Читать книгу В объятиях герцога - Керриган Берн - Страница 4

Лондон

Август 1877 года

«Герцог Тренвит жив!» – такими заголовками пестрели сегодняшние газеты Великобритании от «Таймс» до «Телеграф». Сенсационные материалы были вынесены на первые страницы и сразу же привлекли внимание читателей.

Торопливо спустившись с платформы железнодорожного вокзала Чаринг-Кросс, Имоджен на мгновение замерла, услышав голоса уличных разносчиков газет, но затем снова быстро зашагала в направлении Королевской больницы Святой Маргариты. Через десять минут она должна была заступить на дежурство. Доктор Фаулер был человеком педантичным и не терпел опозданий.

Однако услышанная краем уха новость не выходила у нее из головы. Более того, она как будто осветила все вокруг. Мир, окружавший Имоджен, снова стал светлым и радостным.

Колин Толмедж был жив!

В прошлом году Имоджен, как и все британцы, с прискорбием узнала из газет, что Тренвит пропал без вести. Все это время она хранила в памяти воспоминания о проведенной с ним ночи. Прошлой весной Имоджен покинула красную комнату в заведении «Голые киски» ранним утром, пока Тренвит спал. Она, как и сейчас, спешила на работу в больницу. Больше они не виделись.

Герцога Тренвита, любимого сына Англии, по приказу Букингемского дворца искали все – от военно-спасательных отрядов до криминальной полиции Скотленд-Ярда. Но его следов не удалось обнаружить.

Из опубликованных в газетах итогов расследования Имоджен узнала, что Тренвит около полудня сел на корабль, направлявшийся в Индию, и после этого от него не поступало никаких вестей.

В прессе и обществе высказывалось множество предположений по поводу того, что могло произойти с герцогом. Возможно, он заблудился в джунглях или стал жертвой живущих там диких племен. Он мог погибнуть в ходе стычки между турками и русскими. А может быть, он был подкуплен султаном и остался у него на службе? Версий было много, некоторые из них выглядели фантастическими. Высказывались даже предположения, что Тренвит создал вдали от цивилизации собственное небольшое государство и обзавелся гаремом. В конце концов, власть запретила публикацию скандальных статей, однако желтая пресса не подчинилась запретам. Время от времени на ее страницах появлялись новые версии таинственной судьбы исчезнувшего герцога, Колина Толмеджа.

Будучи третьим ребенком в одной из самых знатных и богатых семей Британии, Колин в юности вел распутный образ жизни, проматывал деньги, тратя их на дорогих куртизанок и другие, не всегда законные удовольствия. В конце концов пришедший в отчаянье от его выходок отец купил ему место в армии. Журналисты много времени и сил посвятили тому, чтобы установить послужной список Колина. Это было непросто сделать. Колин какое-то время служил в подразделении под командованием подполковника Лайама Маккензи, прозванного Демоном-горцем. А после место службы и чин Колина Толмеджа стали засекречены.

Авторы газетных статей с возмущением писали о том, что пэр, один из самых знатных людей королевства, сразу же после кончины родителей и брата был послан в смертельно опасную экспедицию. Как могло такое произойти? Не были ли гибель семьи герцога Тренвита и исчезновение его младшего сына Колина звеньями одной цепи? Может быть, Колин был замешан в трагедии, произошедшей с его близкими? На страницах газет замелькало слово, которое шепотом повторяли приятели Колина в заведении «Голая киска» в памятную для Имоджен ночь – «шпион».

Имоджен часто мысленно возвращалась к той ночи. Она помнила, как искусно Колин уходил от ответов на вопросы, связанные с его службой, с его отъездом и целью поездки. Она молилась за него, за его безопасность, за его жизнь. Какими бы темными делами ни занимался герцог Тренвит, к ней он был добр. Имоджен не могла забыть его великодушие, нежность и ласки. В ту ночь их связывали не только физические наслаждения, но и душевное тепло. Герцог, конечно, не вспоминал о ней, но его светлый образ навсегда остался в памяти девушки.

