Читать книгу Дрозд - Кирилл Простяков - Страница 2

«Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации; ей нужен лишь повод» – Джордж Элиот.

Коснувшись в темноте выключателя, темноватый голубой свет в ванной тут же загорелся, и я обессиленно открываю туда дверь. Сильная боль в голове не даёт никакого покоя, она вызывает внутри меня усталость и желание поскорее умереть. Я даже чувствую, как моё тело прямо сейчас падает на пол, словно мёртвое. Но я по-прежнему нахожусь у двери, которую только что открыл. Стоя в коридоре, я делаю шаг вперёд и оказываюсь перед зеркалом в ванной комнате. Старая лампа не выдаёт никакой яркости, она тусклая, и поэтому прежний голубой свет кажется заметно мрачнее. Я пытаюсь рассмотреть себя в этом стекле. Понять того, кем теперь стал. Но даже не успев полностью увидеть все те синяки и свежую кровь на своём лице, мне хочется лишь поскорее отвернуться от самого себя. Я оказался замкнут, утопая в собственном отражении. Стоит умыть это лицо, стереть всё то, что ему так не идёт. Хотя, порой, мне кажется, что это уже вошло в привычку; видеть себя таким стало чем-то нормальным. Я всё больше привыкал к боли. Охладив кожу и немного выпив воды из-под крана, я замечал, как на раковину плавно стекают из носа кровавые капли. Но от тёмного голубого света кровь становилась такой же тёмной. Чёрной. Капли медленно падают на воду и смешиваются с ней. Вот только кровь не станет водой. Это вода станет кровью. Теперь её было слишком много. До моего прихода эта керамическая раковина смотрелась чистой, почти полностью белой. Но сейчас всё изменилось, я хочу убрать красные капли из неё и мягко провожу по раковине своей ладонью. Остатки крови уносятся в трубу, но какая-то часть всё равно остаётся на поверхности. Она не стирается. И в скором времени я сам не понимал, что сейчас делаю.

Я снова смотрю на себя, на своё разбитое лицо, выглядящее, как машина после аварии. И оно вызывает у меня отвращение. Мне трудно видеть себя таким в очередной раз. Хочется попросту закрыть глаза, но они и без того почти ничего не видели, под ними образовались слишком явные мешки и синяки, да и сами зрачки были не лучше, как будто они и есть та самая кровь, что я размазал по всей раковине. Рваная кожа на моём носу залита очередной кровью, нижняя губа порезана, а на лбу, почти в районе виска, торчала большая шишка, размером с теннисный мяч. От воспоминания о ней мне стало не по себе. Крови было много, она вытекала из всех этих мест и заплывала под мою чёрную футболку. Всё это я мог назвать лишь одним словом – прошлое. Ведь прошлое так просто не стереть. Оно слишком сильно отразилось на мне. Прошлое было на моём лице… Я сам был этим прошлым. Ведь живу только им. А больше жить я никак не хочу.

Мне пришлось разбрызгать по себе воду, дабы не оставлять красных пятен на коже. Царапины сильно щипались, будто бы я прижигал их раскалённой кочергой. Я отыскал руками серое полотенце и, убрав им с лица оставшиеся крупицы холодной воды, вдруг посмотрел на свои руки. Костяшки были разодраны, все фиолетовые и бардовые, а шкура почти слезла с фаланг четырёх пальцев. И тогда я даже не мог сжать собственную руку. Она больше не поддавалась мне, как и вся моя жизнь. Полотенце выпадало из ладоней, я ощущал боль, которой не могу противостоять. Ноги совсем не держат меня, и я сажусь на пол, прислонившись к маленькой стиральной машинке позади себя. Я кладу свои руки на плитки именно той стороной, которой наносил удары, пытался отбиться. Прохладная поверхность ощутимо снизила назойливость, но я не думал, что теперь всё было хорошо. Сейчас я сидел именно так: в синяках, с разодранными кулаками, проглатывая свою же кровь во рту. Иногда мне хочется остановиться терзать себя всеми возможными способами. Порой, я даже думаю, что боль доставляет мне удовольствие не меньше, чем её отсутствие. Но мне не хочется что-либо менять в своей жизни. Уже поздно. И тогда эти мысли о чём-то лучшем, что могло бы быть со мной, сами собой пропадают, как солнце за тёмными тучами при надвигающейся грозе.

