Читать книгу Запрещенные фрукты. Травелоги и рассказы - Кирилл Куталов - Страница 7

У прибрежного города Малинди есть три части. Я бы назвал их тремя лицами, но лицо из них только одно, две других части – это, скорее, сердце и желудок.

Лицом Малинди повернут к морю и туристам. Это две дороги, Сильверсэндс и Казуарино. Я живу на Сильверсэндс. Здесь все просто: едешь прямо и попадаешь в центр. Там рестораны, бары, почта, банки и казино. Гуляют белые люди, стоят масаи в клетчатых повязках и сандалиях из покрышек, ходят огромные мужики с толстыми пачками денег – менялы – сидит в белом итальянском кафе кенийская принцесса, на ней прозрачное персиковое платье, тугой цветастый платок вокруг головы, на коленях у нее стоит сумочка Louis Vuitton, а вокруг бегает мальчик с черной кожей и европеоидными чертами лица.

Манго в этой части города стоит 60 шиллингов. Здесь безопасно – если не подходить близко к трем как из клана Сопрано дядькам в том же кафе, и много охраны. Под навесом из грязных картонок сидит дед, он вырезает из деревянных чурок традиционные маски масаев, другой дед несет ему через дорогу еще немного чурок, там как раз опилили огромный ясень.

Другая часть Малинди отмечена на гугл-мэпс бежевым цветом, это историческое сердце города. Мы оказались там незадолго до мертвого часа. Свернули с Сильверсэндс, миновали полицейский участок за забором из бетонных плит – в двухэтажном доме из ноздреватого бетона черные забранные решетками окна почему-то были дополнительно закрыты кусками фанеры. Прошли по обычной африканской улице с припаркованными на тротуаре фурами, тук-туками, мопедами, с лавками, где оседает треш из всего остального мира – в известном смысле Африка это конечная, сюда доезжает не всякий состав, iPhone X здесь не купишь – потом свернули налево и оказались в другом мире. Во-первых, стало чище. Во-вторых, тише. В-третьих, здесь почти не было женщин, только у ограды сидели две кенийки и продавали несколько манго (по 40 шиллингов). На белой стене чернела надпись тонким маркером, первые два слова были на незнакомом мне языке, а третье – munafiq – означало «вероотступник». Вероятно, первые два обозначали смерть и позор. Вряд ли только позор. На другой стене – изображение женской головы в никабе и по трафарету выведенные слова Attractive girl fashion, телефон, мейл. Мечеть, еще одна мечеть, между домами вдали – еще одна мечеть. Мужчины в джелабах оборачивались мне вслед, парни на углу смеялись и показывали пальцем на мою тюбетейку.

– You look like a Muhammed, – один из них, в отливающей золотом рубашке, высокий, худой, подошел ко мне. – Are you converted?

Я ответил, как всегда, что нет, что это просто шапка. Из мечети доносился голос муллы. Это был не призыв к молитве, а проповедь, ее транслировали наружу, на улицу. Мимо прошли две женщины в никабах, как с рекламы на стене. Дома здесь были двух- и трехэтажные, с резными балконами и плоскими крышами, как в Ракке или Мосуле до того, как авиация стерла их с лица Земли. Парень в золотистой рубашке забегал то справа, то слева.

– I have a shop next street, you can come, I have very interesting things, – я уже чувствовал себя одной из этих интересных вещей в подвале дома в мусульманском квартале. Зашел в первую попавшуюся дверь – магазин яркого индийского и африканского тряпья – постоял там минут пять, вышел. Стало хуже: за спиной парня в золотой рубашке стояли трое в джелабах и с бородами, просто стояли и смотрели на меня, как бы увидев во мне мунафика, в muslim hat, с бородой, в татуировках и шортах, аузубиллах.

– I am from Somalia, – продолжал парень в рубашке. Солнце палило, я почти терял сознание на улице захваченной ИГИЛом1 Ракки. Рядом остановился тук-тук.

– На рынок! – крикнул я, прыгая внутрь. Парень с дредами, с запястьями в бисерных браслетах, в зеленой футболке adidas, как у Боба Марли, газанул, и через несколько минут мы оказались в третьей части города – на огромном рынке. Здесь текли соком забродившие фрукты, вдоль разбитых дорог стояли пластиковые чаны с отбросами, женщины в диковинной расцветки платках несли за лапы еще живых кур – мелких африканских кур с бурым оперением – а проезжую часть делили с тук-туками деревянные телеги, запряженные худыми черными людьми, у людей были изможденные и отчаянные лица. Рынок располагался как будто в яме, под ногами было мягко от пыли и десятков слоев мусора, кусков картона, сгнивших листьев, картофельной шелухи. Здесь никому не было никакого дела до моей шапочки и вероисповедания, третья часть города Малинди, черная, горячая и шумная, была его желудком. Мы купили здесь несколько манго по 20 шиллингов и ананас за сотню, еще двадцатку стоил черный вискозный пакет. Всего 120, если переводить в рубли.

На следующий день я обзавелся шляпой для сафари: не люблю хаки, поэтому выбрал розовую. Завтра мы уезжаем из Малинди и отправляемся в саванну.