Быстро поднявшись по лестнице к черному ходу больницы Святой Маргариты, Имоджен взглянула на часы, которые были приколоты к лифу ее платья, словно брошь. Она опоздала на одиннадцать минут. Имоджен встревожилась, доктор Фаулер непременно отчитает ее за это. Торопливо положив перчатки и сумочку в свой шкафчик в раздевалке младшего медицинского персонала, она схватила фартук и шапочку и бросилась к двери. Ее каблуки выбивали барабанную дробь по каменному полу коридора, когда она спешила в свое отделение, на ходу надевая накрахмаленный белый передник поверх черного платья. У Имоджен была всего одна пара обуви, и ее левый ботинок давно соскальзывал с ноги при быстрой ходьбе, но она не могла себе позволить отнести его в ремонт из-за нехватки денег.

Напомнив себе, что ей нужно стянуть в кладовке немного клейкой ленты для того, чтобы укрепить ботинок на ноге, она повернула направо и начала торопливо подниматься по черной лестнице на верхний этаж, надевая на ходу медицинскую шапочку. На третьем этаже находились операционная и переполненные палаты, а на четвертом, верхнем, располагался пост Имоджен, в палатах ее крыла лежали состоятельные пациенты.

Больница Святой Маргариты была дорогой клиникой, здесь лежали пациенты, которые могли себе позволить оплатить дорогостоящее лечение. Ходячие больные, посетители, спонсоры и врачи передвигались по парадной лестнице. А младший медицинский персонал обычно пользовался черной, как это сделала Имоджен. Поэтому ее не удивил тот факт, что она никого не встретила на своем пути.

Ее голова была занята мыслями о Колине. Тем не менее, когда она вышла на площадку четвертого этажа, ее встревожила необычная тишина. Вокруг не было ни души.

Куда же все подевались? Может быть, само провидение помогло ей избежать встречи со старшей медсестрой Гибби и доктором Фаулером? Неужели ее опоздания так никто и не заметит? Имоджен ускорила шаг. Чтобы добраться до своего поста в южном крыле, ей нужно было миновать длинный широкий коридор. А там она примется смешивать микстуры и раскладывать таблетки, делая вид, что давно пришла на работу. Но сначала Имоджен зайдет в палату лорда Анструтера. Все знали об их взаимной симпатии, и персонал мог подумать, что она пришла вовремя, но задержалась у постели старого графа. Обычно перед дежурством Имоджен всегда заглядывала к нему, и это не вызывало нареканий у доктора Фаулера.

Но завернув в коридоре за угол, девушка едва не столкнулась с Гвен Фитцгиббон, своей коллегой, которая работала в северном крыле.

Гвен, крепкая, сообразительная ирландка, схватила Имоджен за плечи и прижала спиной к стене. Имоджен не стала сопротивляться, она сразу заметила, что в широком просторном коридоре собрался почти весь персонал больницы Святой Маргариты. Люди в белых халатах стояли вдоль стен в несколько шеренг, словно военные.

Имоджен поразила тишина, царившая здесь, несмотря на многолюдство. Ей казалось, что она слышит стук собственного сердца. В конце коридора она заметила военных в черно-красных мундирах. Но расстояние было слишком велико, и девушка не могла разглядеть, чем они занимались. Синие искрящиеся глаза взволнованной Гвен были исполнены благоговения.

– Ее Королевское Величество и мистер Дизраэли беседуют с доктором Фаулером, – промолвила она.

Имоджен охватил трепет.

– Что? – не веря своим ушам, переспросила она.

Неужели в их больницу явились высокие гости – королева Англии и премьер-министр? Как она могла такое пропустить? Почему королева Виктория и Бенджамин Дизраэли пришли в тот самый момент, когда Имоджен не находилась на своем посту?

Девушка испытала разочарование. Она почувствовала себя несчастной, обделенной. О, как ей не повезло! Впрочем, сожалеть об упущенной возможности увидеть вблизи королеву было поздно.

