Читать книгу Нет имени страшнее моего - Кирилл Берендеев - Страница 8

Конечно, новому господину немедленно все объяснили, тут же, над не остывшим еще трупом. Десятник позвал главного советника, тот предстал, будто по мановению волшебного жезла – при всем параде, даже полы халата не испачканы в крови. Цвыль не успел открыть рот, как появился астролог вместе с гадателем казначея. А следом и сам казначей прибыл. Абаим оглядывался, ожидая появления еще кого-то…. Но нет, более никто не появилось: теперь стали видны все участники заговора, основным действующим лицом коего стал начальник императорской стражи. Быть может, кроме главного кукловода, устроившего и провернувшего столь хитроумную затею. Видимо давно всё и все были готовы к осуществлению этого намерения, оставалось лишь найти человека, способного вонзить меч в тело монарха, но до последнего мига не понимающего своей роли в происходящем. Этим человеком и оказался Абаим – и кто знает, кто подтолкнул на самом деле его к посещению дома астролога, быть может, сам звездочет?

Абаим делал вид, что слушает, хотя понимал через слово сбивчивые, путаные объяснения. Мысли, слишком много мыслей – как и вчера вечером – теснились в голове. Кажется, эту ночь опять не спать, вот самая простецкая мыслишка, нежданно затмившая все прочие. Он устал, замучился находиться в постоянном напряжении, ожидая новых, худших неожиданностей. Хотя, казалось, куда уж хуже? Его стража перебита слугами главного советника и астролога, вырезана под корень. В Тайном замке не осталось ни одного человека, связанного с начальником стражи. Месяц – слишком мало, чтобы успеть завести серьезные знакомства, а те, что имелись… Наверное, советник прав, когда говорил о Хандоге, как о преданном до мозга костей человеке императора, готового за него жизнь положить – и в итоге положившего. Вместе с остальными, попавшими под руку охранителями, мешавшими осуществлению исполинского замысла, и скорее всего, совершенно случайно вмешавшимися в него.

Что говорил советник: ах, да – про то, что стражи, подбиваемые Хандогой, поднялись против нового императора, восстали, почему и оказались в убиенном меньшинстве – вместе с евнухами и прислугой женской половины. Абаим на каждом из своих подчиненных насчитал не менее четырех ударов кинжалом – убивали не просто наверняка, но показательно, чтобы и слепому, и убогому стало очевидно, чего стоит новый господин, начальник стражи, нареченный заговорщиками императором. Воистину слепой и убогий, теперь один в Тайном дворце, ставшем для него ловушкой, в которую не просто сам забрался, но и еще и петлю на своей шее для удобства ловцов затянул.

Он молчал, подавленный. Глядел на собравшихся плотным кольцом вокруг него, убеждавших, улещивающих, успокаивающих. Но понял только одно: сейчас его убивать не станут. А может, и вовсе сохранят жизнь, ежели будет вести себя правильно. Ведь они… Что говорить, главный советник уже чувствовал себя хозяином, разъясняя Абаиму новые порядки, а вместе с тем, давал распоряжения своим людям. Слуги Цвыля мельтешили, встревая в редкие вопросы бывшего начальника стражи, этой самой стражи и всего прочего лишившегося, что-то уточняя, переспрашивая, влезая без повода, еще и еще раз ставя государя на отведенное тому место посаженного шута.

Позади что-то треснуло, ухнуло – ах, да, астролог ведь поджег храм. Сейчас он вспыхнул весь, разом. Вокруг столпилась охрана звездочета, с удовольствием разглядывающая пожар и неспешно переговаривающаяся меж собой. Кто-то держал еще в руках рукописи из библиотеки – астролог приказал вынести все самое ценное, а то, в чем ему не было нужды, уничтожить со всем тщанием. Артефакты, коими повелевал император, находились в руках слуг или самого почтенного Сабанея. А вот станет ли пользоваться ими их господин, тот еще вопрос. Ведь государей ныне, Абаим оглянулся, как самое малое, трое. Это если не считать Заварзу. У Абаима сложилось впечатление, что и храм подожжен не случайно, ведь младший генерал в городе один, его войско осталось на кораблях, горящий храм, чей черный дым поднимается высоко в небеса, прекрасный знак для тех, кто находится за пределами города. Знак того, что все завершилось удачно. Войскам можно сходить на берег без боязни.

– Господин изволит принять послов? – поинтересовался советник. Абаим взглянул на него, не сразу поняв, о чем идет речь. Ах да, послы Сакара и Твело. Он покусал губы, затем медленно кивнул, мотнул головой. – Мне приказать распорядителю назначить новое время и разъяснить положение дел во дворце? Или господин прикажет держать дела Тайного замка до поры, до времени в неведении для прибывающих?

