Читать книгу Император-гоблин - Кэтрин Эддисон - Страница 6

Причальная мачта Унтэйлейанского Двора была инкрустирована множеством драгоценных камней. Майя спускался по узкому винтовому трапу медленно, очень осторожно. Голова у него была ясная, но он понимал, что это обманчивое ощущение, и что от усталости он не вполне владеет своим телом. Достаточно было одного неверного движения, чтобы сломать шею.

Никто не знал о его прибытии, никто не ждал его у подножия трапа, если не считать капитана. Майя вздохнул с облегчением. Он понимал, что с Чаваром, застигнутым врасплох, будет намного проще иметь дело, чем с Чаваром, у которого было время обдумать ситуацию и составить план действий.

Прибавив шагу, Майя обогнал кузена и обратился к посланнику:

– Вы не проводите нас?

Придворный бросил быстрый взгляд на Сетериса и поклонился.

– Разумеется, ваша светлость, почту за честь.

– Благодарим вас. И не будете ли вы так любезны… – Майя решил отбросить церемонии и, понизив голос, спросил: – Как вас зовут?

Наконец-то ему удалось вывести посланника из равновесия: на мгновение его каменное лицо ожило, брови поползли вверх, и он улыбнулся.

– Ксевет Айсава, целиком и полностью к услугам вашей светлости.

– Благодарим вас, – повторил Майя и последовал за Ксеветом к длинной крытой галерее, которая вела к Унтэйлейанскому Двору.

Слово «двор» могло ввести непосвященного в заблуждение. Обширный дворцовый комплекс по площади превосходил окружавший его город Кето. Здесь располагались не только покои императора, но и Верховный Суд, Парламент, здание, где заседал Кораджас, комитет Свидетелей, или советников императора; здесь жили все секретари, посланники, слуги, должностные лица и воины, которые обеспечивали работу правительственных органов. Проект Двора принадлежал императору Эдретелеме III и был воплощен в годы правления его сына, внука и правнука, которые носили то же имя. Поэтому Унтэйлейанский Двор представлял собой единое архитектурное сооружение – дворцы, дома и общественные здания образовывали нечто вроде спирали, которую венчал огромный купол Алкетмерета, главной резиденции императора.

– Мой дом, – подумал Майя, но это словосочетание было для него лишь набором звуков.

– Ваша светлость, – заговорил Ксевет, остановившись перед высокими стеклянными дверями в конце галереи, – куда вы желаете отправиться?

Майя ответил не сразу. В первую очередь ему необходимо было побеседовать с лорд-канцлером, однако он не забыл поучений Сетериса. Император, бегающий по коридорам в поисках первого министра, выглядел бы смехотворно и глупо. Майя не желал унижаться перед Чаваром. С другой стороны, он ничего не знал ни о столице, ни о дворце, если не считать рассказов матери. А поскольку она прожила при Унтэйлейанском Дворе меньше года, он не мог полагаться на сведения, полученные от нее.

В этот момент их догнал Сетерис, и Майя подумал, что ему есть к кому обратиться за помощью, если она понадобится.

– Кузен, нам требуется помещение, в котором мы могли бы встретиться с лорд-канцлером нашего отца и поговорить без посторонних, – сказал он.

На лице его бывшего наставника промелькнуло странное выражение, которое Майя не смог определить. Но Сетерис мгновенно взял себя в руки и ответил:

– Для подобных аудиенций император всегда пользовался Черепаховой Комнатой в Алкетмерете.

– Благодарим вас, кузен, – сказал Майя и обернулся к посланнику. – Проводите нас туда, пожалуйста.

– Да, ваша светлость, – с поклоном произнес Ксевет и придержал для Майи дверь, ведущую в Унтэйлейанский Двор.

Майя думал, что внутри столица окажется похожей на лабиринт, но это было не так, и его восхищение талантами Эдретелемы III возросло. Без сомнения, за стенами, облицованными декоративными панелями, скрывались запутанные переходы и темные галереи, но залы и коридоры, доступные для публики, были прямыми и широкими. Архитектор позаботился о том, чтобы его потомки смогли без труда найти дорогу в собственной столице. Идти пришлось долго, но Майя решил, что даже Эдретелема не смог бы ничего с этим поделать; Унтэйлейанский Дворец был поистине огромен.

Новоприбывших почти сразу заметили, что было неудивительно, и Майя с некоторой горечью понял, что может отличить приближенных лорд-канцлера от непосвященных. Придворные, узнавшие Ксевета в лицо, выглядели встревоженными. Если бы не посланник лорд-канцлера, на нового императора никто не обратил бы внимания.

«Видимо, я действительно не похож на отца, и очень хорошо», – сказал себе Майя, стараясь не падать духом. Конечно, он понимал, что темные волосы и кожа, унаследованные от матери – женщины из народа гоблинов, не добавят ему популярности при Унтэйлейанском Дворе. Майя отогнал эту мысль и мрачно подумал, что вскоре все узнают, кто он на самом деле.

Ксевет открыл очередную богато декорированную дверь, точнее, нечто вроде калитки в массивных бронзовых воротах, и Майя очутился на нижнем этаже Алкетмерета. Вдоль стен башни шли широкие винтовые лестницы. Нижние уровни башни представляли собой просторные залы без перегородок – возможно, такая планировка должна была напоминать будущим императорам о том, что частная жизнь является для них непозволительной роскошью. Но когда они преодолели примерно половину подъема, все изменилось. Верхние этажи были отделены от нижних высокой железной решеткой, которая теперь была поднята, поскольку император в резиденции отсутствовал. Майя заметил, что лестница, ведущая наверх, не просматривалась. Это вселяло надежду на то, что личные покои императора окажутся больше похожими на жилые комнаты, и там он почувствует себя менее уязвимым.