– То, что слышишь, – нетерпеливо сказала Гвен, кивнув в сторону королевской свиты, окруженной телохранителями. – Ее величество приехала к нам, чтобы проведать своего дальнего родственника. Неужели ты еще ни о чем не знаешь?

– Дальнего родственника?

У Имоджен от радости и беспокойства бешено забилось сердце и вдруг онемели ноги и руки.

– Ты хочешь сказать… – начала было она, но тут же осеклась, боясь, что произнесенное слово может каким-то магическим образом привести к катастрофе.

Мысли у нее в голове путались. Значит, Тренвит и правда жив. Но если он узнает ее, может случиться беда.

– Да, я хочу сказать, что Колин Толмедж, герцог Тренвит, был доставлен в нашу больницу, – подтвердила Гвен догадки Имоджен. – И теперь находится у нас на лечении.

Имоджен схватилась за горло, ей вдруг стало нечем дышать.

– Но я его еще не видела, – вздохнув, продолжала ирландка.

– Почему? – спросила Имоджен, стараясь придать своему голосу бодрый тон.

– Говорят, герцог находится в ужасном состоянии, я не знаю всего, но слышала, что у него тиф.

– Нет… – прошептала Имоджен, хватаясь за сердце.

Гвен пожала плечами.

– Тем не менее это так. Его с большим трудом удалось вернуть на родину. Врачи опасались, что герцог не переживет эту ночь.

– Вернуть на родину? Откуда?

Вытянув шею, Имоджен взглянула туда, где находилась королева. Стены коридора были, как это положено в больницах, окрашены в белый цвет, и пестрая свита четко выделялась на их фоне.

Королева Виктория, статная импозантная дама, облаченная в ворох черных шелков, стояла, как пестик среди лепестков чудесного цветка, в окружении одетых в малиновую форму охранников. Ее звучный голос отдавался эхом под сводами больничного коридора, но слов Имоджен не смогла разобрать. Наверняка ее собственный шепот не мог помешать общению королевы с доктором Фаулером. Придя к такому заключению, Имоджен заговорила смелей.

– Так где же герцог был все это время? – спросила она. – Ты что-нибудь слышала об этом?

Гвен некоторое время молча со страхом и долей сомнения смотрела на королеву, как будто не слыша вопроса коллеги. Будучи ирландкой и католичкой, она, вероятно, в глубине души с недоверием относилась к английской короне.

– Ты что, газет не читаешь? – наконец, повернув голову к Имоджен, сказала Гвен.

– Я проспала сегодня утром и еще не видела газет, – призналась девушка.

После ночной работы в «Голой киске» смертельно усталая Имоджен упала на постель и тут же заснула. Изабелл с трудом разбудила ее и тем самым спасла от увольнения за опоздание.

– Ну хорошо, слушай, – сказала Гвен. – По сведениям лондонской прессы, герцог заразился тифом в индийских джунглях. Такова официальная версия.

Гвен вдруг замолчала, делая драматическую паузу, и Имоджен захотелось встряхнуть ее, заставить выложить все, что она знала. Однако девушка вовремя спохватилась и взяла себя в руки. Почему она с такой жадностью ловит малейшую информацию о человеке, с которым была едва знакома?

Более того, герцог был опасен для нее, он мог погубить ее репутацию.

– У тебя есть основания сомневаться в достоверности этой версии? – осторожно спросила Имоджен, стараясь не напугать Гвен своей напористостью.

– Странно то, каким образом герцога вызволяли из джунглей, – понизив голос, снова заговорила Гвен. – В Индии сейчас находится половина королевской армии, не так ли? – Гвен бросила на собеседницу многозначительный взгляд. – Однако за Тренвитом почему-то послали Демона-горца из Англии.

– Но, может быть… – заговорила Имоджен, но тут до нее донесся громкий голос доктора Фаулера.

– Сестра Причард! – Этот призыв прокатился по всему больничному коридору. Доктор отвлекся от разговора с ее величеством и нетерпеливо огляделся вокруг. – Сестра Причард, где вы? Подойдите ко мне!

