Читать книгу Объект_410 - Кирилл Леший - Страница 3

Доехал Ларин до своей квартиры более менее без проблем. Лишь какой-то молодой гаишник остановил его и потребовал документы, но подоспевший его старший коллега быстро извинился и пожелал Антону доброго пути.

Все бывалые гаишники Ларина давно знали и не пытались остановить его. Во-первых даже будучи изрядно навеселе он не лихачил и скорость не превышал, а во-вторых, когда однажды по разнарядке сверху его всё-таки повязали, он довел до белого каления дежурного своими пространными беседами типа:

"– Вы были пьяны, когда были за рулём?

– А что вы подразумеваете под словом пьяны? Пьяным можно быть от любви, от свободы, от воздуха… Особенно горного… Вы были на Урале? Там воздух пьянинит… Обязательно побываете, никогда не пожалейте… А ещё там люди добрые и ногами людей по ребрам не бьют!"

После того как участковый психиатр вырвал на своей лысеющей голове последний клок жидких волос, Ларина отпустили с яростными заверениями о том, что больше его за порог этой конторы не пустят даже за вознаграждение.

Жил он на окраине города, в старой панельной многоэтажке, помнящей императора Николая, и скорее всего Первого.

– Здоров, Мурáх! – махнул ему рукой щуплый парень в спортивном костюме, гордо восседая на паребрике с бутылкой пива в руке.

– И тебе долгой жизни, Штырь… – изобразив на лице подобие улыбки Антон приветствовал парня аналогичным жестом.

– Чего хмурый такой? – с искренним участием поинтересовался гопник.

– Да так… День не задался… – Ларин раздражённо махнул рукой.

– Может побазарим? Мне корешок один бутылку чистокровного армянского арманьяка подогнал…

– Не, сорян, братух, не сегодня… – Ларин замялся у двери в подъезд. Перекаченное алкоголем тело потеряло понятие мелкой моторики как таковой и никак не хотело взять из связки нужный ключ.

– Как знаешь… – Штырь, а другого имени собственного этот представитель человечества уже не помнил сам, отхлебнул из бутылки с дешёвым пивом и пожелал на прощание Антону, наконец совладавшему с ключами – Удачи.

– Спасибо. – благодарно кивнул Ларин и, чуть-чуть подумав, добавил – И тебе тоже.

Он, едва передвигая ноги, поднимался по лестнице подъезда. Стены, окрашенные дешёвой зелёной краской, сплошь были покрыты характеристиками жителей подъезда, автографами районных знаменитостей и пессимистическими пророчествами на ближайшее будущее. Пахло табаком, рвотой и кошачьими метками.

– Оооо… Явился не запылился! – дверь оббитая кожей молодого дерматина, поверх которой красовалась гордая надпись краской из балкончика, указывающая на то что в квартире проживают представители нетрадиционной сексуальной ориентации, с грохотом замков и скрипом петель открылась и показала на божий свет бабу лет сорока пяти, с короткими сальными волосами, настолько массивную, что она легко закрывала собой весь дверной проем.

– И вам не болеть, Тамара Павловна… – Антон страдальчески скривился, так как уже примерно знал каким будет продолжение разговора.

– Алкаш! – начала свою старую мелодию Тамара Павловна, в который раз, будто диктофон, повторяя почти заученные фразы – Как тебя, ирода, земля держит! Да когда же ты напьешься наконец, чтоб как верблюд – раз и навсегда! Ой батюшки…

Взбалмошная соседка разглядела измазанное кровью пальто Антона.

– Неужто убил кого?! Да посмотри до чего ты себя довёл! Вот вызову сейчас милицию, пусть они тебя в тюрьму посадять!

– Тамара Павловна… – Ларина окончательно задрал пустопорожний гомон соседки. – вызывайте кого хотите, только ради всего святого – заткнитесь нахер…

– Да как ты… – продолжение Антон уже не слушал. Он быстро, насколько позволял выпитый алкоголь, поднялся по лестнице, нашарил в кармане ключ и зашёл в свою квартиру. Ему и самому было неприятно хамить соседке, но он хорошо знал её. Тамара Павловна была из той породы женщин которой на генетическом уровне было необходимо с кем-нибудь поругаться. Наверное, даже если бы он прямо оттуда развернулся и пошел кодироваться, доствшая своими закидонами весь подъезд, соседка припёрлись бы в больницу и продолжила бы скандал.

