небо. Здесь, должно быть, по-настоящему темно ночью, и можно нагуглить атлас звездных карт и пытаться разглядеть все эти пояса, луки и волосы в созвездиях – ну это, если я когда-нибудь выберусь к дому.

В соснах хрустнула ветка, и я обернулась – передо мной стояла большеглазая девочка, с коротко остриженными светлыми кудрями, через которые пробивался свет. Это было похоже на ангельский ореол с церковных фресок.

– Привет, – радостно сказала я и улыбнулась максимально дружелюбно, потому что девочка явно была напряжена, и я очень не хотела, чтобы она исчезла.

– Здравствуйте, – ответила она, внимательно рассмотрела меня и тоже улыбнулась: – А вы внучка Даце, да? Мне мама говорила, что вы очень красивая и скоро приезжаете.

Вау. Тут следовало бы отвлечься и порефлексировать о том, как я надеялась, что никто меня здесь не узнает, но сильнее я хотела попасть в дом, поэтому спросила у девочки, как туда добраться.

– Все просто! – воскликнула она. – Идите дальше вдоль реки, потом кладбище кончится и будет лестница в небо, а потом сразу замок, а потом ваш дом.

Лестница в небо не звучала как хороший ориентир, но если никуда не нужно сворачивать, то и она сойдет. Девочка в это время подошла совсем близко, поделилась со мной бутербродом и представилась – ее тоже звали Даце. Мы ели в тишине, рассматривали блестящую воду и время от времени поглядывали друг на друга и улыбались. Я поблагодарила ее за обед, встала, подняла чемодан и собралась прощаться, когда она вдруг насторожилась и серьезно сказала:

– Вы только тут после заката не ходите, и лучше вообще по вечерам не ходите, хорошо?

– Почему?

– Потому что здесь ведьма, которая детей ворует. Вы хоть и взрослая, все равно лучше ее не дразните. Но если очень надо здесь пройти, тогда нужно всегда носить с собой мешок сушеной брусники, ведьма ее боится, и волшебство делать нужно – считать шаги и не оглядываться, даже если там зовет кто-то знакомый, или кричат, или помощи просят – это все она заманивает.

– Хорошо, не буду по ночам ходить.

– Не смейтесь, это правда. Она детей ворует и ест, и никто ее поймать не может, хотя все знают, где она живет и кто она такая.

– И кто же она?

Даце огляделась, вздохнула и прошептала:

– Хозяйка замка.

Пока я осознавала, почему местным детям разонравилась Майга, строгая, но приятная женщина (из тех немногих, кто не участвовал в архитектурной войне), девочка убежала обратно в лес. Но ведьма так ведьма, и идея была неплохой – не стоит ходить по безлюдным местам там, где недавно пропал ребенок и, возможно, не один.

Я пошла дальше. Сосны, река, утки и чайки, кладбище закончилось вместе с лесом с моей стороны, и я нашла лестницу, ведущую не в небо, но в никуда. У нее были широкие деревянные ступени, узорчатые перила и поддерживающие колонны и четыре пролета, которые заканчивались метрах в пяти от земли деревянным же выступом без перегородок. Я немного пожалела, что не хочу забираться на нее сейчас, но решила, что это обязательно нужно сделать.

Через несколько минут началась территория замка, с разноцветными клумбами, которые восхищали меня в детстве, и подстриженными в огромные абстрактные фигуры кустами, которые тоже меня восхищали, но больше пугали и чью форму я, хоть и проводила за этим порядочно времени, никогда не могла понять. Из округлых сторон выдавались треугольники и цилиндры, из которых торчали другие треугольники, и будь оно нарисовано, было бы похоже на дерево в духе Пикассо, но в жизни, особенно в пасмурные дни и по вечерам, кусты были похожи на монстров из кошмаров. Впрочем, это в детстве, потому что сейчас мне они скорее нравились, а монстров, настоящих монстров, я уже видела – и очень надеялась увидеть снова.

Замок выглядел таким же, как несколько лет назад, и признаться, это стоило бы назвать поместьем или усадьбой, потому что ничего замкового в таких строениях не было. Ни башенок (кроме одной, декоративной и глупой), ни бойниц, ни рва у входа – просто дом, большой, да, два крыла и оранжерея. Это был красивый дом с красивым садом – но не замок.

Еще пятнадцать минут, к концу которых я решила, что останусь жить у реки, и я увидела знакомый дом и неожиданно и совершенно точно передумала в него заходить. Это была глупая, глупая идея – возвращаться сюда. И идея идти в пустой дом, в котором должна была быть бабушка, но ее не было – была еще хуже, и мне стоило продать его к чертям в день, когда завещание вступило в силу, и тогда мне не нужно было бы стоять на этой все еще утоптанной тропинке, хотя неизвестно, кто и зачем по ней ходит, и сдерживать слезы, и думать, как выжить на оставшиеся деньги.

– Агата? И правда, ты! Глазам поверить не могу, как повзрослела. И похорошела!

Двое из двух людей, которых я сегодня повстречала, выпрыгнули на меня из леса, и я не могла сказать, что такая тенденция мне нравилась. В этот раз это была хозяйка замка, Майга, которая не только не постарела, а наоборот расцвела и походила на ведьму не больше, чем раньше, – то есть никак. Она подошла, крепко обняла меня, рассказала, что уже и не надеялась увидеться, а тут узнала, что я возвращаюсь, и все в К. узнали, и она оставила мне письмо в доме, но зря, наверное, раз мы так удачно встретились. Пока я стояла, глупо улыбалась и переваривала насчет «всех», из леса вышла еще одна женщина, удивительная настолько, что я уставилась на нее и окончательно перестала слушать Майгу. Незнакомка была в длинном черном платье, из тех, которые выглядят как грубо сшитое полотно, но стоят тысячи, и в разы сложнее, чем кажутся. Она была высокой, белокожей, с густыми черными волосами и идеальными губами и носом. Но главным, конечно, было то, что верхнюю половину лица закрывали огромные, с непрозрачными черными стеклами, эдакие а-ля водолазные очки, по краям линз которых ползли серебряные с черным жгуты, которые плотно прилегали к коже. Удивительный аксессуар, или не аксессуар, но придумать, зачем такие сложные очки могут кому-нибудь быть нужны, не получалось, зато получилось выставить себя невежливой и разглядывать незнакомку дольше, чем было прилично.