Слуги были повсюду; сначала он даже не смог рассмотреть их лиц, потому что все они при виде него склоняли головы и опускались на колени. Некоторые падали ниц, как Ксевет сегодня в Эдономи. Майя понял, что за этими знаками уважения скрывается страх. Он слишком поздно понял, что к его внезапному появлению во дворце можно было отнестись как к попытке найти просчеты в работе слуг, чтобы обвинить их в пренебрежении своими обязанностями. А ведь они вовсе не заслуживали этого. Сетерис сказал бы ему, что не стоит задумываться о чувствах простолюдинов, что это сентиментальная чепуха. Но в Бариджане к слугам относились как к членам семьи, и они часто действительно были родственниками хозяев. Императрица Ченело следовала в этом вопросе обычаям своей страны, и Майя старался вести себя так, как учила мать. В том числе потому, что это противоречило взглядам Сетериса.

– Черепаховая Комната, ваша светлость? – переспросил Ксевет.

– Да. Но сначала, – быстро ответил Майя, когда придворный шагнул к ближайшей лестнице, – мы желаем поговорить с нашим управляющим. А потом – с лорд-канцлером.

– Разумеется, ваша светлость, – ответил Ксевет.

Черепаховая Комната находилась сразу за железной решеткой. Это было небольшое помещение, отделанное шелком теплого янтарного цвета, что делало ее уютной. В комнате было холодно, но едва Майя успел сесть в кресло у камина, как в комнату поспешно вошла служанка и принялась разводить огонь. Ее руки дрожали так сильно, что она едва не выронила огниво.

Все это время девушка не поднимала головы, и Майя мог видеть лишь коротко остриженные черные волосы – признак происхождения от гоблинов. Когда служанка вышла, Сетерис подал голос:

– Ну что, малыш?

Майя откинул голову на спинку кресла и взглянул на кузена, который стоял напротив, вальяжно прислонившись к стене.

– Ты слишком много на себя берешь, кузен, хотя сам еще сегодня утром предупреждал меня об опасности такого поведения.

Майя подумал, что ради этого момента стоило десять лет терпеть издевательства Сетериса. Кузен открыл рот и несколько секунд беззвучно шевелил губами, словно рыба, выброшенная на берег.

– Не забывай, – напомнил себе Майя. – Злорадство может отравить твою душу.

– Я тебя воспитал! – с негодованием воскликнул Сетерис.

– Допустим.

Сетерис несколько раз моргнул и медленно опустился на колени.

– Ваша светлость, – пробормотал он, потом, повинуясь жесту Майи, покорно сел в соседнее кресло.

– Благодарим вас, кузен, – кивнул Майя. Он догадывался, что поклон и вежливое обращение ничего не значат, и Сетерис искренне возмущен высокомерием своего бывшего подопечного и просто ждет подходящего момента, чтобы вернуть себе главенствующее положение.

«У тебя ничего не выйдет, – подумал Майя. – Если я чего-то и добьюсь за время своего царствования, так это избавления от тебя. Я не позволю тебе управлять мною».

Дверь приоткрылась, и Ксевет объявил:

– Заведующая дворцовым хозяйством Эчело Эсаран, ваша светлость.

– Благодарим вас, – ответил Майя. – Найдите лорд-канцлера, пожалуйста.

– Да, ваша светлость, – поклонился Ксевет и снова скрылся.

Эсаран на вид можно было дать лет сорок пять. Короткая стрижка, принятая у слуг, подчеркивала резкие черты лица и добавляла женщине аскетизма. Униформу она носила с достоинством императрицы. Экономка грациозно опустилась на колени перед Майей. Ни выражение лица, ни положение ушей не выдавали ее мыслей.

– Мы приносим извинения за наше неожиданное прибытие, – начал Майя.

– Ваша светлость, – приветствовала его женщина.

Когда Майя услышал этот холодный, жесткий голос, у него упало сердце. Он понял, что экономка была всецело предана его отцу.

«Мне не нужны новые враги!» – воскликнул он про себя. Увы, вслух он не мог сказать ничего подобного. Поэтому он продолжал:

– Мы не желаем надолго отрывать вас от выполнения ваших обязанностей. Прошу вас, передайте всем слугам нашу благодарность и наши… наши соболезнования.

Он не мог сказать, что разделяет их скорбь, потому что это было бы ложью – а кроме того, женщина с холодными глазами знала, что он вовсе не скорбит.

– Ваша светлость, – повторила она. – Будут ли еще какие-нибудь приказания?

– Это все, благодарим вас, Эсаран.

Она поднялась и вышла. Майя помассировал переносицу и сказал себе, что экономка – первая, но едва ли последняя обитательница Двора, которая возненавидела его просто за то, что он занял место отца. Нельзя обижаться на нее за враждебное отношение – с его стороны обида была бы проявлением слабости и глупости.

«Обида – еще одна роскошь, которую ты не можешь себе позволить», – подумал он, стараясь не встречаться взглядом с Сетерисом.

Ксевет, ушедший на поиски лорд-канцлера, довольно долго не возвращался. Но Майя умел терпеть и ждать. Этому его учила мать, а потом Сетерис. Кроме того, ему нужно было о многом подумать. Он сидел, выпрямив спину, сложив руки на коленях, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица и не шевелить ушами. Он думал обо всем, чего не знал, чему его не учили. Ведь никто не мог представить, что трон императора, у которого было трое здоровых сыновей и внук, унаследует четвертый – нелюбимый, брошенный ребенок.

«Мне понадобится наставник, – решил Майя, – но это будет не Сетерис».

Сетерис почувствовал, что потерпел поражение в безмолвном поединке, разыгравшемся в Черепаховой Комнате, и первым нарушил молчание:

– Ваша светлость?

– Да, кузен?

Он заметил, что Сетерис сглотнул, а его уши безвольно обвисли, и насторожился. Все, что приводило Сетериса в замешательство, неизбежно вызывало у Майи интерес.

– Мы… мы просим позволения поговорить с нашей супругой.

