Читать книгу Время библиомантов. Книга крови - Кай Майер - Страница 8

Часть первая
Корабли-порталы
Глава шестая

Оглавление

Выходя из разрушенного временем корабельного салона и следуя за светящимся шаром, освещавшим им путь в коридор, Фурия видела всё новые и новые ряды пустых книжных полок, множество полуразложившихся книг на полу и даже останки существ, которые, вероятно, когда-то были птичками-оригами. Библиомантика на борту «Флёр» была искоренена подчистую, и тем не менее в воздухе по-прежнему ощущалось словно бы её дальнее эхо. Фурия не знала, было ли это самовнушением или глубоко внутри корабля правда что-то ещё теплилось.

Спустя несколько минут, в течение которых Фурия и Зибенштерн молча следовали через анфилады комнат, взбирались по скользким лестницам и пересекали холлы, казавшиеся бесконечными, она наконец вспомнила, откуда ей было знакомо это чувство, – она уже испытывала его в замке на Рейне, когда-то принадлежавшем Розенкрейцам, в нынешнем замке семейства Химмель. Замок пробудился к жизни, когда распознал, откуда Фурия родом. Стены замка помогли девочке в сражении с Рашелью и Файтом: они транслировали ей библиомантическую энергию её далёких предков – правда, с неоднозначным результатом.

– Этот корабль жив, – произнесла Фурия.

– Я на это и надеялся.

– Ты что, не ощущаешь этого?

– Я уже давно не библиомант, Фурия. Кроме того, дело скорее в том, что корабль ощущает тебя. Твой дед Кассий был в числе строителей корабля, вероятно, поэтому «Флёр» может распознавать отпрысков семейства Ферфакс, если встретится с ними. Или отпрысков семейства Розенкрейцев – это вопрос терминологии.

– Разве Федра не пыталась разбудить корабль? Она же праматерь библиомантики. Если у кого-то хватит на это сил, то в первую очередь у неё.

– Федра! – Зибенштерн пренебрежительно фыркнул. – У неё нет ни капельки библиомантической силы.

Фурия остановилась:

– Что?

– Пойдём дальше. Я всё тебе расскажу.

Они снова принялись взбираться по лестнице, покрытой коркой грязи. Светящийся шар над головой Фурии отбрасывал на ступеньки их зигзагообразные тени и освещал переливающиеся пятна плесени на стенах.

– Федра не та, за кого ты её принимаешь, – сказал Зибенштерн, когда они достигли верхней площадки лестницы и свернули в короткий коридор. – Она, несомненно, впечатляющая и сильная личность. Ей удалось объединить под своим командованием тысячи чернильных поганок и вести войну, о которой по сей день говорит весь мир библиомантики. Она привлекла в свои ряды несколько могущественных библиомантов и несколько моих экслибров, даже если сейчас у неё остался только один из них. Однако, – подчеркнул он, взяв паузу, – сама она библиомантом не является. И уж конечно она не праматерь библиомантики.

– Я думала, она…

– Да, она та самая Федра Геркулания, – перебил её Зибенштерн, приведя тем самым Фурию в ещё большее замешательство, – и в то же время это не она. Прошу прощения, что я тебя запутал. Ты знаешь, что Федра – экслибра. Но единственная книга, из которой могла бы выпасть реальная Федра, – первая «Книга творения», в которой я записал её историю. Та Федра, что правит там, снаружи, выпала из одной из тысяч книг, пересказывающих миф о ней, из одного из бесчисленных трактатов, написанных о ней библиомантами. Поэтому она – копия, а не оригинал, так сказать. И именно по этой причине у неё отсутствует дар библиомантики. Можно слепить из глины точную копию пистолета, однако он никогда не выстрелит.

Они дошли до двери, криво висевшей на петлях. За ней находился капитанский мостик «Флёр де Мари». Когда-то с трёх сторон здесь были широкие окна, однако сейчас стёкла были выбиты, в пустые рамы задувал ветер, разнося по помещению чёрные хлопья.

– Федра пользуется колоссальным авторитетом и, как никто другой, умеет настаивать на своём, но она никогда не была настоящей, той самой Федрой. Она – пересказ, интерпретация исследователя, написавшего книгу о возникновении легенды.

