Читать книгу Музыка моего сердца - Катя Саргаева - Страница 13

За последние два месяца настроение внутри нашей общины изменилось. Когда прошла эйфория от того, что мы выжили, нашли дом и наладили быт, началась всеобщая депрессия. Когда случается что-то очень плохое наш мозг часто переходит в режим самосохранения. Мы не чувствуем того, что должны бы чувствовать в данной ситуации. Мозг как бы дает нам время прийти в себя, а потом эмоции начинают накатывать, и человек начинает запоздало страдать. Мы все слишком много потеряли, мы потеряли все. То, что мы приобрели, никак не могло покрыть наших утрат. Мы перестали собираться вечерами, играть в карты и пить вино, теперь это было редко. Все ссылались на то, что теперь устают из-за хозяйства, не высыпаются. На самом деле каждый закрылся в себе и своем личном горе, каждому надо было это выстрадать и выплакать. Никите по ночам снились кошмары, и он прижимался ко мне в отчаянии, вероятно, ему снилась Юля. Однажды я спросила, но он отшутился. Оля с Димой ударились в беспробудный секс, как в наркотики. Финн уходил в лес и подолгу бывал там. Часто возвращался с подстреленным зайцем или дикой уткой, собирал грибы, какие-то коренья, ягоды. Потом, когда наступила зима, говорил, что любит гулять в одиночестве. А мне хотелось поговорить. Как психолог я знала, что несказанное остается, а сказанное освобождает. Но все вели себя так, как будто ничего не произошло, все живы, и слава богу. Все живы, но в каждом из нас огромное количество могил.

Я начала вязать, это успокаивало. Навязала всем носков, свитеров, шарфов, и даже варежек. Никто и словом не обмолвился о том, что я занимаюсь бесполезным делом. Одежды и всяких аксессуаров осталось столько, что и за десять жизней не сносить. Потом я начала шить покрывала из меха. Я очень любила меха, шубы, однажды, приехав в меховой магазин мне показалось, что я попала в меховой рай. Я могла брать любые шубы и не только, я могла брать все, что захочу. И я набрала. Раз уж такое количество зверей убили ради их меха, пусть это будет не напрасно. Я шила покрывала, декоративные наволочки, даже домашние чуни и унты. Потом делала разные статуэтки и поделки из сосновых шишек и пуговиц, страз и другого мелкого барахла. Вдобавок к этому, у всех, кроме Димы с Олей, уже начался сексуальный голод. В один прекрасный момент я сказала Никите с Андреем, что пора бы им спать у себя в комнатах. Лежа в постели с двумя голодными мужчинами, каких только фантазий у меня не было. Можно только догадываться о том, что было в их мыслях.

Однажды я проснулась, и поняла, что я хочу жить. Я как будто вдохнула свежего воздуха. Когда ты тонешь в своем горе, у тебя не возникает мысли о том, что так можно и утонуть. Только когда достигаешь дна, чувствуешь слой ила под своей спиной, и толщу воду над тобой, приходит осознание выбора. Ты либо выдыхаешь последний воздух из легких и отходишь в мир иной, либо отталкиваешься. Вероятно, в это утро я оттолкнулась от дна. Ты все еще в воде, и всплывать будешь еще долго, а момент, когда ты выйдешь на берег вообще далеко за горизонтом мыслей, но ты принял решение, это начало.

Я решила устроить дискотеку. В столовой уже бывшего административного здания было музыкальное оборудование, зеркальные шары, светомузыка и прочее. Мы перенесли все это в один из летних домиков, и решили, что это будет наш местный клуб. Мы еще ни разу им не пользовались. Я решила, что пора.

Мы сидели за завтраком и болтали о насущном. Никита увлекся Иберийскими свиньями и занимался их правильным питанием и содержанием.

– Думаю, что на новый год мы поедим хамона, – торжественно объявил он.

– И правда, новый год ведь скоро, – опомнился Андрей, – надо будет устроить что-нибудь крутое, это ведь будет первый новый год в новом мире.

– Отлично, предлагаю завтра устроить репетицию, – объявила я.

Никто особо не обратил внимания на мои слова.

– Я серьезно, – продолжала я, – нам надо встряхнуться, надо оторваться, напиться в слюни, потанцевать и побуянить. Это не приглашение, явка обязательна, завтра у нас вечеринка.

Не было особых поводов протестовать и предложение было вяло, но принято.

