Читать книгу Таёжный дьявол. Хранитель чащи - Ким Публицкий - Страница 4
Часть первая Земли холода
Глава 2. Мистические истории
ОглавлениеСтепан с Пайрией вели размеренную беседу, пока снаружи не раздались скрипы шагов. У входа затоптались. Рядом с чумом послышались разговоры. Голоса принадлежали охотникам. Владимир подошёл ближе и крикнул что-то по нен-вада. Пайрия ответил с недовольством, после чего внутрь вошли уже знакомые Степану по первой встрече трое охотников.
– Ну, тут тебе, наверное, много чего наговорили! Давай-ка и я, пожалуй, рядом присяду и что-нибудь да расскажу! – прохрипел Владимир. – Думаю, читателям твоим куда интереснее узнать про охоту, нежели про скучные подробности местных обрядов.
Зашедшие разместились в чуме, сняли верхнюю одежду и расселись на лежанках вокруг стола. Пайрия достаточно враждебно поприветствовал гостей и отодвинулся, нехотя уступая место.
– Ну почему же? Хорошая история всем богата, – шутливо возразил Степан. – К тому же дорогу к вам новую проложили и теперь от туристов не отвертитесь!
– Ха! Ты слышал?! Дорогу! Ну-ну! – обратился Анатролий к Лешему и толкнул его в бок.
Охотники дружно рассмеялись, а Пайрия взглянул на Степана с молчаливой надеждой. Владимир снял большие меховые перчатки и растёр руки у печки. Анатролий и Леший расположились рядом. За спиной у каждого висела винтовка с длинным стволом, начищенным до чёрного металлического блеска.
– Не хочу показаться невежливым, но мы завтра снимаемся со стоянки, – начал Владимир, – чую, скоро начнутся метели. Между непогодой нужно успеть перебраться в более надёжное место.
Пайрия удивлённо на охотников посмотрел и получил в ответ строгие, подчиняющие взгляды.
– А куда вы отправитесь?
– Да куда олень повезёт, – усмехнулся Леший, скрыв улыбкой недовольство.
Степан понял, что охотники не хотят распространяться о намеченных планах и подробнее расспрашивать не стал.
– А тебе прямо всю правду подавай на блюдечке с голубой каёмочкой? – едким, противным голосом спросил Анатролий.
– Можно и с розовой.
– Ох, журнализд, значит такой жополизд-приколист. Только знай, тайга таких не любит и подарки не преподносит. Всё с трудом нужно добывать.
Степан стал серьезен.
– Дорога ожидается трудной, не для городских, – продолжил Владимир, – а обратно добираться и вовсе будет тяжко, так что завтра отвезём тебя назад.
– Да нет проблем. Я собрал уже достаточно материала для отменной статьи, – перелистывая блокнот, проговорил Степан, – мне бы только на охоту и попасть…
– Конечно попадёшь! А как же?! Покажем тебе все самые дикие места. Ну, а на том всё.
Владимир ударил Степана по спине, так что тот едва не выплюнул прожёванный кусок бутерброда. Пайрия посмотрел с тревогой и обвёл охотников взглядом, так будто хотел понять не задумали ли они чего.
– Кх-кх. Я думаю, буду впечатлён не меньше, чем от здешней обходительности.
– Ты главное в статье всё прям вот, как надо передай, – пригрозил указательным пальцем Анатролий.
– Обязательно, постараюсь.
– Не постараюсь, а так точно товарищ старшина! – поправил он и продемонстрировал свою строгую армейскую выправку.
– Слушаюсь! – ответил Степан и козырнул.
– А что это вы тут едите?! – оглядывая стол с печеньями и чаем возмутился Владимир. – Эй, мать, а ну-ка, накати на Гланаван! – обратился он к Ырнле и достал из-за пазухи бутылку, полную зеленоватой пузырящейся жидкости, похожей на тархун.
Хозяйка обернулась, скривилась и перевела взгляд на супруга. Пайрия кивнул и пододвинулся к столику.
– Нус-с-с! Сегодня у нас Гланаван, а это значит, что настало время пить Глынбр!
Владимир хлопнул в ладоши и разлил на всех напиток в подставленные деревянные кружки.
Анатролий с Лешим отложили в стороны ружья и с нетерпением замерли.
– Да не, я не пью, – возразил Степан.
Чуя витающий в воздухе крепкий спиртовой запах, он хотел остановить наполнение собственной чашки, но Владимир не принял отказа.
– Оби-ж-а-а-а-ешь! Отказываться от нашей добротной северной настойки совсем негоже. Какое окультуривание без национального напитка?! К тому же это полезно! Как думаешь, мы все тут в мороз греемся?
– Да я уже понял, но не думаю, что распробую.
– Думать от-ста-а-вить! – возразил Владимир, – пока сам не попробуешь, не узнаешь!
– Эко ты засланец, – глядя на Степана, ехидно усмехнулся Анатролий. – Не ссы, не серебро роняешь.
Степан сощурился и скривился над тем, как он лишний раз высмеял его фамилию.
– Чтобы холод тебя не брал снаружи – тепло должно греть изнутри, – важно сказал Леший, словно только что поведал древнюю лесную мудрость.
– Ну, разве что чуть-чуть.
Степан неохотно согласился и позволил себе налить.
Тем временем Ырнла хлопотала у печки. Готовила она что-то мясное и поджаристое, похожее на колбасу из оленьих кишок. Выглядело омерзительно, но пахло заманчиво.
– Э-э-э-э-эх! Давай-ка накатим! – с задором воскликнул Анатролий.
Все разом стукнулись и залпом осушили разлитый по кружкам глынбр. На вкус он был странный – одновременно сладкий, солёный и кисловатый с резким, терпким, травянисто-шишечным ароматом. Напиток оставлял после себя горькое, пробивающее до слёз послевкусие и обжигающую внутреннюю теплоту. Неизвестно, из чего была сделана настойка, но в голову ударила неслабо. Сразу после нескольких глотков в глазах поплыло, а тело одолела приятная слабость.
– Ну как? – ухмыльнулся Владимир.
– Гхы! Креплёный.