Фурия хотела убедиться, что правильно поняла Зибенштерна, поэтому решила уточнить:

– То есть экслибры являются точным воплощением персонажей, только если они выпали из книг, в которых эти персонажи впервые были упомянуты? Как Ариэль, выпавший из «Бури» Шекспира, а не из научного труда о трагедиях Шекспира, так?

– Совершенно верно. Наш мир оказался значительно сложнее, чем ты ожидала, согласна?

Она медленно кивнула, размышляя о последствиях этого факта. Федра была обычным смертным человеком и блестящим полководцем, но не богиней библиомантики. В данный момент это обстоятельство, кажется, ничего не меняло в положении, в котором находилась Фурия, но его стоило запомнить, прежде всего до следующей встречи с ней.

– Пусть это не вводит тебя в заблуждение: Федру нельзя недооценивать, – посоветовал ей Зибенштерн. – Здесь, в ночных убежищах, Федра забрала себе всю власть, какую только можно себе вообразить. Армия чернильных поганок слепо повинуется ей, и этот экслибр тоже на её стороне. К нему следует отнестись со вниманием. Ты с ним уже познакомилась: это он подобрал тебя между страницами мира и принёс сюда. Он – правая рука Федры.

Фурия плохо помнила экслибра, которого вместе с чернильными поганками встретила среди золотых сетей. Тощая фигура в тёмном облачении, чья грудная клетка на её глазах распахнулась, словно книга, обнажив кипу страниц. Он был вторым экслибром из книг Зибенштерна, которого она встретила на своём пути; как и Изида, он был живой книгой в человеческом обличье.

– Его зовут Ментана, – сказал Зибенштерн. – Я боюсь, что этот персонаж нельзя назвать моей большой удачей, однако…

– Ментана? – перебила его Фурия. – Герцог Ментана?[5] Негодяй из «Фантастико Фантастичелли…»?

Зибенштерн кивнул:

– Да, я помню, это один из тех злодеев без особых примет, без конца покручивающих усы. – Старик с сожалением развёл руками: – «Фантастико Фантастичелли…» была одной из первых моих книг. Вероятно, лучше описывать людей у меня тогда ещё не получалось.

– Ты прекрасно знаешь, что это моя любимая книга! – вырвалось у Фурии.

На втором месте у неё был «Остров Сокровищ» Стивенсона, за ним – несколько романов, которые Фурии в своё время читала мать. Лишь значительно позже Фурия смогла прочитать, нет – проглотить эти книги самостоятельно, и ни одну из них она не перечитывала так часто, как «Фантастико Фантастичелли…». Целую вечность назад она рассказывала об этом молодому Северину Розенкрейцу, тому самому Северину, который сейчас стоял рядом с ней в обличье озлобленного старика.

– Герцог Ментана… – прошептала она, покачивая головой. – Старший из трёх братьев, отобравших у возлюбленной Фантастико миланский престол.

До того как встретиться с кавалерами и госпожой Антиквой, Фурия никого в жизни так истово не ненавидела, как его, выдуманный персонаж из старинного разбойничьего романа. Она стала его личным заклятым врагом, и каждый раз, перечитывая книгу, всей душой желала ему смерти.

А теперь он, возможно, спас ей жизнь.

– Ему нельзя доверять, – предупредил Зибенштерн. – Он – тень Федры. Даже если его не видно, он, как правило, находится рядом с ней.

– В реальной жизни он такой же подлец, как и в книге? – Фурия понимала абсурдность этого вопроса, как если бы она интересовалась характером актёра, игравшего какого-то особенно отвратительного персонажа. С той только разницей, что экслибры не играли роли своих персонажей. Они были ими.

– Он сложнее, чем в книге, – ответил Зибенштерн. – Что, в сущности, не является большой заслугой. В романе он стремился заполучить только власть и богатство, а здесь, в ночных убежищах… Понимаешь, он придерживается определённых принципов и убеждений. И он твёрдо верит в учение о Liber Incognitus.