Днем все ребята пошли в наш клуб украшать здание и настраивать оборудование. Я в нашем доме готовила обед, Финн остался со мной помочь. Он уже совсем хорошо говорил по-русски, вероятно у него был талант к языкам.

– В тебе что-то изменилось, – заметил он.

– Я приняла решение жить дальше.

Он молчал какое-то время, погрузившись в свои мысли.

– Я сейчас вдруг осознал, что я где-то на краю, твои слова привели меня к этой мысли.

Он опять замолчал. Я не мешала ему думать. Первый раз за все время он начал говорить о том, что происходит у него внутри.

– Ты права, надо принимать решение. Так жить нельзя. Это и на жизнь не похоже, это какая-то тюрьма.

– Ты действительно к этому готов? К решению? Пока ты на краю, чаши весов внутри тебя одинаковы. Когда ты подходишь к тому, что нужно что-то решать, какая-то из чаш перевешивает, ты либо очень хочешь жить, либо очень хочешь умереть. Это и становится твоим решением. Пока чаши весов одинаковы, ты не знаешь, чего же на самом деле хочешь, и можешь принять неверное решение. Подталкивать себя к этому нельзя.

– Ты говоришь так, как будто это с тобой уже было.

– Если бы у меня было девять жизней, как у кошки, то две из них уже сгорело.

Я не стала продолжать, и рассказа о двух смертях не было. Финн не стал расспрашивать. Он вообще был очень тактичным.

– Ты очень хорошо воспитан, – спустя какое-то время сказала я, – чья это заслуга?

– Мамы. Она была очень чуткой и понимающей. В ней было столько любви к людям, столько уважения. Она никогда не ругала меня за плохие или недостойные поступки когда я был маленький. Она всегда спрашивала, как бы я себя чувствовал на месте того, кому я сделал плохо. Она всегда селила меня в чужую шкуру, и, побывав в ней мысленно, она переставала быть чужой. Она не учила меня тому, что хорошо и плохо, как надо делать, как правильно, ничего такого, она просто селила меня в чужую шкуру. Мои дочери ее очень любили. Да ее вообще все любили, я не встречал человека светлее ее. Хотя встречались похожие, например ты.

– Ого, сравнить меня с такой замечательной мамой, дорогого стоит!

– Это правда, – с улыбкой сказал он, – у меня вообще была очень хорошая семья. Родители научили меня любить. Они всегда относились с уважением друг к другу, никогда не ругались на людях и при нас с братом. Я много лет думал, что так и должно быть, что это и есть семья. Потом, в школе у меня появились друзья, бывая у них дома, я видел их семьи, и начал понимать, что не все одинаковы. Однажды я был в гостях у одного друга, и пришел его пьяный отец, они скандалили с его матерью в другой комнате, потом послышались звуки ломающейся мебели и плач матери. Дверь в нашей комнате была открыта, и я видел, как она прошла в ванную с разбитым лицом. Я был в таком шоке. Я думал, что она сделала что-то очень плохое, раз муж так накинулся на нее. Оказалось, что нет, друг сказал, что это у них обычная история. Потом я окончательно убедился, что все семьи разные. Но считал, что моя собственная семья будет похожа на родительскую. Позже так оно и вышло. У меня была хорошая жена, очень красивая и спокойная. Она привлекла меня своей скромностью. В то время, когда мы с ней познакомились, я негативно относился к большинству девушек. Мне не нравилось, как они вели себя, напивались, занимались сексом в туалетах баров с незнакомцами, бросали своих детей на родителей и уходили в загул. Мне редко встречались девушки, с которыми было о чем поговорить. Когда я встретил Мэри, то удивился тому, что она красивая, но при этом не спала со всеми подряд. Когда она родила первую дочь, я был самым счастливым человеком на земле, а когда родилась вторая, я стал еще счастливее, хотя считал, что быть еще более счастливым уже нельзя. У нас была хорошая семья.

– Хорошо, что у тебя была женщина, с которой ты был счастлив.

– У нас была хорошая семья, но я даже не знаю, был ли я с ней счастлив. Была ли она мне другом? Да. Была ли она хорошей женой? Да. Хорошей матерью? Да. Было ли мне с ней спокойно и уверенно? Да. Но был ли я с ней счастлив? Не знаю.

Я удивленно посмотрела на него.

– Мне часто не хватало в наших отношениях именно ее. Она была домохозяйкой, я и дети всегда были накормлены, одеты в чистое и наглаженное, она смотрела те же фильмы, что и я, слушала туже музыку, что и я, любила моих родителей и друзей, даже тех, кого любить и не стоило, но это мои друзья, значит, их надо любить. Даже когда я предложил переехать в Россию, она сказала что примет любое мое решение. Она была моей тенью.

