Читать книгу Не судьба. Роман о восьмидесятых - Кирилл Берендеев - Страница 4

Дом наш был построен еще в веке девятнадцатом, на кирпичном его фасаде, под самой крышей второго подъезда располагалась кладка черного, вероятно, излишне обожженного кирпича, указующего год – 1894. То, что стену не штукатурили, означало: быть сему сооружению жилищем для простых сословий. Так оно и случилось: поначалу его занимали рабочие кирпичного завода, пользующиеся в нашем городе особым уважением и почетом. Во-первых, они одни снабжали город столь ценным материалом. А во-вторых, у них у одних в конце девятнадцатого века стояли цельнокирпичные дома, в то время как весь остальной люд ютился в срубах и хатах, редко когда под черепичной или металлической крышей. Кирпичники хорошо знали свое дело, немало зарабатывали, вот хозяин и решил отметить своих работяг, отмахав им четыре шикарных, по тем временам, дома. Позднее, уже после войны, кирпичный завод сдал свою смену железобетонному, а в бараки, так стали называться дома на отшибе города, стали селить сперва ветеранов, когда снова принялись почитать их, а не только Сталина, потом многодетных, ведь тут были большие трехкомнатные квартиры, не чета наляпанным по всему району «хрущевкам», а в нынешнее время, уже всех, кто пока не обрел своей половины или не купил квартиру в квартале потребкооперации. Меня поселили сюда сразу после техникума, как особо отличившегося, Михалыча – с ним понятно, он же был дворником и работал на солидное учреждение, то бишь, департамент городского хозяйства. Ольга перевелась к нам с шахт, из одноименного поселка, ее перебросили с добывающего уголь предприятия на перерабатывающее, – так что за нее тоже нашлось, кому похлопотать в областной столице. Бухгалтерами никогда не разбрасывались. Хотя и платили не шибко и продвигали редко. Зато Ольга переехала сразу, как получила новую должность. Михалыч, узнав, долго бурчал себе под нос, но смирился с «лимитчицей».

Вообще, его отчество Петрович. Михайло́вич – это фамилия. Но уж та повелось, что все знакомые, близкие или далекие, склоняли именно фамилию так, как им хотелось, а обладатель ни разу не возражал против подобного. Так он и оставался Михалычем и для пожилых, и для молодых. И Ольга его сразу назвала так.

Она переехала к нам недавно, три месяца назад. Прежде комната пустовала, раньше в ней жила Пелагея Силовна, не то партизанка, не то разведчица, заброшенная в наши края еще во время оккупации немцами, да тут и оставшаяся. Истории этой старушки я вовсе не знал, да и переехал уже после ее кончины. А спустя пять лет, поскольку родичей никаких у нее не сыскалось, комнатка вернулась городу, а тот ее выделил бухгалтерше Ольге Скобеевой.

Так мы и познакомились. Сошлись быстро, но разве что дружески: кажется, даже намека на иное развитие отношений у нас не намечалось. Она отшучивалась моим первым робким попыткам поухаживать, да и я не особо старался. Раз уже попробовал жениться, да не случилось. С тех пор всего-то, как два года прошло, видимо, еще в себя не пришел после окончательного разрыва со своей первой любовью по техникуму. У Ольги было что-то похожее, но она особо в историю своей жизни никого пускать не собиралась. А я и не настаивал.

После того, как Михалыч окончательно заперся у себя и засел за радиоприемник – телевизора в его комнате не имелось – мы некоторое время постояли возле двери, потом разошлись. А утром, когда дворник быстренько вернулся с обхода территории, вдруг припомнили вчерашний разговор.

В тот день я особо не спешил, пятница. Все события начинаются ближе к вечеру, к началу футбольных гуляний. Наша команда в прошлом году наконец-то попала во Вторую лигу, и теперь неуклонно стремилась наверх. До заветного третьего места, дающего такое на лигу Высшую, оставалось всего ничего, чемпионат подходил к концу, конец сентября как-никак, а потому – каждая игра на счету. В сегодняшнем, перенесенном с июля, матче с «Ростсельмашем» и в воскресном, с лидером – гродненским «Партизаном» необходимо кровь из носу брать четыре очка, то бишь, побеждать и побеждать. Болельщики, без сомнения станут оккупировать стадион на Житной с обеда, дожидаясь шести вечера, времени начала матча. А дуделками, шапочками, шарфами и флагами, мы их постараемся обеспечить.

