Читать книгу Харвиг. Посол Ясных Земель - Кавалаш П'Вемо - Страница 7
Часть первая. Лихие времена
5. Нежданные гости
ОглавлениеУже несколько дней подряд лили дожди. Их с запада привёл Гамаюн. Вечером донеслись глухие раскаты грома, вслед за которыми набежали чёрные тучи. Харвиг вышел к реке и угодил под первые холодные капли. А потом грянуло и всё озарилось. Тогда-то он и заметил небесного вестника. Синяя птица величаво парила в выси.
Люди верили, что она – друг и помощник Макоши. А тех, кому довелось её повидать, ожидала удача.
Харвиг решил не ждать, когда посланник богини заметит его с небес, и поспешил укрыться на мельнице…
До этого он видел божье создание дважды. Первый раз, когда только появился в Городище, на вершине горы. О той поре он мало что помнил. Вроде бы, сидел Гамаюн на камне, а потом с ярким всполохом сгинул… А было оно или нет – кто ж теперь скажет.
Другой раз случился совсем недавно. Взял отец Харвига с собой в Голодырь. То был посёлок изгоев, – лихих людей, когда-то крепко преступивших закон. Время от времени им отправляли обоз с мукой, чтобы злодеи не перемёрли от голода.
Пока отец управлял разгрузкой, Харвиг спустился к Пучай-ручью. Стылые воды мирно струились по мелкому каменистому дну, и ныне, в осеннюю пору, было неясно, за что получил ручей своё имя. Другое дело – весной, когда, набравши с холмов талых вод, он поднимался в берегах и с рёвом мчал к старшему брату Бугу.
Харвиг остановился у берега, в тени старого дуба. Его взгляд силился проникнуть под серебристую гладь. В отражении вдруг разглядел он позади себя на кургузой ветви большую синюю птицу. Их взоры встретились… Послышался зов отца, отрок стремительно обернулся и зажмурился от яркого света. Как проморгался, посланника уж и след простыл…
Из-за ненастья дорога в роще раскисла. Люди не хотели мочить зерно, и работа на мельнице встала. Харвиг маялся от безделья. Была бы хоть погода хорошая, уж он бы нашёл, чем заняться. Но жизнь так устроена, что, когда небо ясное, – работы невпроворот.
Гудейка последние дни хандрил. Он старался всё время быть рядом. Даже днём, когда домовые обычно прячутся в потаённых местах, просто зарывался в кучу соломы.
– Скажи, – спросил как-то Харвиг, – куда вы деваетесь? Как исчезаете?
– По краешку ходим.
– О чём это ты?
– То же, что здесь… Только людей там нет.
– Одни домовые?
– Отчего? Шмелики, мышки. Вороны с совушками кой-раз залетают.
– А мне туда можно?
Гудейка помотал головой.
– Не… Людям туда никак.
Так Харвиг и не понял тогда, что это за неведомый «край».
Он глянул в оконце. На лужайке у мельницы одиноко мокла коза. С Пенкой тоже творилось что-то неладное. Третий день как она перестала жевать траву, а вслед за тем и доиться. В последний раз она вышибла кадушку из его рук…
Время перевалило за полдень, а Вакейки с обедом всё не было. И придёт ли?
Харвиг решил не дожидаться милости мельника и отправился на рыбалку.
Он вышел к реке. Дождь пузырил стылую воду. В ней отражалось серое небо. Отрок размотал удочку, наживил червяка. Забросил его подальше, к плотине.
Не успел поплавок успокоиться, как вдруг – скрылся с глаз! Харвиг подсёк и выволок здоровенного окуня. Очень скоро в траве у ног прыгали больше десятка полосатых рыбин. Потом дождь утих и клёв как обрезало. Мальчик развёл костёр.
Часом позже он принёс на мельницу запечённую в углях рыбу.
– Съешь, Гудейка, – уговаривал он домового, но тот лишь зарылся глубже в солому.
Харвиг ел рыбу и думал, что по такому ненастью Ножик мог бы его отпустить. Вот если завтра с утра опять будет дождь, стоит поговорить с мельником.
Если по совести, – тот и вовсе мог без него обойтись. Рука Акима уже зажила, да и Матвей целыми днями слонялся без дела. Но подобными мечтами Харвиг себя не тешил. Кто-кто, а Ноздреча скорее удавится, чем отпустит его до срока.
Вечерело. В голой и мокрой роще уныло завывал ветер. Тревожно стучал по мельничной крыше дождь. Было сыро и холодно. Хорошо ещё, что догадался натаскать впрок соломы, чтобы ему и Пенке хватило. Только козе свежая подстилка оказалась без надобности. В стойле который день была чистота. Он пробовал соблазнить бородатую куриным зерном, мешок с которым мельник хранил в подклети. Всё без толку. Она не желала ни есть, ни пить. Как бы не подохла, родимая.
