Читать книгу Счастье для начинающих - Кэтрин Сэнтер - Страница 7

После я его игнорировала.

Я игнорировала его, пока мы спали. Я игнорировала его, когда нас разбудил будильник в телефоне. Я игнорировала его, пока мы чистили зубы, выписывались из мотеля и шли к машине. Я изводила его игнорированием – как закаленная львица, которой пыталась стать.

Утро выдалось ясное, и Джейк предложил повести. Я устроилась как можно дальше от него на пассажирском сиденье и прислонилась головой к окну. Я вставила наушники и, хотя мой iPod был не заряжен, делала вид, что слушаю музыку, на протяжении четырех часов, пока от нас все больше удалялись мотель и сама цивилизация.

Теперь я знала, с кем имею дело. Джейк хотел меня, только когда не мог получить. Есть такой тип мужчин: «Не стану вступать в клуб, который примет меня своим членом».

Знакомый типаж.

Все годы ухаживания и брака Майк любил меня, только когда я злилась. Или на что-то отвлекалась. Или была занята. Он любил преследовать, но в ту минуту, когда я позволяла меня поймать, ему вдруг начинало казаться, что его душат. Я довольно быстро поняла, что мне надо продолжать убегать, чтобы он не потерял интерес. Но довольно скоро я устала убегать. Довольно скоро мне просто захотелось быть пойманной.

Когда мы только познакомились, я сомневалась, нужно ли мне такое. Но Майк не жалел усилий: цветы, ужины, любовные письма. Какое-то время спустя он меня заарканил. Но приблизительно тогда, когда я начала ждать его звонков, он перестал звонить. Точно почувствовал мое настроение. Едва обнаружив, что он потерял интерес, я подчеркнуто занялась другим: разные проекты и встречи с друзьями, иногда даже на свидания ходила. Но едва мне удавалось отодвинуть его на задний план, он начинал звонить чаще.

Конечно, случались промежуточные между этими крайностями периоды, когда мы отлично ладили. Просто все укладывалось в такую общую схему, и мне потребовалось немало времени, чтобы разобраться, что к чему. А после потребовалось еще дольше на хотя бы попытку что-то поменять. Или потребовать, чтобы Майк изменился. Или надеяться, что семейный психолог что-то изменит. Но кое в чем люди просто не меняются. Сколько бы я ни понимала умом, что проблема в Майке, я так и не избавилась от ощущения, что со мной что-то не так.

Может, я правда подавляю людей? Или я слишком эмоциональна? Или слишком повисаю на ком-то? Я такой себя никогда не считала, но, наверное, себе всегда кажешься нормальной, потому что не знаешь, каково это – быть другим человеком.

Некоторое время спустя я взаправду увидела вдалеке горы. И они взаправду смотрелись пурпурными. Интересно, каким трюком физики это вызвано? Позволить Джейку поймать меня вчера вечером было воистину смелым поступком. В свете моего недавнего опыта дать себя поймать означает позволить, чтобы тебя бросили. В свете утра факт казался совершенно очевидным. Джейк добивался меня, поймал меня, потом оглянулся по сторонам, сморщил нос и сказал: «А вообще-то знаешь что? Не важно». Либо я действительно душу людей, либо что-то во мне привлекает только тех мужчин, которые хотят слишком малого.

Кто знает?

Кому какое дело?

Три года сеансов у семейного психолога научили меня, что конкретно эту проблему не разрешить. Мне повезло – чертовски повезло, – что Джейк ударил по тормозам. Баба с возу, кобыле легче. Одной бедой меньше, чтобы сожалеть. Его поблагодарить надо, что он все прекратил. Но почему-то я не испытывала благодарности. Скорее уж желание наказать его за то, что вообще это затеял.

За такими мыслями прошло все утро в пути.

К тому времени, когда мы подъехали к историческому охотничьему домику из дерева и камня, служившему штаб-квартирой компании «Горный туризм на Выживание», я возвела между нами довольно прочную воображаемую стену.