– Разумеется, – сказал Майя. – Вы можете послать за ней Ксевета, когда он вернется.

Сетерис покорно склонился, но настойчиво продолжил:

– Ваша светлость, мы надеялись… представить ее вам лично.

Майя задумался. Ему почти ничего не было известно о жене Сетериса, Хесеро Неларан. Он знал лишь, что она неустанно, но тщетно пыталась убедить императора вернуть Сетериса ко двору и еженедельно писала мужу письма, в которых подробно излагала последние столичные сплетни. Сетерис говорил о ней очень редко, только если пребывал в особенно хорошем расположении духа, или если ему хотелось обсудить за завтраком дворцовые скандалы. Поэтому Майя решил, что это был брак по расчету, что супруги не любили друг друга, хотя кузен, возможно, и не испытывал по отношению к Хесеро такой ненависти, какую император питал к четвертой жене. Однако, видя неподдельное волнение Сетериса, Майя понял, что ошибался.

«Не следует наживать себе врагов, если в этом нет необходимости», – подумал он, вспомнив суровый взгляд меррем Эсаран и представив предстоящую беседу с лорд-канцлером. Вслух он ответил:

– Мы с удовольствием познакомимся с вашей супругой. После того, как дадим аудиенцию лорд-канцлеру.

– Да, ваша светлость, – согласился Сетерис, склонив голову.

Они снова замолчали. Прошел час после ухода Ксевета, и Майя задался вопросом: неужели лорд-канцлер так хитро спрятался? Это было бы крайне странно и неприлично со стороны чиновника, занятого организацией государственных похорон. Очевидно, Чавар просто хотел выиграть время, а заодно унизить императора в глазах придворных.

«Такая тактика навредит ему самому, – подумал Майя. – Он не может тянуть время бесконечно. Таким образом он не вынудит меня пойти на уступки, зато рискует быть отстраненным от должности за неуважение к императору. Возможно, он считает, что я не пойду на такой шаг, но я не позволю ему руководить мною и диктовать свою волю. Допустим, он не испытывает ко мне никакого расположения, но ведь и я ему ничем не обязан. Я его даже ни разу не видел».

Погрузившись в мрачные мысли, Майя не сразу услышал шум и топот на лестнице, которые, судя по всему, свидетельствовали о приближении Чавара.

– Он что, привел с собой армию? – пробормотал Сетерис, и Майя прикусил губу, чтобы скрыть улыбку.

В дверях появился слегка запыхавшийся Ксевет.

– Лорд-канцлер, ваша светлость.

– Благодарим вас, – с достоинством ответил Майя и перевел взгляд на дверь.

Сам того не осознавая, он ожидал увидеть копию официального портрета отца – высокого надменного мужчину с холодными глазами. Оказалось, что его представления далеки от истины. Чавар был невысоким и полным по эльфийским меркам. Он двигался порывисто, возбужденно жестикулировал и, прежде чем преклонить колено перед Майей, буквально навис над ним.

– Приветствую вас, ваша светлость! – воскликнул он.

Майя едва сдержался, чтобы не вскочить с места и не отбежать в сторону. Он быстро кивнул Сетерису, разрешая отправить Ксевета за осмеррем Неларан, и когда Сетерис отошел к двери, Майя жестом велел лорд-канцлеру занять освободившееся кресло. Такое приглашение со стороны императора являлось знаком особой благосклонности.

Чавар грузно опустился в кресло и небрежно бросил:

– Каковы будут приказания вашей светлости?

Разумеется, вопрос был всего лишь формальностью, и Чавар не собирался ждать ответа. Канцлер уже открыл рот – без сомнения, для того, чтобы рассказать о подготовке к похоронам, – но Майя перебил его, впрочем, довольно милостивым тоном:

– Мы желаем обсудить нашу коронацию.

Секунду Чавар сидел с полуоткрытым ртом, потом, скрипнув зубами, закрыл его, сделал глубокий вдох и забормотал:

– Ваша светлость, разумеется, вы понимаете, что сейчас неподходящее время. Похороны вашего отца…

– Мы желаем, – холодно повторил Майя, – обсудить нашу коронацию. После того, как вы представите нам план этой церемонии, и мы одобрим его, мы выслушаем ваши соображения по поводу похорон нашего отца. – Он замолчал, глядя Чавару прямо в глаза.

Чавар выдержал взгляд Майи.

– Как вам будет угодно, ваша светлость, – процедил он, и Майя буквально физически ощутил неприязнь собеседника. Последовало молчание, красноречивое, как меч, наполовину извлеченный из ножен.

– Не будет ли дерзостью с нашей стороны попросить конкретных указаний вашей светлости относительно коронации?

Майя сразу почувствовал ловушку и постарался ее избежать.

– Как быстро вы сможете к ней подготовиться? Мы не желаем надолго откладывать проведение положенных обрядов и погребальную церемонию нашего отца и братьев, но, с другой стороны, мы не хотели бы, чтобы коронация прошла в спешке и произвела неблагоприятное впечатление.

На лице Чавара на миг отразилось раздражение. Очевидно, он не ожидал встретить соперника в лице восемнадцатилетнего императора, воспитанного в полной изоляции в глухом поместье. Майя усмехнулся про себя:

«Что ж, Чавар, попробуй провести десять лет с ненавистным “опекуном”, который тебя терпеть не может, и посмотрим, насколько это обострит твой ум».

Должно быть, Чавар отчасти угадал мысли Майи по выражению его лица и поспешно предложил:

– Коронацию можно назначить на завтрашнее утро, ваша светлость. Таким образом, похороны задержатся всего на один день.

И Чавар замолчал, видимо, надеясь на то, что Майя еще недостаточно твердо стоит на ногах и уступит своему лорд-канцлеру.