Он будто издевался. Как кошка, играющая с пойманным мышонком – то придавит, то отпустит.

– Держите в тайне, – наконец, обретя голос, распорядился Абаим. Цвыль немедля склонился в полупоклоне – еще одна издевка: главный советник обязан стать на колено, получая приказ императора, пусть пока и не прошедшего интронизацию. Но раз признал, будь добр подчиняться правилам. Хотя что Цвыль замыслил сейчас… кто знает? Хотелось бы знать, дотерпят они до прибытия войск Заварзы или не выдержат и низложат избранного мышонка. Определенно, думалось Абаиму, ему надо поспешить и провести интронизацию в ближайшие два дня. Пока до столицы не дошла армия, пока армия уверена… так он хоть немного продержится на престоле. Да что продержится, хоть проживет еще чуть. Когда на шее петля, как-то особенно хочется жить.

Абаим снова принялся кусать губы, теперь уже не скрываясь. Все, даже казначей, теперь с интересом разглядывали свою новую игрушку, ожидая, что выкинет она в следующий миг. Надо отправить хотя бы нескольких, хоть одного отсюда. Разве только…

– Сабаней, как я понимаю, твои люди вынесли из храма….

– Обсерватории, мой господин. Так на языке нечестивых называется это строение, – нет даже капли покорства, ни в голосе, ни в жестах.

– Пусть так, вынесли только приборы и книги? Были ли там какие-то ценности, скажем, камни, золото, серебро? Быть может, прежний император хранил в храме часть сокровищ, которую твои люди любезно рассовали по карманам, не уведомив нас? – он выделил слово «нас», пожалуй, излишним нажимом, так что Сабаней растерянно оглянулся. И тут же встретился взглядом с советником. Мгновенное замешательство в рядах победителей – и что может быть хуже, на глазах у побежденного. – Му́лтан, я бы хотел, чтобы люди были обысканы, и добро изымалось в казну. Она и так пуста.

– Ты прав, государь, – казначей нежданно принял его сторону, сверкнув глазами в направлении астролога. Сейчас не хватает ссоры в их стане, ох как не хватает – чтобы кошки отвлеклись от своей игрушки, дали ей передохнуть. Но Сабаней тут же понял, к чему ведет новый император, и немедля поставил точку:

– Я дам распоряжение на обыск моих людей. Пусть люди Мултана…

– Ты пренебрегаешь моими слугами, почтенный…

– Но ведь речь идет о деньгах. Я не сомневаюсь, что в обсерватории находились камни и минералы, а также золото, но….

– Я бы хотел, чтобы мои люди…, – от Цвыля оказалось непросто избавиться. Почуяв подвох, он немедля перешел в атаку. Кажется, понял, что Сабаней намерен и сам укрыть те самые демонические артефакты, что столь усердно скрывал от посторонних глаз император. Интересно, как ими сможет распорядиться компания заговорщиков? Они уже все решили по поводу владения или даже решив, поглядывали друг на дружку с нескрываемым подозрением – вот как сейчас Цвыль на Сабанея.

– Да-да, почтенный Цвыль, я распоряжусь. Каждый будет обыскивать каждого. По кругу, – издевки никто не услышал, кроме самого звездочета да напрягшего уши Абаима. Советник немедля вышел из дворца, зашагав в сторону площади и даже не обернувшись на Абаима, не попросив его разрешения удалиться. Меж тем, труп умершего императора по-прежнему находился на том самом месте, где полубог исторг в небо последний вздох.

– Где палач? – Абаим вздохнул с некоторым облегчением даже. Хоть какой-то просвет. У него появилась возможность дожить до завтра. Когда тот подошел, склонился на колено, повелитель, немного успокоившись, произнес: – Я хочу, чтобы ты нашел хранителя имперской души, и пусть он займется проводами. Можешь идти.

Палач оказался единственным, кто хоть следовал положенным правилам. Впрочем, чему Абаим так возрадовался, коленопреклонению человека, занимавшего едва ли не самое низшее положение среди жителей Тайного замка? Но среди прежних неудач это можно назвать пускай небольшим, а все-таки успехом. Не надо забивать голову проигрышами, сколько раз ему твердил Кулай, надо переспать с бедой и прогнать ее из дому. Жаль только, времени переспать у него не оказалось.

Нет, надо сосредоточиться на теперешнем положении. Абаим встряхнулся, повелев оставить его одного и еще раз приказав не трогать Картли десятникам всех трех заговорщиков, шерудившим на женской половине дворца. Больше того, приказал охранять как зеницу ока. По крайней мере, так и у нее появится возможность дотянуть до завтра. А завтра… завтра будет завтра. Если только почтенные не отзовут стражу. Или не дадут иного приказа. Да нет, вряд ли… ведь и смертникам положено перед казнью хоть какое-то развлечение. Плотный ужин, сон до полудня… Абаим вздохнул тяжело. Дожать этот день и перебраться в следующий – вот его основная задача. И он обязан ее выполнить. Ради себя и той, что ждет его на третьем этаже. Он очень надеется, что ждет. Ведь у нее тоже никого не осталось теперь.