Когда моё тело впитало слишком много холода, я решаюсь встать и покинуть ванную комнату. В доме темно, ведь нигде больше я не включал ни единой лампы. В этой небольшой двухкомнатной квартире сейчас абсолютно пусто: нет ни мамы, ни моего брата. Через силу дойдя до своей комнаты, я пытаюсь отыскать таблетки, которые прописал мне мой лечащий врач. Однако многое подсказывало, что я их не найду. Хотя бы то, что я ничего не мог разглядеть в темноте. И в ту же минуту я тревожусь. Меня бросает в дикую дрожь. Прикоснувшись к синяку, из которого муки исходили больше всего, я понял, что сделал это напрасно, ведь тогда это нанесло мне страдания, сравнимые при первом расставании – его было также трудно пережить. Тогда же потребность в таблетках прибавилась в разы, ведь только они и спасали меня последние месяцы от бессонницы и головной боли. Когда я отыскал пачку Аминазина в своей тумбочке, то вытащил одну таблетку и приготовился положить её на язык. Но не стал этого делать. Ведь она не позволит моему телу шевелиться, я превращусь в некое подобие трупа, хоть и смогу думать головой. Мысли разбегались, я злился на самого себя, ведь не знал, как мне поступить. Становилось всё хуже, я только и делал, что принимал все терзания на себя и не отрекался от них. И эта боль, которую я вновь переживу, уготована мне не просто так. Ведь я сделал то, за что никогда не смогу себя просить. Я подставил собственного лучшего друга, когда полчаса назад ему проломили голову железной битой.

Они догнали нас, застали врасплох, а затем избили теми же битами прямо по головам. Но мне досталось меньше, чем ему. И сейчас мой лучший друг лежит в больнице только по моей вине. Я готов убить за это самого себя. Но что оно мне даст? Моя смерть не накажет того, кто это сделал. Потому что только я могу его наказать. Я хочу найти этих мразей и переломать им все кости. Однако даже не знаю, где их искать. Только в это всё и упирается. Я не боюсь этого сделать, бояться я перестал уже давно. Мой поступок не будет справедливым, ведь справедливость – это вообще понятие растяжимое, но для меня всегда действия, которые мы совершаем, должны быть только по совести. И, если она имеется у человека, он должен следовать только ей. Когда кто-то виноват, мало что может сделать закон. Он делает всё деликатно, почти интеллигентно. И хоть тюрьма – дикое место, но хуже быть избитым инвалидом до конца своих никчёмных дней, чем иметь возможность хотя бы стоять, говорить и совать в рот пищу. У меня нет цели просто избить этого человека. Я хочу заставить его пережить то, что он точно забудет. Ведь что-либо запомнить он больше никогда не сможет.

Где-то на глубине кармана я отыскал свой телефон и нашёл номер Руслана. И когда он поднял трубку, моё сердце остановилось. Меня охватила невиданная злость от понимания того, что случилось на самом деле. Я сразу же понял, кто меня подставил. И, если Руслан уже думает, что меня убили, то это ошибка. Я живой. И сам готов убивать.

– Алло? – говорит он спокойным голосом.

– Ты хотел, чтобы это произошло!.. Так ведь?! – в трубке стояло молчание. – Где он, мать твою?! – кричал я в телефон.

– Постой-постой… Хватит орать. Объясни мне, что случилось? Как прошла встреча? – спрашивает он.

Меня начали раздражать его вопросы. Один за другим, как вагоны поездов. Я не хотел терять своего времени.

– Не затыкай мне рот, сука! – закричал я. – Ты послал меня на встречу с этим человеком, но не сказал, кто он такой! Чего ты ожидал?! Что он станет со мной по душам разговаривать?! Почему ты мне не признался сразу, что это его машину я сжёг ради тебя?! Отвечай, блядь!

– Успокойся, Владислав.