– Ну, вам, мужикам не угодишь!

– Нам надо поменьше угождать, тогда мы будем сильнее ценить это. Нет, я ценил все, что она делала, и был очень благодарен ей за все, но иногда не хватало огня.

Я была удивлена откровениям Финна, он никогда не говорил с кем-то по душам, и если рассказывал что-то из своей жизни, то это были скорее какие-то смешные истории, или истории из детства. Он первый раз заговорил о жене.

На следующий день мы готовились к вечеринке, я готовила всякие закуски в бигудях. Так как мы никуда не ходили, потому что ходить было некуда, мы особо не следили за собой. Но сегодня я решила накраситься, сделать прическу, накрасить ногти и одеть что-то вызывающее. Оля посмотрела на меня, и сказала, что раз такое дело, то и она накрасится. Вчера вечером мы даже ездили в магазин за модной одеждой. Когда все угощения были приготовлены, пунш сварен, алкоголь охлаждался, оставалось только привести себя в порядок. Мы разбрелись по комнатам. Спустя какое-то время ко мне постучался Никита и сказал, что все парни собрались, и ждут только нас с Олей. Я надела блестящее платье в паетках с изображением британского флага, обула туфли на каблуке, уложила волосы кудрями, подвела стрелки, накрасила губы красной помадой, надушилась и вышла. Зашла в комнату к Оле, она тоже уже была готова. Мы выглядели просто сногсшибательно. Вместе спустились вниз. Ребята ждали нас в гостиной. Выглядели они тоже великолепно.

– Ну ни хрена ж себе! – выдал Никита, – дайте мне кто-нибудь платочек, слюну вытереть. Дамы, вы просто ослепительны!

– Присоединяюсь, – сказал Финн.

Мы поблагодарили мальчиков и все вместе пошли в клуб.

Дима пустил легкую музыку, Андрей открыл бутылку шампанского, разлил по бокалам и поднял тост.

– За нас!

– За нас! – повторили мы хором.

И понеслась вечеринка. Мы пили и танцевали, потом ели, и снова пили, и снова танцевали. Дима был за ди-джея, ставил музыку все энергичнее и веселее. Мы танцевали, отрывались, все было так как я и представляла. Вечеринка удалась на славу.

Наутро у всех болела голова, но все были довольны.

– Надо почаще устраивать загулы, – сказал Финн, наливая себе кофе.

– Это точно, – поддержал его Никита.

Вечером мы играли в карты, и пили пиво, смеялись и травили байки, как раньше. Вероятно, вечеринка действительно была нужна всем. Наше сообщество несколько оживилось.

На следующий день выпал снег. Первый устойчивый снег. Мы играли в снежки, и топили баню почти каждый день. Мы и забыли о том, что на базе вообще есть баня. Мы нашли ее в первый день, когда осматривали всю территорию. Со снегом баня была интереснее. С жару выбегать и прыгать в сугроб было очень весело. Финн был нашим местным банщиком, он от души хлестал всех березовыми вениками, держа их в обеих руках.

Однажды к нам прибежала белка. Я была на улице, а она прыгала по большой сосне как Супермен, увидела меня и быстро скрылась. Я забежала в дом, и как маленький ребенок, прыгая от счастья, бурно рассказывала какая она классная. Мне так хотелось ее потрогать.

Через несколько дней Финн собирался идти гулять в лес и пригласил меня с собой. Вид у него был загадочный. У него вообще было лукавое лицо и глаза с хитринкой, кстати, очень сексуальной хитринкой. Он сказал, что хочет мне что-то показать. Я согласилась. Мне было страшновато идти в лес, даже с Финном, по ночам мы нередко слышали из леса вой волков, не хотелось с ними встретиться. Но любопытство взяло верх. Мы шли по заснеженному лесу, было так тихо и очень красиво, снег вчера шел всю ночь, и деревья были все в снегу, было как в сказке. Лес был достаточно большой, и мы уже далеко зашли. Финн сказал, что он хорошо знает этот лес, исходил его вдоль и поперек. Вдруг тишину нарушил какой-то треск. Я испуганно прижалась к Финну. Он снял с плеча охотничье ружье, которое всегда брал с собой. Треск приближался. Сразу за деревьями была небольшая поляна, звуки исходили оттуда. Мы как партизаны выглядывали из-за большой ели. На поляне стоял огромный лось и грыз кору с дерева. Я завороженно смотрела на него, он был такой мощный, с огромными ветвистыми рогами, от него шел пар. Вдруг с ели, за которой мы прятались, по стволу вниз спустилась белка, и, как бы выглянула на поляну, мол, что это вы там увидели?

