Читать книгу Спасти внутреннюю Японию - Кирилл Сергеевич Вавилон - Страница 13

Мои родители собрались в кабинете моего лечащего врача. Отец сидел в кресле, а мама из-за нервов не могла присесть, крутила в руках ручку, а глаза её бегали в разные стороны.

– Дорогие мои, придётся огорчить вас. – Мама после этой фразы чуть с ног не свалилась. В кабинете была атмосфера тотальной угнетённости. В такой атмосфере люди выбрасывались из окон.

– Говорите, доктор, не нужно этих мхатовских пауз. – Отвечал отец. – Мы со всем справимся, всё самое необходимое, пожалуйста, прямо в лоб без сглаживания углов.

– Сглаживания углов – это Вы хорошо сказали. Хорошо, пускай будет без сглаживаний. Операция прошла неудачно…

– Как это неудачно!? Ка-а-а-к это неудачно!?? Мы такие деньги Вам заплатили, а вы нам тут говорите, что неудачно?? – Моя мама уже была на взводе, она кричала. Доктор налил ей стакан воды и протянул, но она отвернулась от него.

– Вы не дали мне закончить. Мы ничего не повредили мальчику, но это новая методика. Вы ведь всё слышали про риск, верно? Вас не заставляли и предупреждали. Ему хуже не будет, но лучше ли? Не знаю, это под большим вопросом. Мы не ожидали такого плохого результата. Вы должны привести мальчика через полгода на осмотр и тогда уже будем говорить более конкретно.

– Скажите, доктор, что можно сейчас сделать, чтобы был какой-то результат? Мне кажется, мой сын на исходе, если сейчас не будет никаких улучшений, то он навсегда раскиснет, обмякнет и замкнётся насовсем. – Пытался какой-то ясности добиться мой отец.

– К сожалению, нам остаётся только ждать. Вы конечно можете его поводить на различные мануальные терапии, но, как по мне, это будет пустой тратой времени. Вы говорили, мальчик там что-то поднимает и делает какие-то упражнения? Вот их и достаточно. Более ничем помочь не могу, извините. – Он снял свои позолоченные, а, возможно, и полностью золотые очки. Положил на стопку книг и отошёл в сторону. Моя мама не собиралась уходить.

– Послушай, у тебя дети вообще есть?

– Вы мне не тыкайте, пожалуйста. Какое это имеет отношение? – Отец подорвался во весь свой рост и горло грозно выкрикнул:

– Отвечай на вопрос, который задаёт тебе моя жена!

– Господа, если вы продолжите диалог в таком тоне, то…

– Я у тебя спрашиваю русским языком и отвечай на вопрос прямо. Дети есть?

– Ну, допустим, есть, дальше что?

– Чтобы ты сделал, если бы твой сын, инвалид, лежал в палате после операции, на которую собирали год всей семьей, а какой-то докторишка тебе говорил, что деньги насмарку? А? А блять?

– Послушайте, мадам, никто не говорит, что операция была пустой тратой денег. – Как только врач договорил, отец подбежал к нему прям впритык.

– Ты нам что только что талдычил? Что операция неудачна, а теперь, сука, переобуваешься?

– Так, стоп. Вы меня не так поняли. Я только из уважения к вашей проблеме держу себя в руках и вас к этому призываю. – Врач снова надел очки, в этот раз сел в своё кресло. Мои родители отошли на несколько шагов назад и пристально на него смотрели. В их глазах горела злоба.

– Внимательно послушайте и не перебивайте. Да, мальчик после этой операции не побежит, но это не последняя операция в его жизни. Я понимаю, что деньги большие, но эта методика будет совершенствоваться и впоследствии дешеветь. Я предлагал вам подождать, но вы отказались. И я не ясновидящий, наша система подразумевает изменения позвоночника, изменения его функционирования, понимаете? Как его организм будет принимать лекарство, мы не знаем, если не будет отторжения новых тканей, то есть еще шанс, но сейчас говорить рано. – Он снова поднялся и подошёл к моим родителям. Он смотрел спокойно, его дыхание было ровным, несмотря на то, как он быстро и четко произносил слова. Складывалось впечатление, что это всё в фильме. Актёр будто бы произносит свою отточенную речь.