Спокойствие в его собственном голосе вызывало во мне лишь ещё большее нарастание гнева. Руслан знал, как стоит разговаривать с разъярёнными людьми, и когда до меня дошёл этот факт впервые, я сразу же подыгрывал ему, чтобы не ставить из себя бешеного идиота. Но в этот раз мне хотелось рвать свои связки и выкрикивать слово за словом, оскорбляя его за всё, что я пережил.

– Моего друга, Сашу… Они проломили ему голову… Я вызывал скорую, его забрали, но… Я не знаю, что с ним будет… Почему ты мне ничего не сказал?

И вновь дрожь пробежалась по моей коже. В этот момент я ощутил накатывающиеся слёзы на своих глазах. Я не хотел думать о том, что мой лучший друг может умереть. Мне было страшно и без этого. Я должен найти их, но пугало именно то, что я не знаю, где они сейчас. От этого факта страх не только возрастал в моём теле. Он буквально ломал меня изнутри.

– Влад, мне жаль твоего друга, – но я знал, что Руслан не испытывал ни малейшей жалости к нему. Мне было наплевать на его слова. Однако он один мог помочь мне найти человека, избившего моего лучшего друга. – Но, что я могу сделать? Ты сам знал, на что идёшь…

– В том-то и дело, тварь, что я не знал! – прокричал я, перебив его. – Я ничего не знал об этом! Ты специально скрыл это от меня, чтобы я не волновался, когда пошёл вместо тебя на эту ёбанную стрелку! А теперь что?.. Мой друг…

Руслан был старше меня. Возможно, умнее, но я так не считал. Был однажды момент, когда он вёл себя, действительно, очень умно, но тогда он был со своей новой однодневной пассией. Кто угодно начнёт вертеть хвостом перед девушкой, если она нужна ему только лишь для одного. А Руслан был именно таким человеком не только с девушками, но и со всеми. Ему все ради чего-то нужны. И в большей степени ради собственной выгоды, чтобы он остался в стороне от взрывной волны своей собственной деятельности. И я купился на его слова. В очередной раз сделал это и вновь жалею, что не послал его к чёртовой матери.

– Я хочу знать, где он сейчас или… или скажи мне, где он живёт… Скажи мне всё, блядь!

– Влад, ты думаешь, я бы стал с ним общаться? Ты нас друзьями считаешь? Стал бы я дружить с ним и спрашивать его адрес? Как ты думаешь? Тем более, что, как ты сказал, его тачку ты и сжёг по моей просьбе. Просто успокойся, Владислав, – говорит мне он. – Костя сам скоро объявится, я в этом уверен. И мы не оставим этого в стороне.

Тогда я крепко сжал в руке, словно в тисках, свой телефон.

– Скажи мне хоть что-нибудь!.. – вырвалось из меня.

После его послышавшегося мне неестественного вздоха в трубке, Руслан ответил:

– Мы когда с ним трещали, перед встречей, он упомянул про кого-то парня, который должен ему денег. Хотел после встречи как раз направиться к этому мужику. Сказал, что дом на «Притопной». Остального не помню.

– Это точно всё? – напоследок спросил я.

– Да, Владислав. Это всё, что я знаю. А… что ты будешь с ним делать? Влад? Влад!..

Я сбросил трубку, стараясь больше не слышать его голоса. Теперь, когда я знаю, куда мне идти, стоит начать собираться. Я разбираю диван и поднимаю одну его часть, чтобы найти под ним свою бейсбольную биту. Я вытащил её и недолго подержал в руках. Эта бита стоила шестьсот рублей, я купил её месяц назад специально для подобных целей, надеясь, что когда-нибудь она сможет мне оказать незаменимую услугу. Собираясь уходить вместе с ней, я обнаруживаю, что идти с битой по улице в девять часов вечера – не самая здравая мысль. В это время не редка возможность встретиться со стражами порядка, где бы ты ни пробегал. И в этот же момент я кладу её обратно, не забывая, что она у меня есть.

Нужно что-то мощное, но меленькое, не бросающееся на глаза. Чтобы разглядеть все свои вещи, а не видеть лишь то, что освещает луна, я включил свет в комнате. Кровать брата застелена, компьютер уже два дня пылится у балкона. Здесь совсем не пахнет тем самым чувством, когда нам с ним было о чём поговорить. И это ещё сильнее стало терзать мою душу.