Голова гудела, Абаим хотел отправиться в собственные покои, да вспомнил вовремя, что теперь ему туда соваться не следует, а потому побрел прочь из дворца в палаты императора. Ему нужно время, чтобы собраться с мыслями, перевести дух, немного прийти в себя. Первую атаку он отбил и по-прежнему жив. Вероятно, будет жить до самого прибытия войск Заварзы, то есть двое, в лучшем случае, трое суток. А может быть… но нет, лучше это «может» держать глубоко при себе.

По дороге его встретил держатель ключей, проще, дворецкий императорских покоев, объяснил порядок – сейчас в личные покои скончавшегося ему никак нельзя, до интронизации Абаиму вообще делать нечего в этом здании, если он хочет соблюсти обычаи предков. Однако, тот плюнул на обычаи и прошел, отпихнув старика с дороги. Не до него сейчас, выбрать бы укромный уголок и…. Старик упрямо тащился следом, будто привязанный, увещевая; напрасный труд, Абаим не желал его слушать.

– Это останется на твоей душе, господин мой, – возопил старик. Абаим повернулся, хотел высказаться по поводу души, да сил не осталось никаких. Не стал спорить еще и с ним по такому пустячному поводу.

– Где я могу остановиться сейчас?

– Только в доме приемов. Это будет лучшим решением для твоего будущего величества, да продлятся дни нового государя на сотни лет вперед.

Внезапно Абаим осознал, насколько прав держатель ключей. Во дворце императора его могли встречать, могли в любой момент прийти, могли сделать, что угодно. Он же, не имея ни власти, ни сил, не мог и ответить ничем, а вот позабытый всеми в спешке дом приемов, никем из новой стражи не охраняемый и имеющий проход прочь из Тайного замка до самого дворца Тысячи ночей… да, это лучший выбор из возможных. И так кстати посоветованный.

– Позови гонца, и пусть соберет первых сотников городских дружин. Пусть они придут к Невестиной башне, я оглашу им свою волю. И еще. Нет, пусть придут тайным ходом, я встречу их там. Ты понял меня, старик?

Держатель ключей молча кивнул, не посмев даже удивиться.

– Теперь последнее. Мне нужна комната с выходом в подземный ход из Тайного замка, покажи ее. И возвращайся через четыре часа. У меня важная встреча.

Его провели в дом приемов – маленький дворец, скорее, зажиточный дом, неведомо каким образом оказавшийся посреди Тайного замка, простой и безыскусный как снаружи, так и внутри. Абаим рассчитывал посидеть один, в тишине и спокойствии, но едва дверь закрылась, обессиленный лег на кровать, а спустя мгновение понял, что засыпает. И увидел сон.

И снова знакомый человек предстал перед ним. Кажется, именно появление почтенного Сабанея в небольшой опочивальне, окончательно убедило Абаима в бессознательном своем состоянии. Право же, как звездочет, ныне спешно пересчитывающий сокровища храма и пытающийся не отдать все самое ценное другим заговорщикам, мог оказаться здесь, да еще в домашнем наряде – скромном шелковом халате темно-синего цвета и ночном колпаке, – присесть на низкий диванчик перед Абаимом, (сам повелитель оказался вдруг в кресле напротив кровати под неброским балдахином, расшитым львами и горгульями), и вести новые беседы.

Этот явленный сном Сабаней оказался сильно недоволен своим собеседником – попрекал его, качал головой, разводил руками и вздымал их к небу, напоминал о чем-то или ком-то, а затем, поняв, что слова мало что скажут Абаиму, вздохнул тяжело и велел пройти коридором забвения. К удивлению избранника коридор сей оказался ровно перенесенным из дома терпимости и в точности так же наполнен водой. Ничему не удивляясь, Абаим доплыл до двери, глубоко вздохнул, пытаясь воссоздать разговор, тогда у него еще получалось что-то помнить, но стоило только отворить дубовую дверцу и начать подниматься…

– Господин, прошу, очнись, господин. Прибыл гонец, – Абаим с трудом сел на кровати, удивляясь сразу двум вещам: и что заснул, и что проспал столько… да три часа целых. Высотой почти в четыре локтя напольные часы в комнатке, работающие не то магически, не то механически (привычного тиканья слышно не было), указывали наступление пятого часа пополудни.

Абаим рывком поднялся и помотал головой, точно застоявшийся конь. Хранитель ключей все еще держался за его плечо, но исключительно потому, что повелитель слишком быстро встал, едва не опрокинув старика навзничь.

