Читать книгу От рунических знаков до языка Вселенной - Кайрос О'Хара - Страница 6

Считается, что китайское письмо собственно иероглифического типа развивалось в диапазоне 1500–1000 гг. до н. э., в эпоху династии Шань. К этому и, возможно, более раннему времени восходят гадательные письменные знаки на панцирях черепах. Но если мы посмотрим на самые архаичные формы Шан-Иньской письменности, то увидим, что они похожи не только на своих отдаленных потомков – китайскую иероглифическую письменность, но и на руническую письменность индоевропейских народов. Напомню, что сходство с руническим письмом имеет и письменность пеласгов, переселившихся в Палестину в 12 веке до н. э. из причерноморских областей и Балканского полуострова. Именно руническое письмо было первоначальным письмом индоевропейцев и частично видоизменившись, сохранилось у кельтов, германских племен, алтайских и прибалтийских народов, в то время как в других цивилизациях руны претерпели трансформацию в различные типы письма.

“Благодаря заимствованию шаньской письменности чжоусцами, развитие ее не прервалось в 1 тысячелетии до нашей эры. Существенные изменения происходят лишь во 2–1 веке до нашей эры. После унификации местных вариантов иероглифов возникает новый почерк написания знаков. Иероглифы этого времени полностью утратили связь со своими первоначальными начертаниями.”

Ромах Н. И. Знаковая культура в истории мировой культуры

Для обозначения чисел и пространственных отношений китайские писцы применяли свои специальные условно-символические иероглифы:

Часто сложные и абстрактные понятия передавались с помощью комбинации в одном знаке двух идеограмм. Так, в шумерском языке применялись следующие сочетания:

хлеб + рот = есть

глаз + собака = злой

птица + яйцо = рождать

В китайском языке:

женщина + ребенок = любить

ухо + дверь = слушать, подслушивать

клинок + сердце = терпеть

женщина + крыша = мир, тишина

Главные из достоинств идеографии – это краткость: один знак заменяет целое слово, и очевидная понятность каждому человеку, знающему смысл логограммы, независимо от того, на каком языке он разговаривает. Недостаток же кроется в необходимости запоминания многочисленных знаков, отражающих каждое понятие. Китайцу необходимо помнить огромное количество иероглифов, чтобы в совершенстве владеть своим письмом. В известном словаре «Канси» содержится 42 174 иероглифа, но в современном употреблении находится только до 8–10 тысяч. Искусством письма в Древнем Китае владели только высокообразованные люди, которых также называли писцами, мандаринами, учителями грамотности. Великий Конфуций говорил: «Знаки и символы управляют миром, а не слово и не закон», справедливо полагая, что родная ему система иероглифического письма исходит от самого Неба, и потому она священна и совершенна. Китайская нация настолько трепетно почитает свои древние традиции, и трудолюбиво заучивает огромное количество знаков, постоянно возрастающее в силу усложнения современной жизни, что никогда не пыталась перейти на другой, хотя и более удобный в использовании, вид письменности, как это совершили их соседи более 2000 лет назад.

“Точное копирование – исконно китайская черта, определяемая конкретностью иероглифического мышления.

…Каждый иероглиф служит для записи отдельного слова либо значимой части (морфемы) многосложного слова. Новые иероглифы никогда не создавались для записи частей слова, они всегда создавались для записи односложных целых слов.

Графика начертаний иероглифов: линия, штрих и пятно (точка); ритм неодинаковых повторов их наклонов, изгибов и промежутков; а также нелинейность с двухмерным (слева направо и сверху вниз) расположением могут создавать художественную выразительность, эмоциональность восприятия, вносить в передачу смыслов эстетический момент.

Слова ограничены лишь неизменяемым корнем. Никаких приставок, суффиксов, изменяемых окончаний.

Китайцы дали миру целую плеяду величайших мастеров слова. Китайская поэзия осталась почти совершенно недоступной иным письменностям и языкам в связи с независимым от звуковой речи характером аналитического обозначения представлений в иероглифическом письме. Парадокс, но китайская поэзия не имеет связи со слышимой речью. Всякий перевод китайского литературного текста старинного уклада и так обречен на неуспех в смысле неизбежной упрощенности в переводе, неупрощаемого в природе вещей оригинала… Таким образом, до сих пор китайская изящная литература нам недоступна. В связи с опорой на иероглифические символы уже в самом словесном выражении образность китайской поэзии исключительно огромна. А потому при фиксации смысла чистыми знаками звуковой речи, будь то китайской или переводной иностранной, она неизбежно упрощается. Изолирующий строй грамматической формы китайского языка и иероглифическая графика его письменной формы способствовали поляризации абстрактного и конкретного в образе мышления китайцев. …С англоязычным Западом китайское государство с 2000 года на своих серверах ввело автоматизированный контроль и ограничения. Свободный же обмен информацией с Россией в Интернете очень часто наталкивается на разные неожиданные затруднения из-за программной несовместимости иероглифики и кириллицы. Некоторая самоизоляция Китая в Интернете, на мой взгляд, есть специфика интуитивной защиты природной китайской самости от мировой паутины технотронного века.

…Относительная символичность мышления китайцев объясняет причину склонности китайцев к условности, завуалированному намеку, околичности, поэтическому образу, литературной или исторической ассоциации, мании ребусов, догадкам по интуиции и т. д.

…В сфере языка конкретное проявилось в богатстве лексического членения мира, детально закрепляющего в значениях слов тончайшие оттенки и модификации предметов чувственного мира и душевных состояний. Например, в диагностике китайской медицины лексически самостоятельно зафиксировано порядка тридцати видов пульса крови, типа: «поверхностный», «шероховатый», «лукообразный» и т. д., а также в сохранении до настоящего времени собственно иероглифического письма, где едва ли не каждому такому значению соответствует самостоятельный строго фиксированный знак.”

А. Девятов, М. Мартиросян. “Китайский прорыв и уроки для России”