Когда Джейк поставил машину на ручной тормоз, я повернулась к нему.

– Эй! – окликнула я. Это было мое первое слово за четыре часа.

– Ну?

– Сделай мне одолжение, ладно?

Он встретился со мной взглядом.

– Конечно.

– Мы с тобой незнакомы.

– Незнакомы?

– Мы не приехали сюда вместе.

– Нет?

– И ты не запускал язык мне в рот.

Он задумался.

– Жестоко.

– Я тут пытаюсь кое-что важное сделать, – сказала я. – Для меня это не шутка.

– И для меня тоже.

– Я решилась на этот поход по определенной причине, а вовсе не для того, чтобы спутаться с другом младшего брата.

Он наклонил голову, точно я его задела.

– О’кей.

– Что бы вчера ни произошло, это не имеет значения.

Я была вне себя от злости, что попытки четыре часа кряду делать вид, будто мне наплевать, не слишком помогли. Мне так отчаянно хотелось не чувствовать себя униженной. И отвергнутой. И жалкой. Такого я уже на всю жизнь нахлебалась. Предполагалось, что поездка превратит меня в супергероиню, а не хнычущую восьмиклассницу. Я просто должна положить этому конец. Любыми необходимыми средствами.

– Ты мне никогда по-настоящему не нравился, – сказала я. Потом посмотрела на него с самым серьезным видом и добавила: – И мне бы очень хотелось, чтобы вчерашнего дня вообще не было.

Он отвел взгляд.

– Мне бы тоже хотелось, чтобы его не было.

А вот тебе и сюрприз! Пусть даже я произнесла эту фразу без малейшего чувства, когда она вернулась ко мне бумерангом, стало по-настоящему больно.

– Отлично. – Я добавила в тон фальшивой веселости. – Давай так и поступим.

Он нахмурился:

– Как?

– Притворимся, что ничего не было.

Он всмотрелся в мое лицо:

– Ты этого в самом деле хочешь?

– Если я чего и хочу, чтобы тебя сейчас тут не было. Или вообще никогда не было.

Он пожал плечами:

– Вот так. Значит, берем, что имеем. Мы незнакомы, мы друг другу чужие.

– Но мы не чужие.

– Еще как верно.

– Никто, кроме нас, этого не знает.

– Ты хочешь притвориться, что мы незнакомы?

Я кивнула.

– Я хочу настолько сильно притвориться, что мы сами почти поверим.

Тут он сделал глубокий вдох и заглянул мне в глаза, точно пытался что-то решить насчет меня.

– Я притворюсь ради тебя, Хелен, – сказал он наконец. – Но ничто на свете не заставит меня поверить.

Его напряженное лицо сбивало с толку.

– Ладно, – сказала я. – Согласна и на такое.

Что делать дальше, я не знала. Я протянула ему руку.

– Тогда, наверное, это значит – прощай.

Он с секунду смотрел на мою руку, потом взял ее. Мы пожали друг другу руки.

– До свиданья, – сказал он, не поднимая глаз. И вышел из машины. И вот так в мгновение ока мы стали друг другу чужими.

* * *

Джейк оказался умелым притворщиком. Во время регистрации он стоял на приличном расстоянии позади меня. Когда я поднималась по лестнице, чтобы отнести в мою комнату вещи, он не смотрел мне вслед. Я вообще его не видела до вечернего собрания, где нас должны были сориентировать; там я села в заднем ряду, а он – в первом, точно вообще не знал о моем присутствии.

Отлично, подумала я. Просто великолепно.

