Читать книгу Сколько стоит волшебство? - Кирилл Шакиров - Страница 8

А тем временем в царском дворце случился переполох. Царевна Софья исчезла. Утром она не вышла к завтраку. За ней послали мамок, те обегали весь дворец, но нигде не смогли найти царевны. Бросились к дворцовой страже, но та побожилась, что не видела, как царевна Софья покидала дворец.

Царь-батюшка сейчас же приказал прислать главу сыскной палаты Знаменского. Тот сейчас же явился. Высокий и худой, в черном одеянии, с длинными тонкими усами, он быстро вник в создавшуюся ситуацию. Бегло осмотрел покои царицы, расспросил придворных и явился на доклад к царю.

– Батюшка-царь, – начал Знаменский, отвесив низкий поклон царю. – Мои первые выводы не утешительные – царица исчезла.

Царь нетерпеливо махнул рукой.

– Это я и сам вижу! Ты говори по существу. Куда она исчезла?

– По существу, я скажу вот что… – Глава сыскной палаты вытянулся во весь свой высокий рост и сказал торжественно. – Она исчезла неизвестно куда.

– Тьфу ты! – сплюнул царь.

– А это значит, мы имеем дело с чем-то неподвластным человеческому разуму.

– Говоришь, разум не человеческий нужен. Где же его взять среди людей то?

Знаменский улыбнулся.

– Есть у меня два следователя. Особы благонадежные, большие теоретики.

Берендей вздохнул.

– Так посылай за ними быстрее, чего ждешь?

…Сема Хомсов служил в сыскной палате больше двадцати лет. Это был человек невысокого роста, средних лет, слегка полноват с широким круглым лицом. Вся его личность излучала дух аккуратности и вежливости. С его лица никогда не сходила улыбка. Он носил круглые очки в тонкой золотой оправе. На щеках были всегда аккуратно подстриженные бакенбарды. Несмотря на большой срок службы продвинуться по карьерной лестнице у него никак не получалось. А причиной тому были идей по улучшению сыскного дела в тридевятом царстве. Если сказать, что его идеи дышали новизной, это означало не сказать ничего. Его идеи были слишком новыми и нестандартными. Чего стоило его предложение: во время расследования нужно заставлять преступника вставать на место сыщика, чтобы негодяй осознал, насколько это тяжкий труд гонятся за такими правонарушителями как он. По идее Хомсова после такого откровения преступник сам явится к следователю с повинной.

Большой шум произвела его идея, об организации птичьей сети слежения. В качестве примера Сема представил начальству двух лично им завербованных сорок. Но сороки не говорили по-человечески и устроили такую трескотню, что у главы сыскной палаты случилась мигрень. В довершении ко всему сороки подрались, превратив кабинет Знаменского в настоящее поле битвы. Их насилу удалось выгнать проч. Опасаясь новых идей от Семы Хомсова, начальство задвинуло его на работу в архив. Ему строго настрого приказали более не предпринимать попыток практической демонстрации своих передовых идей. А если ему так не терпеться поделиться своими соображениями по улучшению сыскного дела, то пусть пишет проекты.

Сема не расстроился. Он вообще никогда не расстраивался и поэтому принял выговор начальства, как руководство к действию. Через полгода вся приемная сыскной палаты была завалена проектами от Семы Хомсова. Чего тут только не было. И теоретические пособия по поимке чародеев, ведьм и оборотней. Проекты по проведению воспитательной работы среди разбойников, использование русалок в несении морской караульной службы и шпионаже на море-океане, профилактика здорового образа жизни среди вурдалаков и прочее. Были и проекты по криминалистике, как-то пособия по проведению допросов среди оживших мертвецов с особым пристрастием. Все эти проекты вызывали смех сослуживцев, и никто не относился к ним серьезно. Все дело в том, что преступлений в тридевятом царстве было очень мало. А с чародеями, вурдалаками, русалками и оборотнями, жители тридевято царства дел почти не имели. Говорили, что кое-где на окраинах царства, да в далеких городах они еще обитают, при чем особо себя не афишируя, но в Китеж-граде их точно не было. Так считали сыщики.

