Читать книгу Династия Одуванчика. Книга 1. Милость королей - Кен Лю - Страница 13

Пан, одиннадцатый месяц третьего года правления Праведной Силы

Регент Крупо не получал удовольствия от своей должности.

Кастелян Пира объяснил императору, что лучший способ почтить его отца – построить великий Мавзолей, дом вечной загробной жизни, который будет еще прекраснее, чем дворец в Пане. Из-за того что мать императора давно умерла – умудрилась вызвать неудовольствие Мапидэрэ, – его отец остался единственным родителем, которого он мог прославлять. Разве Кон Фиджи, великий мудрец ано, не учил, что ребенок всегда должен чтить родителей?

Но воплотить мечту в реальность должен был Люго Крупо. Именно ему предстояло превратить детские рисунки императора в настоящие планы, отыскать людей для их осуществления и приказать солдатам заставить ленивых рабочих исполнять свой долг.

– Зачем ты наполняешь голову императора глупыми мыслями? – спросил Крупо.

– Регент, вспомните, как мы оказались там, где сейчас находимся. Разве вы не чувствуете, что призрак императора Мапидэрэ следит за нами?

Крупо почувствовал, как по его спине пробежал холодок, однако, будучи реалистом, не верил в призраков.

– Что сделано, то сделано.

– Тогда почувствуйте, что глаза всего мира наблюдают за нами, хотят увидеть знаки нашей преданности. Как вы сказали, иногда слугам трудно выразить свою верность. Считайте, что монумент императору Мапидэрэ – это возможность для нас заслужить безмятежность ума и уверенность в будущем.

Крупо кивнул, принимая мудрость слов Пиры. Он превратил тысячи людей в рабов в память о мертвом императоре, не обращая внимания на их протесты. Для достижения высокой цели необходимы жертвы.

Ранее они договорились с Пирой, как разделят власть. Он будет регентом, держателем печати Ксаны и тем, кто осуществляет задуманное. Пира станет другом и голосом императора. Вместе они будут дергать за ниточки, управляя марионеткой по имени император Эриши. Тогда он считал, что заключил удачную сделку и оказался в более выгодном положении. Позднее его уверенность поколебалась.

Да, он обожал власть, чем больше власти, тем лучше, и, когда Пира обратился к нему со своим отчаянным планом, сразу ухватился за представившуюся возможность. Но реальная власть оказалась совсем не такой приятной, как Крупо рассчитывал. Да, он получал удовольствие, наблюдая, как другие министры и генералы боятся его и выказывают почтение, но регенту приходилось делать так много скучной работы! Он не хотел знать про сбор урожая, не хотел читать петиции голодающих крестьян, доклады о дезертирах из отрядов рабочих, призванных на принудительные работы, а в последнее время еще и рапорты командиров гарнизонов, где они жаловались на повстанцев. Почему они не в состоянии сами разобраться с разбойниками в областях, за которые отвечают? Они солдаты, и это их работа.

Он без конца передавал другим свои полномочия, но они приходили к нему, когда требовалось принять решение.

Люго Крупо был ученым, человеком науки, его тошнило от необходимости вникать в такие мелкие проблемы. Он хотел быть зодчим великих свершений, создателем нового свода законов и новой философии, которая останется в веках. Но откуда взять время на философию, если люди стучат в твою дверь каждые четверть часа?

Крупо родился в Кокру во времена, когда оно было сильнейшим среди постоянно воюющих королевств Тиро. Его родители, бедные пекари из маленького городка, погибли в одном из пограничных конфликтов. Его же поймали разбойники и отправили в Хаан, самое просвещенное из королевств Тиро, чтобы продать в качестве бесправного слуги в Гинпен, столицу Хаана, но на улицах города солдаты напали на разбойников и освободили Крупо.

Обычно мальчики, оказавшиеся в положении Крупо, не имели особых надежд на будущее, но ему повезло: когда он просил милостыню на улицах Гинпена, случилось так, что мимо проходил великий ученый Ги Анджи, знаменитый юрист и советник многих королей.

Ги Анджи, будучи человеком занятым, как многие другие жители Гинпена, научился ожесточать свое сердце и не обращать внимания на наводнявших улицы столицы оборванцев и нищих, которые рассказывали трогательные истории о своих злоключениях – никто бы не сумел понять, кто из них говорит правду, – но в тот день увидел нечто особенное в темных глазах Крупо, какую-то искру стремления к большему, а не просто бесконечный голод и страх. Он остановился и поманил мальчика к себе.

