Читать книгу Птицы дождя - Кларисса Гоэнаван - Страница 7

Вернувшись в свой гостиничный номер, я достал листок, который взял в спальне сестры. Он был изрядно помят, словно его часто перечитывали. Я узнал почерк Кеико.

Она написала:

«Любовь приходит, когда ты ждешь ее меньше всего. Вот почему англичане говорят «falling in love» – «упасть в любовь». Ты вообще не собираешься падать и никогда не сможешь этому научиться. Ты просто падаешь.

Она захватывает тебя за долю секунды. Ты не успеваешь ни думать, ни тем более реагировать. Когда ты наконец осознаешь случившееся, то понимаешь, что спасения нет. Ты уже провалилась слишком глубоко».

Я смотрел на бумажку. Значит, она приехала в Акакаву в погоне за кем-то или убегая от кого-то? Но сам факт, что она уехала из дома после окончания университета, не стал для меня неожиданностью. Я всегда знал, что это неминуемо случится.

Когда ей исполнилось девятнадцать, сестра купила в зоомагазине девятнадцать птиц. Я хорошо это помню, потому что пошел туда вместе с ней.

Я не помню, что это были за птицы, но у них были черные перья. Владелец лавки посадил их в три клетки. Сестра несла две, а я нес третью. Я не понимал, что она задумала. Птицы были не слишком красивыми и противно пищали.

Когда мы вышли на улицу, я не выдержал и спросил, зачем она их купила.

На ее губах заиграла слабая улыбка.

– Сегодня мой день рождения, и мне захотелось купить птиц.

– Зачем они тебе? Они такие горластые. Мама рассердится, и я не хочу, чтобы нам попало.

Ее улыбка исчезла.

– Я и не собираюсь нести их домой.

– Мы что, съедим их?

– Не говори глупости.

Мы подошли к ближайшему каналу. По обе стороны от воды простирались луга, поросшие травой. На этом берегу я часто играл в футбол со своими друзьями. После полудня возле канала много бегунов и женщин с детьми, но теперь был вечер, и там было почти пусто.

Мы поставили клетки, и сестра их открыла. Мы ждали, что птицы вылетят, но они и не собирались. Так и сидели в открытых клетках.

– Странно, – прошептала сестра. – Почему они не улетают?

Она свистнула, чтобы спугнуть птиц, но они и не пошевелились. Она громко захлопала в ладоши. Опять без результата. Сестра, разочарованная, подняла одну клетку и встряхнула ее. Одна из птиц вылетела. Остальные последовали за ней. С довольной улыбкой сестра смотрела, как они взмывают в небо.

Старик, выгуливавший своего золотистого ретривера, подошел к нам.

– Девушка, не нужно выпускать этих птиц, – сказал он. – Вы не принесете им добра. Они не умеют искать пищу и пристанище и скоро все умрут. – Проговорив это, он пошел со своей собакой дальше.

Сестра огорчилась. Мне захотелось ее утешить.

– Может, все не так плохо? – уговаривал я ее. – Если даже они скоро умрут, все равно их жизнь была счастливее, чем у тех, кто просидит в клетке всю жизнь. К тому же старик, возможно, ошибается. Птицы тоже умеют адаптироваться, правда?

Она ничего не ответила. Мы молча вернулись домой.

Мне часто казалось, что этот случай послужил катализатором.

Через три года после того дня сестра собрала свои вещи и купила билет в такое место, где никто из нас не был. Возможно, ей хотелось стать свободной. И она в конце концов безвременно умерла, как те птицы.

В тот день, когда сестра уехала из Токио, я вернулся домой и обнаружил там хаос. Клочки бумаги, палочки для еды и ножи, битые тарелки и бокалы усеяли весь пол. Одна из настольных ламп лишилась абажура. В гостиной мать подметала пол.

– Что случилось? – спросил я. – Почему такой разгром?

Она ничего не ответила и продолжила уборку.

Я застыл у двери. Не смел пошевелиться. Всюду валялись мелкие осколки стекла.

– Где Кеико?

– О чем ты говоришь, Рен? – Мать повернулась ко мне. – Ты мой единственный ребенок.

От ее слов у меня по спине побежали мурашки. Я бросился вверх по лестнице, в спальню сестры. Распахнул дверь, но там было пусто. Некоторые ее вещи валялись на кровати и на полу. Дверца гардероба была распахнута, половина ее одежды исчезла. Ко мне пришло осознание реальности. Моя сестра уехала.

У меня подогнулись коленки. Я сел на пол в ее спальне и просидел так, онемев, несколько часов. Я вышел только тогда, когда мать позвала меня обедать. Удивительное дело, но она что-то приготовила. Она ничего не говорила о Кеико, а я не спрашивал. Не поднимая головы, я ел мисо рамен. Вкуса не чувствовал совсем.

Потом мать нарушила молчание:

– Почему ты до сих пор в школьной форме? Уже семь часов. Ступай и прими душ. От тебя пахнет потом.

Лежа в постели в своем номере, я обдумывал список людей, которым надо было сообщить о моем решении.

Так кому же? Родителям, конечно, хоть я и сомневался, что их это интересует. После отъезда сестры у нас стало правилом не говорить о ней. В мой университет ничего не надо сообщать, поскольку я выполнил все, что требовалось, и теперь просто ждал диплом. Как насчет Наэ? Когда-нибудь я с ней помирюсь, но пока еще рано. Короче, я решил пока ограничиться родителями.

Сначала я собирался им позвонить, но написать письмо было проще. Я спустился вниз и взял у администратора конверт и несколько листков бумаги. Чистые, белые страницы пугали меня, но я все-таки написал первые строчки, и дело пошло гладко.

«Папа и мама,

я надеюсь, что у вас все нормально.

Похоронная церемония и кремация уже позади. Осталось выполнить кое-какие незначительные формальности, так что я останусь тут еще на шесть месяцев. За меня не беспокойтесь. Я нашел временную работу и жилье.

Пожалуйста, заботьтесь о своем здоровье. Скоро я сообщу вам мой новый адрес».

Дописав письмо, я перечитал его еще раз. Зачем я написал про шесть месяцев? Я имел право уйти из Йоцубы и раньше, не платя неустойку. Но этот срок казался мне достаточно долгим, чтобы разобраться во всем, и у меня было достаточно сбережений, я мог продержаться, если у меня ничего не получится с преподаванием.

Я подписал письмо и сунул его в конверт. Бросив письмо в почтовый ящик возле магазина самообслуживания, я вернулся в холл отеля и по платному телефону позвонил господину Катоу. Сообщил, что решил принять его предложение. Я понимал, что не смогу найти ничего лучше. Но даже если там что-нибудь не заладится, я всегда могу съехать. Терять мне нечего.

– Я рад, что вы приняли мое предложение, – сказал господин Катоу своим бесстрастным голосом. – Когда вы намерены переехать?

Как можно скорее, чтобы больше не тратиться на отель.

– Когда вам удобно?

– Как насчет сегодняшнего дня?

Я не возражал.

– Вот только единственная приготовленная комната – это та, где жила мисс Ишида, – сказал он. – Но если вам некомфортно, я приготовлю через пару дней другую спальню.

– Не беспокойтесь, та комната меня устроит, – ответил я.

Все идеально подходило для моих намерений понять, как складывалась жизнь сестры в Акакаве. В тот же день я распрощался с отелем «Кацураги» и переехал в Сегаяки. Перед уходом я подарил женщине в кимоно пирожные из соседней кондитерской. Ее розовое кимоно как раз сочеталось с изображением сакуры на коробке с пирожными, и женщина была приятно удивлена.

Спальня сестры была просторная, залитая солнцем.

– Пожалуйста, устраивайтесь, как вам удобно, – сказал господин Катоу. – А мне надо ехать на совещание. Пользуйтесь кухней, берите в холодильнике продукты и напитки. Завтра утром я представлю вас жене.

– Спасибо. – Я поклонился.

Он вышел из комнаты, а я разложил свои вещи. Я не планировал остаться в Акакаве дольше пары недель и взял с собой немного, только чемодан и дорожную сумку «Boston». Я расстегнул на сумке молнию и вынул фарфоровую урну. Открыл гардероб и переложил одежду сестры, чтобы очистить полку.

– Вот ты и вернулась в эту комнату. Добро пожаловать, – прошептал я, ставя урну на полку.

Я закрыл гардероб и лег на кровать. Заложив руки за голову, я лежал и разглядывал белую комнату. Матовый светлый абажур висел под потолком. Тени от солнца постепенно удлинялись. Внезапно я уловил дуновение сладкого аромата. Откуда? Или вечерний ветерок донес запах цветов в саду? Запах смутно напоминал духи «Estée Lauder», которые я обнаружил в ящике. Я не помнил, пользовалась ли она духами в Токио. Но люди меняются.

Я закрыл глаза и неожиданно для себя погрузился в сон.

Я стоял на обочине оживленной трассы, мне надо было перейти на другую сторону. Я ждал, когда на светофоре появится зеленый человечек, но красный свет все горел и горел, а поток мчавшихся мимо меня автомобилей не убывал. Что такое? Неисправен светофор? Может, надо дойти до следующего? Он ведь не слишком далеко.

Размышляя над этим, я заметил на той стороне дороги маленькую девочку лет пяти-шести. Она была в детсадовской форме – белая юбочка и темно-синий фартук. А ее волосы были заплетены в две тонкие косички. Не колеблясь, она пошла ко мне.

Свет был по-прежнему красный, автомобили проносились мимо. Какой-нибудь из них непременно собьет ее. Я хотел крикнуть ей, чтобы она остановилась, но меня словно парализовало. Девочка спокойно переходила дорогу. Ее маленькие шаги были размеренными, словно тиканье метронома. Несмотря ни на что, она благополучно перешла на мою сторону улицы и остановилась в нескольких шагах от меня. Мы посмотрели друг другу в глаза.

Я пытался спросить, кто она такая, но как только открывал рот, у меня пропадал голос. По ее взгляду я понял, что моя мысль достигла ее. Она ничего не ответила, но уголки ее губ слегка поползли кверху.

Когда я открыл глаза, тени заполнили уже всю комнату. Мне казалось, что я лишь на пару минут закрыл глаза, но на самом деле прошло уже несколько часов.

Обычно я забываю свои сны, как только просыпаюсь. Но тут не мог стереть из памяти косички, которые прыгали, когда девочка переходила улицу в потоке машин. Я никогда не видел ее раньше, хотя она показалась мне странно знакомой.

Я снова проголодался и пошел на кухню. В холодильнике нашел коробку шоколадного молока. Я отыскал кружку, налил в нее холодного молока и выпил в несколько больших глотков. Помыл кружку и поставил на сушилку. Тут я вспомнил про нож, который подарил сестре на день рождения. Я знал, что она захватила его с собой в Акакаву, значит, он должен быть где-то здесь.

Я проверил три ящика на кухонном островке. В верхнем лежали серебряные столовые приборы, во втором – кухонная утварь. В нижнем – разделочные доски и классический набор стальных нержавеющих ножей в деревянном блоке. Но ножа, который я искал, не было нигде.

Открывая остальные шкафы, я увидел другие кухонные принадлежности, от сковородок до бамбуковых пароварок. Все выглядели абсолютно новыми. Нож сестры я так и не нашел.

Я перестал искать и вернулся в свою комнату, теряясь в догадках, где же все-таки нож. Я знал, что сестра дорожила им. Она не могла ни выбросить его, ни подарить.

Уличные огни проникали сквозь занавеску, слабо освещая красный телефон. Я глядел на него с тоской, вспоминая сестру. Ее голос, ее смех, ее звонки. Почему я только теперь понял, как много она значила для меня?

Я схватил трубку и прижал к уху прохладный пластик. Я послушал туут, туут, туут, а потом пиииииип и положил трубку. Кого я обманывал? Я больше никогда не услышу ее голос. Сестра умерла. Ее жизнь резко оборвалась, и теперь она была в недосягаемом для меня месте.

Рен Ишида, что ты собираешься делать?