– Касательно моих детей. У меня мальчик и девочка, с сыном всё хорошо, а вот с дочерью моей случилось большое несчастье. Она залезла на дерево и упала на асфальт. Тяжелая травма позвоночника. Сколько сил потрачено, чтобы она восстановилась. Я возил её по лучшим врачам, мы покупали самые дорогие препараты. Через четыре года длительных тренировок она смогла почти полностью восстановиться. Так что не нужно меня упрекать в моём малодушии, в отсутствии сочувствия и прочего. Моя профессия не позволяет пропускать через себя каждое горе, однако я понимаю вашу боль и не хочу меряться горем. Оно, как любовь, не имеет размера. Горе или есть, или его нет. А теперь покиньте мой кабинет. Я не хочу, чтобы это всё продолжалось дальше. Мой вам совет, настройте ребёнка эмоционально на положительные изменения и, быть может, что-то произойдёт. На этом всё. Так они и сделали, так всё и закончилось. Как обычно, никак.

***

Целую неделю я провалялся в той больнице. Надя с мамой уехали через два дня, а я лежал и плевал в потолок. Буквально кроме потолка я ничего не видел. Читать я не мог, потому что был привязан. В палате был один и кроме тотального одиночества ничего не окружало меня. Медсестры у меня долго не задерживались. Я спасался своими мыслями. В голове разыгрывал сценки различных диалогов со своими окружающими. Думал, как надо сказать, а что бы они ответили. Весь мой мир в тот момент был в моей голове. Порой становилось настолько интересно, что я аж хихикал от радости. Все время мозг работал без остановки. Я нагружал его всем, чем можно. Только чтобы время хоть чуточку шло быстрее. Чувствовал себя запертым зеком в одиночной камере. Когда я наконец-то был выписан, то отец привёз меня домой и дальнейшая жизнь ни на йоту не изменилась. Всё было так же обыденно, однако я делал всё, что велел врач. Правильно питался, занимался, исправил режим сна. Всё только для выздоровления. Так прошло всего половина месяца, как я услышал ругань за стеной. Мама с папой кричали друг на друга.

– Такие бабки коту под сраку!

– Витя, не кричи ты так.

– Да как можно не кричать, если вокруг такая хуйня! Каждый день просыпаешься с мыслью, что всё можно изменить и нужно только чуть-чуть и вот будет хоть как-то лучше. И что я вижу? Становится только хуже, всё вокруг обрастает дерьмом. Я хочу себе сына. Нормального сына, который бы со мной бегал, катался на велосипеде, ходил в спортзал. Да что угодно!

– Он же всё может услышать.

– Да плевать, пусть слышит. Наташа, мне надоело и я устал. Мы так надеялись на этот шанс и что в итоге? Это чмо очкастое так нам прямо и сказало, что мы обосрались с этой операцией. Надо было ему в рожу треснуть!

– Витя! Хватит! Перестань так себя вести. Я же не железная.

– Одно и тоже, одно и тоже и нет этому конца и края. Как мы ему в глаза будем смотреть? Прости, сынок, мы обосрались? А кто нас кормить будет на старости лет?

– Дорогой, милый мой, тише, пожалуйста. Давай присядем и не будем кричать. Мне так больно от всего этого.

– Я знаю, Анжелочка, я всё знаю. Я уже не знаю, каким богам молиться, лишь бы он пошёл и был счастлив, а там уже и мы с тобой.

Ну вот! Всё прояснилось. Я никогда не начну ходить и всю жизнь проведу в коляске. Конец всем надеждам, это конец всему. Эта убогая, унылая жизнь. Каждый день ощущать себя неполноценным. Не таким, как все. Смотреть, как бегают и радуются эти люди. Это так сложно и больно для меня! Обидно, что я ничем не заслужил это. Умереть – единственный верный вариант. Вернуть эту несчастную душу в котёл вечности, но жаль родителей. Естественно, никаких витаминов я не принимал, здоровый образ жизни не поддерживал. Более того, я перестал в принципе с кем-либо общаться. Только короткие ответы «да» и «нет» и больше ничего. Никаких гантелей и упражнений. Ничто не имеет смысла. Я впал в меланхолическое состояние, в которое никого не пускал. Я начинал сдаваться. И чувствовал, что более нет сил вырваться с этого состояния.