От неожиданности Имоджен окаменела, она была не в силах пошевелиться. Но тут ее выручила Гвен. Она вытолкала Имоджен на середину коридора, и доктор Фаулер увидел ее.

– А, сестра Причард, вот вы где!

Освещенная газовыми светильниками лысина доктора покрылась испариной, это был единственный знак того, что доктор находился в некотором замешательстве. Впрочем, он, как всегда, сохранял невозмутимый вид.

Доктор Фаулер, главный врач больницы Святой Маргариты, направился к Имоджен. Она обомлела, когда увидела, что за ним последовала и королева. Наблюдая, как эти двое медленно приближаются к ней, Имоджен чувствовала, что ее душа уходит в пятки.

Когда ее величество и доктор Фаулер остановились, Имоджен заставила себя сделать реверанс. Ее тело плохо слушалось, ноги были ватными.

– В вашем личном деле, мисс Причард, – сказал доктор Фаулер, – я прочитал, что вы переболели тифом до прихода в наше учреждение.

– Да, сэр, это так, – подтвердила Имоджен, стараясь говорить спокойно и внятно, и потупила взор.

Она как будто боялась, что окружающие прочитают в ее глазах позорную тайну, которую она тщательно скрывала.

– Тиф – заразная болезнь, – продолжал доктор, – мы боимся, что может начаться эпидемия. Нельзя рисковать жизнью медицинского персонала. Вы – единственная медсестра, у которой есть иммунитет к тифу. Поэтому я назначил вас личной медсестрой герцога Тренвита.

У Имоджен перехватило горло от множества противоречивых эмоций, это был широкий спектр чувств – от радости до паники. На несколько секунд она лишилась дара речи.

– Судя по всему, эта девушка скромна и прилежна, доктор Фаулер, – произнесла королева Виктория, окидывая Имоджен проницательным взглядом.

– Благодарю вас, ваше величество, – пролепетала Имоджен.

– Очень важно, мисс Причард, чтобы Тренвит был окружен заботой и получал хороший уход и лечение. Он настоящий герой и во что бы то ни стало должен выжить. Вы меня поняли? – отчетливо, с торжественной интонацией промолвила королева.

Имоджен с тяжелым сердцем кивнула, не в силах произнести ни слова. Из тех, кто заболевал тифом, выживала обычно только половина. Если Тренвит не выживет, ее могут обвинить в его смерти.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы оправдать доверие вашего величества, – промолвила она.

– Будем надеяться на лучшее, – сказала королева.

– Доктор Лонгхерст находится в палате герцога, дадим ему еще четверть часа, чтобы он умыл и одел пациента, прежде чем мы войдем, – промолвил доктор Фаулер, как всегда, суровым тоном.

Имоджен снова сделала реверанс.

– Пойдемте, доктор Фаулер, нам нужно обсудить в вашем кабинете несколько деталей деликатного свойства, – произнесла королева, и они проследовали по коридору мимо Имоджен.

По дороге доктор раздавал поручения медицинскому персоналу. Когда они скрылись из виду, Имоджен и Гвен изумленно переглянулись.

У Имоджен в запасе оставалось еще пятнадцать минут, и она должна была использовать их, чтобы успокоиться. Девушка поспешила в палату лорда Анструтера. Общение с ним всегда благотворно действовало на нее.

– Ах, моя дорогая мисс Причард! – воскликнул пожилой пациент, увидев ее.

В его голосе слышалась такая искренняя радость, что у Имоджен сразу же стало тепло на душе.

– Добрый день, лорд Анструтер, – поздоровалась она.

Ее глаза быстро привыкли к полумраку, царившему в роскошно обставленной палате. Тщедушная фигура немощного семидесятилетнего графа едва угадывалась на широкой кровати под ворохом одеял. Голова лежала на высоко взбитых подушках, худые плечи были закутаны в темный шелковый халат.