Но ничто не казалось отличным или великолепным. Глядя на то, как комната заполняется людьми, я все больше чувствовала себя не на своем месте. Собрались сплошь ребятишки из колледжей, что, если подумать, было вполне логично. У кого еще столько свободного времени летом? Или вообще когда-нибудь? По мере того как в дверях появлялись один за другим высокие, худые двадцатилетки, их одинаковость снова и снова била меня по голове. Все они были в одинаковых футболках – сплошь с греческими буквами в память о той или иной вечеринке – и в одинаковых нейлоновых шортах, и в сникерсах одного и того же неонового оттенка. У них был одинаковый блеск для губ, и тени на веки они наносили одинаково. Волосы до плеч выпрямлены, высушены феном, уложены приблизительно в одну прическу. Лишь незначительные вариации на все ту же тему двадцатилетних.

Нелепо, конечно, думать, что все они были одинаковыми. По мере того как шли недели, я начала видеть, насколько они разные, сколько бы они ни пытались вписаться или соответствовать стандарту. Но в тот момент мне это мало чем помогло.

В поход, казалось, собрались только два типа людей: все они и я. Бледная я. Веснушчатая я. Волнистые волосы не блондинистые, а рыже-русые и собраны в узел на шее. Одета – господи боже! – в черные штаны для йоги, простые черные сандалии и симпатичную облегающую майку-батик из «Оулд Нэви». Майка очень мне нравилась, когда я ее покупала, и когда упаковала, и даже когда надевала утром. А теперь, похоже, именно она помешает мне стать своей. То есть я так думала до тех пор, пока в голове у меня не начал сам собой составляться список всего того, что помешает мне стать своей: мой возраст, мой развод, то, что ногти у меня на ногах покрашены в цвета радуги, каждый в свой. Я ничем не походила на этих детей. Я была обречена.

Но где же взрослые? Парни с кризисом среднего возраста? Биржевые маклеры с фантазиями о том, как будут валить лес? Мамаши из кантри-клуба, желающие доказать что-то тренерам по фитнесу? Я ожидала увидеть, по крайней мере, одного-двух взрослых. Но в этом походе их не наблюдалось. Этот поход был вечеринкой студенческого братства. Не хватало только пива из пластиковой бочки.

Для протокола заявляю, что в мои тридцать два я едва ли старая. Тридцать два – это не старая. Тридцать два – это взрослая. И довольно приятный возраст, если уж на то пошло. Я никогда не расстраивалась из-за своих тридцати двух.

До сих пор.

Окруженная одними лишь детишками из колледжа, я решила, что я не такая уж поклонница студентов. Слишком они были уверены в себе, на мой вкус, слишком горды. Они были поколением, верящим в собственную Ценность с большой буквы, они все были потрясающими. Где сомнения? Тоска? Ненависть к себе?

Не может же быть, что я буквально самая старая в группе. Я все ждала, когда придет инструктор. Уж он-то – или она – будет взрослым, так? Эдакий кряжистый загрубелый житель гор, во фланелевой рубашке, с подвывихнутым коленом и шрамом под подбородком от схватки с медведем. Мне бы очень хотелось такого инструктора: мудрого и надежного, вроде Гриззли Адамса, который в фильме медведей приручил.

Но получила я совсем иное. Ровно в три пополудни, минута в минуту, в дверном проеме возник старшеклассник и с порога оглядел собравшихся. Никто, кроме меня, его не заметил. Я наблюдала за ним несколько минут, прежде чем решила подать голос и отправить его на собрание дошкольников по ту сторону коридора, – и как раз в этот момент он назвался нашим инструктором.

У меня челюсть отвисла. Ему едва шестнадцать исполнилось. С жидкой бороденкой, худой как жердь, еще мускулы не нарастил. Бледный, чуток прыщавый, с сальными волосами и в вязаной шапке цвета свеклы. Я бы предположила, что он разработчик видеоигр или продавец из киоска в кинотеатре, или, может даже, великовозрастный разносчик газет. Но никак – ни в коем случае! – не тот, кто поведет меня в величайшее путешествие моей жизни.

Голос у него оказался таким же жиденьким, как и растительность на лице.

– Слушайте сюда, ребята, – сказал он. – Пора учиться.

Я не выдержала и подняла руку.

– Сейчас не время для вопросов, – сказал он.

– Вы действительно инструктор? – спросила я.

