Читать книгу Шаги навстречу - Кевин Милн - Страница 5

Вся моя жизнь – солнечное затмение. Когда-нибудь наблюдали затмение? Когда Луна проходит между Землей и Солнцем, заслоняя весь восхитительный свет. Вот так и моя жизнь. Я – Солнце, а Энн – Луна, которая всегда меня заслоняет. Не то чтобы я не сочувствовала ей в нынешней ситуации, просто не могла дождаться, когда придет мой черед светить.

Мама с папой уверяют, что у меня «синдром среднего ребенка». Как-то я посмотрела в словаре, что это означает, но не уверена, что страдаю именно этим синдромом. По-моему, у меня скорее синдром «недооцененного ребенка». Такого определения нет, я сама его придумала – именно так я себя иногда чувствую.

Но, думаю, я бы не удивилась, если бы у меня действительно обнаружился этот «синдром среднего ребенка». Я к тому, что все во мне так и вопит – «средняя»! Даже имя расположено посредине, и не случайно. Родители дали нам имена в алфавитном порядке – Энн, Бри и Кейд[1]. Хотя в последнее время папа стал шутить, что в действительности назвал нас по оценкам, которые мы получаем в школе[2]. Когда он сказал об этом, я смеялась, но оглядываясь назад, теперь не нахожу это таким уж смешным. Ладно. Надо радоваться, что меня не назвали Евой. И к-с-ти, папу зовут Делл – с большой жирной буквы «Д»[3] – вот такая ирония судьбы.

Воскресенье, до вечера далеко, я просматриваю почту… с утюгом и острым столовым ножом.

– Ты что делаешь? – в дверях стоит Кейд, не сводя глаз с меня и инструментов в моих руках.

Так и знала, что нужно было запереться в ванной!

– Я все расскажу маме с папой! – вопит он, когда наконец-то складывает два и два. – Ты действуешь исподтишка!

– Я не исподтишка! Меня просто все достало. Но ты еще слишком мал, чтобы понять. – Я знаю, что он терпеть не может, когда его называют «маленьким» и «тупым», но иногда мне нравится его дразнить.

– Заткнись.

– А что такое? Это правда. Иногда, когда людям скучно, они совершают вещи, которые кажутся сделанными исподтишка, даже если это совершенно не так. Черт, если бы не скука, как и миллион дней подряд, я бы даже не потрудилась за почтой сходить. – Я замолкаю и улыбаюсь. – И все из-за тебя, Кейд. Нянчить тебя – это такая скука! Ты сам меня к этому подтолкнул.

– Заткнись! – вновь заорал он. – Я уже не ребенок, а ты мне не нянька. – Он кивает на письмо в моей руке. – Открывай уже.

Письмо из школьного округа, адресованное родителям Энн Беннетт. Оно пришло по почте вместе с кучей медицинских счетов, оплату которых родители с радостью бы отсрочили, поскольку они уже и так просрочили платежи по предыдущим.

Я поддеваю ножом запечатанный край конверта и осторожно открываю его.

Потом читаю и скриплю зубами.

– Должно быть, это шутка! Почему все внимание ей?

– Что там пишут?

Я откашливаюсь, чтобы прочитать самым надменным голосом, потому что именно так это письмо звучит в моей голове.

– Слушай: «Уважаемые мистер и миссис Беннетт. Мы с радостью сообщаем вам, что Энн выбрали Студенткой года. Мы прекрасно отдаем себе отчет, что за минувший год она столкнулась с существенными трудностями, но это лишь преумножает значимость ее заслуг. Настоящим подвигом является то, что ей удалось в течение двух семестров получать отличные оценки, самостоятельно обучаясь дома. Мы верим, что ее успех – это отражение преданности образованию… Ля-ля-ля. Мы надеемся, что вы сможете присутствовать на банкете в конце года, где ее наградят… Ля-ля-ля». – Я швыряю письмо на стол, чтобы дать Кейду понять, насколько я расстроена. – Где это видано? Прогнила вся система образования. Она даже в школу не ходила, а ее выбирают Студенткой года! Ты же знаешь, я тоже хорошо учусь. В основном. Черт побери, мне нужно медаль дать за то, что я постоянно ее терплю. Так ведь?

– Наверное.

– Так нечестно. Только потому, что она больна, ей все преподносят на блюдечке. Тьфу! Ненавижу ее.

– Правда?

– Да! – Но тут же осаждаю коней. – Может быть, ненавижу – это сильно сказано, но недолюбливаю – это точно.

За что я должна любить сестру? Мне кажется, что я ее люблю, но где-то в глубине души. Разве этого не достаточно? Но за что я должна к ней хорошо относиться? Могу поклясться, что относилась бы к ней гораздо лучше, если бы ее проблемы со здоровьем не затеняли всех моих достижений!

Моя жизнь – солнечное затмение.

Я аккуратно складываю письмо, прячу назад в конверт и заклеиваю его. В глубине души я надеюсь, что она заметит, что письмо распечатывали, поэтому мне не придется делать вид, что я удивлена или обрадована, когда она сообщит радостную новость.

Через несколько часов из больницы возвращается Энн – в новых пушистых розовых фирменных тапочках. У моей лучшей подруги, которой повезло быть единственным ребенком в семье, точно такие же тапочки, только голубого цвета – моя мечта. Я не могу сдержать стон, когда вижу подобные на ногах у Энн.

– Мам, я на прошлой неделе показывала тебе в магазине именно эти тапки! Я сказала, что это был бы хороший подарок, но я имела в виду не для Энн. – И тут же выплескиваю свое раздражение на объект родительской щедрости: – Невероятно! Всякий раз, когда ты едешь к врачу, возвращаешься домой с обновкой. А что получаю я? Бесконечную роль няньки – вот что! Со-8 ни в какие ворота! Я даже с подружками увидеться не могу, потому что постоянно торчу дома с Кейдом!

– Ой, прости, что я родилась с никудышным сердцем, – отвечает Энн, и щеки у нее пылают. – Возможно, тебе станет полегче, когда я умру.

– Девочки! – резко обрывает мама. – Довольно! И ты, Энн, не умрешь. Получишь новое сердце, поэтому не говори глупостей.

Папа несет рюкзак Энн, чтобы ей самой не приходилось поднимать тяжести. Ничего удивительного; ей даже пальцем шевелить не нужно. Папа поставил рюкзак на стол и сердито взглянул на меня:

– Забыла, о чем я просил вчера вечером, юная леди? Мир и спокойствие. Никаких ссор. Точка. Особенно с Энн.

Я театрально закатываю глаза. Самое интересное, что Энн тоже.

– Я живу не в безвоздушном пространстве, – говорит она. – Если Бри желает выплеснуть свои эмоции, я не возражаю. Лучше, если я буду знать, как она на самом деле ко мне относится.

– А я возражаю, – отвечает папа. – Семья может – и хочет – поддержать тебя в трудную минуту. Не так ли, Бри?

– Так, – бормочу я.

– Отлично. Ты ничего не хочешь сказать своей сестре?

Я-то не хочу, но в конце концов произношу:

– Прости, Энн. Я… это… мне нравятся твои тапочки. Может быть, когда-нибудь и у меня будут такие. Ну, если… если я сломаю себе шею или еще чего-нибудь.

Папа нетерпеливо указал на лестницу:

– В свою комнату. Немедленно. И сиди там, пока не придешь в себя.

– За что? – спрашиваю я, всплескивая руками, и бросаюсь в свою комнату. – Я же извинилась…