Читать книгу Шаги навстречу - Кевин Милн - Страница 9

– Хочешь, тоже поднимемся наверх, устрою тебя в комнате? – спрашиваю я Бев, когда Кейд рванул вверх по лестнице.

– Боже мой, нет. Сначала нам нужно наверстать упущенное.

Я киваю Энн и Бри:

– Девочки, проводите тетушку Бев в гостиную. Я принесу что-нибудь попить. Бев, хочешь пить?

– Да, но безо льда. Все не могу согреться. И хотя уже наступил июнь, до сих пор хожу в свитере.

По дороге на кухню мое внимание притягивает одна картинка в рамке. И хотя я вижу ее каждый день, уже давно не обращала на нее внимания. Сама картинка представляет собой фотографию, на которой запечатлены держащиеся за руки мужчина и женщина на фоне Эйфелевой башни. Картина уже много лет собирает пыль на комоде. Я беру снимок, улыбаюсь, вспоминая тот день, когда по почте пришла эта открытка.

Счастливые были времена…

Я снимаю бархатную заднюю часть рамки, чтобы прочесть на обороте открытки надпись, адресованную мне. На французской марке штемпель почти двадцатилетней давности. Еще до нашей свадьбы с Деллом. И хотя слова я помню наизусть, не отказываю себе в удовольствии еще раз прочитать каллиграфически выведенный текст.

Моя любимая Эмили,

Привет тебе из Города любви и света! Мы с твоим дедушкой празднуем сороковую годовщину нашего брака веселее, чем праздновали двадцатую. Жизнь, прожитая бок о бок, становится все лучше и лучше! С нетерпением ждем возвращения, чтобы успеть на вашу с Деллом свадьбу. Ты нашла настоящее сокровище. Крепко держись за него. Лет через двадцать, когда у вас за плечами будет пара десятилетий брака, я представляю, как вы оба будете стоять здесь, в Париже, отмечая прожитые вместе годы. Впереди вас ждут многие-многие годы любви. До скорой встречи!

Je t’aime! – Я тебя люблю! – Бабушка Грейс.

– Я и не знал, что это открытка.

Слова застают меня врасплох, я роняю рамку на ковер. К счастью, она не разбивается.

– Кейд! Что ты здесь делаешь?

– Ничего. Просто увидел, что ты здесь… стоишь грустная.

– Просто задумалась о прошлом.

– О грустном прошлом.

– Нет… о прошлом.

Откровенно признаться, на самом деле, когда он ко мне подкрался, я не столько вспоминала прошлое, сколько думала о том, что нас ждет в настоящем и будущем, которое кажется крайне неопределенным. Будущее, предсказанное бабушкой Грейс, ничуть не походило на то, как в действительности сложилась жизнь.

При мысли об этом хотелось плакать.

– Можно посмотреть? – просит он, указывая на открытку. Я протягиваю ему, и он тут же ее переворачивает, чтобы рассмотреть фотографию. – Это же бабушка Грейс, верно? А это дедушка?

– Верно.

– Бабушка такая молодая. – Он еще раз переворачивает фото и читает послание. Прочитав, отдает открытку. – Очень изящно.

– Да, изящно, – отвечаю я, изумленная тем, что он выбрал именно это выражение, которое использовал дедушка для описания всего на свете. «Как прошли каникулы, дедушка?» – «Вполне изящно». «Что скажешь о фильме?» – «За весь год не видел более изящного фильма». «Знаешь… это изящные дети. Все делают правильно, я бы сказал».

– Ты улыбаешься. Что смешного?

– Ничего. Я тебе рассказывала, что эта открытка задержалась на почте?

Он качает головой:

– Ты даже не говорила, что это открытка.