Я решаю переодеться, ведь моя одежда была грязной от валяния на земле, на которой по мне стучали битами. Сбросив с себя вещи на пол, я беру чистые. Надеваю чёрную футболку и балахон с такими же чёрными штанами, отдалённо напоминающими джинсы. Когда я привёл себя в порядок, то сразу же продолжил искать себе оружие. И тогда я вспомнил про свой раскладной нож. Отыскав его среди всего хлама в моих вещах, нож нашёлся довольно быстро. Разложив его, тот оказался почти нетронутым, таким же стальным и острым, каким он и был мною приобретён. Перед уходом я перебинтовал свои руки эластичными бинтами, ведь боль от разодранных кулаков не покидала меня и сейчас.

Дойдя до коридора, я хватаю рукой ключи с крючка и стремлюсь поскорее выйти из своей квартиры. Однако мне снова хочется взглянуть на себя в зеркало. Я не мог понять, что со мной стало. Ведь прямо сейчас мной движет мания нанести человеку тяжёлый вред, почти сравнимый с убийством. Помнится, раньше я о таком никогда не задумывался и ни разу не вступал в серьёзные контакты с другими людьми. Времена очень сильно изменились. И я стал другим, именно таким, каким никогда не хотел себя видеть. Моё лицо может рассказать за меня же самого гораздо больше. Я закрываю за собой дверь и ухожу из дома.

Выйдя из подъезда, я почувствовал приятный для себя запах осенней погоды. На улице сыро от недавно лившегося дождя, ветер немного продувает меня под одеждой. Горящие фонари светили вяло и не давали шанс заметить на парковке все машины разом. Повсюду лишь мрак и мерцание, где жёлтое смешивалось с тьмой, а затем и вовсе исчезало. Небо было тёмно-синим, и ни одной звезды я на нём не заметил. Никого здесь больше не было и это мне очень нравилось. Я иду по мокрой траве, в дали от фонарей, скрыв своё избитое лицо под капюшоном, возле мелкого зелёного забора. Мои кроссовки слегка намокают от ходьбы по лужам, хотя это даже казалось приятным. До «Притопной» я решил не просто идти, а бежать, оббегая гуляющую в это время молодёжь, которая попадалась мне по пути гораздо чаще, чем старики или взрослые люди. Однако каждый, мимо кого я проскальзывал, выражал на своём лице недоумение, словно для них бегущий куда-то человек казался неприемлемым явлением. Ускоряя свой бег, я ощущал появляющийся пот на лбу. От скорости капюшон то и дело слетал с моей головы. Но это стоило того, ведь нужная мне улица виднелась от меня всего лишь в паре сотнях метрах.

На «Притопной» было совсем одиноко, будто бы вся улица уже давно пребывает во сне. Нет вообще никого, я не замечал даже бродячих собак или кошек. Одна лишь тишина и окружающая её темнота. Я оглянулся, чтобы хоть что-нибудь найти, способное подтвердить слова Руслана. В окнах полно красок. У некоторых людей горел то зелёный, то синий, у других же оттенки и вовсе переливались раз за разом. Это создавало ощущение радуги в небе. Какого-то безумия. Стоя возле первого подъезда, мне на глаза попалась некая чёрная машина. Она напомнила ту самую, на которой Морозов приехал со мной на встречу. Это была она и находится его автомобиль у четвёртого подъезда, куда я резко направляю свои шаги. Адреналин вскакивает внутри меня и вызывает лёгкое волнение. Всё это даёт мне понять, что я готов. И готов был к этому всегда.