Сема Хомсов не обращал внимания на насмешки, а упорно продолжал свою изыскательскую деятельность на благо поддержания порядка, пока его проекты полностью не завалили всю палату. Тогда начальство мягко (но в жесткой форме) попросило Сему приостановить свою деятельность на неопределённый срок, иначе его уволят. Хомсову ничего не оставалось делать, как прекратить посылать проекты начальству, но никто не мог запретить ему думать. Поэтому Сема все свое время, сидя в архивах сыскной палаты, разрабатывал в голове умопомрачительные проекты. Поэтому когда к нему пришли и сказали, что его вновь возвращают в ряды действующих сыщиков, Сема не сразу понял, о чем идет речь. А когда понял, то дико обрадовался. И вовсе упал в обморок, когда его сослуживец с кислой миной сообщил, что от него требуется незамедлительно выехать в царский дворец и взять на себя дело государственной важности.

Придя в себя, Сема Хомсов заметался по помещению архива, складывая в коричневый саквояж все, что, по его мнению, должно было помочь в расследовании. Через несколько минут он уже выехал во дворец.

У главы сыскной палаты Знаменского кроме Семы Хомсова была еще одна головная боль. И этой головной болью был настоятель небольшой церкви на окраине Китеж-града отец Автандил. Эту проблему нельзя было просто так «задвинуть в архив» или выгнать прочь. Дело в том, что отец Автандил был профессиональным писателем детективных романов и со всей душой отдавался любимому делу. Печатался он под псевдонимами Агафья Кристина и Дарина Задонская. Его произведения про храброго майора Пронькина и старушку-детектива Марью Пуловну пользовались большой популярностью. Украшенные лубочными картинками, они как горячие пирожки расходились на ярмарках и в книжных магазинах. В поисках тем для своих произведений батюшка забросал главу сыскной палаты вопросами. Все время свободное от служебных обязанностей батюшка проводил в сыскной палате, интересуясь всем, что в ней происходил. В конце концов, все сыщики, включая Знаменского, при виде его дородной фигуры в черной рясе шарахались в стороны, закрывались кабинетах или просто прятались за углами, пережидая, когда батюшка пройдет мимо.

Батюшка Автандил был человек добродушного характера и отличался дородностью тела. Поверх черной рясы он носил золотой крест. Этот крест весил килограммов тридцать, и обычный человек просто не смог бы его носить. Но батюшка Автандил носил его как пушинку.

Больше всего на свете батюшка любил писать детективные романы, отличавшиеся особо запутанным сюжетом. Он так запутывал события, что когда наступала финальная развязка романа, сам автор сидел долгими ночами, пытаясь разобраться, кто преступник, а кто жертва. Подобные упражнения ума доставляли ему неимоверное удовольствие. Попадья в такие ночи ворчала и охала, но делал это тихо, чтобы не мешать батюшке. Она искренне волновалась за него, когда развязка романа не получалась и так же искренне радовалась, когда в финале детектива наконец ставилась жирная точка.

Глава сыскной палаты, отправляя письмо отцу Автандила, с предложением принять участие в деле государственной важности, правильно предположил, что надолго избавиться от надоедливого писателя детективов.

Как только отец Автандил получил письмо и бумаги, подтверждающие его статус участника расследования, то сию же минуту бросил все. Батюшка чмокнул в полную щеку матушку, накрывавшую в это время на стол, и побежал во дворец. Дворцовая стража провела его к двери комнаты царевны. Ему сказали, что в ней уже работает специалист из сыскной палаты. Отец Автандил поблагодарил, и вошел в комнату, оказавшись, первый раз в жизни на месте преступления.

Сперва, батюшка перекрестился на образа, висевшие в углу, потом вспомнил, что теперь он сыщик (самый настоящий!) и стал осматривать место преступления. Посреди комнаты стояла аккуратно застеленная кровать. На резном столике лежало вышивание и блюдо с фруктами. На стене висело большое зеркало и несколько картин. Через окна комнаты можно было видеть шпили города.

Вопреки ожиданию батюшки комната меньше всего походила на место преступления. Здесь не было ни запекшихся пятен крови, ни орудий преступления, ни тела жертвы. Не было также тех вещей, которые, по мнению детектива любителя, обязан оставлять преступник на месте своего преступления как-то: белые перчатки, брильянтовые запонки, золотые заколки и клочки материи. Здесь не было даже письма с угрозами, которое должно быть пришпилено к стене кинжалом с ажурной рукоятью.