Он ткнул пальцем в нашивку на ремне своего рюкзака.

– Это нашивка инструктора?

– Не знаю, – честно ответила я. – А это нашивка?

– Она самая. И я инструктор.

– Сколько тебе лет? – спросила я, у меня просто вырвалось.

Он выпрямился во весь рост.

– Достаточно.

Но ведь недостаточно. Честное слово, недостаточно. Я ощутила укол тревоги.

– Я – Беккет, – обратился он к собравшимся разом. – На протяжении следующих трех недель я – ваш единственный шанс на выживание.

Он скрестил руки на груди и смотрел, прищурясь, как доходят его слова.

– Я расскажу вам кое-что о себе, о нашей программе и о наших глухих местах. Но сначала вы, ребята.

Усевшись на свободный стул, он подался вперед, словно приказывая всем нам добровольно выдать свои имена, возраст и что собственно привело нас сюда.

Последнее показалось слишком уж серьезным вопросом. Что собственно меня сюда привело? Я все еще силилась найти ответ. Я за себя не могла бы ответить, не говоря уже о горстке самонадеянных детишек.

Беккет ждал добровольцев. Наконец руку подняла девушка с внешностью модели «Джи Крю», показав заодно полное отсутствие жира на этой самой руке. Вот эта от остальных чуточку отличалась. У нее были длинные светлые волосы и совершенно отсутствовал макияж. Конечно, она была настолько красива, что не нуждалась в косметике, но даже такого небольшого отклонения хватило, чтобы привлечь мое внимание.

– Я Уинди, – сказала она. – И я здесь, потому что мой старший брат пять лет назад ходил в такой поход и говорит, что он изменил его жизнь. Правда, в моей я бы ничего менять не стала!

Беккет кивнул:

– Сколько тебе лет, Уинди?

– Двадцать один.

Как выяснилось, большего Беккету не требовалось. Я опять слишком себя накрутила. Ему не были нужны истории нашей жизни или наши надежды и мечты. Просто имя, возраст и резюме в одной фразе. В каком-то смысле это было проще – и намного сложнее. Уинди выглядела так, словно ожидала больше вопросов, но Беккет уже перешел к следующему добровольцу: высокому парню в бейсболке, нахлобученной задом наперед.

– Я – Мэйсон, – сказал он. – Учусь на первом курсе в Университете Северной Каролины, вашу программу я оплатил, взяв кредит в колледже, и я надеюсь на «околосмертные переживания» ³.

– Сколькие из вас тут брали кредит? – спросил Беккет.

Почти все руки поднялись. Еще одна причина, почему тут столько студентов: взрослым гораздо труднее получить кредит на что-либо.

– Я – Кейли, – сказала одна девушка, когда руки опустились. – Учусь на втором курсе в университете Оберн, состою в «Пи Фи» и надеюсь вернуться заправской культуристкой.

Вот это задало тон. Один за другим детишки вскакивали и выдавали ответы по той же схеме. Имя, возраст, университет, греческие буквы из названия студенческих обществ и цель поездки в десяти словах или меньше. Все они учились на втором или первом курсе. Все учились в крупных южных университетах. Мальчики надеялись на соприкосновение со смертью, а девочки все до одной – на брутальные недели в дикой местности, после которых вернутся, основательно подтянув тело. Каждый тут был по идиотской причине.

То есть все, то есть кроме меня и, наверное, той девочки по имени Уинди. И, возможно, Джейка. Хотя, – пришло мне вдруг в голову, – я понятия не имею, зачем он тут.

Я тянула время. Моя жизнь не укладывалась в их схему, и я панически боялась, что придется сказать об этом перед всеми. Я решила, мол, подожду, что скажет Джейк, и, возможно, что-нибудь у него сворую. Но Джейк тоже не собирался добровольно что-то выдавать. Он, казалось, ждал меня.

Когда высказались все, кроме нас двоих, Беккет оглядел собравшихся:

– Ну? Кто следующий?