Открыв дверь в подъезд своим универсальным ключом от домофона, я начал подниматься наверх, в надежде отыскать их или хотя бы дождаться. Адреналина вдруг стало ещё больше. Он быстро прыгал по моим венам и наполнял меня собой, словно бочку тонной тротила. Я медленно начал ступать по лестнице, прислушиваясь к голосам, которые доходили сверху. Оказавшись на пятом этаже, я понял, что голоса раздавались с седьмого. Мне пришлось идти ещё осторожнее, чтобы никто не распознал меня и не успел тут же спрятаться от ненужного внимания. Я встал между этажами, подслушивая их разговор. И, глянув краем глаза через лестницу, рядом с лифтом оказывается Морозов, стоящий в тёмной куртке. Его образ больше всего запомнился мне своими бакенбардами, которые слишком ярко выделялись на его лице. С ним стоят ещё двое. Один из них прижался к стене в оранжевой безрукавке, другой же постоянно тёрся около Морозова, на его ногах были шорты и лёгкая олимпийка, и этот человек нетерпеливо расхаживал по сторонам, без умолку ожидая.

– Где этот мудак? – спросил он человека, который нанёс удар по голове битой моему лучшему другу.

– Что, не терпится ручки свои запачкать, да?.. – ответил Морозов вопросом с улыбкой на губах.

– Да уже запачкали, хватило на сегодня, – вступил парень в безрукавке и тут же отлип от стены. – Блядь, побелка останется! Сука! – крикнул он, заглядывая себе за спину.

– Не ори. Я слышал дверь закрылась. Походу, идёт…

Из предбанника к ним вышел какой-то мужчина в синей клетчатой рубашке. Он держал в руке деньги и попросил Морозова подойти к нему поближе. Они говорили о чём-то, но только шёпотом. Их диалог не имел напряжённости и особо продолжительным он тоже не был. Мужчина положил в руку Морозова деньги. Но потом слышимость голоса самого Морозова резко возросла. И он начал громко кричать. А затем всё произошло слишком неожиданно. Они стали избивать этого человека втроём, поливая его матом, выпрыскивая свои слюни ему на лицо и раздавливая ладони ногами на пыльном полу.

– Ты должен был отдать их раньше, паскуда конченная! – Морозов ударил по его голове ногой. – Хочешь, чтобы я и детей твоих также отпиздил? И жену твою тоже? Может, мне её трахнуть, а? Прямо сейчас?

Я представлял его лицо, пока он был повёрнут в мою сторону спиной. Морозов ничем не лучше меня.

– Надеюсь, до тебя дошло. Не заставляй нас возвращаться… – говорил он, брызгаясь матом на этого человека.

Я вышел из подъезда, так как знал, что не справлюсь с ними в таком тесном пространстве. Вдохнув в лёгкие прохладный осенний воздух, адреналин в моём теле немного опустился. Я решил подождать их на самой отдалённой скамейке, находящейся под голым деревом. Сейчас я давал себе незаконный отдых. Мне нельзя было сидеть на месте, ведь в любой момент Морозов может уехать отсюда, и я никогда не смогу завершить начатое. Я хотел собраться с мыслями и понять, как мне стоит поступить. Лезть к ним на рожон – не особо приятный вариант, да и к тому же в одиночку у меня мало шансов. Но других путей я не видел. Пускай они возьмут меня числом, в любом случае мне конец. Но я редко начинал драку последним. Морозов может уехать в любую минуту, если я ничего не предприму. Тогда я решил разложить свой нож и подняться со скамьи. Встав около его машины, я начал дырявить грязные колёса одно за другим. Продырявив все четыре колеса, мне хотелось ещё больше поиздеваться над его автомобилем: сломать лобовое стекло крепким кирпичом, расцарапать все двери, порвать кожу на сиденьях… Но позже мне послышалось, как кто-то выходит из подъезда. Растерянно спрятавшись за машиной, я поставил ноги возле колеса. И тогда до моих ушей долетели матерные возгласы владельца машины. Мне вдруг стало страшно и не по себе одновременно. Почти заметили. Но я не имел права сейчас бояться, однако и не мог себя выдать, хоть и хотел, мечтал напасть на него прямо сейчас. Морозов осматривал свои колёса, но не подходил к стороне, за которой прятались мои кроссовки. Ему и без того всё было ясно.

– Вот сука, блядь! Пиздец теперь! Колёса прокололи! С-сука! Дворовая шлюха!.. Что за город-то такой дерьмовый! Выходи, пидарас! Я тебя выпотрошу!

Но я не выходил, а предпочёл и дальше прятаться за его машиной. Выжидая его следующих действий.

– И что нам делать-то, Костян? Как поедем отсюда?