Старая однушка встретила его мертвой тишиной. "Какая же она тихая – подумал Антон, приспосабливая пальто на пустую вешалку – от этой тишины я когда-нибудь сойду сума…" Он прошёлся вдоль коридора, едва касаясь кончиками пальцев дешёвых жёлтых обоев.

Ноги несли его вглубь квартиры, в спальню. Вот и опостылившая комната. Антон уселся на край кровати и откупорил честно унесённую из бара бутылку вина, тут же скривился, ибо напиток по вкусу больше напоминал уксус, чем благородную кровь виноградной лозы. Ларин поставил бутылку на пол и поднял взгляд.

В углу, куда он смотрел, стояло кресло. ДешёвоеДлинные кресло с самым дешёвым тканевым покрытием… Ну, а вобщем что ещё могли себе позволить только-только обвенчавшиеся студенты?

Из кухни, топоча как стадо слонов, вышел огромный мускулистый ньюфаундленд матово черного окраса. Пёс был уже довольно стар и ленив, на его шерсти блестело уже порядком седины.

– Соскучился, Лёва? – пёс важно прошёлся по комнате и положил голову на колено хозяина. Ларин не стал отказывать своему самому верному другу и почесал пса за ухом. – и я соскучился…

Они посидели так ещё немного, потом псу видно надоела однообразная ласка и гордый представитель собачьей аристократии улёгся на пол.

– Помнишь она любила читать, сидя здесь, в этом кресле… – Ларин опять поднял бутылку и сделал большой глоток. – Сколько лет прошло, помнишь, Лёв? Сегодня ровно семь лет… Семь лет я хочу выйти в окно, глядя на это кресло, а выкинуть его не могу… Представляешь, Лев Николаевич, все её вещи выбросил, а это кресло не могу. Рука не поднимается. Сердце рвётся, когда на него смотрю… И всеравно не могу.

Ларин снова прильнул к бутылке и пил, пил, пил, абсолютно не обращая внимания на мерзкий вкус вина, заливая белую рубашку ещё одной серией красных разводов. Пил чтобы забыться, чтобы хоть на несколько часов отключить сознание. Он понимал что завтра будет хуже, но это будет физическая боль, её он переживет, перетерпит.

Он отбросил бутылку всторону и та полетела, разбрызгивая по комнате алые капли. Антон достал из-под подушки наган с обмотанной изолентой рукоятью. Всего один патрон. Пять к одному что он выживет.

Барабан прокручен. Курок взведен. Холостой ход вышел. Одно усилие и он узнает что Госпожа Судьба думает о его дальнейшей участи.

В последний момент рука Антона дернулась и пуля ушла в потолок. Он не смог. Опять… В этом месяце это был уже третий раз. "Соседи, наверное даже не станут вызывать ментов…" – с улыбкой подумал Ларин. Он вертел в руках наган, купленный когда-то давно у черных копателей. Красивое оружие. Ничего лишнего, лишь самое лучшее. Простейший механизм никогда не заклинит, цельнолитые детали не сломать при всем желании… Просто и надёжно, как удар саперной лопатой по голове. Как раз в духе русских оружейников.

Лев залез на кровать и улёгся рядом с хозяином, мягко бодая его носом в руку, пытаясь отвлечь Ларина от его смертоносной игрушки. Антон отложил револьвер и посмотрел в умные глаза пса. Тот видел что хозяину плохо, понимал что с ним что-то не так, пытался помочь из всех своих собачьих сил. Ларин весело улыбнулся своему старому другу. Только сейчас он понял насколько же важен для него был этот огромный шерстяной лентяй. Его предавали друзья, от него отреклась семья, а он всегда был с ним. Точнее он и она. Но вот они и остались вдвоем. Два скорее всего одинаково несчастных создания.

Он погладил пса по широкому лбу, затем приобнял за шею. Пёс, для большего своего удобства, подвинулся и разместил голову на животе у хозяина. Через несколько минут Ларин отключился, а Лев ещё долго смотрел на него глазами полными тоски и боли за своего друга. Я бы наверное написал что эти глаза были "почти человеческие", но это не так. Они были гораздо лучше. Столько верности, преданности, чести и открытости не выразят ни одни человеческие глаза.

А Антону тем временем снился очень странный сон.