Но Майя размышлял о другом. Прежде чем совершить неизвестный проступок, вызвавший гнев Варенечибеля, Сетерис успел получить юридическое образование. Оказавшись в изгнании в Эдономи, он задался целью внушить Майе простейшие вещи, которые были доступны недалекому, на его взгляд, подростку. Это было сделано отнюдь не из добрых побуждений, просто Сетерис придерживался определенного мнения насчет того, как именно следует воспитывать сына императора. Нельзя было допустить, чтобы сын императора оставался невеждой. Кроме того, Майя предполагал, что Сетерис скучал в Эдономи так же отчаянно, как и его воспитанник, и нуждался в каком-то осмысленном занятии.

И снова ему пришло в голову, что следовало бы поблагодарить Сетериса, но он не чувствовал благодарности.

Среди прочего, Сетерис вдалбливал ему протокол коронации, и Майя спросил:

– Успеют ли принцы прибыть на церемонию?

Он прекрасно знал, что не успеют, иначе Чавар назначил бы похороны на завтра. Но пока Майя не был готов открыто обвинить лорд-канцлера в неуважении и отстранить его от должности.

«Это было бы необычным началом царствования», – подумал он, но постарался согнать с лица горькую усмешку. Он знал, что ему придется терпеть присутствие Чавара до того времени, когда он не познакомится с механизмами управления страной и не сможет выбрать нового помощника. Майя было неприятно понимать, что этот день наступит не скоро.

Чавар тем временем довольно правдоподобно изобразил огорчение.

– Ваша светлость, мы нижайше просим у вас прощения за эту прискорбную оплошность. Но даже если мы отправим посланников с приглашением сегодня, принцы не смогут прибыть в столицу ранее двадцать третьего числа.

«Что мы уже знаем из вашего письма», – захотелось ответить Майе. Однако он промолчал, но по лицу Чавара понял, что придворный догадался о его мыслях. Лорд-канцлер продолжал:

– Ваша светлость, мы назначим коронацию на полночь двадцать четвертого числа и начнем подготовку немедленно.

И Майе пришлось принять это предложение – замаскированную просьбу о перемирии.

– Благодарим вас, – сказал он и жестом велел Чавару встать. – Следовательно, похороны состоятся двадцать пятого? Или вы успеете к двадцать четвертому?

– Ваша светлость, – ответил Чавар, склонив голову. – Двадцать четвертое число – это вполне приемлемо.

– Тогда приступайте.

Чавар уже открыл дверь, когда Майя вспомнил кое-что еще.

– А как насчет остальных погибших?

– Прошу прощения, ваша светлость?

– Я говорю о тех, кто находился вместе с императорской семьей на борту «Мудрости Чохаро». Когда состоятся похороны? Какие шаги вы предприняли для их организации?

– Разумеется, телохранители императора будут похоронены вместе с ним.

Майя видел, что на этот раз Чавар не притворялся – он действительно не понимал, о чем речь.

– А капитан корабля? А все остальные?

– Ах, вы имеете в виду команду и слуг, ваша светлость, – пробормотал сбитый с толку Чавар. – Сегодня вечером они будут похоронены в Улимейре.

– Мы намерены присутствовать.

Сетерис и Чавар уставились на него с нескрываемым изумлением.

– Они погибли вместе с нашим отцом, – сказал Майя. – Мы будем на похоронах.

– Слушаюсь, ваша светлость, – ответил Чавар, небрежно поклонился и скрылся за дверью. Наверное, лорд-канцлер решил, что у нового императора не все в порядке с головой, усмехнулся про себя Майя.

Сетерис, разумеется, в этом нисколько не сомневался. Он неоднократно выражал свое мнение по поводу пагубного влияния Ченело. Но сейчас он воздержался от замечаний, молча закатив глаза.

Ксевет до сих пор не вернулся, и Майя решил заняться другими делами.

– Кузен, – приказал он, – будьте так любезны, пришлите к нам хранителя императорского гардероба.

– Да, ваша светлость, – буркнул Сетерис и, отвесив такой же небрежный поклон, как Чавар, закрыл за собой дверь. Майя воспользовался минутой одиночества для того, чтобы, наконец, встать с кресла и размять затекшие ноги.

– Не все против тебя, – прошептал он, не вполне веря собственным словам. Он оперся о каминную полку, уронил голову на руки и попытался воскресить в памяти восход солнца, увиденный из кабины «Великолепия Кайрадо», но картина в его воображении оказалась тусклой и размытой, словно он смотрел на нее сквозь грязное стекло.

В дверь осторожно постучали, и послышалось робкое:

– Ва… ваша светлость?

Майя обернулся. На пороге стоял мужчина средних лет, высокий и сутулый. Испуганное выражение лица делало его похожим на кролика.

– Вы наш хранитель гардероба?

– Да, ваша светлость, – с низким поклоном отвечал слуга. – Мы… мы служили вашему покойному отцу на этой должности. И будем служить вам, если такова ваша воля.

– Как вас зовут?

– Клемис Аттередж, ваша светлость.

Майя внимательно посмотрел в лицо слуге, но увидел лишь признаки крайней неуверенности в себе и желание угодить императору.

– Наша коронация состоится в полночь двадцать четвертого числа, – объяснил Майя. – На тот же день назначены похороны нашего отца и братьев. Но сегодня пройдут похороны остальных погибших, в которых мы желаем принять участие.

– Как вам будет угодно, ваша светлость, – любезно ответил Аттередж.

Майе показалось, что хранитель гардероба его не понял.

– Что должен надеть некоронованный император на публичные похороны?

– О! – Аттередж шагнул вперед. – Вы не можете надеть официальные белые одежды императора, а придворный траур будет неуместен… И вы совершенно точно не можете идти на церемонию в этом.

Майя прикусил губу до крови, но ему все-таки удалось не рассмеяться. Аттередж продолжал:

– Мы посмотрим, что можно сделать, ваша светлость. Вам известно, когда начнется церемония похорон?

– Нет, – ответил Майя и мысленно выругал себя за промах.