Слегка выглянув из-за капота, я увидел, как Морозов вытирает кулаки об только что сорванный им подорожник. Он бросает его рядом с собой и кладёт окровавленные руки в карманы, предварительно успев вставить в губы сигарету.

– Грише позвоню, он нас заберёт. Жалко, конечно, тачку. Уже вторую испоганили. Про первую вообще молчу…

– А что с первой? – спросил его парень в шортах.

– Сожгли. Не буду вспоминать, жалко. А пока пошли, в магазин сходим. Мне пить хочется.

Когда они устремились прочь с этой улицы, мне пришлось подождать, пока их туловища точно скроются за домом. Тогда же я вышел из-за машины и медленно последовал за ними. Морозов направлялся в круглосуточный продуктовый магазин. Он открывает своим ребятам дверь и попутно разговаривает с кем-то по телефону. Около магазина не видно ни души, даже машины не припаркованы. Я приблизился ко входу. На кирпичной стене горящая красным огнём вывеска ярко отображала название «КРАСНЫЙ КВАДРАТ». Я решил встать за дверью, ведь что-то в моей голове снова дало знать о боли. Дрожь… Тревога… Я не мог разобраться, что со мной происходит. Сегодня был первый день, когда я не принимал свои таблетки. Это послужит мне хорошим уроком больше так не поступать.

Скрывая своё смятение, я приблизился к цели. Зайдя внутрь магазина, на кассе я увидел кроме этих троих ещё и двух не совсем трезвых молодых девушек, к которым Морозов пытался приклеиться. Я прошёл мимо. Волнение в теле лишь увеличилось. Моё лицо никто не распознал из-под капюшона. Мне захотелось отправиться в отдел спиртных напитков. Встав на месте и рассматривая полки, я обнаружил бутылку «Jack Daniels», которую понёс с собой на кассу. Она была очень крепкой и вряд ли сломается от одного нанесённого удара. Я поборол внутри себя все возможные переживания того, что у меня ничего не получится. Пускай их будет хоть с десяток, но я ни перед кем не остановлюсь. Мне было плевать на себя. Каждый день я готов пытать свой мозг, морально подавляя все признаки его жизни. Это моя выбранная дорога. Я такой человек.

Морозов всё ещё пытался развести девушек поехать вместе с ним, однако они, даже будучи пьяными, не поддавались ему. Это злило его. И в один момент он повернулся ко мне лицом. Когда я увидел его вновь, то вспомнил произошедшее полчаса назад. Мой друг, лежащий на земле с пробитым черепом, а из-под кожной дыры выливается кровь. Он без сознания. Он при смерти. И только я мог его спасти. Морозов же мог его убить. Если и не убил…

Я наношу ему удар бутылкой прямо в весок. Морозов падает на кассу и тут же эта бутылка летит в одного из его товарищей в безрукавке. Она попадает ему в лоб и сводит с толку. Но остаётся третий. Он молниеносно хватает меня за грудки и откидывает от кассы. Слышен пронзающий голову визг девушек, бегущих подальше из магазина. Кассирша вызывает полицию, прячась за стендами. Меня продолжают избивать. Удары этого человека в шортах оглушали меня, из-за них пропадала видимость происходящего. Я замечал, как Морозов вставал с ленты на кассе и приближался ко мне. Но я не сдался. Тут же поднявшись, я начинаю драться в полную силу. Меня били по лицу, хватали за руки и бросали в стенды с продуктами. Падали бутылки, ронялись овощи, ломались стёкла. Я был отброшен в стену, но по-прежнему держался в стойке. И тогда они встали сразу трое против меня одного. Морозов выходит на меня самым первым. Я замахиваюсь на него кулаком, он не успевает увернуться, и этот мощный удар разбивает ему нос. Когда Морозов был выведен, ко мне подошли сзади и взяли за голову, а второй в олимпийке наносил удары в пресс. Ощущая дикую боль, мне всё больше хотелось убить каждого из них. И когда второй пробивал очередной удар в мой живот, я отбиваюсь от него ногой, которая задела его прямо по лицу. Тот, что удерживал меня за голову, тут же начал неопытно душить, будто бы усмиряя во мне дикого зверя. Задыхаясь и скрестив ладони, я ударил своим локтем в его печень и, когда он отпустил меня, скрючившись от мучительной боли, я взял его голову двумя руками и нанёс по ней тяжёлый удар своим коленом прямо по лбу. Начинается одышка. В глазах темнеет. Я слегка держался за своё горло и дотрагивался до живота, словно там была колотая рана. Ко мне стремится второй в олимпийке, в шортах и с окровавленным лицом. Он размахивает своими кулаками и старается попадать только в район глаз. Тогда я решаю отпрыгнуть от него в сторону и кинуться в ноги. Этот парень не выдержал и упал, стукнувшись головой о плитку в магазине. Не смотря на его рвение и желание снести меня с себя, я всё равно переворачиваю его на живот и со всей силы бью ступнёй по икре. Но после одного удара последовало огромное множество. Крича, я стучал по его колену, пока не услышал, как сломалась кость. Раздался еле слышимый треск, и поломанная кость выглядывала из-под его кожи. Этот крик боли, что издался в помещении, словно обезумел меня. Я перестал что-либо слышать.