– Как вы себя чувствуете сегодня? – спросила Имоджен с грустной улыбкой. – Опишите свое состояние, чтобы я могла отметить его в вашей карточке.

– У меня такое чувство, будто у меня в груди паровой двигатель. Но это все пустяки.

Граф поднял руку, чтобы помахать перед собой, и Имоджен с болью в сердце отметила, как истончилась его кожа. Сквозь нее просвечивали голубые жилки.

– Надеюсь, вы принесли мне рисунок скульптуры «Лежащая вакханка»? – спросил граф и повертел головой на подушке так, словно пытался разглядеть то, что находилось за спиной Имоджен.

Однако там ничего не было. Имоджен стало стыдно. Она обещала сделать для графа в субботу, когда обычно посещала художественную галерею, эскиз со скандально известной скульптуры Жан-Луи Дюрана, но не сдержала слово. Работа была привезена из Франции и выставлена на короткий срок, после чего должна была вернуться на родину. Анструтер, который беззаветно любил искусство, посетовал, что из-за болезни не сможет быть на открытии выставки, и Имоджен заявила, что запечатлеет для него скульптуру во всех непристойных подробностях. Но хозяин «Голой киски» заставил ее работать сверхурочно, и она не попала на выставку.

– Нет, милорд, прошу прощения, что не сдержала слово. Мне не удалось посетить галерею, – ответила Имоджен.

Она была так сильно смущена, что боялась взглянуть в добрые карие глаза графа. Девушка боялась потерять доверие друга.

– Я зашла сообщить вам о том, что мы не сможем видеться какое-то время. Мне поручили ухаживать за тифозным больным, и я вынуждена буду вести себя осторожно, чтобы не занести заразу в вашу палату.

– Вы говорите, что в больнице появился пациент, который болен тифом? – удивился граф.

Его серебристые кустистые брови были сведены к переносице. Лицо графа выражало беспокойство.

Имоджен наклонилась, чтобы проверить пульс пациента.

– Не знаю, слышали ли вы, – заговорщицким тоном промолвила она, – что к нам привезли герцога Тренвита.

– Тренвита? Значит, его нашли? Этот негодник, малыш Колин Толмедж, жив?

Худое изможденное лицо тяжелобольного расплылось в улыбке, скорее похожей на оскал. Имоджен попыталась скрыть изумление. Ей бы никогда не пришло в голову назвать Тренвита малышом.

– Я беспокоился о мальчике, – признался старик. – Моя городская усадьба находится рядом с усадьбой Тренвитов. Я знал всю его семью, начиная с прадедушки. – Граф покрутил свои жидкие усы и вдруг закашлялся, что вызвало у Имоджен беспокойство. Однако приступ вскоре прошел и граф продолжил: – Значит, у Колина тиф… А как же вы? Вы же тоже можете заразиться. Это очень опасно!

Имоджен покачала головой.

– Нет, я уже переболела тифом.

– И все же угроза заражения остается. Позовите доктора Фаулера, я попрошу, чтобы он нашел кого-нибудь другого для ухода за герцогом.

Имоджен была тронута заботой графа.

– Боюсь, вам придется иметь дело с самой королевой. Хотя, наверное, она уже покинула больницу.

– Здесь была королева? Ну надо же! Какое событие в жизни нашей больницы! – Граф вздохнул. – И все же не понимаю, почему вы отказываетесь навещать меня? От старости и смерти нет лекарств, мне уже ничего не страшно в этой жизни. Неужели какой-то тиф помешает нашему общению, разговорам об искусстве?

Услышав нотки горечи в его голосе, Имоджен почувствовала, как у нее защемило сердце. Граф страдал от одиночества.

– Дорогой лорд Анструтер, вы же знаете, я никогда не соглашусь, чтобы из-за меня пациенты подвергались опасности, особенно те, кого я всем сердцем люблю.

Граф фыркнул.

– Как только вы увидите Тренвита, пусть и прикованного к постели тяжелой болезнью, вы сразу забудете обо мне, дорогая моя. Он красив, как дьявол, и не обременен моралью.