– Мы все выясним, – пообещал Аттередж. – Мы готовы обсудить ваш новый гардероб, когда это будет удобно вашей светлости.

– Благодарим вас, – ответил Майя, и придворный, поклонившись, удалился.

Майя ошеломленно опустился в кресло. Он не помнил, когда в последний раз надевал хоть что-то новое из одежды, а теперь у него будет целый новый гардероб!

– Ты же император, а не сын полоумного старьевщика, – сказал он себе. Но при мысли о том, как круто изменилась его жизнь за последние десять часов, кружилась голова.

На лестнице послышались быстрые шаги. Майя поднял голову, ожидая увидеть Сетериса, но в комнату вошел запыхавшийся испуганный мальчик лет четырнадцати, облаченный в полный придворный траур. В руке он сжимал письмо с черной каймой и большой замысловатой печатью.

– Ваша светлость император! – выдохнул мальчишка и распростерся на полу.

Майя растерялся не меньше, чем вчера ночью в Эдономи, и не знал, как реагировать. Ксевет, по крайней мере, был достаточно хорошо воспитан, чтобы сразу же подняться на ноги. Он неуверенно попросил:

– Пожалуйста, встаньте.

Мальчик повиновался и уставился на Майю, прижав уши к голове. Вряд ли его так потрясла непосредственная близость императора – судя по гербу рода Драджада на его одежде, он был дворцовым слугой. Майя знал, что сейчас сказал бы на его месте Сетерис: «Ну что, парень, язык проглотил?».

Он даже слышал эту фразу, произнесенную собственным голосом. Но он обратился к ребенку вполне доброжелательным тоном:

– Вы принесли для нас послание?

– Вот. Ваша светлость. – И мальчик сунул ему в руки письмо.

Майя взял конверт и с ужасом услышал свой голос:

– Давно ли вы служите при Унтэйлейанском Дворе? – Он едва успел проглотить слово «мальчик».

– Ч-четыре года. Ваша светлость.

Майя приподнял брови, копируя высокомерную гримасу, которую он так часто видел на лице Сетериса. Дождавшись, пока слуга покраснеет до корней волос, он сделал вид, будто мальчишка его больше не интересует, и занялся письмом. На конверте четким почерком писца было выведено имя адресата: «Эрцгерцогу Майе Драджару». Это отнюдь не улучшило Майе настроения.

Он сломал печать и, заметив, что мальчишка еще в комнате, поднял голову.

– Ваша светлость, – пробормотал слуга. – Я… мы… она… ждет ответа.

– Вот как? – надменно бросил Майя и многозначительно посмотрел на дверь. – Вы можете подождать снаружи.

– Да, ваша светлость, – полузадушенным голосом прошептал мальчик и вышел с видом побитой собаки.

– Сетерис гордился бы тобой, – горько сказал себе Майя и развернул письмо. По крайней мере, оно было лаконичным:

Эрцгерцогу Майе Драджару, наследнику трона империи Этувераз.

Приветствуем Вас.

Нам необходимо переговорить с Вами относительно посмертной воли вашего покойного отца, нашего супруга, Варенечибеля IV. Несмотря на то, что мы пребываем в глубоком трауре, мы примем Вас сегодня в два часа дня.

С пожеланиями гармонии в семье,

Ксору Драджаран, Этувераджид Джасан.

«Не сомневаюсь, что она ждет ответа», – подумал Майя. В отличие от лорд-канцлера, вдовствующая императрица даже не потрудилась назвать его «светлостью». Он внутренне содрогнулся, представив себе, что именно Варенечибель рассказывал своей пятой жене о ее предшественнице и ее сыне.

В углу за дверью нашлась небольшая конторка. Несмотря на грубость вдовствующей императрицы, он обязан был написать ответ собственной рукой. Точнее, глядя на строчки, выведенные дворцовым писцом, он почувствовал, что обязан самому себе написать ей ответ собственноручно. Он нашел бумагу, чернильницу, перо, воск, но печати не было. Очевидно, у всех придворных имелись личные печати. Это была одна из принадлежностей взрослой жизни, которую Майя не получил в день совершеннолетия. Итак, ему придется обойтись отпечатком пальца и заслужить обвинение в варварских привычках, унаследованных от матери.

«Ну и пусть», – решительно подумал он, обмакнул перо в чернильницу и начал писать.

Ксору Драджаран, Этувераджид Джасан,

приветствуем Вас и выражаем искренние

соболезнования.

К нашему величайшему сожалению, многочисленные обязанности мешают нам выделить время для разговора с Вами сегодня днем. Но мы будем рады принять Вас завтра в десять утра и охотно выслушаем все, что Вы пожелаете рассказать нам о нашем покойном отце.

До коронации мы будем пользоваться Черепаховой Комнатой в качестве зала для аудиенций.

С уважением и наилучшими пожеланиями…

Майя замер. Подписав послание именем, данным ему при рождении, он, таким образом, дал бы Ксору право называть себя «эрцгерцогом». Почему-то только сейчас ему пришло в голову, что вскоре придется выбирать новое имя, и его первой, инстинктивной мыслью было: «Только не Варенечибель».

«Никто тебя не заставляет брать его имя, – думал он, глядя на чернила, высыхающие на кончике пера. – А если ты действительно решишь назваться Варенечибелем, двор наверняка сочтет это оскорблением памяти покойного императора».

Из отрывочных лекций Сетериса ему было известно, что его далекий предок, Варенечибель I, решил отказаться от политического курса своего отца, Эдревечелара XVI, и для начала исключил из своего имени императорский префикс, содержавшийся в именах всех императоров начиная с Эдревенивара Завоевателя. Вместо того чтобы стать девятым Эдренечибелем, он принял имя Варенечибель. Сын и внук последовали его примеру. Правнук (принц своенравный, но не страдавший избытком воображения, сухо сказал Сетерис) бросил вызов зарождавшейся традиции и назвал себя Варевесена. Следующим императором был Варенечибель IV.

А теперь Майя.