Сюда ехала полиция. И как только я опомнился от этого, то сразу же заметил несущегося отсюда Морозова, за которым побежал, как за мышью. Морозов выбегает из магазина на улицу и устремляется от меня всё дальше. Но он не верит в то, что сможет убежать. Я слышу, как ритмично бьётся его сердце, как ему с ужасом на лице не получается от меня оторваться. Мои ноги словно летели, дыхание почти прекращалось. Я ловлю его за воротник и бросаю на дорогу. Он знает, что сейчас будет. Морозов вертится, всё ещё хочет сбежать. Но ему не получится. Я вдалбливаю свои кулаки в его лицо. Боль в моих костях становится всё заметнее, но она тут же меркнет, когда я вижу кровавое лицо того человека, который чуть не лишил меня лучшего друга. Удар за ударом выбивал ему зубы, оставлял уже чернеющие синяки, уродовал его облик. Кровь брызгала на моё лицо. Морозов словно умирал на моих глазах. Красные слюни сами вылетали из его рта.

Я достал нож. Морозов захлёбывается в своей крови и вновь выплёвывает её вместе со своими отломавшимися зубами. Его лицо умоляет меня этого не делать. Но он не может сказать мне, чтобы я пощадил его. Ведь я не умею щадить людей. Поэтому раскладываю свой нож. И тут же вой сирен доносится до моих ушей. В этот момент я проклинал всё на свете и себя самого. За то, что не могу сделать это с человеком. Я не был убийцей. И становиться им не входило в мои планы. Я в последний раз замечаю его. Он без сознания, закрыв глаза, лежал на асфальте. Синяя вывеска от магазина погасла. Они закрыты. Мне пришлось оставить это дело незавершённым.

Я убежал подальше, скрывшись в каком-то дворе. Обернувшись назад, полицейская машина уже приблизилась к магазину. Они обнаружили Морозова, вызывая наряд «скорой помощи». Я не чувствовал довольство собой или же какую-то гордость за свои действия. Я не был победителем. Меня часто преследовал проигрыш. Я знал, что поступаю неправильно. Убивать людей сравнимо с собственным убийством. Когда ты отнимаешь жизнь у другого, то тебе даётся новая… в роли маньяка, а старая мгновенно исчезает. И ты уже никогда не будешь прежним.

Сняв с себя балахон, я выбросил его в кусты. Женщина за кассой могла запомнить мою внешность, поэтому я решил не рисковать. Тогда я посмотрел на бинты на кулаках, измазанные в чужой крови. Я развязываю свои руки и бросаю бывшие когда-то белыми бинты в лужу под своими ногами. На мне осталась лишь чёрная, пропотевшая футболка. И вдруг за спиной вновь послышался вой полицейской сирены. Однако, когда я повернулся, они лишь уезжали отсюда. Они искали меня. Я пошёл вперёд по длинному асфальту, пробираясь сквозь холод и терзающие голову мысли. Тогда мне казалось, что это никогда не кончится. А даже наоборот.

Скоро всё начнётся.