– Смотри, белка! – крикнула я радостно.

Лось увидел нас и скрылся, белка тоже.

– Ну вот, всех распугала, – смеялся Финн, – мы уже почти пришли.

Мы пересекли поляну, и подошли к большому дубу, у него был очень толстый ствол, в стволе было два дупла.

– Только не кричи, а то они испугаются и не выйдут.

– Кто, они? – с любопытством спросила я.

– Белки.

Финн снял рюкзак и вытащил из него пакет. В пакете были желуди, которыми мы кормили Иберийских свинок, кедровые орешки, и семечки. На нижней ветке дуба висела кормушка из пятилитровой баклажки, Финн повесил ее сюда, когда начались холода, и время от времени подкармливал белок и птиц.

– Видишь эти два дупла? В них живет семья белок. Четыре взрослые и несколько бельчат. Сейчас я насыплю семечек, и они выбегут. Только не кричи, а то распугаешь. Стой смирно, и они могут даже с руки у тебя есть. Ко мне они уже привыкли и не боятся.

Финн насыпал мне в руку кедровых орехов и велел стоять с открытой ладонью поближе к дубу. Не успел он развязать пакет, как из дупла показалась беличья мордочка. Она вылезла из дупла и побежала к кормушке, за ней выбежала другая. Одна из них прыгнула к Финну на плечо и спустилась по руке к пакету с желудями. У меня внутри был такой восторг, мне хотелось кинуться к ним и потрогать. Финн высыпал в кормушку желуди, и обе белки забрались в нее. Финн повернулся ко мне и приставил палец к губам, не шуми мол. Ко мне на плечо прыгнула еще одна белка, чуть спустилась вниз, и, повернув свою мордочку к моему лицу, принюхалась ко мне. Я думала, что сейчас лопну от счастья. Беличья мордочка была так близко к моему лицу, я чувствовала, как щеку щекочут ее усики. Потом она спустилась вниз по руке и села прямо в ладонь. Она спокойно начала грызть орешек.

– Я так хочу ее потрогать, – прошептала я, – она не сбежит, если я это сделаю?

– Попробуй, – спокойно сказал Финн.

Он грыз кедровые орешки, а по нему бегало трое бельчат, и выхватывали из руки орешки. Они были такие маленькие и пушистые. Я очень медленно и осторожно поднесла руку и прикоснулась к беличьему хвостику, он был такой мягкий. Белка лишь посмотрела на меня, и продолжала грызть орешки. Я осторожно погладила ее пальцем по спинке, боже, сколько во мне было эмоций, они рвали меня изнутри, мне хотелось схватить эту белку, и прижать ее к себе. Один бельчонок спрыгнул с Финна на дерево, за ним последовал другой, и начались гонки. К ним подключились все остальные белки, они носились по деревьям как угорелые, сбивая снег с ветвей.

– Финн, я тебя обожаю! – говорила я, обнимая его за шею и целуя в щеку, – спасибо, спасибо, спасибо!!!

Мы возвращались назад, вид у меня был как у ребенка, которого первый раз сводили в зоопарк. Придя домой, мы все сидели за столом, пили чай, и ели пирожки. Я рассказывала о нашем походе с таким восторгом и радостью. Во мне все еще вертелся этот ураган эмоций. Я заметила, что Финн смотрит на меня как-то по новому, а хитринки в глазах стало еще больше.

После чая Финн пошел колоть дрова для камина, ему это нравилось. Рядом с входом в наш дом была небольшая пристройка, там хранились дрова. Это помещение было высотой во весь дом, и разделено как бы на два этажа полкой. К полке была подставлена лестница. Финн заносил дрова в эту пристройку. Мы с Андреем сидели в гостиной и болтали, когда послышался грохот. Мы вышли посмотреть, что случилось. Зайдя в пристройку, я увидела Финна, лежавшего на полу и разломанную лестницу.

– Ты живой? – спросила я, подойдя к Финну.

– Живой, только нога болит.

– Лежи и не двигайся, сначала я посмотрю.

Мы с Андреем скинули с него все дрова, они засыпали его при падении. Его бедро было все в крови. Под ним сломалась одна перекладина лестницы, и, падая, он распорол себе ногу в верхней части бедра об острый обломок. Я разодрала посильнее джинсы, чтобы посмотреть, не задел ли он важных сосудов.

– Ничего важного вроде бы не повреждено, пошевелить ногой можешь?

Он пошевелил.

– Голова не болит? Ты сильно ушибся?

– Да не особо, только нога болит.

– Хорошо, давай поднимем тебя и пойдем в дом, рана глубокая, и ее надо бы зашить.

Мы зашли в дом. От движений кровь пошла сильнее.

– Да, точно придется зашивать. Надо снять с тебя джинсы.

Андрей отвел Финна на кухню и помог раздеться, а я пошла в кладовку за медицинскими инструментами лекарствами.

Я вернулась на кухню, Финн сидел на стуле возле кухонного стола в кофте и трусах. Грязные мысли тут же полезли ко мне в голову, я попыталась их отогнать и думать о деле. Я вымыла руки и налила в миску воды, взяла полотенце начала промывать рану. Мои руки касались его ноги, она была такой теплой. Андрей вырвал меня из пагубных мыслей.

– Ты раньше это делала? – спросил он.

– Да, правда давно, – ответила я неуверенно.

Финн взял мою руку и посмотрел мне в глаза.

– Я тебе доверяю, – уверенно сказал он.

Меня это успокоило. Я приготовила иглу с нитью и пинцет, набрала новокаин в шприц.

– Я сейчас сделаю тебе обезболивающий укол, хорошо?

Финн кивнул.

Я надела перчатки и обработала спиртом кожу вокруг раны. Уже была готова сделать укол, когда заметила у Финна эрекцию. Я замерла со шприцем в руке. Финн увидел это, осознав причину, начал смущенно извиняться и прикрываться кухонным полотенцем, лежавшем на столе.

– Все нормально, не стоит извиняться, – говорила я, пытаясь его успокоить, – мы тут все давно без секса, так что это нормально.

Бедный Финн залился краской. Андрей, сидевший с нами, и видевший все это, решил разрядить обстановку.

– Да ладно тебе, мы тут уже все руки в мозоли сбили. Пока спали с Аней, мне каждую ночь эротические сны снились, я не раз просыпался с мокрыми трусами.

Мы одновременно засмеялись и не могли успокоиться, слезы текли у меня по щекам, мы смеялись до боли в животе. Андрей достиг большего результата, чем сам ожидал.

– Ты же понимаешь, что больше я тебя в свою постель не пущу? – сквозь смех говорила я. – Так ладно, успокаиваемся, надо зашить рану, Финн, ты так наржался, что у тебя опять кровь пошла. Все, делаю укол.

Я приложила марлю к ране, чтобы остановить кровь. Финн скривился от боли.

– Все-все, сейчас подействует новокаин.

– Да, я уже чувствую, как немеет. И перестаю ощущать прикосновение твоей нежной руки.

Мы опять начали смеяться. Через минуту, успокоившись, я провела тест на чувствительность, нажимая пальцем на рану.

– Чувствуешь?

– Слава богу, нет!

– Хорошо. Тогда приступим.

После окончания учебы в институте я работала волонтером в травмпункте при больнице, так что зашила не одну рану, но боялась, что за годы потеряла навык. Нет, все пошло как по маслу, хорошие, ровные стежки один за другим. Пять минут, и все готово. Я наложила восемь швов, намазала сверху заживляющей мазью и наложила повязку.

– Готово. Я бы еще сделала тебе прививку от столбняка, на всякий случай.

– Давай, – сказал Финн.

– Закати рукав кофты повыше, мне нужно плечо.

Я достала ампулу с вакциной и набрала ее в специальный шприц. Финн не мог справиться с кофтой, рукава были узкими, и он плюнул и снял кофту. Он сидел передо мной в одних трусах. У него было шикарное тело и слегка волосатая грудь.

– Хорошо, что у меня нечему вставать, – с улыбкой сказала я, не стесняясь, рассматривая его, – но ты можешь считать, что мы квиты. Сейчас будет больно.

Я оттянула кожу на плече и ввела иглу в мышцу. Медленно вводя вакцину, я держала его плечо одной рукой, я чувствовала, как его пульс бьется под моей ладонью. Я безумно хотела его. Наверно только присутствие Андрея останавливало меня от действий. Да уж, сегодня мне точно будут сниться эротические сны.