Так Крупо стал учеником Анджи. Нет, он не был одним из тех счастливцев, что усваивали новые знания без всяких усилий, вроде Тана Феюджи, не по летам развитого сына знаменитого ученого Хаана и любимца Ги Анджи. Крупо пришлось очень нелегко, когда он приспосабливался к школе Анджи.

Любимый метод обучения Анджи состоял в том, чтобы вовлечь в дискуссию всех учеников, задавая им тщательно продуманные вопросы, которые проверяли их понимание предмета, поставить под сомнения выводы и вывести их на новые горизонты мышления.

В то время как Феюджи всегда мог дать три различных ответа на любой вопрос Анджи, Крупо приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы просто понять суть того, о чем его спросили, да и вообще он должен был напряженно трудиться, чтобы добиться хотя бы небольшого продвижения вперед. Он потратил много времени на освоение алфавита зиндари и еще больше – на изучение логограмм, необходимых для чтения простейших трактатов Анджи. Наставник часто терял терпение при обучении Крупо и в отчаянии поднимал руки. Разговаривать с умницей Феюджи было гораздо приятнее.

И все же Крупо упорно двигался вперед. Больше всего на свете ему хотелось порадовать наставника Анджи, и, если для этого приходилось сотни раз вырезать и писать одну и ту же логограмму, он делал это без малейших жалоб. Крупо стал настоящим воплощением усердия, тратил каждую минуту на занятия: читал во время еды; никогда не играл с другими мальчиками; сидел на острых камешках, а не на мягких циновках, чтобы постоянно концентрироваться и не засыпать.

Постепенно Крупо стал одним из лучших учеников Анджи. Когда разговор заходил о королях, наставник часто повторял, что за его долгую жизнь только Феюджи и Крупо понимают все, чему их учат, после чего у них появляются собственные идеи.

Покинув школу Анджи, Крупо попытался стать советником при дворе Кокру, у себя на родине. И хотя король относился к нему с уважением, Крупо так и не получил официальной должности, поэтому, чтобы заработать на жизнь, ему приходилось читать лекции.

Кроме того, каллиграфия Крупо вызывала особое уважение у образованных людей. По аналогии с тщательно составленными эссе и безупречно выстроенными аргументами Крупо вырезал свои восковые логограммы с чувствительностью ребенка и страстной энергией фехтовальщика, а буквы зиндари выходили из-под его кисточки подобно стае диких гусей, пролетающих идеальным строем в ночном небе. Многие пытались имитировать почерк Крупо, но лишь единицам удавалось хотя бы приблизиться к его виртуозной манере.

И все-таки в похвалах, которые слышал Крупо, присутствовала некая снисходительность. Многих поражало, как человек столь низкого происхождения мог быть создателем на удивление изящных слов. За признанием скрывалось отторжение, словно напряженная работа Крупо не могла сравниться с естественным сиянием Феюджи.

Крупо никогда не был столь же знаменитым, как Тан Феюджи. Тан стал премьер-министром Хаана в возрасте двадцати лет, а его эссе об управлении стали более популярными, чем все, что написал Крупо. Даже король Ксаны Реон, будущий император Мапидэрэ, который редко говорил что-то хорошее об ученых Шести королевств, сказал, что произведения Феюджи весьма поучительны.

Сам Крупо считал эссе Феюджи безжизненными, слишком витиеватыми и лишенными логики. Рассуждения о «добродетельном правителе», «гармоничном обществе» и «пути равновесия» вызывали у него отвращение. Эти сочинения были подобны воздушным замкам – высокая риторика, великолепно составленные фразы и полное отсутствие фундамента.

Феюджи верил в правителя, который будет действовать мягко, не станет навязывать свою волю людям, и тогда народ начнет напряженно работать и проявлять инициативу. Такой подход представлялся Крупо безнадежно наивным. Его опыт жизни в раздираемых войной королевствах Тиро мог научить лишь одному: простые люди не многим лучше животных, которых следует пасти и держать за изгородью, а все решения надлежит принимать людям, обладающим даром предвидения.

Сильному государству требуются суровые законы, которые необходимо внедрять эффективно и без малейшей пощады. Крупо знал, что в глубине души все короли и министры согласны с ним, а не с Феюджи. Люго говорил то, что они хотели услышать, однако они продолжали осыпать похвалами и почестями только Феюджи. Письма, отправленные в Сарузу, столицу Кокру, в которых он предлагал свои услуги, так и остались без ответа.