Слушая Зибенштерна, Фурия рассеянно скользила взглядом по капитанской рубке. Только теперь она поняла, что на капитанском мостике «Флёр» не было ни штурвала, ни рычагов, ни кнопок. Было только кресло, похожее на трон, стоявшее на возвышении и обращённое вперёд. Оно чем-то напомнило её старое кресло в имении, и, подойдя поближе, она удостоверилась, что капитанское кресло действительно очень походило на её старое, говорящее. Ветер и осадки разрушили кожаную обивку и подушки, и взору Фурии предстал остов, украшенный микроскопической резьбой, – дерево покрывали ряды букв. Кое-где буквы стёрлись, но большинство строк, вероятно, можно было прочесть – правда, для этого понадобилась бы лупа.

– В этом кресле сидел капитан «Флёр», управлявший кораблём единственно с помощью библиомантической мысленной связи с ним, – объяснил Зибенштерн. – Сядь и попробуй.

Фурия со страхом забралась на дряхлое кресло, устроилась на нём, хотя острые края и ржавые пружины врезались в тело. Но уже спустя пару секунд ей захотелось вскочить с него.

– Сосредоточься, – сказал Зибенштерн.

– Не могу: здесь невозможно сидеть.

Он тихонько вздохнул, когда она слезла с кресла. На самом деле что-то ощутить ей удалось – то же незримое присутствие дальнего эха библиомантики, – но Фурия не хотела, чтобы Зибенштерн пронюхал об этом.

Вместе они перешагнули через раму, в которой когда-то висела распашная дверь – обе створки двери были выломаны давным-давно. Перед ними раскинулась верхняя палуба «Флёр де Мари» – огромное пространство, открытое всем ветрам, с наносами из пыли и пепла, доходившими до щиколоток, усеянное камнями и обломками скал, поднятыми высоко в воздух и занесёнными сюда ужасными смерчами ночных убежищ.

Вслед за Зибенштерном Фурия подошла к проржавевшему ограждению и вместе с ним взглянула вниз, на каменистую пустыню, на цепочку сторожевых огней и дальше, на горизонт. По ту сторону горной гряды костры, полыхавшие в лагере чернильных поганок, отбрасывали оранжево-красные отблески на проносящиеся по небу облака, нависавшие над скалами.

– Ты упоминал о кораблях-порталах в «Книгах творения»? – Фурии приходилось повышать голос, чтобы перекричать порывы ветра. Клюв петушиной книги снова забился глубоко в её карман.

– Нет, – ответил Зибенштерн. – Я многого не предусмотрел, да и не хотел слишком многого. Но всё написанное мной всё быстрее выходило из-под контроля. – Казалось, следующие свои слова он тщательно взвешивает. – Особенно с тех пор, как в мире объявился некто, так же способный влиять на прошлое и настоящее.

– Но Федра уже сорок лет находится здесь, в…

– Я имею в виду не Федру, а тебя, Фурия.

Наверное, ей следовало бы удивиться. Возможно, ужаснуться или почувствовать себя польщённой. Вместо этого она ничего не ощутила. Она просто продолжала смотреть вдаль, в непроглядную ночь, ощущая, как Зибенштерн искоса смотрит на неё.

– Ты ведь читала «Книги творения», правда? – спросил он.

– Только первые два тома, и потом ещё одиннадцатый. В своих заметках Ариэль дошёл до седьмого тома, когда до него добрался убийца, посланный Федрой. Что содержат остальные тома, не знает никто, кроме тебя.

– Федра не приказывала убить Ариэля или кого-либо ещё. Экслибр должен был украсть одиннадцатый том, и всё.

– Почему именно одиннадцатый?

– Потому что в нём предсказывается появление экслибров – одно из необдуманных пророчеств, которые я лишь обозначил и которые затем неожиданно вырвались из-под контроля и зажили собственной жизнью. Как навязчивая идея, которую ты записываешь, чтобы от неё отделаться, не предполагая, как долго ещё она будет тебя преследовать. Если бы я знал, какие последствия будут иметь несколько опрометчивых предложений… Но я тогда не ведал, что творил.

– Ну, в любом случае ты был очень изобретателен.