В углу тревожно застонал домовой. Харвиг устроился рядом.
Интересно, чем сейчас занимаются его братья? Селян, наверное, вырезает безделки. Лучше всего ему удавались деревянные изваяния Погрыза… Михейка с Васяткой, вернее всего, носятся друг за другом по горницам. А может, помогают матери прясть козий пух. Либо забрались втихаря в подклеть, где хранятся зимние припасы под присмотром Архипа, чтобы разжиться мочёными яблоками…
Незаметно Харвиг уснул. Приснился ему чудный сон. Будто стоит он у мельницы и к нему на задних лапах подходит Шамка. Она разевает пасть и произносит человеческим голосом:
– Берегись, Харвиг!
Потом налетел снежный вихрь, за которым собака исчезла…
Под утро ударил мороз. Харвиг проснулся от лютого холода. Стуча зубами, он спустился вниз и принялся разжигать костёр. Тогда-то и обнаружил, что Пенка исчезла.
До обеда мельница пустовала. Дороги схватило молодым ломким льдом. Ножик с сыновьями и Харвигом прочесали всю рощу, выискивая козу. Но та будто сгинула.
– Сожрал… – бурчал себе под нос мельник, шагая меж деревьев по хрустящей траве. – Либо продал.
– А может, её водяной забрал? – обозлился Харвиг.
Полуденное солнце согрело землю. На гнилушинской дороге показалась крытая бычьей шкурой повозка. Харвиг ещё издали признал её и обрадовался, – это были родители. Лют остановил серого величавого козла Похрапа у мельницы, легко соскочил на землю. Вслед за ним, опершись на руку мужа, спустилась Лада.
– C днём рождения, сын!
Они обнялись. Харвиг совсем забыл, что сегодня – тот день, когда он несколько лет назад пришёл в Городище.
– Будь здрав, Ноздреча, – поприветствовал мельника князь.
– И вам не хворать, – угрюмо ответил тот. – Скверно твой сын, Лют, с работой справляется. Коза от него сбежала.
– Как так? – обернулся князь к Харвигу.
– Она который день была сама не своя. В стойло не заходила. Я пробовал её завести, так она на меня – с рогами.
– Что же ты о том хозяину не сказал?
– А как тут скажешь? Он четыре дня сюда ни ногой. А мне на его двор путь закрыт. Я не раз говорил Вакейке, что с козою беда. Не знаю, передавал ли?
– Передавал! – отозвался отрок. – Батя не захотел по дождю одёжу мочить.
Лют обернулся к мельнику:
– Выходит, Ноздреча, ты сам виноват. Раз о скотине своей не печёшься.
– Я оставил Утробу на Харвига! – ощерился Ножик. – Весь спрос с него!
– Э нет… Мой сын твою козу кормить, поить да доить должен. А хвори, забой и иные дела – то твоя забота. И если тебе, Ножик, на своё хозяйство плевать, то чего ж ты от Харвига хочешь?
Лют снял с повозки и передал сыну узел с тёплой одеждой. Мать протянула корзину с едой.
– Ты бы забрал отрока в дом, – сказал мельнику князь. – Или пусть он у нас ночует.
– Я подумаю, – неохотно процедил Ножик.
– Дюже долго не думай. До вечера.
Лада ожгла мельника гневным взором.
– Если что, – она обняла сына, – домой приходи.
Харвиг расцеловался с родителями, и повозка уехала.
В тот день на помол прибыло всего две телеги.
– Ничего… – сказал Ноздреча, провожая их взглядом, – к Покрову повалят.
Он ушёл, так и не сообщив о своём решении.
«Переночую сегодня здесь, а завтра – домой, – подумал Харвиг. – Дурень я, что ли, тут мёрзнуть».
Он уже собирался вернуться в свой закуток наверху, как увидел людей, идущих по роще. Они направлялись к мельнице. Впереди суетливо шагал Аким, который то и дело оглядывался, поспевают ли за ним остальные… Харвиг скрестил на груди руки и, привалившись к стене, стал ждать.
– Встречай гостей, Харька! – издали крикнул Аким. – Решили узнать, как ты тут?
Харвиг молчал. Он уже всех разглядел. Первым шёл Васька-Гвоздь, прозванный так за худобу и высокий рост. Несмотря на внешнюю хилость, был он твёрд и жилист. Харвиг знал это не понаслышке. Годом раньше он схлестнулся с главарём Верхуш на мосту. Тогда, по перволедью, сошлись ватаги Старого берега и Заречья на шутейную битву. Харвиг противника победил. А вот Демьяну, которому довелось биться с отроком, что шагал сейчас вслед за Гвоздём, – пришлось тяжко.