Императоры из династии, которую неформально называли «Варедейской», как будто выбранный ими префикс был родовым именем, проводили политику изоляционизма, приближали к себе богатых землевладельцев с востока империи и не видели ничего предосудительного во взяточничестве, непотизме и коррупции. Сетерис во всех неприглядных подробностях описывал Майе скандал под названием «Черная Грязь», имевший место в правление Варенечибеля III и запятнавший всех, кто имел к этому делу хотя бы косвенное отношение. А также постыдную привычку Варевесены раздавать ничего не значащие, но выгодные политические посты новорожденным детям своих друзей.

– По крайней мере, его самого нельзя назвать коррупционером, – неохотно заметил Сетерис, когда речь зашла о Варенечибеле IV. Майя подумал тогда, что это довольно двусмысленная похвала.

Он не желал продолжать какие бы то ни было традиции «Варедейской династии». Например, сама мысль о противостоянии с Бариджаном была ему неприятна и казалась разрушительной, в буквальном и переносном смысле. Даже если бы он хотел придерживаться прежнего курса, встреча с Чаваром заставила бы его передумать. Пообщавшись с лорд-канцлером, он понял, что ему не удастся без борьбы завоевать доверие ревностных сторонников отца и его политики.

«Лучше строить новые мосты, – сказал он себе, – чем оплакивать то, что унесло потоком». Он обмакнул перо в чернильницу и тщательно вывел внизу страницы: «Эдрехасивар VII Драджар». Император Эдрехасивар VI жил примерно пятьсот лет назад, и во время его долгого правления в стране царили мир и процветание.

«Пусть это будет добрым предзнаменованием», – подумал Майя, произнес короткую молитву звездной богине Кстейо, покровительнице магов, сложил и запечатал письмо. Его не покидало тоскливое чувство, что в ближайшем будущем ему не обойтись без добрых предзнаменований.

Мальчик нервно переминался с ноги на ногу на лестничной площадке.

– Вот, – сказал Майя. – Отнесите это джасанай и передайте наши наилучшие пожелания.

Глаза мальчика сделались круглыми, и он неуверенно взял письмо. Слуга уловил намек: Майя назвал императрицу «джасанай», а не «джасан». Он не сомневался в том, что ей все передадут. Она могла сколько угодно воображать себя царствующей императрицей, но уже не являлась ею. Она была «джасанай», вдовой императора, и ей следовало понять и принять, что ее судьба теперь зависит от незнакомого пасынка.

– Ваша светлость, – пробормотал мальчик, поклонился и поспешно ушел.

«Итак, я успел превратиться в тирана», – подумал Майя, вернулся в Черепаховую Комнату и принялся ждать Сетериса и его жену.

Однако он дождался лишь Аттереджа, который явился с охапкой черных и темно-фиолетовых штанов, рубашек и камзолов, украшенных белой вышивкой. Такая одежда была недопустима во время траура по императору, однако ее можно было надеть на похороны слуг. Аттередж сказал, что заупокойная служба по членам экипажа «Мудрости Чохаро» состоится в три часа. Похороны по обычаю полагалось проводить на закате. Вечерние обряды являлись самыми дорогими, и семьям погибших пришлось спешно собирать деньги, чтобы провести церемонию во второй половине дня. Хранитель гардероба также добавил, что он известил Эсаран о намерениях императора, и экономка пообещала приготовить карету к половине третьего. Майя готов был разрыдаться от благодарности, слушая единственного обитателя дворца, который не проявлял враждебности и не пытался навязать ему свою волю. Но он знал, что императору не пристало демонстрировать свои чувства, и что подобная вспышка озадачит и до смерти перепугает Аттереджа.

Поэтому Майя стоял неподвижно, с каменным лицом, пока Аттередж, бормоча себе под нос непонятные слова, снимал мерки и возился со складками и пуговицами. В разгар примерки дверь распахнулась, и раздался возмущенный возглас Сетериса:

– Что, Улерис до сих пор не прислал охрану?

– Нет, – ответил Майя.

– А это еще кто?

– Наш хранитель гардероба.

– Значит, он и мазу не прислал.

– Нет. Кузен, что?..

– Мы с этим разберемся, – отрезал Сетерис. – И еще советуем вам как можно быстрее найти замену нынешнему лорд-канцлеру. Похоже, у Улериса на старости лет стало плохо с памятью.

Поскольку сам Сетерис был ненамного моложе Чавара, Майя решил, что для оскорбления имеются веские причины.

– Объясните, кузен.

– Ваша светлость. – Сетерис, наконец, вспомнил о том, как следует обращаться к императору. – Правитель Эльфийских Земель имеет право, более того, обязан круглые сутки находиться под охраной двоих ноэчарей: телохранителя, отвечающего за безопасность, и мага, оберегающего дух. Особенно сейчас… если вы не откажетесь от этой безумной идеи…

Он кивнул на ворох черной ткани.

– Нет, не откажемся, – заявил Майя. – Мы уверены, у лорд-канцлера множество важных дел. Если вы решите этот вопрос, мы будем вам очень благодарны, и когда вы вернетесь, с удовольствием примем вашу супругу.

– Будет исполнено, ваша светлость.

Сетерис отвесил поклон и ушел.

Майя, как и все жители Эльфийских Земель, знал, кто такие императорские ноэчарей – телохранители, давшие клятву умереть, но не допустить, чтобы кто-нибудь причинил вред их повелителю. Один, воин, охранял императора при помощи физической силы и оружия; второй – маза – при помощи силы духа и магии. Время от времени Майе удавалось уговорить кухарку Эдономи рассказать ему что-нибудь интересное. Из этих рассказов он узнал о Ханевисе Атмазе, ноэчарисе императора Белтантиара III, который вступил в магический поединок с Орейвой Узурпатором. Орейва был единственным магом за всю историю страны эльфов, попытавшимся захватить престол. Ханевис Атмаза знал, что Орейва его убьет, но отвлекал узурпатора до прибытия Адремазы, главы мазэй Эльфийских Земель. В конце концов, Орейва был обезврежен, но смертельно раненный Ханевис Атмаза скончался на руках у императора. Подростком Майя мечтал стать мазой. Порой ему даже хотелось сделаться личным телохранителем императора, завоевать его любовь. Увы, оказалось, что у него нет способностей к магии (Сетерис сказал, что в этом нет ничего удивительного), и эта мечта тоже умерла.