Батюшка разочарованно вздохнул и отметил, что в комнате также отсутствует и специалист из сыскной палаты, о котором ему говорила дворцовая стража.

Отец Автандил споткнулся о коричневый саквояж.

«Вероятно, он принадлежит тому самому сыщику, – решил батюшка, – однако, где он сам».

Отец Автандил долго еще смотрел по сторонам, если бы над его головой ни чихнули. Батюшка увидел на потолке пухленького человечка с бакенбардами, который держался за поверхность с помощью присосок, привязанных к его локтям и коленям. Передвигаясь, маленькими шашками, он изучал поток, рассматривая через лупу каждый его сантиметр.

Это был Сема Хомсов.

– Отец Автандил, скромный служитель церкви, писатель детективов в свободное время и ваш напарник в настоящее, – представился батюшка.

Сема Хомсов тоже представился, при этом отсалютовав громадной лупой. От его неосторожного движения присоски отлепились от потолка, и Сема с криком упал вниз. Он приземлился на резной столик. Отец Автандил успел убрать со столешницы блюдо с фруктами прежде, чем тело сыщика превратило столик в обломки.

– Ох-ох, – стонал Хомсов, когда батюшка помогал подняться ему.

– Я теперь вижу, насколько профессия сыщика опасна для здоровья, – с уважением сказал батюшка, пожимая руку Сема. – Я обязательно отражу ваше падение в очередном романе.

– Благодарю, – ответил Хомсов. Он уже оправился от падения и горел желанием продолжить свои изыскания на потолке. Но батюшка удержал его.

– Раз нам придется работать вместе, введите меня в курс дела коллега, – попросил он.

Сеня охотно рассказал ему, что пропала царская дочь.

– Пропала и никаких следов коллега, – добавил он. – Я обшарил пол в комнате царицы и стены. Осталось обследовать потолок.

Батюшка задумался.

– В моем романе «Потайные двери» преступник прятал улики за потайными дверями.

– А где он их брал? – заинтересовался Сема Хомсов.

– Строил специально для совершения преступления.

– И никто этого не замечал?

– Я же говорю, он все прятал за потайными дверями.

– Я имею в виду, что при постройке потайной двери в стене, должен остаться строительный мусор. Ну, кирпичи всякие, камень и прочее. Нежели этого никто не заметил?

– Он все прятал в потайные двери.

Хомсов серьезно задумался.

– То есть он строил потайную дверь, чтобы спрятать строительный мусор от уже построенной потайной двери.

– Точно.

– А после строил еще одну потайную дверь, чтобы спрятать очередной строительный мусор?

– Да. У вас потрясающее дедуктивное мышление.

Сеня был польщен.

– Однако у меня вопрос, а какое преступление совершил ваш преступник? – Он не успел совершить преступление. Майор Пронькин арестовал его, когда тот строил восемьдесят шестую потайную дверь. – Версия интересная. Возьмем ее на вооружение. Царевна спрятана в потайной двери в своей комнате. Пол и стены я уже осмотрел, остается потолок.

Сема вернулся на потолок. Батюшка был доволен, что ему удалось разработать рабочую версию. Но спустя некоторое время он немного заскучал. Отец Автандил заметил, что все еще держит блюдо с фруктами, которое успел убрать со стола в момент падения Хомсова. На блюде были груши, яблоки и апельсины. Заняться было не чем, и он стал есть. Фрукты были слегка перезрелые и кое-где начавшие чернеть, но в целом были довольно съедобны.

Когда батюшка доедал последний фрукт, – это было яблоко, – в комнате раздался грохот. Это упал Сема. Он приземлился рядом с кроватью на ковер.

– Как дела, коллега? – поинтересовался отец Автандил.

Сема лежал на спине и сосредоточенно глядел в потолок.

– Потайных дверей нет, коллега, – отозвался он, снимая очки и протирая их платочком. – Может поискать во всем дворце? Но сколько стен и потолков нам придется осмотреть?

Батюшка согласился, что много.

– В одном моем романе «Потерянная иголка», майору Пронькину пришлось осмотреть все пятьсот шестьдесят стогов сена прежде, чтобы найти иголку, пропавшую у Марьи-искусницы.

– И как, нашел?

– Нет. На пятьсот шестидесятом стогу сена Идолище-поганое призналось, что оно украло иголку.