Крупо был подавлен и невероятно завидовал успехам Феюджи, поэтому отправился к Ги Анджи.

– Наставник, я работаю намного больше, чем Тан. Почему меня уважают намного меньше?

– Тан пишет о мире, каким он должен быть, а не о том, что есть на самом деле, – ответил Анджи.

Крупо склонился перед наставником:

– А как вы считаете – кто из нас пишет лучше?

Ги Анджи посмотрел на него и вздохнул:

– Тан пишет, не думая о том, чтобы доставить удовольствие другим, поэтому люди находят его голос свежим и оригинальным.

Завуалированная критика обидела Крупо.

Однажды, сидя в отхожем месте, он заметил, что крысы здесь тощие и больные, и вспомнил, что крысы, которых он видел в пшеничном амбаре, были толстыми и резвыми.

«Положение человека определяется не его талантами, – подумал Крупо, – а местом приложения способностей. Ксана сильная страна, а Кокру – слабая. Только глупец идет вниз за тонущим кораблем».

Он сбежал из Кокру и направился ко двору Ксаны, где быстро сумел достичь успехов, поскольку Реон решил, что иметь другого ученика Ги Анджи почти столь же хорошо, как заполучить самого Тана Феюджи, но всякий раз, когда к нему обращались за советом, слышал за словами короля не произнесенный вслух укор: «Если бы только рядом со мной сидел Тан Феюджи, а не этот…»

Сама мысль, что король Реон ценит то, чего не может иметь, выше того, чем обладает, приводила Крупо в ярость. Его угнетало, что он лишь второй, что недостаточно хорош, и он работал все больше и больше, стараясь найти новые способы усиления Ксаны и ослабления других королевств Тиро. Крупо хотел, чтобы однажды король признал: он неизмеримо полезнее, чем Феюджи.

После падения столицы Хаана Гинпена Тан Феюджи попал в плен.

Реон в восторге хвастался своим министрам, среди которых был и Крупо:

– Наконец-то у меня появится шанс переманить великого человека ко мне. Многие на островах восхищаются его мудростью. Среди сторонников Ксаны такие люди полезнее, чем тысяча лошадей или десять генералов. Он лучший из всех ученых, как крубен среди китов или диран среди рыб.

Крупо закрыл глаза, поняв, что никогда не сможет избавиться от тени этого образа, от велеречивого человека, который писал об идеях и избегал правды. Но даже в тех случаях, когда то, что он говорил, оказывалось бесполезным, король Реон хотел, чтобы престижное имя Феюджи упоминалось рядом с его именем.

Однажды ночью Крупо навестил Тана Феюджи в темнице. Охранники знали, как высоко ценит король этого узника, а потому содержали его как гостя. Ему выделили комнату тюремного надзирателя, и охранники обращались с ним уважительно. Он мог делать все, что пожелает, но только в пределах тюрьмы.

– Прошло много лет, – сказал Крупо, увидев старого друга.

Смуглое лицо Тана оставалось гладким, на нем так и не появилось морщин, и Крупо представил, какой легкой была жизнь Феюджи, который сидел за одним столом с королями и герцогами и которому никогда не приходилось зарабатывать на хлеб.

– Слишком много! – воскликнул Феюджи, сжимая руки Крупо. – Я надеялся увидеть тебя на похоронах наставника Анджи, но ты был слишком занят. Наставник в последние годы часто о тебе вспоминал.

– В самом деле? – Крупо постарался пожать руки Тана с той же теплотой, однако чувствовал себя скованно и сильно нервничал.

Они присели на мягкие циновки, устилавшие пол, и чайник со свежезаваренным чаем оказался между ними. Сначала Крупо принял позу мипа рари, держа спину прямо и опираясь всем весом на колени, но сидевший с противоположной стороны стола Феюджи рассмеялся:

– Люго, неужели ты забыл, что мы знали друг друга еще в те времена, когда были мальчишками? Я думал, ты пришел навестить старого приятеля. Почему ты сидишь так, словно собираешься заключить серьезный договор?

Смутившись, Крупо принял позу геюпа, чтобы соответствовать Феюджи: теперь его ягодицы касались циновки, а ноги были скрещены так, чтобы лодыжка одной ноги оказалась под бедром другой.