Но он никогда не мечтал стать императором.

Аттередж продолжал работу, и единственным признаком того, что он слышал разговор Майи и Сетериса, было его молчание. Он перестал бормотать и, видимо, обдумывал ситуацию про себя. Майе оставалось лишь надеяться на то, что отец выбирал в личные слуги мужчин и женщин, умеющих держать язык за зубами. Ему вовсе не хотелось, чтобы содержание этого разговора обсуждал весь дворец. Но попросить Аттереджа никому ничего не рассказывать означало обидеть его и разрушить хрупкое доверие, существовавшее между прислугой и аристократами.

– Ваша светлость, – заговорил Аттередж, распрямившись. – Все будет готово к двум часам. Если это угодно вашей светлости.

– Да. Благодарим вас, Аттередж.

Хранитель гардероба поклонился, забрал одежду и вышел. Майя мрачно подумал, что, судя по событиям сегодняшнего дня, жизнь императора состоит главным образом из сидения в тесной комнате и наблюдения за тем, как слуги и придворные снуют по дворцу.

– Но это все равно интереснее той жизни, которую ты вел в Эдономи, ведь там никто даже не сновал, – напомнил он себе и улыбнулся. Жалеть себя было глупо.

Он устало опустился в кресло и подумал, что неплохо было бы подремать перед тем, как настанет время одеваться для похорон. На часах было без четверти десять, но он не мог сказать, рано это или поздно для дневного отдыха. Однако он догадывался, что экономка Эсаран не проникнется к нему любовью, если он потребует приготовить постель в десять утра.

Он потер слипающиеся глаза, а в комнату ворвался полный энергии Сетерис. С сердитым, как обычно, лицом.

– Ваша светлость, мы переговорили с начальником Унтэйлейанской Гвардии и с Адремазой. Они найдут вам телохранителей. Они велели передать вам свои извинения. Они уверяют, что искренне раскаиваются, что никоим образом не желали вас оскорбить. Они ожидали, что лорд-канцлер сообщит им о вашем прибытии.

– И вы им верите?

– Ваша светлость…

Сетерис кивнул – очевидно, он считал, что Майя задал вполне естественный вопрос. Он склонил голову набок, подумал немного, и в его глазах появился хищный блеск.

– Мы склонны верить начальнику охраны и главному магу. У них тоже имеются многочисленные обязанности, и мы надеялись, что Чавар проинформирует их.

– Мы вам очень благодарны за все, кузен, – ответил Майя. Вспомнив ненавистные годы, проведенные в убогом поместье, он подумал, что в этих словах заключена мрачная ирония, но постарался скрыть свои чувства. – Где же ваша супруга?

– Здесь, ваша светлость, – поклонился Сетерис.

Он обернулся к двери и сделал знак рукой. Майя услышал стук каблуков и поднялся с кресла. Переступив порог, Хесеро Неларан присела в глубоком изящном реверансе. Майя увидел реверанс впервые, потому что при императрице Ксору этот старинный знак уважения вышел из моды.

– Ваша светлость, – заговорила она. У нее был негромкий, спокойный голос, совсем не такой, как у вечно недовольного Сетериса.

Хесеро была всего на пару лет моложе мужа, и никакие женские ухищрения не могли скрыть морщинок в уголках ее глаз. Она была в траурных одеждах, принятых при дворе. Поверх длинного черного платья со шлейфом, похожим на змеиный хвост, был надет богато вышитый жакет – черный с фиолетовыми вставками. Гранаты на застежках поблескивали, как капли крови. Прическу поддерживали черные лакированные гребни, шпильки ташин и нитки граненых бусин из оникса. Ее лицо и фигуру нельзя было назвать идеальными, но благодаря элегантному наряду, тщательно подобранным украшениям и изящной манере держаться она казалась привлекательнее молодых красавиц.

После смерти матери и переезда в Эдономи Майя общался исключительно с мужчинами, если не считать толстой кухарки и двух ее костлявых дочек, выполнявших работу по дому. Читая газеты, он внимательно разглядывал картинки в разделе мод, но они не подготовили его к встрече с Хесеро Неларан. Самообладание внезапно покинуло его, он почувствовал себя юным и беспомощным.

– Осмеррем Неларан, – наконец, пробормотал Майя, запинаясь, как простой деревенский парень. – Очень приятно познакомиться с вами.

– Мы рады, наконец, встретиться с вами, ваша светлость. Мы не можем выразить словами свою благодарность за то, что вы позволили нашему супругу вернуться к Унтэйлейанскому Двору. – Она снова склонила голову и вдруг распростерлась перед Майей на полу. Ее движения были полны какой-то особенной грации. – Ваша светлость, мы всецело преданы вам, наша честь и жизнь принадлежат вам.

Она поднялась на ноги, и Майя попытался придумать подобающий случаю ответ, но не сумел и просто сказал:

– Мы благодарим вас, осмеррем Неларан.

– Нам не позволено считать себя вашей кузиной, ваша светлость?

– Кузина Хесеро, – поправился он.

Она тепло улыбнулась ему, и он растаял. Он смотрел на нее, пытаясь сосредоточиться, едва понимая, о чем она говорит. Она спрашивала о дате коронации.

– Полночь двадцать четвертого, – ответил он. Хесеро серьезно кивнула, словно одобряла его решение и тревожилась, что он выберет какой-то другой, неподходящий день.

– Ваша светлость, – вмешался Сетерис, – мы не смеем больше навязывать вам свое общество.

– У нас действительно много дел, – обратился Майя к кузине. Возможно, сыграла свою роль привычка подчиняться приказам Сетериса, скрытым за намеками и двусмысленными фразами. Но прежде всего Майя боялся, что не сможет долго поддерживать разговор с дамой, не выставив себя на посмешище. – Однако мы надеемся, что вскоре нам представится возможность побеседовать с вами снова.

– Ваша светлость, – хором откланялись супруги.

Хесеро снова присела в реверансе, а Сетерис коротко неловко поклонился, как заводная игрушка. Дама удалилась так же грациозно, как и вошла. Майя увидел тонкую молочно-белую косу, которая струилась по спине ниже талии. Сетерис поспешил за женой, и Майя откинулся на спинку кресла, тяжело переводя дыхание и чувствуя себя совершенно обессиленным.

– У тебя нет возможности флиртовать с дамами, – сказал он себе и рассмеялся. Он хотел остановиться, но это было выше его сил. Его трясло от смеха, словно безумца. Тем не менее, он ухитрился вытерпеть несколько минут, не издавая подозрительных звуков, лишь время от времени хватая ртом воздух. Это было болезненно, как приступ удушья или жестокого кашля, и когда Майя, наконец, перестал смеяться, он понял, что по лицу текут слезы.

Он вытер их и, подняв голову, неожиданно для себя встретился взглядом с суровым молодым мужчиной в одежде воина. Его волосы были собраны в пучок на макушке, портупею украшал герб рода Драджан.

Неизвестный преклонил колени и произнес положенное «ваша светлость», даже не пытаясь скрыть неодобрения.

Майя с ужасом подумал о том, что возможно все это время воин стоял на пороге и ждал, пока император придет в себя и соизволит его принять.

– Пожалуйста, встаньте. Вы – один из наших ноэчарей?

– Да, ваша светлость, – ответил воин, поднимаясь на ноги. – Дерет Бешелар, лейтенант Унтэйлейанской Гвардии. Капитан приказал нам служить вам в качестве ноэчариса – если, конечно, это угодно вашей светлости.

Майе очень хотелось ответить: «Нет, нам не угодно» и немедленно избавиться от враждебно настроенного солдата с каменным лицом. Но он знал, что не стоит вступать в конфликт с капитаном Унтэйлейанской Гвардии, а какие основания для отказа он мог привести? «Он застал меня корчившимся от хохота на следующий день после трагической гибели отца». Нет, Майя не мог сказать ничего подобного. Кроме того, несмотря на крайнее неодобрение, написанное на лице лейтенанта Бешелара, Майя понял, что тот будет преданно служить ему. Преданность телохранителя была ему сейчас нужнее, чем дружба.

– Мы не видим никаких причин для недовольства выбором капитана, – сказал он. Солдат произнес обязательное «ваша светлость» не слишком почтительным тоном, и Майя понял, что он расценил эти слова как попытку подольститься.

Он не успел решить, как вести себя дальше – стоило ли перевести разговор на другую тему, или придумать еще какие-нибудь любезные слова, как в комнате раздался незнакомый голос:

– Вот проклятье. Мы так надеялись попасть сюда первыми. Ваша светлость!

Майя, недоуменно моргая, уставился на юношу, стоявшего на коленях у порога. Он тоже носил перевязь с гербом клана Драджада, хотя она выглядела неуместно на потрепанной синей мантии. Когда маг поднялся, Майя заметил, что он еще выше Бешелара. Он был костлявым и нескладным, как новорожденный жеребенок. Единственной привлекательной чертой можно было назвать добрые голубые близорукие глаза. Его лицо уродовали очки с толстыми линзами и длинный крючковатый нос. Волосы были небрежно заплетены в косу, отнюдь не украшавшую мазу, но Майе показалось, что молодого мага все это совершенно не волновало.

Новый телохранитель представился:

– Наше имя Кала Атмаза. Нас послал Адремаза.

Бешелар издал негромкий звук, выражавший раздражение – нечто среднее между вздохом и фырканьем. Но маза, казалось, не считал, что должен давать еще какие-то объяснения, а Майя, со своей стороны, счел эту информацию исчерпывающей.

– Мы рады, – ответил он, и, покосившись на воина, объявил:

– После коронации двадцать четвертого числа мы примем имя Эдрехасивар и станем седьмым императором, носящим это имя.

– Ваша светлость, – хором ответили телохранители и одновременно поклонились.

Кала сказал:

– Ваша светлость, на лестничной площадке стоит молодой придворный, который, судя по выражению его лица, не знает, следует ли ему уйти или остаться.

– Впустите его, – приказал Майя, и телохранители расступились. В дверях появился Ксевет.

– Мы просим прощения у вашей светлости. Мы хотели осведомиться, будут ли у вашей светлости еще какие-нибудь приказания.

Майя поморщился, но тут же вернул лицу бесстрастное выражение. Он совершенно забыл о Ксевете, что было проявлением бесчувствия и неблагодарности с его стороны.

– У вас есть какие-то обязанности?

– Ваша светлость, – с поклоном ответил Ксевет, – лорд-канцлер любезно предоставил нас в ваше полное распоряжение. Разумеется, если это не противоречит воле вашей светлости.

– Да, это действительно очень любезно со стороны лорд-канцлера, – заметил Майя, встретив взгляд Ксевета, и понял, что придворный разделяет его чувства – приятное удивление и некоторую тревогу. – В таком случае, мы будем вам очень благодарны, если вы… – Он взмахнул рукой, пытаясь найти ускользающее слово. – Если вы согласитесь организовать нашу жизнь во дворце.

Он нахмурился, услышав просительные нотки в собственном голосе, но Ксевет не обратил на это внимания.

– Как будет угодно вашей светлости, – ответил он, снова кланяясь. – Мы начнем с… – Он вынул из кармана часы. – С обеда.