– Да, зачем?

– Оно занималось на досуге рукоделием.

Сема все продолжал лежать возле кровати. Под ней он увидел очищенный апельсин. С одной стороны, он был надкушен. Сема автоматически положи его в мешочек для улик.

– Знаете коллега, – сказал он, – мне кажется, что версия с потайными дверями не состоятельна.

– Признаюсь, я с вами должен согласиться, коллега, – сказал батюшка. Его стал тревожить живот, и причиной тому были съеденные перезрелые фрукты. Батюшка озабоченно стал оглядываться, разыскивая повод, чтобы удалиться.

– Значит, остается один выход, это допросить всех придворных.

– Почему бы нет, – сказал отец Автандил. – В моем романе «Говорливые свидетели» майору Пронькину пришлось выслушать пятьсот свидетелей.

– И как? – заинтересовался Сема. – Был результат?

– Да, вором оказался глухонемой.

– Хорошо, значит, опросим всех. Начнем с царя Берендея.

Живот батюшки заурчал.

Отец Автандил кашлянул.

– Коллега, я прошу, не начинайте без меня. Я удалюсь на несколько минут.

– Хорошо, – отозвался Сема Хомсов. Он попытался поднятья и поморщился от боли. – Встретимся в тронном зале, коллега.

– Как, я украл собственную дочь? Ты думай, что говоришь?! – кричал царь Берендей.

Он в полном парадном облачении сидел на троне. Два сыщика, Сема Хомсов и отец Автандил, стояли напротив. Причем батюшка был со свечкой и норовил посветить ею в глаза царю-батюшке. Когда царь спросил, зачем он это делает, батюшка улыбнулся и сказал, что так полагается.

– Во всех детективных романах сыщики всем, с кем разговаривают, светят в глаза, – пояснил он. – Обычай такой.

Царь согласился на странный обычай и упокоился, но вопрос Семы Хомсова о том, что он сам украл свою дочь, чтобы потребовать какую-то «страх… ов… ку» вывел его из себя.

– Какую еще «страх ов ку»! Я что спятил красть собственную дочь! – кричал Берендей, опасно размахивая скипетром над головами сыщиков. – Ты сам-то знаешь, что это такое?

Сема Хомсов примирительно улыбнулся, и признался, что понятия не имеет о «страх… ов… ке»

– Царь-батюшка, ты не серчай, – оправдывался он, – это обычай такой. Во всех пособиях по допросу говориться, что сперва надо расспросить родственников про «страх… ов… ке».

Но царь завелся не на шутку.

– Все, хватит меня спрашивать! Я уже сказал, что не видел дочь со вчерашнего дня! Спрашивайте придворных!

Сыщикам пришлось согласиться, потом царя спрашивать больше было не о чем.

Попытались допросить мамок царевны, но кроме оханья и плача ничего не смогли добиться от них.

От воеводы то же было мало толка. Он сказал, что всю ночь был на часах в трактире и больше ему сказать нечего.

Так они обошли всех придворных. Царевну все видели то утром, то ближе к обеду, то вечером и всегда речь шла лишь о прошлом дне. Отец Автандил сопровождал Сему на всех допросах со своей неизменной свечой. Особых вопросов он не задавал, но периодически отлучался – это давали знать о себе съеденные утром фрукты.

И вот после очередного такого отлучения, батюшка вернулся с озабоченным лицом. В это время Хомсов закончил допрашивать очередного придворного – старого учителя правописания Иоанна Перышкина. Старик был глух и практически слеп. Вопрос приходилось повторять по нескольку раз, потому что старик не слышал и говорил совершено про другое. Он считал, что его просят рассказать биографию. Сема был вынужден отпустить старого учителя, но тот не прервал своего рассказа. Поэтому Хомсов сам оставил старика в покое, и ушел с батюшкой.

– Что-то не так, коллега? – спросил Сема отца Автандила, заметив его озабоченное лицо.

– Да, коллега, у меня такое чувство, что мы что-то упустили. Мне кажется, что ответ у нас на поверхности, а мы его не видим.

– На поверхности?

– Да, но из-за этих фруктов я никак не могу сообразить, коллега.

Сема снял очки, протер их платочком и вновь надел. При этом глаза у него были такие, словно он увидел нечто необыкновенные.