– Что ж, было это так: дедушка с бабушкой отослали ее домой из самой Франции. Наверное, она плыла на очень медленном теплоходе. Однако успела как раз вовремя – пришла в день моей свадьбы. Почтальон принес ее, когда мы выходили из дому, направляясь в церковь. Это был самый лучший подарок. – Я запнулась, вспоминая тот день – счастье и удивление от того, что открывается новая глава в моей жизни, радостное предвкушение от вступления на непознанную территорию с лучшим другом и одновременно страх неизвестности. – Я так нервничала. Как, наверное, и любая невеста. Но эта маленькая записочка от бабушки – как раз то, что мне было нужно, чтобы успокоиться. – Я опять запинаюсь, вновь беру снимок и смотрю на Эйфелеву башню. – У нас с папой и настоящего медового месяца не было, но я заставила вашего отца пообещать, что на двадцатилетие свадьбы мы отправимся в Париж. Как предсказывали бабушка с дедом. – Я почувствовала, как гаснет моя ностальгическая улыбка.

– Это же в этом году, верно?

Я киваю:

– Тринадцатого декабря.

– И?.. Поедете?

Что на это ответить? Для начала я медленно вздохнула, раздумывая над тем, насколько все… сложно. Суровая правда жизни в том, что двадцатую годовщину свадьбы, о которой я так мечтала, мы вообще вряд ли будем отмечать. И дело не только в здоровье Энн, но и в деньгах. Подобный вояж обойдется в тысячи долларов, и, пока мы завалены медицинскими счетами, об этом не может быть и речи. Но хуже всего то, что я сомневаюсь, учитывая наши бесконечные ссоры, что наш брак продержится оставшиеся до декабря полгода.

– Посмотрим, – отвечаю, а потом засовываю фотографию назад в рамку и ставлю ее на комод.

Когда мы с Кейдом входим в гостиную, где неспешно протекает беседа с тетушкой Бев, я искренне поражаюсь тому, что в восемьдесят один год у нее настолько живой ум, что она может дать фору даже Энн с Бри.

Свободное место на диванчике только рядом с Деллом. Я ставлю на кофейный столик кувшин с лимонадом и сажусь на пол.

– Значит, ты утверждаешь, – говорит Энн, – что вдруг, ни с того ни с сего, сидящий рядом с тобой парень просто протянул руку и взял твое печенье?

– Вот именно! – настаивает Бев. – Только это было не просто печенье, а одна из тех вкуснейших бисквитных печенюшек, которые я приберегала для того, чтобы в полете смотреть кино.

– И что ты сделала? – спрашивает Бри.

– Какое-то время я просто сидела, сбитая с толку. В конце концов у меня хватило смелости поинтересоваться у него, кто дал ему право воровать мою еду. А он мне отвечает: «Не понимаю, о чем вы, мадам». Как будто не он только что схрумкал мое печенье. На его усах все еще были крошки. Боже мой, я видела обе обертки – его и свою – у него на подносе рядом с арахисом! Я подождала пару минут, потом нажала кнопку вызова стюардессы. Когда она подошла, я спросила, нельзя ли мне еще печенье, потому что мое куда-то запропастилось. А еще я попросила свежего чая, поскольку свой я выплеснула на сидящего рядом джентльмена. – Она захихикала, потом продолжала: – «Не понимаю, о чем вы», – повторил сосед. А когда он опустил взгляд на свои шорты, я вылила целую чашку чая прямо ему на колени! Бедняга чуть головой обшивку самолета не пробил. Когда у него перестало дымиться причинное место, вернулась стюардесса с чаем и печеньем и сообщила мне, что меня пересадили в первый класс! – Она опять выдерживает эффектную паузу и спрашивает: – А вам известно, что в первом классе всем дают тапочки? И горячие влажные полотенца, чтобы освежиться? Надеюсь, завтра, на обратном пути, я тоже выбью себе местечко в первом классе.

– Ты ничуть не изменилась, – говорю я ей. – Та же старая тетушка Бев.

– Ключевое слово «старая», – отвечает Бев. Ее озорная улыбка неожиданно превращается в мрачную усмешку. – Я старею, Эмили. Может быть, не душой, но телом. Эти старые кости уже не то что раньше. – На лице старушки пролегает тень. – Боюсь, моей сестре намного хуже.