Настоящего имени главаря гнилушинской ватаги Харвиг не знал. Все называли его Махиней, а проще – Махой. Был он не очень высок, но дюже широк в плечах. И на этом странности не кончались. Волосы на его голове были светлыми, а белёсые глаза выпучены, как у рыбы.
В тот раз серёдкинцы едва уволокли своего вожака от озверелого Махи. Остался Демьяну на память о той встрече здоровенный шрам у виска.
Ещё Харвиг слышал, что верховодит Махиня последний год. Таков был порядок, – как отроку исполнялось пятнадцать лет, он признавался взрослым.
Замыкал шествие подольский Вожжа. Его Харвиг знал плохо. Встречал несколько раз на праздниках да помнил, что в прошлый раз на мосту дрался он с торжковским Ипатом, сыном Горыни, и тот его одолел.
– Ну, что молчишь? – приблизившись, злорадно спросил Аким. – Язык проглотил?
– Ты бы придержал свой, – осадил его Харвиг.
Тем временем к мельнице подошли остальные.
– Будь здрав! – приветственно поднял руку Вожжа. При этом лицо подольского главаря оставалось мрачным.
– И вам того же, – отозвался Харвиг. – В дом не зову, не прибрано там.
Отроки ухмыльнулись, оценив шутку.
– Вопросец у нас к тебе, – приступил к главному Гвоздь. – Не сегодня – завтра Стырь встанет.
– И что? – Харвиг недоумённо пожал плечами.
– Ты живёшь тут, на Гнилушах. Стало быть, биться на мосту будешь за нас.
Харвиг рассмеялся:
– Это что за закон такой?
– Мой закон, – отозвался за того Маха. – Ты живёшь на моей земле. Либо пойдёшь со мной, либо проваливай.
– А если нет?
– Если нет… – на лице Махини появилась злая улыбка, – пеняй на себя. До моста ты целым не доберёшься.
Харвиг нахмурился. До Покрова ещё далеко, а лёд на реке, как верно заметил Гвоздь, должен встать со дня на день… Даже если Харвиг вовсе откажется выходить на мост, Маха со своей ватагой не дадут ему здесь покоя.
– Я тут последнюю ночь, – сказал он. – Дальше буду приходить сюда на работу.
– Хитрый… – хмыкнул Махиня. – А знаешь, почему его отца Ножиком кличут?
Он пренебрежительно кивнул на Акима.
– Нет, – равнодушно ответил Харвиг.
– Он чуял, когда тут поселился, что место гиблое, и тоже решил схитрить. Затащил здоровенного кабана на плотину, чтобы заколоть его в дань водяному. Кабан, не будь дураком, скинул его в Стырь вместе с ножом…
Махиня оглядел приятелей, и они рассмеялись. Харвиг посмотрел на Акима. Тот униженно улыбался.
– Выбрался Ноздреча на берег без ножа и весь в тине. Вот люди и стали шутить, что, видать, подарил он его водяному.
Выпученные глаза Махи не мигая глядели на Харвига.
– Я к тому это, что на каждого хитреца найдётся такой кабан. Либо на Перволёд ты пойдёшь со мной, либо на Гнилуши не суйся.
С тем вожаки Заречья ушли. Аким было увязался за ними, но Маха что-то сказал и тот понуро побрёл на свой двор.
Харвиг поднялся по лестнице к жерновам.
Гудей лежал на прежнем месте, в углу. Харвигу вдруг показалось, что он не дышит.
– Эй, Гудейка! Ты жив?
Тот шевельнулся. Харвиг осторожно лёг рядом, накрыл себя и домового тулупом. Что-то тревожное происходило на мельнице. И дело тут было не в угрозах Махини…
Он припомнил их разговор и покачал головой. Ишь что удумал: против своих биться! Да Харвиг скорее выйдет против всего Заречья. Надоели ему Гнилуши и мельница, как горькая редька. Покров бы уже скорей…
Тем же вечером к нему пришли княжичи. Харвиг разжёг на берегу большой жаркий костёр. Друзья расположились на поваленных брёвнах, грея у огня замёрзшие руки. Селян протянул Харвигу небольшой свёрток.
– Поздравляем, значит, тебя! – неловко пояснил он.
Харвиг развернул дублёную кожу… Внутри оказались несколько ягодных леденцов, чёрные кованные крючки и шнур из козьего волоса.
– Леденцы сами ешьте, что я вам – девка, или дитя какое? – пробурчал Харвиг, сунув, однако, гостинцы в карман. При этом Васятка и Михей за его спиной с улыбками переглянулись. – А вот за лесу и крючки, братцы, спасибо!
Пока друзья угощались нехитрой снедью, Васятка украдкой сунул ему Бабашку.
– Что там у вас? – крикнул с другой стороны костра зоркий Селян. – Никак Васятка колобка притащил?
– Сам ты колобок, – нахмурился Харвиг.