– Почему ты выглядишь таким смущенным? – спросил Феюджи. – Мне кажется, ты что-то скрываешь.

Крупо поперхнулся и пролил чай.

– Я знаю, в чем причина, – продолжал Феюджи. – Старый друг, ты пришел ко мне, чтобы принести свои извинения за то, что не сумел отговорить короля Реона от его безумной страсти к экспансии.

Крупо спрятал покрасневшее лицо за рукавом, чтобы собраться с мыслями.

– А теперь ты смущен из-за того, что считаешь извинения недостаточными, – ведь Хаан пал, а я здесь в качестве узника, ждущего казни. И ты не знаешь, что сказать.

– Ты знаешь меня лучше, чем я сам, – поставив чашку, пробормотал Крупо и вытащил маленький зеленый фарфоровый флакон, спрятанный в рукаве. – Наша дружба крепче чая. Позволь мне предложить тебе то, что больше подходит для этой встречи. – И вылил жидкость из флакона в пустую чашку, стоявшую перед Феюджи.

– Ты чувствуешь себя виноватым из-за тысяч людей, убитых Реоном во время его бессмысленных войн, – сказал Феюджи. – Ты добрый человек, Крупо, но не позволяй своему сердцу взваливать на себя бремя, ответственность за которое не несешь. Я знаю, ты сделал все возможное, чтобы вразумить тирана, не сомневаюсь также, что ты пытался спасти мне жизнь, но Реон не позволит мне жить после того, как я столько лет бросал ему вызов. Спасибо, старый друг, но я запрещаю тебе испытывать вину! Во всем виноват тиран Реон.

Крупо кивнул, и по его лицу потекли горячие слезы.

– Воистину ты зеркало моей души.

– Давай будем веселиться, а для начала выпьем, – сказал Феюджи и осушил свою чашку.

Крупо выпил вслед за ним.

– О, ты забыл наполнить свою чашку, – со смехом заметил Феюджи. – Там только чай.

Крупо ничего не ответил, потому что ждал. Вскоре выражение лица Феюджи изменилось, он прижал руки к животу и попытался что-то сказать, но из горла его вырвался лишь стон. Попытка встать тоже не увенчалась успехом: Феюджи пошатнулся и упал – а еще через несколько мгновений перестал судорожно дергаться на циновке. Тогда Крупо поднялся на ноги и проговорил:

– Отныне я не второй после лучшего.

После всех прошедших лет Крупо считал, что осуществил свою мечту. У него не было равных, он стал самым могущественным человеком во всех землях. Наконец-то у него появилась возможность показать миру, каков он и насколько заслуживает восхищения и восхваления.

Теперь его будут уважать.

Однако работа не приносила ему удовлетворения, он считал ее мелкой.

– Регент, кого нам следует назначить главнокомандующим армией, которая выступит против повстанцев?

«Повстанцев? Разбойников? Как они могут противостоять натиску имперской армии? Победу одержит даже обученная обезьяна. Почему они тревожат меня такими мелочами? Все очевидно – бюрократы хотят выманить у трона побольше денег и ресурсов. Однако они меня не обманут».

Регент задумался, пытаясь решить, кто из придворных раздражает его больше всего, кого он бы хотел удалить подальше от Пана.

Посмотрев на небольшое святилище Киджи в углу, он увидел груду петиций, которую чиновники сочли срочными. Как бы напряженно он ни работал, всегда оставалось что-то еще. Он решил складывать прошения рядом со святилищем, чтобы бог увидел, как велика его нагрузка, сжалился над ним, вмешался и уменьшил поток дел, постоянно на него обрушивавшихся.

Сверху лежали прошения от одного человека.

Да. Теперь он понял. Это знак самого Киджи. Киндо Марана, министр финансов, бомбардировал Крупо предложениями по улучшению налоговой системы. Болезненный маленький человечек, одержимый такими тривиальными вещами, как налоги и финансы, не мог понять грандиозных мечтаний и общей картины, которые только и были важны для регента.

Поставить старшего сборщика налогов во главе армии, выступающей против разбойников, показалось Крупо восхитительно абсурдным, и он порадовался собственному чувству юмора.

– Пригласите Киндо Марану.

«Может быть, у меня наконец появится время для работы над трактатом о правительстве. И это будет гораздо лучше того, что написал Тан Феюджи за всю жизнь. В десять… нет, в двадцать раз лучше».