Имоджен охватило любопытство, и она опустилась на край постели графа.

– Вы хорошо знали нынешнего герцога Тренвита? Каким он был в детстве и юности? – поинтересовалась она.

– Дети семьи Толмедж выросли у нас на глазах, я имею в виду себя и мою жену Сару, – с готовностью ответил граф. Его жена умерла пятнадцать лет назад, но граф до сих пор ее оплакивал. – Саре особенно нравился Колин. Мальчуган вечно вертелся у ее юбки, когда она выходила в сад, чтобы нарвать мяты к чаю. Это было, конечно, еще до того, как он начал проявлять к женщинам совсем другой интерес. Ну, вы понимаете, что я имею в виду… Маленький Колин был лишен материнской ласки, у его матери было холодное сердце, упокой Господь ее душу.

Имоджен улыбнулась.

– Значит, он был хорошим мальчиком в детстве?

– Коул? Хорошим? Вовсе нет! Но моя Сара всегда умела ладить с нами, негодниками, она укрощала нас доброй улыбкой. – Глаза графа светились от нежности, когда он вспоминал покойную жену. – У нас не было детей, поэтому, наверное, Сара с удовольствием возилась с соседским мальчиком. Она следила за его судьбой и даже всплакнула, когда Колин поступил на службу ее величества. Сара гордилась им.

– Говорят, что герцог заразился тифом в Индии, – сказала Имоджен.

Она ловила каждое слово лорда Анструтера.

– Не знаю, что там вышло в Индии, – ответил он, – но в руки моего камердинера, Чивера, попала американская газета. В ней была напечатана статья Януария Макгэна о том, что он видел в Болгарии человека, очень похожего по описанию на Тренвита. И этот парень сражался, как дьявол, во время апрельского восстания. На глазах Макгэна его захватили в плен турки.

– Но турки отрицают, что в апреле в Болгарии было восстание, – возразила Имоджен. – И если бы Тренвит был свидетелем этих событий, то турки наверняка убили бы его, не так ли?

– Ну, если бы они узнали, что их пленник – человек королевской крови, то вряд ли осмелились бы поднять на него руку, – пожав плечами, заявил граф. – Возможно, за него заплатили выкуп.

От волнения и долгого разговора граф снова закашлялся. У него был рак легких – болезнь, от которой еще не придумали лекарств. Один Бог знал, сколько ему осталось жить на этом свете.

Имоджен взглянула на часы и поспешно встала.

– Я попрошу Гвен сделать вам компресс и принести лекарства. Обещаю, что сделаю эскиз со скульптуры… как только смогу.

У Имоджен вдруг стало тяжело на душе, она понимала, что ее друг скоро умрет.

– Поцелуйте меня на прощание, – попросил граф и подставил щеку.

Имоджен наклонилась и коснулась губами его прохладной, сухой кожи.

– Хорошенько заботьтесь о нашем мальчике, Колине Тренвите, – напутствовал ее Анструтер. – Бедняга, он потерял всю семью. Это были достойные люди.

– Как и вы, милорд, – сказала Имоджен и вышла из палаты графа.

Имоджен долго стояла в коридоре перед закрытой дверью в палату Тренвита. Она никак не могла собраться с духом и войти. До нее доносился голос доктора Лонгхерста, который был сейчас у герцога. И она благодарила Бога за то, что у нее есть возможность немного прийти в себя.

Девушка со страхом и нетерпением ожидала встречи с Тренвитом.

Мимо нее прошла изящная миловидная белокурая медсестра с охапкой белья, от которого дурно пахло. Она выронила что-то и нагнулась, чтобы подобрать. Если девушка направляется в прачечную, то она должна будет пройти мимо поста, на котором дежурила Гвен. Имоджен попыталась вспомнить имя миловидной медсестры. Она была новенькой, но, тем не менее, ее знакомили с Имоджен. Девушка работала на третьем этаже, где находились переполненные палаты. Ее имя начиналось на букву «М». «Мэгги, Мэри», – стала перебирать в уме Имоджен.