Степан кашлянул в кулак, отставил кружку и поторопился закусить горький привкус бутербродом. Глынбр оказался убийственным – настойка сваливала с ног одним запахом. Видимо пить её могли только суровые мужики Заполярья. На бутылке следовало наклеить предостерегающую этикетку с надписью: «Напиток сибирского здоровья, сделанный сибиряками для сибиряков». Степан и сам был не лыком шит, но в компании охотников неприятно ощущал себя откровенным слабаком, городским избалованным парнишкой, который никогда не брал ни капли в рот. Он решил не уязвлять гордость, старался втянуться, от охотников не отставать и сделал ещё глоток.
– Упф, есть чем запить? – едва не подавившись, спросил он.
Охотники переглянулись и подали ему стакан молока. Степан не задумываясь залпом его высушил и только спустя время ощутил странноватый терпкий вкус, оставляющий после себя во рту приятную тянущую вязкость.
– Какое необычное, – заметил Степан. – Необычного цвета, оно с шоколадом? – спросил он, ощущая на языке приятный сладковато-сахарный вкус и вглядываясь в остатки цвета какао.
– Ага с разведённым! – усмехнулись охотники.
Ранее Степан пил оленье молоко, но это было совсем другое, ни на что не похожее. Видимо у разных пород оно значительно отличалось в зависимости от ухода и условий обитания, не иначе как это давали самые лучшие. Сытное и питательное, словно парное, свежевыдоенное, насыщало чуть ли не с первых глотков. Откуда такое взялось – Степан не знал. Может, настаивалось по какому-нибудь древнему одному только северянам известному методу.
– А то, у нас оно своё, особенное, – гордо сказал Анатролий.
– Ты только особо не расходуй. Много не нальём, – предупредил Леший. – Самим мало, тайга нынче такими дарами не щедрится.
Слева от себя Степан увидел сложенные рядом поленья, он удивился их здесь обнаружить и хотел спросить, к чему внутри чума складывают дрова, но не решился полюбопытствовать. Увидев, как Ырнла их брала и легко и непринуждённо ломала, Степан внезапно понял, что это оказалась замороженная рыба и пуще прежнего изумился.
Вскоре хозяйка подала первые угощения. Ели все горячую, жареную оленину, аккуратно нарезанные кусочки вяленого мяса и строганину из мороженого муксуна. Несмотря на то, что повсеместно эта рыба считалась деликатесом, среди кочевников Заполярья она была весьма распространена. Как выяснил Степан, северяне летом её в пищу почти не употребляли, а предпочитали больше постную рыбу вроде щекура и пыжьяна. А вот зимой жирный муксун хорошо насыщал. Его ели охлаждённым не только из-за того, что он хранился в холоде, но и потому что так казался вкуснее и был удобнее для употребления. С оттаявшего муксуна по рукам ручьями лился жир, а мороженый можно было резать и грызть, как таранку. Пробуя оленье мясо, Степан восхищался его непревзойдённой сочностью и свежестью, слегка терпким запахом и чудесным неповторимым вкусом. Такого он нигде прежде не встречал. Аппетитное, хорошо прожаренное, таяло во рту, будто только что маринованное, и само ложилось на язык. Растворялось, плавилось маленькими кусочками, даже не чувствовалось волокон и хрящей. Степан не знал толи оно само по себе такое особенное, толи приготовлялось по какой-то мудрёной технологии, но ощущалось чрезвычайно вкусным. Ему было почти не с чем сравнивать, он мало пробовал оленины, но эта, несомненно, оказалась лучшая из всех. Особенно мягкая, волокнистая, чем-то напоминающая говядину, отличалась некой едва уловимой подслащёностью, но не благодаря смеси приправ, а естественной пряностью. Сорт высшей пробы, приготовленный изысканным деликатесом. Мясо обладало непревзойденным вкусом полярной дичи и одурманивало каждым кусочком. Закуска Степану понравилась до умопомрачения. Он нашёл её превосходным дополнением к крепкому напитку и даже хотел забрать с собой объедки.
Помимо прочего угощения Владимир достал из-за пазухи небольшой газетный свёрток и украдкой озираясь по сторонам, словно опасаясь, чтобы кто-нибудь не стащил, аккуратно развернул. Внутри оказалась похожая на курагу вязкая масса. Она неприятно пахла и имела отвратительный жеваный вид. Со стороны походила на густую смесь, которой намазывались северяне для защиты от холода. Влад поделился закуской с друзьями и вместе с ними её съел. Охотникам она явно пришлась не по вкусу. Они морщились, с трудом сглатывали и торопились как можно скорее запить, иногда хватая даже Глынбр. Охотники принимали её будто лекарство, но Степан сомневался, что все здесь разом болели, скорее подумал, что это могла быть особенная укрепляющая смесь от мороза, сделанная по древнему рецепту северных народов. Он потянулся и тоже хотел попробовать, но Влад шлёпнул его по руке и спрятал обратно свёрток.
– Куда полез?! Это только для нас!
Степан не стал настаивать и расспрашивать о том, что они ели, глядя на то, как кривились Анатролий с Лешим, он думал, что не многое потерял.
Позже Ырнла поднесла остальные блюда, обещающие необычный десерт. Пахли они всё также вкусно, но выглядели отталкивающе. С щедрой хозяйской руки она подала еду на стол и без лишней скромности буркнула что-то на родном языке, явно не пожелав охотникам приятного аппетита. Вела себя так будто они её объедали.
– Ну-ка дикарка! Спой нам что-нибудь! – Владимир привстал и шлёпнул хозяйку по бедру.
Степан едва не подавился от подобного неуважительного жеста и громко откашлялся. Не такими самонадеянными невеждами и бескультурными грубиянами он представлял себе кумиров. Пайрия обжёг Владимира взглядом и поджал губы, но ничего не ответил. Опасался, будто знал, что опьяневшие охотники способны вытворить что угодно.
Ырнла села в стороне, рядом с мужем и, стараясь отвлечься от обиды, затянула длинную заунывную песню. Она умело играла голосом, как профессиональная певица. Степана удивило, то с какой непринуждённой лёгкостью Ырнла брала высокие ноты. Ранее неразборчивые и грубые слова нен-вада теперь сплетались в удивительно мелодичное созвучие. Степан был очарован волшебным горловым пением. От изумления он разинул рот и чуть не выронил кусок жёваного мяса. Песня овивала умиротворением. Успокаивала и смягчала накалившуюся в воздухе атмосферу неприязни. Слушая мелодию, хотелось тотчас же подняться, расправить крыльями руки и устремиться в полёт вдоль бескрайних тундровых степей вслед за долгими протяжными звуками. Она походила на колыбельную, но не убаюкивала, а зачаровывала, не казалась монотонной и занудной, а заставляла вслушиваться и проникаться таинством звучания.
Долгое время письменность местные народы не знали, потому передавали вехи собственной истории из уст в уста, часто слагая песни о значимых событиях жизни. Песнопение у ненцев почиталось и приветствовалось. Для многих оно считалось знаковым и являлось голосом души.
Затяжное пение Ырнлы скрасило неприятный вкус добавки и колких взаимоотношений между охотниками и Пайрией, позволило хотя бы видимо друг с другом примириться и продолжить трапезу. Степан внимательно вслушивался в необычные звуки, испытывая неповторимое наслаждение, но охотники его восторг не разделяли и будто всё ещё голодные, увлекались ужином.
У каждого на округлой глиняной тарелке лежали свежие оленьи потроха. Сыроеденье у ненцев считалось почётным, но не из-за дикости, а как пояснил Пайрия, чтобы сохранить бесценные витамины в животной крови. Плохо прожаренные кусочки мяса выглядели омерзительно. На вкус они чувствовались резкими, солёными, но были сытными, и после первых нескольких кусков не казались уже особо противными. Как Степан ни пробовал угощения, последние блюда понравились меньше рыбы и только испортили впечатления от оленины, но под такое музыкальное сопровождение любая мерзость воспринималась изысканным деликатесом.
Ырнла завершила песню, поднялась и вновь подошла к печке.
– Здесь на Хымвынаре, как видишь, мы живем охотничьим промыслом, – жуя, проговорил Владимир и обронил изо рта несколько крошек, – мясо, шкуры, меха…
– И рога, конечно же! – переглянувшись с ним, добавил Анатролий.
– А как же без них?! Ха-ха!
– А оленье молоко? – поинтересовался Степан.
– Важенок что ли? – уточнил Анатролий и облизнулся.
– Нет! Ты чего?! У нас, что тут ферма?! – обратился к Степану Владимир и толкнул в плечо Анатролия. – Их особо и не подоишь! Что пил, вот всё и есть. Тёлок специально не разводим, своих хватает, – бросил он на Ырнлу придирчивый взгляд. – Да и толку от них мало, только самцам утеха.
Владимир договорил и хищно оскалился.
– Сами и одежду шьём, – добавил Леший, едко поглядывая на хозяйку чума.
Она готовила у буржуйки и на охотников не оборачивалась, а Пайрия усердно ей помогал, будто намеренно стараясь отвлечься и не принимать участие в разговоре.
– Да вы прям, как я смотрю, на все руки мастера! Но самодельные шубы, с фабричными дублёнками, наверное, не сравнятся, – усомнился Степан.
– Это им до нас далеко! – возразил Анатролий.
– Тут главное не мода, а надежность, практичность, материал, – важно сказал Владимир. – Вот, гляди!
Он взял свою шубу, лежащую вместе с винтовкой в стороне, и дал Степану потрогать за край.
– Семь тундр обойдёшь и нигде такого меха не сыщешь! Только здесь. Сюда за ним приезжают даже олигархи!
– Да-да, конечно.
Степан выразил сомнение и попробовал пальцами шерсть, чтобы убедиться. Мягкая, как шёлк, нежная, словно живая. Не скажешь, что оленья, совсем не похожая на ту, что была у Црына, хотя он выглядел явно здоровым и ухоженным. Она даже пахла по-другому, необычно сладко. Ладонь ласкали волоски, будто обнимали заботливыми прикосновениями, повторяя изгибы пальцев. Окутывали, обволакивали, словно сами просились в руку. Невероятная шерсть высшего сорта, заставляющая проглотить весь скепсис вместе с очередным куском мороженого муксуна. Степан никогда такой прежде не видел и если бы не знал, как тут всё делается, то наверняка бы подумал, что ткань прошла многократную текстильную обработку. Ощущая неповторимую мягкость волокон, он не мог поверить, что подобное можно изготовить вручную. В такое меховое покрывало хотелось немедленно завернуться калачиком и прожить внутри всю жизнь, не вылезая.
Степан открыл для себя заново представление о качестве меха и пошива шуб. То ли опьянение изрядно обострило чувствительность, то ли шерсть была действительно совершенна. Он погладил одежду дальше и заметил для себя, что она состояла не целиком из отборного материала, а имела лишь небольшие вставки и была кое-где прошита войлоком. Видимо, эта шерсть была по-настоящему особенной, может борловой, и принадлежала редкой породе оленей, чтобы её повсеместно использовать. Владимир с охотниками смеялись над восхищением Степана, а Пайрия смотрел на всё мрачно, с молчаливой печалью.
– Это самый лучший и самый редкий мех в мире! – воскликнул Анатролий, чокаясь кружками с Лешим.
– Кхе-кхе! Олений?! – переспросил Степан, удивляясь.
Охотники переглянулись, под недовольное бормотание Пайрии.
– Да, положим. Особенных важенок, – неохотно подбирая слова, объяснил Владимир.
– Он впечатляющий, но тонкий и короткий. Трудно поверить, что в нём тепло, – усомнился Степан.
– Жарко как в печке даже в самую студёную метель! Мех лёгкий и практичный, просто исключительный! Для терморегуляции важна не столько длинна волоса, сколько его качество и плотность посадки. Тут она просто зашкаливающая! – разубедил его Анатролий.
– А мясо мы, наверное, ели тоже важенок?! Уж больно оно мягкое, сладкое и вкусное!
Охотники взволновались так, словно только что раскрыли все их секреты.
– Да чёрт знает, что нам приготовили! Мы не привередливые! Берём всё, что дают! – ответил Влад, будто оправдываясь.
– А что не дают, сами забираем, – добавил Леший и взглянул на хозяев чума с подавляющей угрозой.
– А как же моратории на сезон охоты?
– Тут они не действуют, – сипло ответил Влад и припрятал обратно шубу.
– Не боитесь заниматься браконьерством? Буква закона, судя по всему, сюда не распространяется? – спросил Степан и сделал в блокноте несколько пометок.
Охотники переглянулись, а Леший небрежно хлопнул его по плечу.
– Какое браконьерство?! Мозги что ли отморозил?!
– Больше уважаемому не наливать! – Анатролий взмахнул рукой, едва не задевая развешанные над головой шапки и шарфы.
– Студёные зимы и холод тайги здесь у нас закон! – возразил Леший.
– Олени – группа животных с минимальным риском для исчезновения. Популяции так много, хоть жопой жри! Сам видел! – возвысил голос Владимир. – Да и во всей округе мы почти одни, кто так далеко заходит.
– Это точна-мана, – проговорил Пайрия с тихим недовольством.
– Животным ничего не грозит.
– Извините-извините. Не знал. А как же провизия и снасти? Вы не возвращаетесь за ними в города?
– У нас тут всё своё, отборное, – ответил Анатролий. – Мы совсем не бедствуем! Тундра и тайга кормят от пуза! – он обвёл взглядом полный объедков стол. – Торгуем в околотках и факториях. Покупателям хорошо и нам гоже.
– Но у вас нет почти ничего современного!
– Почему же?! Всё у нас есть! – возразил Владимир. – И новенькие снегоходы, и нужное охотничье снаряжение, и проверенные ружья, – перечислил он, похлопав ствол подпирающей стену винтовки. – То, что вы там, на большой земле привыкли мерить достаток городскими ценностями, на Заполярье не распространяется. Мы можем хоть завтра купить себе телевизор размером с футбольное поле, только куда его включать?! Разве что электричество бензиновыми моторами крутить!
Анатролий с Лешим рассмеялись.
– Тут совсем всё другое. Другая жизнь.
– Это-то я вижу. И не надоедает? Не хочется вернуться в города? Цивилизацию? – спрашивал Степан с лёгким недопониманием.
– Шутишь что ли?! Здесь охота круглый год. Просто рай. Ни на что эти места не променяем, – сказали охотники со сдавленным скепсисом.
– К тому же мы как-то и отвыкли от городской суеты, – опустив глаза, добавил Анатролий, – а тут всё привычное.
Леший ответил сдержанным молчанием. В желании высказаться он то и дело кусал губы, но по-прежнему безмолвствовал. Всё это дало повод Степану засомневаться, что всем охотникам тут нравилось. Наверняка можно было перебраться там, где теплее, на юг и, применив богатый опыт, половить более крупную дичь, но нет. Все они тут оставались мучительно долго. Что-то охотников без удовольствия держало рядом с непролазными дебрями дремучей тайги, и Степан собирался выяснить что именно.
– Собак в охоте, наверное, тоже используете?
– Да, вот только они с ними легко справляются, – вставил Анатролий.
– Кто?! Олени что ли?!
Степан удивлённо вскинул брови.
– Куда им, а вот хищники – проворные животные! – выдавив усмешку, пояснил Влад и толкнул Анатролия в бок так, что тот едва не поперхнулся.
Охотник в ответ кивнул и потянулся к кружке.
– Я гончих и борзых тут не видел. Одни лайки-погонщики.
– В нашем деле всякие сгодятся. Это как выучить. Собака – друг человека, а для охотника – верный товарищ и брат! – объяснил Леший.
– Кх-именно! – подтвердил Анатролий, откашливаясь.
– И как давно вы занимаетесь охотничьим делом?
– Да уже и не припомнить, – призадумался Владимир. – Ещё дед моего деда тут оленя бил.
Пайрия нахмурился.
– Дед твоего деда говоришь? – видя сердитый взгляд хозяина чума, пробормотал себе под нос Степан.
Он вспомнил, что ни на цветных, ни на чёрно-белых фото нигде не встречал никого, кроме ненцев. Охотники были явно не из местных. Все как один матёрые, бывалые военные, отчуждённые от хозяйственных забот. Резали мясо крепкой, набитой рукой, да и внешностью от северян отличались. Конечно, можно предположить, что их на фотокамеру кочевники не снимали, но скорее, охотники были нездешние, приехали сюда недавно и вряд ли по приглашению. Расспрашивать о затерянной советской экспедиции и закравшихся подозрениях Степан думал неуместно. Голову брал пьяный дурман. Степан решил припрятать мысли до завтра и утолить любопытство с утра.
– Гланаван-мана, праздника большой добыча. Раз дича-мана многа, зачем-а завтра-ма в леса идти? – вдруг спросил Пайрия, тревожно поглядывая на Степана.
– И то верно! Зачем завтра идёте, если собираетесь сворачивать стоянку? – озадаченно переспросил он.
Охотники переглянулись.
– Так тебе ж надо показать! – проговорил Владимир и все разом рассмеялись.
– А не много-ма ли чести? – заметил Пайрия с иронией. – Нама бы тута помогать.
– Действительно! Кх-кхы! – подтвердил Степан.
– У нас в лесу остались незавершённые дела, – с сердитым прищуром сказал Анатролий.
– Настоящая охота никогда не бывает лишней, а стоянку и без нас соберут, – разъяснил Анатролий, сердито поглядывая на хозяина чума. – Лучше местных никто этого не сделает. К тому же другие охотники в стойбище остаются. Они помогут.
Пайрия ответил сдержанным молчанием, словно понял, что в разговор ему лучше не встревать.
– Каждый тут занят своим делом. Всяким рукам найдётся применение, никто без дела не сидит, а коли сидит – голодным будет, – добавил Владимир. – Так что и мы заняты должны быть. Дорога предстоит долгая, все после есть захотят. Людей у нас много, всех считать собьёшься. Свежая оленина будет как раз. К тому же, уверен, что твоя статья без впечатлений от охотничьего похода не обойдётся.
– И я того же мнения, – согласился Степан. – А какое вы оружие используете? Наверное, самое новое? Сейчас сложно на такое раздобыть разрешение.
– Нет ничего лучше старого доброго карабина сайги семнадцатого калибра. Владимир достал из-под лежанки длинное гладкоствольное ружьё с небольшим
магазином, деревянным прикладом и выписанным на цевье именем Анатролия.
– Насколько я знаю, не очень современная модель, – глядя на оружие, усомнился Степан.
– Зато родная и надёжная. К тому же прошедшая не одну модификацию нашими руками. Отлично заглушает отдачу, так что мой семилетний сын может стрелять, – крутил в руках ружьё Владимир.
– У вас есть сын?! – переспросил Степан.
– Да от местной. Умерла, при родах.
– А-а-а-а-а, пошалил малость, – пригрозил пальцем Анатролий и улыбнулся. – Ух, негодяй!
Леший поддержал усмешкой.
– Ладно, мужики пошутили, и хватит, – Владимир осадил их серьёзным тоном, – земля ей пухом.
– А небо покрывалом, – добавил Леший.
– Скорей бы, – втихомолку пробормотал Анатролий и подозрительно осмотрелся.
– Сочувствую, – выразил соболезнования Степан.
– Мальчонку Лёшиком звать, смышлёный, крепкий, весь в меня, – гордо сказал Владимир.
– А вы нас не познакомите? – развеселился Степан. – Наверное такой озорник? – полюбопытствовал он, желая убедиться в правдивости сказанных слов.
– Это исключено! – воскликнул Владимир и тут же осёкся.
Охотники замешкались, вызвав подозрения.
– Он отдыхает и не любит приезжих, – резко ответил Владимир, так будто родной сын являлся тут последним кого он хотел бы Степану показывать.
– Так как же вы стреляете из винтовок не первого класса? Эффективность охоты ведь напрямую зависит от оружия? – вернувшись к теме, усомнился Степан.
– Не всегда. Запомни, стреляет не оружие, а люди, – вновь мудрствовал Леший. – Не каждое ружьё первому встречному даст из себя выстрелить, а эти винтовки так вообще особенные. Видишь, с секретом, чтоб абы кто не разгадал и кроме нас пользоваться не смог.
Он дёрнул защёлку рядом с задвижкой перезарядки, слегка оттянул назад и подержал, словно дожидаясь, когда в стволе щёлкнет патрон. Разрядил и вновь поставил на предохранитель.
Степан внимательно посмотрел, стараясь запомнить.
– Чё зыришь – глаза пузыришь?! Тебе всё равно никто такую не даст, – недовольно проговорил Леший.
– Не очень-то и хотелось. Я думал у вас ружья по новее будут. Вы же можете себе позволить последние модели!
– Да и эти хороши. Мы к ним привыкшие. К тому же последние быстро портятся. Ломаются, заклинивают на крепком морозе, а деталей, сам знаешь, здесь не сыскать. Возить с собой ящики запасных частей несподручно, – объяснил Владимир. – Современные ружья в Заполярье долго не живут, да и как ты сам заметил, сложно сейчас для них с разрешениями. Так что приходится довольствоваться теми, что есть, проверенными.
Степан всем видом выражал недопонимание и недоверие. Исходя из поведения охотников, он был уверен в том, что им тут в принципе ни на что никакие разрешения и вовсе не нужны.
– Это ружьё согревает мне руки. А ну отдай! – Анатролий выхватил у Влада оружие и прижал к себе как родное. – Не тронь! Моя маленькая, – он обнял винтовку, как любимую женщину, и заботливо погладил вдоль ствола, будто приглаживал ей волосы.
– Да вы и впрямь, как я смотрю, все тут одного поля ягоды, – заметил Степан, почесав затылок, и перевёл взгляд на Пайрию.
Тот в ответ недовольно скривился, будто только что съел лимон.
– Пользуетесь личными инструментами, собственным оружием. У вас того и гляди у каждого и сортир именной есть? – предположил Степан.
Охотники дружно рассмеялись.
– А то! Что ни тундра – вся наша! – заметил Леший.
В ответ на его слова Пайрия сердито свёл брови. Он явно не разделял веселья и общего приподнятого настроения охотников, всячески подавал недовольный вид, словно брезговал рядом с ними находиться.
– А ты, как я погляжу, парень с юморком? – заметил Владимир.
– Весь в меня, – добавил Анатролий и пригубил из кружки.
– Так у вас и научился! Того и гляди над каждой шмоткой и сам трястись начну.
– Как что-то плохое, – проговорил Анатролий с шутливой обидой.
– Вы так сильно дорожите местным вещами, инструментами, винтовками. К чему такая осторожность?
– Мало ли, вор объявится, – ответил Леший и, поглаживая обрамляющие рот усы, взглянул на Степана с подозрением.
Анатролий неуверенно поёжился и посмотрел на скучающего за спиной Пайрию. Он давно перестал помогать жене и уселся на лежанке позади всех в отдалении.
– Да будет тебе! Мы шутим! – хлопнул Владимир Степана по плечу. – Ну какие тут воры?! Живём дружно, все одной семьёй!
– Да уж. Это видно, – тихо ответил он.
– А насчёт винтовок-то?! Так мы особо и не заморачиваемся! Лучше этих нет! Сам проверял! Я охотник в третьем поколении! Жаль вот только у них есть существенный недостаток. Уж слишком шумят при выстреле.
– Угу. Распугивают всю дичь кругом, – согласился Леший.
– Но нам ведь и не нужно стрелять дважды! – подмигнул друзьям Анатролий и стукнулся с ними кружками, вновь полными настойки. – Ну и конечно, не советую тебе вести огонь среди скал или рядом с заснеженными склонами. Вмиг окажешься заживо похороненным, – отпил он и усмехнулся.
* * *
Охотники ещё долго праздновали и травили друг другу таёжные байки. Осушили бутылку, как следует натрескались. Степан уже не мог записывать. Он устал, не успевал, да и в глазах плыло. Говорить тоже едва получалось, язык заплетался от крепкой настойки. Руки тряслись, не слушались. Степан старался всё запоминать, надеясь, что с утра ничего не забудет. Истории проносились сплошной чередой, и вопреки стараниям, не задерживались в голове яркими образами, а оставались впечатлениями без подробностей. Но одна всё же привлекла внимание Степана сильнее остальных. Он чуть не протрезвел, когда услышал, с каким искренне напуганным тоном рассказывал её Анатролий.
– Говорят, что в этих местах объявился свирепый зверь. Неусыпный лесной страж, который отлавливает и убивает людей, по его мнению, приносящих вред природе, – намеренно понизив голос, начал охотник.
Сказанными словами он заставил всех присутствующих встревожиться. Проявить внимательность и настороженность.
– Всякая о нём тут ходит молва, разное люди говорят, что он безжалостный хранитель чащи. Дикий хищник. Таёжный дьявол! Поистине проклятая тварь. У него огромные рога. Острые и смертоносные, как клинки, – скривив пальцы, продолжал рассказ Анатролий. – Всем своим видом зверь внушает страх. Говорят, что увидев, его люди не могут пошевелиться от ужаса. Он разрывает жертвы на части и свободно заглатывает целые куски тел. Монстр огромен, как гора, у него большие глаза, горящие карим огнём, и зубы, острые, как гвозди. Зверь свиреп, неуловим, его невозможно ни выследить, ни поймать, говорят, он неуязвим.
– П-п-почему нельзя поймать? – заикаясь, переспросил Степан.
– Со временем зверь становится умнее, приспосабливается, адаптируется. Не попадается в прежние ловушки. Учится обходить капканы. Всех, кого мы потеряли на охоте в лесах, думаем, забрал именно он.
– И то убийство на перекрестке! Это, наверное, тоже из-за него?!
Охотники нахмурились. Все приняли серьезный, сердитый вид.
– Не твоего ума дело! – рявкнул Владимир и проследил, чтобы Степан ничего не записал.
Он даже не думал. Сидел, развесив уши, в ожидании продолжения истории.
– Кто-то считает его демоном, – проговорил Анатролий и покосился на Лешего, – местные величают злобным духом, – перевёл он взгляд на Пайрию, что лежал в углу, – другие диким монстром, – посмотрел он на Владимира, – но все сходятся в одном. Это самая опасная тварь из всех когда-либо живущих.
– Да всё это сказки! Не слушай тролля, он напрасно тебя пугает. Мало набрался за сегодня ерунды?! – перебил Владимир.
Степан обернулся, надеясь, как и прежде по поведению Пайрии определить правдивость сказанных слов. Хозяин с женой приютились на лежанке в противоположной стороне чума и с виду дремали. Степан испуганно сглотнул и поджал к себе ноги, судорожно ища в душе остатки храбрости.
– Сибирия, снега живут, но не всегда так было
тут, – вдруг тихо начал Пайрия, —
Давно сюда пришла беда,
Суровых дней сплошная череда,
Мы разгневали природу,
Многу умерло народу,
И злая матушка зима забрала всех навсегда.
Пайрия говорил необычно чётко, словно в трансе.
Произносил слова нараспев, будто слагал в песнопении часть очередной ненецкой легенды. Он вспоминал события давно минувших дней, особенно сильно въевшиеся в сердце и больно опалившие нутро, словно кислотой.
– И тою северной порой призвали мы народ лесной, чтоб звери излечили раны, – продолжал он в полусне:
Настал природы тёплый май,
Вновь возродился урожай,
И страж затих у гор, где мира край.
Но волею тревоги он освободился,
К великому несчастью спящий пробудился.
– Глупые россказни, и суеверия! – отмахнулся Владимир и толкнул Лешего в плечо.
Тот едва ли пошевелился. Молча сидел, поглаживая усы. Степан выразил взглядом непонимание. Он не знал, кому и чему верить. Пайрия смолк и провалился в сон.
– Однажды мы заметили, как начали пропадать вещи, – продолжал Анатролий.
Он и сам был изрядно опьяневший, смотрел на Степана косым, мутным взглядом и с трудом шевелил языком.
– Дескать, подумывали, что ворует кто-то, но кому тут наше снаряжение надо? Местным и даром не нужно. Они всё равно не умеют им пользоваться и сторонятся современных вещей. Потом подумали, что просто терялось при переездах. Один раз это случайность, а дважды – уже заговор, – глядя, как в буржуйке тлело пламя, продолжал Анатролий,
В его глазах сверкали отсветы огня, а на стенах чума плясали тени, словно силуэты мистических чудовищ.
– Мы поочерёдно дежурили и замечали, как кто-то ходил среди ночи по лагерю, заметая следы, и собаки его не трогали. Боялись, скулили. Местные вскакивали с лежанок, в воплях, рассказывали о том, как слышали с обратной стороны чумов чьи-то шаги. Не человеческие, не звериные. Топот копыт. Не олений, – понизив голос, сказал Анатролий и озвучил сказанные слова хлопками ладони о кожаную стену жилища. – Одна девочка из здешних увидала чудовище, поседела и потеряла дар речи. На подступах леса мы сами замечали обезглавленные трупы людей, вывороченные наизнанку человеческие останки с обглоданными костями, аккуратно сложенные, будто специально, и кровавые рисунки на снегу загадочных неизвестных символов. Местные говорят, что это древние запретные знаки, ограждающие посторонних от опасностей тайги.
– И-и-и-и что потом? – пугливо выдавил из себя Степан.
От всех этих историй его бросало в дрожь. Он ничего с собой не мог поделать. Во время опьянения Степан всегда чувствовал обострение страха.
– А ничего! Как капканы ни ставили, зверь так и остался неуловим, а своих мы всё теряем. Да причём ни каких-нибудь, а самых умелых, – огорчился Владимир и хрипло откашлялся.
– Местные говорят, что это берут плату духи чащи за то, что нас здесь терпят, – продолжил Анатролий. – Якобы за нами присматривает всесильный лесной хранитель. Мы, дескать, его разозлили и теперь он мстит. Наблюдает. Выжидает удобный момент, чтобы напасть и затащить к себе в чащу. Даже в повседневности здесь не покидает ощущение, как будто где-то там, по ту сторону тайги, за нами кто-то всё время наблюдает. Судит нас.
– Вот! Вот! Во-о-о-т! – едва не подскакивая, воскликнул Степан!
От громких криков Пайрия на лежанке повернулся на другой бок и тихо засопел.
– Я давно об этом хотел сказать! Кто-то следил всё это время за мной!
Владимир пихнул в бок Анатролия, будто небрежно, заставив тем самым замолчать.
– А-а-а-а, ерунда! Эти дикари, снегоходы наши когда увидели, принялись чуть ли не обожествлять, – усмехнулся Владимир. – Сказки всё, выдумки, да поверья. Старые и глупые, нелепые. Тебе и без них есть о чём писать. А насчёт слежки, да так всегда было. За нами тут всё время со стороны глазеют. Мы же кругом среди зверья! – добавил он с натужным хрипом и мельком посмотрел на лежащего в углу Пайрию. – Нам уже не привыкать. А ты здесь новенький, вот и чудится всё с непривычки.
– В последнее время наблюдения стали особенно пристальными, – не сдержавшись, уточнил Анатролий.
Степан попытался ответить, но изрядно опьяневший выдавил из себя только несвязный бред. Он, наверное, говорил сейчас даже хуже ненцев и не рассчитывал быть понятым.
– Всё это ерунда. Да, Леший? Уж кому как не тебе всё знать о местных лесах и традициях?
Владимир продолжал выражать наигранное недоверие и взглянул на друга, в ожидании ответного согласия, но тот сидел в углу и не вмешивался в разговор.
– Я его видел однажды, – продолжил рассказ Анатролий.
Степан невольно вздрогнул. Он пытался ответить подобием связных слов, но вместо этого выходила забавляющая всех чепуха. После нескольких неудачных попыток Степан перестал пробовать. Он решил больше не пить и попытался с собой совладать.
– Далеко, в лесу, и краем глаза. Правда, тогда у меня вскочил ячмень, и было темно, да и не выспался к тому же, но я его видел. Точно видел! Когда стояла прошлая полярная ночь! Сквозь кущи проглядывалось звёздное небо, луна дрожала в невесомых облаках, – расправив руки и растопырив пальцы, словно коршун когти, проговорил Анатролий.
Он принял пугающий вид и навис над столом, как стервятник над добычей.
– Именно тогда зверь показал себя и забрал Геннадия. Я выстрелил несколько раз, но не попал. Погнался за тварью, упал и уже лёжа отстрелил ей ногу, но гадина всё равно удрала.
– Совсем упился что ли?! – возразил Владимир.
– Я знаю о чём говорю! – воскликнул Анатролий с упрямым отрицанием.
– Тебе в последнее время везде всякие черти мерещатся. Я тебе говорил, что это был дикий кабан! Я его потом хромого выследил и добил! На позапрошлом Гланаване его мясо сам же жрал! С одной ногой отстреленной тоже был!
– Я знаю, что видел! Это был зверь! – отмахнулся Анатролий, возражая то ли по глупости, то ли спьяна. – Я слышал его жалобный рык полный дикой ярости и бессильной злости! Не человеческий, не звериный! Вопль, леденящий кровь! Крик боли и ужаса! Это он забрал Геннадия, а не какой-то там кабан! Я обошёл местность и нашёл вот это!
Анатролий достал из-за пазухи небольшое оленье копыто. Оно было аккуратное, гладкое на вид, словно отполированное. Даже выглядело, словно искусственно и уходило по центру вглубь небольшой продольной выемкой.
– Вроде обыкновенное, – едва справляясь с собой, проговорил Степан.
Он сидел и грыз ногти, чувствуя, как по спине бегали мурашки. Всё тело содрогалось, словно от холода, а голову кружил дурман.
– Да вот только гораздо меньше, не такое широкое и слишком уж ухоженное, – крутя в руке трофей, объяснял Анатролий.
– Думаете, зверя кто-то содержит?! Дрессирует? Намеренно на вас натравляет?! – всполошился Степан.
– Да кто его знает? Но после того случая мы сменили множество стоянок и долго не ходили в лес, но никого не встретили, а зверь, говорят, всё ещё бродит среди чащи. Выслеживает людей, как добычу. Нападает на кочевников, охотников, лесорубов, затаскивает в самые тёмные глубины тайги. Ищет нас. Желает отомстить. Но где он теперь? Никому не известно, – Анатролий пожал плечами, откинулся назад и облокотился о стену чума. – Тайга хранит свои секреты, только смелые и стойкие духом способны выжить.
– Только тогда она в себя примет нового обитателя. Только тот, кто пройдет испытание тайги, удостоится великой чести её уважения, – добавил Леший.
– Звучит почётно, – сказал Степан.
– Это великая награда. Лучшая из всех. Как и молчание, – с гордостью подытожил Влад и покосился на Анатролия. – Здесь нередко бывают времена, когда добыча сама становится охотником и несчастный тот, кто попадается ей на клыки.
– Животрепещущая история, – испуганно сглотнул Степан.
Леший сидел напротив и буравил его серьёзным взглядом. Влад тоже смотрел, нахмурившись, утяжеляя и без того угнетающую тишину. Снаружи по кожаным полотнам стен хлопал ветер. Шёпот догорающего в буржуйке огня прерывал повисшее безмолвие. Всюду ощущалось напряжение.
– Я всегда мечтал стать охотником, – разоткровенничался Степан и не представлял, каково это, но теперь, глядя на вас, услышав ваши истории, я понял, что это намного сложнее, страшнее и рискованнее, чем я представлял, – добавил он с восхищением.
– Погоди, ты ещё не видел самого главного, – улыбнулся Влад, – но ничего, поедешь завтра с нами, мы покажем.
– Не всякий удостоится такой чести. Охота – это не только убивать зверей, – начал Леший, – это дух, сила и воля, смысл жизни и понимание тайги. Жизнь с ней в единении как с супругой. И тот, кто её предаст, понесёт жестокую плату, – понизив голос до грубого баса, договорил он.
– Говорят, зверь бродил здесь недавно, – с пугающей таинственностью продолжил Анатролий. – Он рыщет повсюду, подбирается всё, ближе, как будто что-то ищет и пытается отнять, – договорил он и посмотрел на Владимира, но тот сохранил невозмутимость.
Степан молчаливо ответил повышенным вниманием.
– Вчера ночью слышались шаги неизвестного существа. Может, и сейчас он где-то, неподалеку, – Анатролий вновь обратил внимание на хлопанье стен чума.
Степан невольно перевел вслед за ним взгляд.
– Бу! – воскликнул охотник.
Степана всего передёрнуло. Он задрожал. Затрясся, как в лихорадке и, отмахиваясь руками, перевернул посуду на столе.
Анатролий разгоготался, едва не взрываясь от смеха. Громким ржанием его тут же поддержали остальные охотники. Анатролий гоготал и хрюкал, не умолкая. Когда он смеялся, то принимал отпугивающий вид. Кожа обтягивала лицо, обнажая скулы так, словно её не хватало на черепе, утончалась и проступала венами, а челюсть выступала вперёд, открывая нижний ряд кривых зубов. Степан не видел прежде зрелища отвратительнее.
– Ха-ха-ха! Да мы шутим! А ты повёлся на шапку сухарей! Простак! – сквозь слёзы проговорил Анатролий и бережно спрятал копыто в карман пуховой жилетки.
– Вот смеху-то, – переводя дыхание, недовольно высказался Степан.
Видя, что его и впрямь изрядно напугали, охотники успокоились и извинились.
– Нет никакой дикой твари! А ты тролля больше слушай! И не такое расскажет! Чем угодно тут можно пугать местных аборигенов! – унимая смех, привстал Владимир. – Ладно, нам уже давно пора, и так изрядно засиделись. Дорога завтра предстоит долгая. Надо выспаться. Поедем и тебя на охоту возьмём. Сам всё увидишь, если ещё не передумал.
– Да катитесь уже! Выметайтесь! – выгонял охотников Степан.
Они быстро собрались и покинули чум, оставив после визита скверный осадок хамства и невоспитанности. Гости ушли, но вдоль дороги ещё долгое время раздавалась их громкая междоусобная ругань. Степан огорчился. Согласия тут не было даже среди давнишних знакомых. Племена ненцев не в счёт.
Степан побрёл к своим вещам, сваленным рядом с лежанкой Пайрии. Из-за полярного дня было тяжело привыкнуть и понять, когда ложиться спать. Приходилось ориентироваться по самочувствию, биологическому ритму и наручным часам. На стрелки смотреть Степан уже не мог, стоял криво и всем телом ощущал усталость.
– Глупцы-мана, – послышались тихие слова Пайрии.
Степан насторожился и прислушался, старясь совладать с опьянением.
– Скоро она заберёт их всех. А ты вродя хорошая парень. Не ходи-мана в тайгу. Остерегайся. Хитрости, коварства её бойся.
Слова Пайрии прозвучали полусонным бредом. Степан не выдержал и бухнулся на лежанку.
* * *
Поначалу спалось плохо, кружилась голова. Тошнило. Хотелось в туалет. Степан чувствовал себя так, будто лежал на гамаке, привязанном между деревьями во время буйствующего тайфуна. Стоило закрыть глаза, как нутро чуть не выворачивало наизнанку. Тихо стоная, он схватился за пошитое из тёплых оленьих шкур покрывало, словно боялся перевернуться, и всеми усилиями старался переждать нахлынувшую бурю. Полотна стен хлопали, трепыхались. Слышались завывания ветра. Снаружи кружила вьюга, но Степана это не остановило, и когда особенно приспичило, он оделся и вышел в туалет.
Метель едва не сдувала. Щёки обжигало морозом. Будучи навеселе, Степан не чувствовал холода и силу стужи не ощущал. После рвоты значительно полегчало, но мочиться рядом с жилищем он не решился. Нашёл место поукромнее и с радостью справил нужду. Облегчившись, Степан побрёл назад. От метели слепило глаза. Качало в стороны то ветром, то спьяна. Степан словно шёл по палубе корабля во время шторма, ощущая резкие снежные порывы холодными всплесками волн. Ноги сплетались, тело сотрясал холод. Степан плохо помнил обратный путь, сопротивляясь пурге, едва видел перед собой дорогу. Он беспорядочно шатался, как маятник в сломанных часах, боролся с опьянением и с трудом понимал, куда нужно идти. Впереди показался знакомый силуэт чума. Боясь быть сбитым с ног очередным резким порывом, упасть в сугроб и остаться заметённым, Степан подошёл к входу, откинул ширму и нырнул внутрь.
Оказавшись в жилище, он сел на лежанку и облегчённо выдохнул, но радовался не долго. Осмотревшись, Степан понял, что зашёл не к себе. В глаза бросались всюду заставленные ящики с патронами, обилие современной техники: компьютеры, подключённые к большим аккумуляторным батареям, громоздкие установки связи и система спутниковой навигации с большими круглыми тарелками. Всюду виднелись ловушки, капканы, боевая амуниция, шлемы с оптикой, военные камуфляжи и уйма охотничьих вещей. Степан попытался разобраться с аппаратурой и связаться с диспетчером, но совладать с собой не смог. От любых мыслей снова кружилась голова. Он вернулся к лежанке и уселся, борясь с вновь подступившей к горлу тошнотой.
Руками ощущался непривычно бархатный меховой покров. Степан обратил внимание на застланное одеяло. Шерсть на ощупь была той же искусной обработки, что и шуба Владимира. Чувствовалась мягкой, воздушной, на запах сладкой, не похожей на оленью. Степан не упустил возможность в этот раз подробнее её рассмотреть, даже думал забрать себе кусочек. Он привстал и настолько внимательно насколько мог, осмотрел покрывало. Вдоль всей шкуры отчётливо прорисовывался людской силуэт, виднелись конечности, повторяющие формы рук и ног. Создавалось впечатление, что она была снята с человека.
– Что за дерьмо?!
Степан привстал и снова внимательно огляделся. Он не мог понять, что перед собой видел. Чью-то содранную кожу или всё же олений мех? Может, покрывало специально было так пошито. Степан сегодня навидался уже немало странностей и не знал, что и думать. Он провёл руками вдоль шерсти, швов не заметил и остался в недоумении. Голова соображала туго. Степан согрелся и, решив долго не задерживаться, собрался продолжить поиски жилища Пайрии. Одеваясь, он поднял взгляд и содрогнулся. В дальнем конце чума на лежанке дремал маленький мальчик. Лет шести-семи не больше. Он весь укрывался одеялом и выглядывал только макушкой. Его спокойный сон выдавало ровное тихое дыхание. Даже с хмельного взгляда он показался Степану необычным. У мальчика была темно-коричневая голова, словно целиком покрытая каурой шерстью, оттопыренные каплевидные ушки и торчащие на макушке маленькие рожки. Степан сначала подумал, что это чучело, но заметив движение, тут же в этом разуверился. Он подошел ближе, чтобы посмотреть. Существо шевельнулось на шаги, повернулось, раскрылось и посмотрело большими глазами цвета темного янтаря. У него была покрытая тонким мехом человеческая голова со слегка удлинённым чёрным носиком, а в руках мальчик держал слепленную из обтёсанных шишек шарообразную вещицу.
– А-а-а-а! Оно живое! – Степан заорал и, спотыкаясь, выбежал из чума.
Метель чуть не сбила с ног, но он устоял, опираясь об укрытую шкурами стену, бросился бежать вперёд, крича и размахивая руками. Ноги проваливались в снег по щиколотку. Двигаться было тяжело. Стылый ветер хлестал в лицо льдистой снежной крупой и пронзительным воем заглушал вопли. Впереди, в вихрях пурги, показалась знакомая фигура. К Степану приближался один из охотников, по-видимому, возвращающийся к себе в чум. По чёрным усам, обрамляющим губы, он признал в нём Лешего.
– Там чей-то мальчик-оленёнок! Настоящий человеческий оленёнок! С вот такими рогами! – разводя руки в стороны и едва не падая, прокричал Степан. – Это он! Я тоже его видел! Это таёжный дьявол!
Леший выругался, подошёл и ударил Степана кулаком по лицу, выбив из сознания.