– Фрукты, царевна, утро… – прошептал он. – Фрукты, фрукты. – Он быстро вынул из-за пазухи мешочек и достал из него надкушенный апельсин.

– Этот апельсин я нашел в комнате царевны, – сказал он.

Сема Хомсов схватил батюшку за рукав и потащил за собой. Они почти бежали по дворцовым коридорам, распугивая зазевавшихся придворных.

– Царевна не стала есть эти фрукты, – объяснял отцу Автандилу Сема. – Она только откусила апельсин и выбросила его.

– Что же было потом, коллега? – спросил батюшка, задыхаясь от быстрого бега.

– Как что, она пошла за новыми фруктами, а кто доставляет их во дворец?

– Не знаю, коллега.

– Вот и я не знаю, коллега. Но думаю, что на царскую кухню на это скажут, – с этими словами Сема Хомсов вместе с отцом Автандилом оказались на царской кухне.

Кухня находилась на первом этаже дворца. Несколько больших помещений, выложенных белым мрамором, вмещали в себя множество печей, столов на которых теснились сковородки, кастрюли и котелки. Здесь всегда было тесно из-за поваров, поварят и кухарок. В воздухе пахло жаренным, пареным, ароматами корицы, мяты, перца, горчицы и прочих пряностей. Слышалось шипение и бульканье.

Главный повар Степан Бульёнов, пузатый мужчина с окладистой бородой в прошлом царский воевода, всегда ходил с символом поварской власти – золотой поварешкой. Здесь он был царь и бог. На вопрос, кто занимается доставкой фруктов во дворец, он показал на маленького, носатого человечка с невероятно большими черными усами.

– Спросите у Ахмеда, – сказал он низким грудным голосом. – Он привозит с рынка фрукты.

Усы у Ахмеда были предметом гордости. Они были всегда лихо закручены к верху. Широкая белоснежная кепка красовалась на его голове.

Сема с отцом Автандилом подступились к нему и голосами, пониженными до уровня таинственности, спросили, не происходило ли чего-нибудь таинственного. Ахмед, выпучив глаза, посмотрел вначале на одного сыщика, а потом на другого и разразился непрерывным потоком слов. При этом он отчаянно жестикулировал.

– Вай, как не произошло! Произошло, и еще как произошло! Вот, видишь, – он указал себе на голову.

Сема встал на цыпочки и внимательно осмотрел голову с необъятной кепкой.

– Голова, вроде бы цела, – осторожно сказал он.

– Вай, голова цела, кепка нет. Видишь, кепка новая, совсем новая, а фартук, – он потряс накрахмаленным фартуком. – И фартук тоже новый! Все новое!

Батюшка Автандил сочувственно кивал головой, а потом сказал:

– В одном моем детективе «Новый костюм» преступник шил костюмы, что бы прятать в их карманах улики. Но преступление не удалось, майор Пронькин его арестовал на семисотом костюме.

– Нет, коллега, он, кажется, хочет нам сказать, что его старый костюм пропал, – догадался Сема Хомсов.

– Вай, дай я тебя расцелую, – обрадовался Ахмед, – Прихожу сегодня на работу утром. Где костюм? Нет костюма! Понимаешь, какое огорчение! Кто-то взял! И мало того, еще обстригли щетку у тети Клавы, нашей уборщицы.

– Какую щетку? Можно на нее взглянуть?

Щетку сейчас же предоставила полная уборщица в белом сарафане. Как и все уборщицы, она обладала грозным голосом.

– Безобразие, прихожу, сегодня утром, а моя щетка валяется обстриженная, без единого волоска! – выговаривала она сыщикам так, словно это они были виноваты в том что произошло.

Сема двумя пальцами выдернул одиноко торчавший из щетки черный волос и сравнил его с усами, стоявшего рядом Ахмеда. По цвету они были одинаковы.

Отец Автандил сразу понял мысль Хомсова.

– В одном моем романе «Преступник с тысячей лиц» преступник, готовясь к краже, тоже менял свою внешность, что бы на него ни подумали. Но ничего вышло. Майор Пронькин поймал его, когда тот менял восьмисотую личину.