– Молли! – окликнула она, вдруг вспомнив имя новенькой. – Вас зовут Молли, не так ли?

Вздрогнув, девушка повернулась и с удивлением взглянула на Имоджен. Из ее рук упало еще несколько грязных полотенец.

– Это я из-за вас уронила! – заявила Молли.

Ее хрупкая фигура и акцент свидетельствовали о том, что она родилась южнее Йоркшира. С гримасой отвращения на лице медсестра встала на колени, чтобы собрать разбросанное белье.

– Если на коврах останутся пятна, то вы будете их чистить, – сказала Молли. – Хотя я не могу взять в толк, зачем в больнице, где повсюду кровь и всякая грязь, застилают полы коврами. По-видимому, это делает какой-то изнеженный идиот, которому хочется ходить по мягким ковровым дорожкам. Почему мы должны следовать его причудам?

Имоджен опешила, услышав ее раздраженные речи.

– Прошу прощения, позвольте, я помогу, – предложила она и шагнула к девушке.

Но та отскочила от нее в испуге.

– Не подходите ко мне, – потребовала Молли. – Я не хочу заразиться тифом, да еще и навлечь на себя гнев Драконши.

Имоджен вдруг стало жаль ее. Бедняжка опасалась, что ей устроит нагоняй Драконша, Бренда Гибби, которая была старшей медсестрой на четвертом этаже. По правде говоря, Имоджен сама боялась эту женщину, как огня.

– Я еще не заходила в палату герцога, – успокоила она Молли. – Вы не можете заразиться от меня.

– Мне некогда болтать с вами, у меня дел по горло, – проворчала Молли. – А вы лучше ступайте к его светлости и запритесь там, чтобы никого не заразить.

– Я хотела попросить вас об одной услуге, – нерешительно промолвила Имоджен, видя, что девушка с недоверием поглядывает на нее. – Не могли бы вы попросить сестру Гвен зайти в палату лорда Анструтера?

– Хорошо, я передам ей вашу просьбу, – неожиданно согласилась Молли, чем сильно удивила Имоджен. – Мы все завидовали вам, медсестрам, которые работают на четвертом этаже, – вдруг призналась Молли. – У вас здесь все так чинно, благородно. Но теперь, когда я вижу, что вас посылают к тифозным больным, я вам не завидую.

Имоджен усмехнулась. С богатыми капризными пациентами было не так легко работать, как это могло показаться со стороны. У них имелись свои причуды и повышенные требования, от которых порой голова шла кругом, но она не стала рассказывать об этом Молли.

Когда девушка ушла, Имоджен снова повернулась к закрытой двери. За ней находился человек, о котором она постоянно думала на протяжении целого года.

Колин Толмедж, или, как Имоджен мысленно его называла, Коул.

Она подняла руку, чтобы открыть дверь, но та вдруг распахнулась, едва не ударив Имоджен по лбу. Перепугавшись до смерти, девушка отпрянула.

– О, доктор Лонгхерст… – пробормотала она, увидев молодого врача, который вздрогнул от неожиданности, столкнувшись в дверях с медсестрой.

По словам доктора Фаулера, Альберт Лонгхерст был медицинским светилом, самым гениальным врачом столетия. И Имоджен разделяла это мнение. В душе она немного жалела доктора Лонгхерста, который казался ей человеком не от мира сего. Это был молодой, энергичный мужчина, который говорил быстро, обрывая фразы, и в своих суждениях впадал порой в крайности. Иногда он проглатывал слова, и тогда его было трудно понять.

– Сестра Причард, в эту комнату нельзя. Здесь тиф, – произнес доктор.

На его лоб упала прядь волос цвета горячего шоколада, глаза у мужчины были зеленые. Доктор Лонгхерст явно не следил за своей внешностью и редко ходил к парикмахеру. Но взъерошенные волосы не делали его менее привлекательным.

– Я уже переболела тифом, – объяснила Имоджен. – Доктор Фаулер назначил меня личной медсестрой его светлости.