– Она. – Джейк указал на меня.

Все повернулись ко мне – парни в кожаных куртках, в футболках с надписью «ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА», с ожерельями из акульих зубов на шее, девочки с противоестественно загорелыми лицами и губами, намазанными блеском. Я оглядела группу. Мягко говоря, не те, кого я ожидала. Возможно, я сама себя обманывала, учитывая, сколько всего наговорил Дункан о тех, кто записывается в подобные походы, но я ожидала увидеть заправских хиппи. И фанатов жизни на природе. Тех, кто делает покупки в магазинах здорового питания. Читает журнал «Аутсайд». Поклонников одежды из конопли. Спортсменов. Возможно, поэта-другого. А вместо этого меня окружали ребятишки, каких видишь на весенних каникулах в реалити-шоу. Пугающе фотогеничных юношей и девушек, эгоцентричных и бессердечных, – все мы такими бываем, пока жизнь нас не потрепала.

Моя очередь. «Кто я? Почему я здесь?»

Секунды тикали. Детишки пялились.

Наконец я выдавила слова – вообще первые, какие в голову пришли.

– Меня зовут Хелен. Я не учусь в колледже. То есть больше не учусь. Я уже закончила. Много лет назад. Но, когда я была в вашем возрасте, я училась в Вассаре ⁴, но я не состояла ни в одном обществе, потому что у нас их не было.

Тут они перестали меня понимать. Я была существом с другой планеты.

– Мне тридцать два года, – продолжала я, все глубже роя себе яму, – и в прошлом году моя жизнь пошла под откос.

Детишки моргали, точно в буквальном смысле понятия не имели, как чья-то жизнь может пойти под откос. Но такого просто не могло быть. Каждая девушка, как бы тщательно ни подводила глаза карандашом, хотя бы когда-то сталкивалась с разочарованием или утратой. И чем старше становишься, тем больше про это знаешь. Возможно, не в том дело, что они ничего не знают, возможно, они просто знают слишком мало.

Что-то в их бессмысленных взглядах принудило меня попытаться до них достучаться, хотя, разумеется, это противоречит физике человеческой жизни: люди не способны понять какие-то вещи, пока не сумеют их понять.

– Если уж на то пошло, у меня был развод, – услышала я собственный голос. – Мы пытались завести семью, но не получилось.

Мой взгляд скользнул мимо Джейка, который едва заметно качал головой, словно говоря: «Не надо! Перестань!»

Но я не могла. Я уже не могла остановиться. Они притихли. Я их поразила – и не в лучшем смысле, и слова сыпались у меня изо рта, я просто не могла заткнуться, пока не выговорюсь, не достигну своего рода катарсиса.

– Я помню учебу в вузе. – Я понизила голос под стать тишине в комнате. – Я была безумно влюблена в одного парня, который был мне далеко не ровня. Красив, как греческий бог, а я – просто обычная, чуть неловкая смертная. Не мое дело было питать к нему какие-то чувства, но как-то он подхватил меня, когда я споткнулась на лестнице, и я не могла выбросить это из головы. Как-то в библиотеке я посмотрела на него и решила, что после церемонии вручения дипломов я его поцелую. До этого было еще три года, но я торжественно себе поклялась, что это сделаю. И не потому что от этого он внезапно в меня влюбится. Я собиралась сделать это для себя самой. Себе в подарок. Поскольку я собиралась сохнуть по нему так долго, вообще ничего из этого не получив. Я раз за разом воображала себе эту сцену. Планировала различные варианты. И знаете что? – Мой взгляд уперся в пол, и я не подняла его и не стала ждать ответа. – Церемония прошла, а я ничего не сделала. Нельзя сказать, что я струсила. Просто в тот день я осознала, что реальность испортит фантазию. А я предпочитала фантазию. И знаете что еще? С год назад я столкнулась с ним на автозаправке и даже не поздоровалась. – Наконец я подняла глаза. – Вы пока этого не понимаете, но такова, по сути, жизнь: нарушение обещаний себе самим.