– Вы правы, коллега, царевна вышла из дворца под видом Ахмеда, – обрадовался Сеня. – Как вы можете заметить, применение новых методов в расследовании дало свои результаты. Теперь мы точно знаем, что во дворце ее нет. Это значит не нужно осматривать, полы, стены, а главное потолки на предмет потайных дверей, коллега.

– Да, коллега, – согласился батюшка. – Расследование продолжается. Дальше все будет проще.

И сыщики покинули кухню.

…Так все же что произошло с царевной. Куда могла исчезнуть юная красавица Софья, ради которой юный библиотекарь Нестор согласился отправиться за жар-птицей. Правда об этом царевна так и не узнала.

Сердце молодой девушки открыто любви и не стоит укорять ее за непостоянство. Поэтому столкнувшись в коридоре дворца с конопатым, невысокого роста юношей с чрезвычайно доброй улыбкой ее сердечко забилось часто-часто. Она не знала кто он, потому что никогда не посещала царских конюшен, а Ваня редко бывал во дворце. Она долго смотрела в след ушедшему юноше, которое увлекло за собой странное говорящее создание похожее на ослицу.

Опомнилась царица, когда оба уже ушли. Ей вдруг стало грустно. Она, стала бродить по дворцу, сознательно избегая, придворных и слуг. Ей не хотелось никого видеть. Дворец показался ей небольшим и тесным. Девушки захотелось исчезнуть ненадолго. Она стала мечтать о шапке невидимке, про которую ей говорила одна из мамок. Раздумывая, что бы она сделала, если бы эта вещица попала ей в руки, царица незаметно для себя оказалась в кухне. Здесь всегда было столпотворение, и на Софью никто не обратил внимания. Никем не замеченная девушка, проскользнула в помещение, где обычно переодевались повара и кухонная челядь. На вешалке висел только один костюм: белый фартук, белые штаны, рубаха и белая кепка невероятных размеров. Софья сразу поняла, что эти вещи принадлежат Ахмеду. Она была большой любительницей фруктов и вегетарианского образа жизни, поэтому часто сама приходила к Ахмеду выбирать самые свежие и вкусные фрукты. Правда, в ее комнате стояло блюдо с фруктами, но царевна никогда ими не пользовалась. За их свежестью должна была следить одна из мамок, которая частенько пренебрегала своими обязанностями.

И тут Софье пришла в голову мысль, как ненадолго исчезнуть и одной погулять по Китеж-граду. От восторга девушка даже захлопала в ладоши. Она переоделась в белую одежду Ахмеда и надела фартук. А свое царское платье и головной убор скрутила в узел и засунула в мешок из-под овощей. Она надела на себя кепку Ахмеда и дополнила образ фальшивыми усами, которые сделала из найденной в углу швабры. Посмотрев на себя в зеркало, она расхохоталась. На нее смотрел очень даже хорошенький Ахмедик, и пускай ему была немного великовата кепка и усы, вид у него был презамечательный.

Никем неузнанная царевна покинула кухню и, пройдя мимо дворцовой стражи, покинула дворец.

Куда могла пойти молодая девушка, оказавшись в городе? Первой мыслью было отыскать того молодого человека, с которым она столкнулась сегодня во дворце. Но рассудив здраво, она посчитала, что для молодой девушки не культурно искать встречи с молодым человеком, не будучи представленной, ему. Да и где искать его в большом городе? Поэтому она решила просто погулять по городу (внутри лелея тайную надежду на встречу с незнакомцем).

Все дороги в Китеж-граде вели только в одно место. Это на базар. Китеж-градсткий базар был известен на все тридевятое царство. Кого тут только не было, из каких только царств сюда не приезжали купцы.

Именно здесь и оказалась царевна Софья. Она шла по базару, с интересом рассматривала пеструю толпу и разные товары за прилавками. Никто не обращал на нее внимания, и царевна осмелела окончательно. Она посмотрела на выступление скоморохов, похлопала йогам из далекой страны, которые дышали огнем и спали на гвоздях. Потом царевна сделала несколько покупок. Купила несколько расшитых золотом платков и украшений. При этом она торговалась так, как, по ее мнению, мог делать Ахмед. На вопрос последнего торговца:

– Кому покупаешь браслет, джигит?

Она сердитым голосом ответила:

– Вай, бабе своей! – При этом чуть не прыснула от смеха. Еле сдерживаясь, забежала за угол и там отсмеялась в свое удовольствие.