Если по-честному, сравнение было не в бровь, а в глаз. Кабы не усы да уши… Селян не впервой насмехался над детской игрушкой Харвига. Отчего-то она не давала ему покоя.
– Чтоб вы знали, этот зверь размером с избу, – счёл нужным сообщить Харвиг. – И за раз может быка проглотить.
– Ишь ты! – поразился Васятка.
Михей промолчал, а Селян ухмыльнулся:
– Где же он водится?
– Там, откуда я родом!
– Как же. Помним… У вас там избы высотой в три жилья.
– Хватит вам… – попробовал остановить Михей братьев.
– Так всё и есть! – упрямо подтвердил Харвиг.
– А в упряжки запрягают по десятку козлов? – не унимался Селян.
– Верно!
– А по улицам носятся стаи Зубил!
Тут Михей хмыкнул, а Васятка, не сдержавшись, хрюкнул в кулак. Харвиг побагровел.
– Знаешь что, – сказал старший брат, – я думаю, что ты ничего не помнишь.
– Ещё как помню! – запальчиво возразил Харвиг.
– Ну, коли так, скажи: что за зверь твой Бабашка? Как обходится без туловища и лап?
Харвиг молчал.
– Ну, что же ты?!
– Вот уйду по весне, – хмуро произнёс он, – тогда попомните.
Братья переглянулись.
– Куда это?
– В гору.
Васятка потянул Харвига за рукав:
– Не ходи… Там же ведьма…
Тот сердито выдернул руку.
– Снова ты за своё? Надоел уже!
Васятка обиженно скривил губы. На глазах заблестели слёзы.
«Этого ещё не хватало, – подумал Харвиг. – Сейчас расхнычется».
Тут подал голос Селян:
– Не переживай, Васятка! Болтовня это всё.
Харвига захлестнула ярость. Такого глава княжичей не мог спустить даже брату.
– Сам ты болтун! Шли бы вы домой по-хорошему.
Селян встал с бревна.
– Пожалуй, пора.
Михей тоже поднялся. Он поглядел на Селяна, затем на Харвига:
– Зря вы так.
Харвиг ничего не ответил. Проводил взглядом братьев, пока те не затерялись меж голых осин. Потом вернулся в свой угол на мельнице.
До чего глупо всё вышло. Прогнал гостей! Да и Селян хорош… Отбилась его ватага от рук, пока он торчал на мельнице.
Но ничего, придёт время, и они Харвига вспомнят… Кто пойдёт на мост биться? Не Селян же.
Отрок тяжко вздохнул. Слова брата не выходили из головы. Прав он. Ничего о своей прошлой жизни до появления в Роси Харвиг не помнит.
Он вытащил из кармана и сунул в рот леденец. В темноте попался мятный, зелёный. Харвиг больше любил брусничные. Когда с этим было покончено, в ход пошли и они.
Потом он положил Бабашку под голову, да так и заснул.
А среди ночи проснулся. У него на груди сидел домовой. Снаружи доносилось надрывное карканье.
– Гудей, ты чего?
– Худо-о-о…
Чур прямо на глазах стал прозрачным, словно осколок льда, а затем и вовсе исчез.
Харвиг в волнении подскочил к оконцу. Под ярким светом луны на лужайке белела Пенка. Отрока захлестнула радость! Путаясь в мыслях, он кубарем слетел вниз.
Снаружи ему едва не снёс голову ворон. Он с карканьем пронёсся над Харвигом, зацепив крылом и, сверкая оком, уселся на крыше мельницы.
– Тьфу на тебя! – крикнул мальчик.
Пенка проворно развернулась и замерла. Она глядела на Харвига. Отроку от этого взгляда стало не по себе. Поневоле он вспомнил Буяна. Казалось, глазами козы на него смотрит другой человек.
Позади вновь раздался зловещий крик ворона.
– Ты чего, Пенка?
Коза вдруг склонила голову и с неожиданной резвостью бросилась на него! Харвиг не стал искушать судьбу и дал дёру.
Они домчали до Стыри и оттуда, по кругу, обратно к мельнице. Харвиг, как ошпаренный, влетел внутрь, успев захлопнуть за собой дверь. Тут же на неё обрушился страшный удар! Мальчик навалился на дверь спиной, раз за разом содрогаясь вместе с ней под наскоками обезумевшего животного.
Последний удар вышел особенно сильным, и Харвиг отлетел вглубь подклети. Он метнулся назад и увидел, что коза пробила рогами доски. Какое-то время Пенка яростно вырывалась, потом разом стихла.
Харвига била крупная дрожь. Он с трудом отодвинул дверь.
Коза висела на рогах и часто дышала. Очи её стали прежними.
– Хорошенькие дела… – вымолвил Харвиг. – И что дальше? Утопших мельников на помол ждать?
В ответ послышалось хлопанье крыльев. Ворон облетел мельницу и исчез в ночном небе.