– Долгое время я вообще не принимал всего этого всерьёз. Весь этот проект мира, законы библиомантики… Это была просто игра, способ убить время для человека, который не знает, про что бы ему такое написать. По мере того как написанное начинало сбываться, я постепенно стал понимать, что нужно быть осторожным. Бремя ответственности давило на меня слишком сильно, поэтому в последнем, двадцать четвёртом, томе у меня есть персонаж, который описывает мне мир библиомантики из будущего и подаёт мне самую мысль о его создании.

– Если бы в моём времени библиомантика не существовала, я бы не смогла рассказать тебе о ней.

– А если бы ты не рассказала мне о ней, я бы не смог создать её у себя в девятнадцатом веке. Классический временной парадокс: чем больше о нём размышляешь, тем больше он превращается в чёрную дыру, засасывающую в себя всё остальное, и прежде всего законы логики. Однако истории похожи на реальность. Иногда в них существуют провалы, несоответствия, которые, к сожалению, не способны изменить главное – людей, которые действуют в них, и их образ мыслей и чувств.

– Что там написано про меня? – спросила Фурия.

– Что на свете существует ещё кто-то, способный запустить изменение этого мира. Одна девочка, которую зовут Фурия Саламандра Розенкрейц, рождённая в 1999 году. Что только я и она могут переписывать «Книги творения» и таким образом изменять структуру мира библиомантики.

При других обстоятельствах Фурия, вероятно, не поверила бы ни единому слову Зибенштерна. Однако она вспомнила, что сотворила с Изидой, изменив прошлое, и о непредвиденных последствиях этого деяния, затронувших весь мир. Чтобы спасти жизнь Изиды, Фурия превратила её в экслибру из книг Зибенштерна, допустив тем самым возможность экслибрам быть библиомантами. Сама того не желая, она обеспечила равновесие сил между библиомантами и экслибрами, и по сей день никто не мог предсказать, какие последствия это равновесие будет иметь в долгосрочной перспективе.

– Я ненавижу тебя за то, что ты дал мне столько власти, – ровным голосом произнесла она.

– Я сделал это потому, что когда-то ты очень много для меня значила, – возразил он. – Ты подтолкнула меня к созданию мира библиомантики, когда мы стали переписываться, и начала рассказывать мне о будущем, в котором ты жила. Фактически ты взяла меня за руку и показала, что мне надлежит делать. Я сотворил этот мир для тебя, Фурия, чтобы в один прекрасный день ты тоже воплотилась в жизнь. Мысль о том, что ты так и останешься мечтой, моей собственной выдумкой, была для меня непереносима. Я хотел, чтобы ты стала реальностью, девочкой из плоти и крови. Девочкой, в которую я влюбился в семнадцать лет.

Что она могла возразить на это? Её пальцы крепче вцепились в проржавевшие перила, и она начала считать огоньки костров, горевших внизу. Фурия не хотела углубляться в то, что только что услышала. И меньше всего на свете хотела принимать на себя ответственность, которую взвалил на неё Зибенштерн.

– Я даже не в состоянии как следует присматривать за младшим братом, – произнесла Фурия после долгого молчания. – Когда я взяла на себя ответственность за жизнь Изиды, первое, что я натворила, – перевернула с ног на голову весь мир библиомантики. К чему бы ты ни стремился, ты выбрал неподходящую кандидатуру. Я никогда в жизни не изменю ни единого слова в «Книгах творения». Клянусь!

– Ты единственная, кто ещё может это сделать. Я потерял свои способности библиоманта давным-давно. Даже если бы я хотел, я бы больше не смог изменить ничего. А ты сможешь.

«Ты попытался, – подумала Фурия. – А я тебе не дала этого сделать».

Разве тем самым Фурия не взвалила на себя ту ответственность, от которой она с таким жаром отказывалась сейчас?

– Ненавижу истории о пророчествах, – произнесла она. – И о девочках, которые спасают мир.

– Кто говорит о спасении мира? – возразил Зибенштерн.

5

Герцог Мента́на – капитан корабля «Фантастико Фантастичелли», герой романа Зибенштерна «Фантастико Фантастичелли, повелитель осеннего тусклого света».

Время библиомантов. Книга крови

Подняться наверх