– Гонец? – он вспомнил. Разом все: и свое приказание, и сон, выплывший из глубин памяти точно разбухшая деревяшка из озерных вод. – Где он, исполнил ли приказ?

– Он в приемной ожидает тебя, господин. Позволь, я провожу.

– Я сам, – Абаим поспешил на выход, но немедля запутался в дверях, так что хранитель ключей успел подойти прежде, чем новоявленный император поставит себя в неловкое положение еще раз. Открыв нужную дверь, он успел произнести: «Идет государь», – прежде чем Абаим выскочил в приемную. Гонец заблаговременно повалился на колени, прижавшись худым жилистым телом к дорогим коврам.

Подняв голову, посыльный поспешил доложить, что тысячник прибыл в место, указанное государем, и привел с собой всех сотников, кроме одного. Тот болен и не может подняться, какую казнь ему определит господин? Абаим покачал головой, на лице нарочного явно прочиталось расстройство подобной мягкостью. Впрочем, все можно списать на беспокойный день. Приказав гонцу подняться, Абаим отправил того к послам, поджидавшим его высочество во дворце Тысячи ночей. Когда посыльный выбежал из дома приемов, Абаиму подумалось, а не привести ли тайным ходом послов сюда, но мысль, мелькнув в голове, немедля исчезла – лучще не надо никому знать про убежище нового полуимператора.

Старик указал на дверь, ведущую в тайный ход. Всего подобных ходов из замка насчитывалось девять – настоящий лабиринт, проложенный под всеми строениями твердыни, правда, большей частью давно не использовавшихся. Только два основных хода: под Арсенальной башней до дворца Тысячи ночей, и до здания Совета тайных дел, сохранились в сносном состоянии, хотя первый и серьезно пострадал неделю назад, во время восстания нганасанов. Укрепительные работы еще не закончились, Абаим пробирался мимо только поставленных балок, откуда, во избежание встречи с императором, были изгнаны на поверхность все рабочие, разбиравшие ходы под присмотром мага, затем дарующего всем им забвение и щедрую оплату за услуги и вынужденное молчание. Наконец, точно под Невестиной башней, узрел своих старых знакомых, медленно, точно в забытьи начавших опускаться на колени.

– Верные мои соратники, – начал Абаим и замолчал на полуслове. Как просить у них, что сказать им? Заготовленные слова теперь казались лишними. Новое положение обязывало к чему-то другому, к повелениям и приказам, но уж никак не к той беседе, которую бывший всего-то месяц назад сотником заготовил и пытался сейчас произнести. Хвала небесам, боги заткнули его несносный язык раньше, чем он догадался довести речь до конца.

Он откашлялся и начал сызнова.

– Вы славно трудились на благо города и мое благо что в былые времена, что в битве с восставшими. Теперь я хочу, чтоб вы служили мне лично, став моей стражей. Жебрак, тебя я назначаю начальником императорской стражи, тебя, Рата́й, его первым заместителем, – бывший прежде тысячником и ставший недавно сотником его старые друзья немедля подняли головы, а затем склонились еще ниже. – Замену себе на прежних должностях подберете завтра, сегодня вы нужны мне все. Ратай, мне требуются еще люди, всего две дюжины. Самых надежных, что ты знаешь, – он чуть было не добавил «верный мой соратник», едва успел спохватиться.

– Я наберу, господин, – Абаим только успел сказать: «ступай», как тот растворился во мраке хода. Император вздохнул с некоторым облегчением, задача личной безопасности на первое время решена. Но тут голос поднял старый Жебрак.

– Прости меня, господин, за дерзость, но столичные дела требуют моего присмотра, к тому же ты сейчас обезглавил, пускай и на краткое время, дружину. Если позволишь, я найду замену, а ты, государь, найди тогда замену мне, – и склонился, ожидая ответа на подобную дерзость. Абаим нахмурился, но смолчал и произнес только:

– Будь по-твоему, оставайся в городе, – хотя опыт Жебрака ему бы очень не помешал, но ему пока есть на кого положиться. – Вместо тебя командовать отрядом моей защиты станет Гове́нда, – тот послушно склонился, оружие звякнуло о камень. – Теперь ступайте за мной.

Жебрак исчез так же неприметно, как и Ратай. Едва видным в темноте ответвлением от главного хода они прошли к оружейной. Абаим приказал сотникам переодеться и взять столько оружия и доспехов, сколько могут унести, после чего провел их в дом приемов, где повелел занять позиции, не пускать никого, кроме хранителя ключей, и ждать возвращения государя. Взяв троих с собой в качестве не столько телохранителей, сколько почетного и внушающего уважение к новому правителю сопровождения, он отправился на встречу с послами. На полдороге Абаим развернулся.

– Мне нужна Картли, – просто произнес он.