В комнате стало очень тихо.

– С ней совсем плохо?

До того как заболела Энн, мы ездили к бабушке Грейс раз в два месяца, а летом и того чаще. Однако в последнее время сложно выкроить время.

– Иногда она приходит в себя. Сама увидишь на следующей неделе. Временами она с нами, временами нет. Она все больше слабеет, но я хотела бы, когда сама ослабею, хоть иногда быть в своем уме. Мы с ней до сих пор могли вспоминать былые времена, даже смеяться. Возможно, все это было в последний раз. По крайней мере, в этой жизни.

– Я знаю, что она с нетерпением ждала твоего приезда. Прекрасно, что ты смогла приехать так надолго.

Бев улыбается:

– Теперь ваш черед насладиться обществом Грейс. – Она поворачивается к Кейду и хлопает по колену: – Кейд, тебе точно понравится лето, проведенное с бабушкой. Она восхитительная старушка.

– Обязательно, – обещает он.

Зная Кейда, можно с уверенностью сказать, что он ни на секунду не задумывался о том, что на побережье умирает его прабабушка. Как только он узнал, что мы едем к океану, все, о чем он говорит, – как будет весело провести все лето, играя на пляже. Он убежден, что построит самый большой в мире песочный замок, а вчера вечером нарисовал воздушного змея, похожего на чайку.

– И вы, девочки, тоже, – говорит тетушка Бев Энн и Бри, потом поворачивается ко мне: – Хотя я только что приехала, давайте поговорим о деле.

Мы с Деллом обмениваемся недоуменными взглядами.

– О каком деле? – интересуется Делл.

У ног Бев лежит ее сумочка. Она наклоняется и достает какие-то бумаги.

– Надеюсь, это вас не обременит, – говорит она, листая бумаги. – Откровенно говоря, наверное, обременит, но я надеюсь, что вы не будете против взвалить на плечи такой груз. – Она серьезно смотрит на нас. – Мне бы хотелось, чтобы вы немного привели дом в порядок. Там придется сделать косметический ремонт, если захотите его продать.

Минуту все молчат, наконец я обретаю дар речи:

– Ты о чем говоришь? О бабушкином доме?

– Да. Пока будете там отдыхать, вы не против его слегка подлатать? Мне кажется, за него удастся получить больше, если избавиться… Ты же знаешь, как она любила морскую тему. Но там все немного устарело. Стало более чем старомодным. Немного подчистить, подмазать – и я уверена, что рыночная стоимость будет вполне приличной. – Бев игриво подмигивает, как будто играет с нами, осторожно ведя по тропинке. – Мы с Грейс подумали, что вы получите намного больше, если приложить капельку старания. Но если захотите продать в нынешнем состоянии – тоже, по-моему, неплохо.

Делл крякнул, словно у него першило в горле, потом спросил:

– На что вы намекаете, говоря «если будем продавать»? Почему мы вообще будем его продавать?

Старческое морщинистое лицо Бев расплылось в широченной улыбке.

– Потому что, Делли-малыш, тебя и твою семью все любят. – Она улыбается еще шире и передергивает плечами. – Мы с Грейс все обсудили, и, учитывая, что у вас сейчас большие расходы, мы хотим, чтобы вы продали дом, чтобы смогли расплатиться. – Она протягивает ему бумаги. – Пока я была у сестры, Грейс попросила меня все оформить по закону на случай, когда… когда ее уже не станет. Я все сделала, как она просила, и Грейс уже переписала свой дом на вас. – Она в очередной раз замолкает, всплескивает морщинистыми руками. – Все уже оплачено и оформлено, вы вольны делать с ним все, что вздумается.

Делл, запинаясь, произносит:

– Боже мой… Вы серьезно? Боже мой…

Я говорить даже не пытаюсь. По щекам струятся слезы, я встаю, сажусь рядом с Бев на диван и крепко-крепко обнимаю ее.

Вот так нам достался дом на побережье.

И вот так в конце моего туннеля забрезжил крошечный серебристый лучик света.