С этими словами я провалилась на самое дно. Моя попытка катарсиса и искупления – сказать что-нибудь мудрое и полезное для них – канула в тишину, какая наступает, когда сумасшедшая кошатница рассказывает, как ее мистер Миттенс однажды съел таракана. Наверное, если обсуждаешь жизненные проблемы только со своей злобной собакой, у которой крысиный хвостик, с людьми непременно потом пойдет наперекосяк.

По всей видимости, как раз в этом я и нуждалась – в сокрушительно неловком молчании и в том, чтобы внезапно увидеть себя во всей красе глазами группы незнакомых людей. Мне надо было потерять всякую надежду, и это так или иначе меня освободило.

– Вот почему я здесь, наверное, – сказала я наконец. – Чтобы стать сильнее и жестче. Чтобы меньше переживать. Подняться из пепла моего существования как действительно крутой феникс и показать жизни фигу.

После чрезмерно долгой паузы Беккет повернулся к Джейку.

– О’кей, – сказал он, растягивая «эй», словно бы говоря: «Вот уж свихнувшаяся тетка!» – Что насчет тебя?

Мы все повернулись к Джейку. Именно тогда я впервые увидела его – в контексте – и заметила, что выглядит-то он не как остальные парни. Все они были в бейсболках и холщовых шортах, в просторных рубахах. Невзирая на индивидуальные вариации в габаритах, цвете и длине волос – они все были почему-то схожие, мальчишеские версии девчонок. Но Джейк – в красной винтажной гавайской рубашке, в потертых штанах цвета хаки и сандалиях. На голове у него была видавшая виды хлопковая шляпа, какую носят рыбаки, к тулье была приколота самодельная мормышка – в такой шляпе ему следовало бы выглядеть совершенно по-идиотски. Но почему-то нет. Возможно, дело было в мышцах под рубашкой. Или хипстерские очки делали его похожим на кинозвезду в духе Гарри Гранта. Или самой своей нелепостью шляпа, без тени сомнений, доказывала, что ему правда наплевать, что о нем думают. Но все собравшиеся, включая меня, подумали разом то же самое: этот парень будет тут верховодить.

Джейк сверкнул собравшимся широкой, кокетливой улыбкой.

– Почему я здесь? – Тут он ткнул в мою сторону большим пальцем и произнес: – По той же причине, что она.

Собравшиеся разразились громким, разряжающим напряжение смехом. Даже я с минуту смеялась. Пока не поняла, что смеются-то тут не вместе со мной.

– Нет, правда, – сказал тогда Джейк, и остальные притихли. – Серьезно. – Он огляделся по сторонам. – Я согласен с рыжей. – Он чуть прищурился, глядя на меня. – Или рыже-русой. – Оставшиеся смешки стихли, и кое-кто из ребятишек посмотрел на меня. – Она – прости, не расслышал твоего имени, – не так уж не права. Жизнь всем наподдаст под зад. Всем нам. Включая меня. И, наверное, я тут, чтобы научиться это пережить. И принимать это по-мужски. Или, может, научиться чуток давать сдачи. – Он посмотрел на меня. – Как она. – И этим, возможно, даже одним только взглядом он меня спас. – Да, кстати, меня зовут Джейк, – добавил он. – И я не учился в Вассаре. Но я только что закончил Гарвард.

Второй раз в комнате воцарилась тишина – но на сей раз благоговейная. В тот момент Джейк официально стал нашим альфой. Для ребятишек – потому что был крут, уверен в себе, клевый и дружелюбный и только что диплом получил – что, по сути, делало его самым старшим. И для меня тоже. Потому что потрудился спасти меня даже после того, как я весь день скверно с ним обходилась.

А вот Беккет не желал, чтобы альфой был Джейк. Он тут же вскочил, чтобы отвоевать себе место лидера, и, когда Джейк снова сел, требовательно вопросил голосом, который вдруг прозвучал на пару тонов ниже: