Читать книгу Подарок на Рождество. 25 счастливых дней - Кира Буренина - Страница 9

Интуиция

В институте социологических исследований работать не скучно. Почти каждый день случаются авралы, и тогда по этажам и лифтам с грохотом стучат каблучки девушек-стажеров с одинаковыми зелеными папками…

Полине отлично видна площадка перед лифтом в холле пятого этажа. Одна стена ее кабинета прозрачная, так что она может рассматривать причуды офисной моды, если в голову не идет работа. Сегодня она успела подивиться на ярко-желтые ботильоны администратора Анечки и краем глаза заметила, что Лена из соседнего отдела снова влюблена. Все перемены в ветреном Лениной сердце немедленно отражались на ее голове: она радикально меняла цвет волос не реже раза в месяц. «Наверное, теперь ей понравился кто-то из компьютерщиков, – подумала Полина, – такой кислотный розовый оттенок может оценить только технарь…»

Полина управляла этой разношерстной компанией экспертов бизнес-социологии уже второй год. Потому что именно она придумала проект «Статистика стратегического планирования и управления персоналом». Исследования разрастались и грозили завершиться докторской диссертацией. Официально она была назначена руководителем отдела в прошлый Новый год.

Когда программист Стасик ехидно попытался назвать ее «Полинандревной», Полина объявила внеплановую летучку. На собрании она озвучила, что звать ее нужно Полиной, а если клиенты не подслушивают, то лучше всего – Пэм, уж как привыкла. Настоящая леди-босс из Полины не получилась: тоненькая, с короткой стрижкой, художественно разлохмаченной с помощью геля, в почти невидимых очках без оправы и неизменных брюках – она была слишком «своим парнем». Но руководство института дало талантливой исследовательнице карты в руки и не вмешивалось в подбор кадров, и ей удалось так повести дела, что все чувствовали себя не коллегами, а друзьями. Команда увлеченно работала под ее началом, успевая в перерывах обсуждать события последнего футбольного матча и личной жизни Лены из отдела долгосрочных исследований.

Полина любила свою команду. Среди институтского многолюдья была особенно ценной независимость их отдела. И после общих совещаний можно было нырнуть в привычный аквариум и увидеть родные лица коллег.

Но волей-неволей, как руководителю отдела, ей приходилось участвовать и в научных советах, и в общеинститутских встречах, куда съезжались сотрудники всех корпусов, разбросанных по Москве.

На одном из совещаний Пэм неожиданно увидела Игоря. Сначала она решила, что это игра подсознания. Ведь часто случается, что мы угадываем старых знакомых в толпе незнакомого города или даже страны – там, где они не могли бы оказаться. Но в перерыве он прошел совсем близко от Полины, и она поняла – это действительно Игорек. Сердце вздрогнуло.

Игорь Макаров, звезда социологического факультета, который играючи делал серьезные доклады. Все знали, что Макаров пойдет в аспирантуру и прославит университет. Его нельзя было назвать красивым. Весь он, казалось, состоял из углов: острые скулы, вечно торчащие локти, даже брови шли ломаной линией. Но иногда его лицо прояснялось и вдруг начинало светиться улыбкой, а на щеках обнаруживались девичьи нежные ямочки. На любом студенческом междусобойчике его старались уговорить взять гитару. И если Макаров был в духе, он усаживался в угол, обнимал инструмент, который вдруг переставал дребезжать и фальшивить, и неожиданно чистым голосом пел простые песенки – Окуджаву, Визбора и Щербакова.

Полину, цыпленка-второкурсника, вручили Макарову как подопытный объект. Ну, если быть точнее, то как младшего помощника. Однажды он поймал вирус на домашний компьютер, и Полина возилась с упрямой машиной полночи, вспоминая уроки одноклассника по прозвищу Вадька-хакер и пытаясь извлечь драгоценное содержимое с молчащего винчестера. Под утро почти все статьи и выкладки были спасены и записаны на резервные носители.

– Удивительно, – тихонько сказал Макаров, протягивая ей очередную чашку кофе, – я всю ночь смотрю, как ты сражаешься с этим агрегатом. Такая маленькая и такая умная. Хочешь, еще расскажу – какая?

– Расскажи, – прошептала Полина, вдруг необыкновенно смутившись.

Игорь сел рядом и прочитал ей два четверостишия. Про тонкие пальчики над клавиатурой, лохматую челку и отважное преданное сердце. И про узкие плечи, которые хочется обнять.

Пэм перестала дышать. Он подошел к ней вплотную и действительно обнял. И оказалось, что от него пахнет давно позабытым земляничным мылом…

Это была очень странная любовь. Утром в университете надменный и отрешенный Макаров занимался учебой и научной работой, коротко отдавая Полине команды. Он держал дистанцию, будто случится что-то непоправимое, если вдруг их руки соприкоснутся над листом бумаги… Полина понимала: так надо. И молча смотрела, как с ним заигрывает аспирантка Надя, как он усмехается вместе с ней над каким-то уморительным фактом. Пэм хватало сил на все это, потому что за тяжелыми дубовыми дверями универа была другая жизнь. Там Макаров словно стряхивал с себя свой высокий статус надежды кафедры общей социологии. Он тащил Полину гулять, рассказывал ей про чудиков профессоров, про свои планы после выпуска… Бывали дни, когда он что-то обдумывал и молчал, но Пэм было хорошо с ним, молчащим.

Весной его выпускного года они облазили весь соседний парк и перецеловались на каждой лавочке, как говорил Игорь. Он уже все придумал: он будет писать свой диссер, а Пэм – доучиваться. И надо скорее регистрироваться, чтобы диплом она получила уже на фамилию Макарова.

В один сумрачный вечер, когда хлестал совсем не майский холодный дождь, Макаров вышел к ней на кухню и растерянно сказал:

– Пэм, ты не поверишь! Ты знаешь, откуда мне прислали приглашение?!

Через пятнадцать минут оба они кричали и прыгали по комнате, швыряясь подушками. Все получилось! Полина сама рассылала зимой заявку Макарова в несколько зарубежных вузов. Отозвался Калифорнийский университет и пригласил способного русского юношу продолжить научную работу в США.

Через пару дней пришли условия вуза: Макарову полагалась стипендия – маленькая, но ноги не протянешь. Комната – пополам с таким же подающим надежды коллегой. И фантастическая возможность изучать социологию, политологию и социальную психологию у мировых светил. В перспективе маячила ученая степень…

Чем больше радовалась за Макарова Пэм, тем сильнее мрачнел Игорь.

– Ну что ты скачешь и чирикаешь? – однажды на выдержал он. – Прямо как маленькая! Ты что, не понимаешь, что я уеду на пять лет, не меньше?

– Я поеду с тобой! – бодро отозвалась Пэм. – Попросишь для себя и своей жены отдельную комнату в университетской деревне!

– Я уже просил, – раздраженно ответил Макаров. – Я перебрал все варианты! Там спартанские условия, в кампусе, в мужском общежитии! Они не принимают женатых аспирантов. А за эти пять лет ты меня просто забудешь. Или я тебя забуду!

– Тогда останься со мной, – тихо сказала Полина.

– Ну, знаешь, – закричал Макаров, – я не такой идиот, чтобы свое призвание и единственный счастливый шанс положить к ногам возвышенной любви! Что у нас впереди? Пара детей, усердная работа-учеба, а потом пенсия? И, глядя на твои трясущиеся дряхлые щечки, я буду все время думать, что ради этого отказался от такой возможности?! Извини, такого не будет!

Полина вдруг почувствовала, как холодно в комнате. Или ее стала бить дрожь оттого, что еще никогда Макаров не был вечером столь отчужденно холодным, как в самой официальной обстановке…

Она уехала ночевать домой. Уговорила себя, что талантливый ученый не принадлежит себе. Он вообще не может никому принадлежать, кроме науки. И с тех пор все, что касалось Игоря, доносилось до нее, словно приглушенное ватными стенами. Макаров стал лучшим выпускником года. Макаров получил визу. Макаров улетел в свои Штаты, и долго потом рассказывали, какие классные проводы ему устроили. Потом стали приходить вести из-за океана: нечастые, но благополучные. Он отлично вписался в университетскую жизнь, через год женился на канадке и начал преподавать спецкурс…