Накупив много всего и насмотревшись на Китеж-градский базар, царевна заметно подустала. Она уже решила возвращаться, когда заметила странного вида шатер черного цвета. Возле входа в него висела табличка, на которой кривыми буквами с ошибками было выведено: «ХОЧиШЬ ЗНАТЬ БУДУЩаЯ? ЗАХОДЬ СЮДЫ!»

Возле входа никого не было. Полог шатра был откинут, но, что твориться внутри него, было невозможно разглядеть. Заинтригованная надписью царевна подошла ближе к порогу шатра и остановилась в нерешительность. Из-за полога шатра быстро высунулась рука. Она схватила царевну и утянула внутрь.

Софья охнуть не успела, как оказалась сидящей за небольшим столиком. Напротив нее сидела красивая цыганка. На ее массивном бюсте лежало тяжелое золотое ожерелье. Голова цыганки была повязана ярким шелковым платком.

Цыганка улыбнулась. Блеснуло золото зубов. Царевне стало неуютно и захотелось уйти, но она не смогла пошевелить ногами. Их будто бы сковала невидимая сила.

Цыганка рассмеялась зычным голосом.

– Ай, богатырь, батыр, джигит! Дай погадаю тебе, всю правду расскажу, что будет, сбудется!

Царевна хотела было отказаться, но с ее губ слетело лишь нечто нечленораздельное.

Цыганка тем временем уже метала карты. Те с легким шелестом ложились на столики. Перед глазами царевны закружились дамы, короли и тузы. Они уводили ее за собой в магический хоровод и не давали сосредоточиться на происходящем.

Цыганка все время, что-то говорила, но слов разобрать Софья не могла. Глаза девушки стал застилать туман, она закачалась и стала падать. Последнее, что Софья услышала, были слова цыганки:

– Баю бай ваше величество.

Кот Баюн цеплялся когтями за пол. Но его волокли с такой силой, что когти делали в дереве глубокие борозды. При этом кот голосил:

– Пусти меня! Слышишь, пусти! Я респектабельный кот, у меня собственная мышиная ферма, я птиц люблю!

Баба Яга тащила его за толстый полосатый хвост.

– Ничего в пути этого добра не мало, – говорила она.

Но кот упрямился, напрягая все свое жирное тело.

– Ты не понимаешь! Я люблю птиц и мышей платонически! Я их не ем!

– Не надо никого есть, по дороге есть хорошие гостиницы. Под отрытым небом ночевать не будем. Тебе нужно проветриться, а то совсем жиром затек. – Баба Яга упорно продолжала тащить его за собой.

Кот искренне обиделся.

– Это все ради респектабельного вида. Я уважаемый человек… то есть кот. Последние несколько сот лет я таким и был, пока ты не свалилась на мою голову. Я преподаю поэзию!

Баба Яга остановилась и оттерла рукавом пот, который градом лил с нее. Кот все так же цеплялся когтями за пол, словно рубанок в бревно. Воспользовавшись паузой, он вздохнул и продолжил:

– А мои ученики, что будет с ними?

Баба Яга не ответила, а половчее взялась за кошачий хвост и потянула кота к выходу из его собственного уютного домика.

Кот опять заорал благим матом.

Не обращая на истошные крики, Баба Яга говорила:

– Можешь считать, что ты в творческом отдыхе. Все поэты ездили по свету в поисках вдохновения.

– Они ездили за границу! – орал кот Баюн.

– Зачем искать то, чего у нас в избытке! А не знать собственных мест – это стыдно. Неужели тебе не хочется вновь увидеть Кощея или Змея Горыныча?

– Не хочу, не желаю и не буду! – кричал кот.

Баба Яга доволокла его до порога. Но праздновать победу было рано. Порог в доме кота был срублен из толстенного крепкого ствола дерева. Вот в него то кот и засадил свои когти как можно глубже. Он победоносно улыбнулся, представляя себе, сколько сил потратит Баба Яга перед тем, как откажется от своей идеи вытащить его, кота Баюна, в путешествие. Но Баба Яга не стала напрягаться. Она огрела кота чугунной сковородкой и погрузила бессознательное тело в корзину, которую приторочила к метле. Натянув шлем, Баба Яга взмыла в воздух и взяла курс на пещеру Змея Горыныча.