Детдом. Его верхняя койка с пахнущими дешёвым порошком и средством от клопов простынями. Почему-то он ярче всего запомнил именно запах этого средства от клопов. Приторно сладкийй, настолько что вызывал горечь во рту, с нотками хлора и какой-то, не поддающейся опознанию химии.

Двор перед детским домом номер тридцать пять. Радость распирающая маленькую детскую грудь изнутри, будто воздух закачаный в баллон под высоким давлением. Но такого давления, какое держали в то мгновения тонкие ребра десятилетнего мальчишки, не выдержал бы ни один стальной баллон.

Снова тот же двор. Идёт мелкий, противный дождь. Только на этот раз его пригибает к земле, словно невидимым прессом. Они бросили его. Поигрались и бросили. Но ничего, он не в обиде на них. Он вообще не испытывал к ним ничего кроме безразличия. У него не появлялось новых родителей. Он просто временно сменил свой детский дом, на такой же, только с более вкусной едой и чистыми простынями. Дождь усиливается. Из-под кед пятнадцатилетнего парня, будто земля от разрывов снарядов, разлетаются брызги мутной воды.

Тот же двор, только парню уже восемнадцать лет, для него открыты все дороги. Он свободен. Пусть на улице мороз, ему некуда идти, а старая куртка на синтепоне практически не греет. Пусть единственная обувь что у него есть это старые кросовки с разными шнурками, а денег не хватит и на месяц нищенского существования. Он свободен

Армейский плац. Тридцать человек вышагивают вногу. Старые кроссовки и сальный хаер парнишка сменил на берцы и бритую голову. Рядом надрывается сержант Кожубец. "Раз, два, три… Левой, левой… Раз два три". По лицу сержанта сразу видно где он видел этот приказ по усилению занятий по строевой подготовке, заодно с теми кто его написал. Но не смотря на это над частью монотонно разносится звучное "Левой, левой… Раз, два, три…"

Два прижавших парня в каптерке "деда". Резкая головная боль, муть в мыслях, будто мозг заменили манной кашей и после краткого разговора "деды" отваливают восвояси. Удивлённо лицо сержанта Кожубеца.

Парнишка подробно пересказывает случай в каптерке сержанту, не забывая упоминуть про свои ощущения. В голову навсегда врезается фраза Кожубеца "Не щеголяй своим гипнозом, авось выживешь…"

Дембель. Он в парадной форме, гордый молодой ефрейтор с коротким ёжиком волос на голове и озорными огоньками в холодных серых глазах. Вокзал родного города, где его никто не встречает…

Пара в ПТУ. Эту лекцию ведёт декан, но ему абсолютно всеравно. Пусть сам Бог спустится с небес и начнет описывать ему модели поведения человека в экстремальных условиях, он и на него бы положил с прибором. Он смотрит только на неё. Это было как в дешёвых российских мелодрамах. Любовь с первого взгляда, пойманного в коридоре училища, с первой улыбки, случайно замеченной в парке, с первого неловкого "привет" в библиотеке…

Свадьба в студенческой столовой. Два его лучших друга: Боря Лагерский – музыкант, поэт, весельчак и балагур, знаменитость городского масштаба. Сережа Висмар – серьезный, постоянно сосредоточенный парень с юрфака. А ещё она – Надя, Надежда по паспорту… Так она любила представляться при знакомстве. Для всех – абсолютно заурядная девушка. Но не для него. Её абсолютно обычные каштановые волосы, для него – водопад мягче шелка, её обычные карие глаза , для него – два бездонных темных колодца с бушующим в бездне пламенем.

Они гуляют по парку. Осень, ветер выводит какую-то невообразимую мелодию между листьев деревьев. Он появился неожиданно, из-за угла. Человек в черной толстовке и, накинутом на голову, капюшоне. Блеск полосы отточенной стали, армейские рефлексы срабатывают раньше, ем мозг понимает суть происходящего. Нападающий летит на землю в глубоком нокауте. Поздно. Широкий охотничий нож с роговой рукоятью торчит из груди Нади…

Суд. Надю похоронили три дня назад. Судья выносит мужику с глубочайшим уголовным прошлым на роже, максимально строгий приговор. Пятнадцать лет строгого режима… Когда его уводили он улыбнулся ему. Это была улыбка самого дьявола. Да он понес наказание, но никто так и не узнал кто действительно виноват в смерти девушки. Если бы не сидящий рядом Боря, ухвативший его за плечо, тот отморозок наверняка бы не вышел из зала суда…