В эту пятницу работы у нас на швейной фабрике, расположенной в подвале многоподъездного жилого дома, прекращались, мы вытаскивали все, запасенное ко дню встречи фанатское барахло и развозили по нашим точкам у стадиона, стараясь чтоб и милиция отправленная с перекрестков на охрану спокойствия вокруг предстоящего матча, обеспечила нам минимум воровства и мошенничества. Если игра пойдет, мы сделаем хорошую кассу.

Все это я не раз объяснял Ольге, никогда особо не интересовавшейся какой-либо спортивной игрой, кроме, понятно, фигурного катания. Она только руками пожимала. Михалыч, устраиваясь у окна на бывшем кресле-качалке, теперь просто кресле, принесенном им из чьего-то подъезда, выражал общее мнение, что нас-то обворовать после матча – святое дело. Столько народа обшляпим, тысяч двадцать точно, ведь все билеты проданы.

Да, у нас умели и любили болеть. А еще драться с приезжими. Обычно успешно, но вот, когда прибыли фанаты ЦСКА на ответную встречу в рамках Кубка СССР пять лет назад, они нас побили по всем статьям. И на поле шесть – ноль, при том, что первая игра одной шестьдесят четвертой вышла сухой ничьей, и рядом с ним, гоняя и подростков, и милицию по всем окрестным улочкам. После того позорного события городское начальство стало выдавать правоохранителям лошадей, а болельщиков проверять на наличие горячительного и зубодробительного. Хотя все равно проносили и то, и другое.

Я с такой горячностью вспомнил тот памятный день, когда, можно сказать, лишился девственности как фанат и переднего зуба как посетитель стоматологической клиники, что Ольга все же заинтересовалась.

– Много у вас выручки ожидается? – спросила она, надевая плащ, денек сегодня выдался ветреным, мало того, к вечеру обещали дождь. То бишь, к самому матчу.

– Если будет ненастье, не очень. На воскресенье надежда, выручим тыщи три, наверное. Наш шеф почти пообещал.

– Вот ведь, кооператоры, едрить вашу душу, – не выдержал Михалыч. – За день гребете столько, сколько я… дай посчитать.

Со счетом у него не особо ладилось. Может, потому до сих пор прозябал в дворниках. Хотя, ему самому нравилась работа на улице, неважно, снег или жара. Он помахивал метелкой или скребком – большей частью под окнами ЖЭКа – получал, вне зависимости от качества проделанных работ, свои сто двадцать, и все его устраивало.

– Так я получаю сто пятьдесят, Михалыч, не забывай. И потом шарфы и флаги, они ж зимой не греют. А от хоккея нас отогнали.

Дворник пробурчал что-то в ответ, наша квартирантка, одевая туфли, заметила, уходя:

– Михалыч, не их грабить надо, сам стадион. Билет полтинник, болельщиков под завязку, вот и считай. Тысяч десять только так.

– Это тебе считать, вы, молодые, вам надо выматываться из этой дыры поскорее. А я и тут доживу.

Хотя ему всего-то сорок два. Родился в оккупации, мать никогда не уточняла, от кого. Этим вопросом и так слишком часто интересовались разные надзорные органы. Но сколько ни копались, особенно сразу после освобождения от фрицев, ничего крамольного не нашли. Поразили в правах мать, но и успокоились. Сына не тронули. Хотя злые языки и по сей день, верно, твердят, что от полицая понесла, ходил тут один Рудольф, высокий, статный, учтивый, на русском хорошо изъяснялся, детям шоколадки дарил, дам угощал в ресторанчике у вокзала. Но талдычат втихую, на кухнях, чтоб другие не слышали. Тем более, дворник под окном. Правда, он там редко бывает. Зарплата ведь объемом или качеством работы не измеряется.

– Ладно, буду возвращаться, ограблю стадион.

– Там касс много, – крикнул я. Но она не услышала, хлопнула дверью, каблучки зацокали по лестнице. Я зачем-то поднялся, подошел к двери, окликнул ее. Ольга улыбнулась в ответ, кивнула, мол, позже поговорим.

– Во-во, – согласился Михалыч, – поговорите. Может, что и скумекаете на пару-то. А то сидите, главное, все вокруг воруют, а им хоть бы хны.

Не знаю, подначивал он или просто прикалывался, но вечером мы, спустившись позвонить, действительно стали обговаривать воскресный матч.