– О, отлично, – сказал молодой врач, откидывая длинную челку со лба. Видимо, он только что заметил, что забыл причесаться, собираясь сегодня утром на работу. – В таком случае, прошу в палату.

Он шире распахнул дверь и пропустил Имоджен вперед.

– Вы знакомы с Уильямом? Он тоже когда-то переболел тифом и будет помогать вам ухаживать за лордом Тренвитом.

– Конечно, мы знакомы, здравствуйте, Уильям, – поздоровалась Имоджен с находившимся в палате молодым светловолосым парнем.

Он приветливо кивнул и тут же затараторил:

– Мне надо идти, но если я понадоблюсь, звякните в этот колокольчик. Видите? Потяните за веревочку, он зазвенит, и я вернусь в мгновение ока. Вы не успеете сосчитать до десяти.

– Спасибо.

Имоджен едва разобрала его скороговорку. Впрочем, все ее внимание было приковано к пациенту, спящему на кровати. Когда Уильям ушел, девушка подошла к Коулу. Его лицо было бледным, как мел. Или как простыня, которой он был укрыт.

Имоджен не нравилось его учащенное поверхностное дыхание.

– Как… как он? – с трудом произнесла она, не заботясь о том, что дрожащий голос мог выдать ее эмоции.

– К сожалению, он человек недалекий, с неба звезд не хватает, но зато силен, как бык, и услужлив.

Имоджен с недоумением взглянула на доктора. Ей понадобилось время, чтобы понять, о ком он говорит.

– Нет, я спрашиваю не об Уильяме. Я имею в виду Тренвита.

– А, вот вы о ком! – Доктор быстрым шагом подошел к кровати. – Признаюсь, прогноз неблагоприятный. Лихорадка не отступает. Жар не удается сбить. Я уже все перепробовал.

Лонгхерст тяжело вздохнул так, словно лихорадка была живым существом, на которое он злился за неуступчивость и строптивость.

– Если бы здоровье герцога не было подорвано физическим истощением, вызванным продолжительным голоданием и последствиями ранений, то я дал бы больше шансов на его выздоровление.

Имоджен снова посмотрела на Коула, который находился в забытьи. Его конечности беспокойно подергивались, а глазные яблоки под опущенными веками двигались.

Имоджен видела произошедшие с ним тревожные изменения. Он сильно исхудал. На его лбу и вокруг глаз появились резкие глубокие морщины. Лицо заливала мертвенная бледность.

Тем не менее Тренвита можно было узнать. Это был тот самый мужчина, с которым Имоджен год назад провела ночь. «Слава богу, Коул вернулся домой, – думала она, – вернулся ко мне».

Имоджен слушала доктора вполуха, однако смысл его слов все же постепенно до нее дошел.

– Вы говорили о ранениях? Герцог ранен?

Вместо ответа Лонгхерст откинул простыню в сторону, и Имоджен ахнула.

– О боже!

– Бог тут ни при чем, – мрачно промолвил доктор, который, вообще-то, привык к человеческим страданиям, но в данном случае не сумел сдержать эмоций, – это сделали люди.

Взгляду Имоджен предстало ужасное зрелище. Все тело герцога было в черных синяках, гематомах и шрамах.

– Кто его так? – только и сумела произнести она.

Его тазобедренные кости выпирали под тонкой белой тканью кальсон. Живот провалился. Герцог был сильно истощен и походил на скелет. Его, видимо, не только морили голодом, но и жестоко пытали. Некогда золотистая кожа цвета залитого солнцем ячменного поля в августе теперь напоминала бледный воск. Она была испещрена ссадинами, порезами, которые уже зарубцевались или были зашиты хирургом, и синяками. По их характеру можно было сделать вывод, что Тренвита держали связанным по рукам и ногам. От грубой веревки остались следы не только на правом запястье и лодыжках, но и на шее.

Имоджен закрыла глаза, на нее нахлынула волна смешанных чувств – от сострадания до гнева.

Левой кисти у Коула не было…