Читать книгу Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - Кларк Эштон Смит - Страница 21

Старость, подобно моли, что заводится в старой шпалере, скоро пожрет мои воспоминания, как пожирает воспоминания любого. Посему я оставляю записку об истинной природе твари, известной под именем Аверуанского зверя, а также о том, как эта тварь была повержена. Когда я закончу, бумага будет заперта в медной шкатулке и помещена в тайной комнате в моем доме в Ксиме, ибо должны пройти годы и десятилетия, прежде чем людям будет дозволено узнать ужасную правду. Нехорошо, если злые дела станут общим достоянием, пока те, кто принимал в них участие, не покинули земную юдоль ради чистилища. Сейчас правду знаю только я и те немногие, кто поклялся ее хранить.

Бесчинства, некогда творимые зверем, ныне ни для кого не секрет и успели стать страшной историей, которой пугают детей. Говорят, что летними ночами 1369 года зверь убил пятьдесят человек и всякий раз пожирал спинной мозг жертв. Случилось это между аббатством Перигон и Ксимом, монастырем Святой Зиновии и замком Френэ. Происхождение и местообитание зверя оставались загадкой, которую никто не мог разгадать; и светские, и церковные власти были бессильны предотвратить нападения, и ужас воцарился в округе, и над каждым путником нависла смертная тень.

С самого своего появления зверь стал предметом моих размышлений, ибо я был не понаслышке знаком с оккультными практиками и духами тьмы. Я понимал, что зверь – не земное или адское создание, но прилетел с кометой из дальних космических пределов; однако о его повадках, свойствах и происхождении я знал поначалу не больше прочих. Тщетно обращался я к звездам, геомантии и некромантии; от фамильяров, которых я допросил, вышло мало толку, ибо они утверждали, что не состоят с ним в родстве и что зверь неведом подлунным бесам.

Затем я вспомнил о кольце Эйбона, которое унаследовал от предков, тоже колдунов. По их словам, кольцо происходило из древней Гипербореи; было оно из золота, краснее того, что добывают ныне, с громадным фиолетовым самоцветным камнем, темно тлеющим, подобного которому нет на свете. В камне том заточен был древний демон, отвечавший на вопросы колдунов, – дух из времен, когда человек еще не родился.

И вот, вынув из редко отпираемой шкатулки кольцо Эйбона, я совершил ряд приготовлений, потребных для вызова демона. Когда я перевернул самоцветный камень над маленькой жаровней, в которой жарко горела амбра, демон отозвался, и голос его был подобен пронзительному пению пламени. Он поведал мне, что зверь принадлежит к расе звездных бесов, не посещавших Землю со времен Атлантиды; рассказал о природе зверя, который в своем истинном виде был невидим и неощутим для людей и мог быть явлен человеку только в самом мерзком из обличий. Демон признался, что есть единственный способ сокрушить зверя в его осязаемом обличии. Даже во мне, кто давно изучает тьму, откровения эти породили удивление и ужас. По множеству причин я считал экзорцизм сомнительным и опасным занятием, но демон уверил меня, что иного способа нет.

Размышляя над этими темными материями, я выжидал среди книг, жаровен и перегонных кубов, ибо звезды поведали мне, что время еще не пришло.

В конце августа, когда огромная комета начала понемногу удаляться, пришла скорбная весть о смерти сестры Терезы, растерзанной зверем в ее собственной келье в бенедиктинском аббатстве в Ксиме. Одни видели, как в лунном свете зверь спускался из окна кельи по стене монастыря; другие заметили его на темных улицах или наблюдали, как зверь, словно чудовищный жук или паук, карабкался на крепостной вал по голым камням, чтобы поскорее укрыться в своей тайной берлоге.

После смерти сестры Терезы ко мне тайно явился начальник городской стражи вместе с аббатом Теофилем, в чьем осунувшемся лице и поникшей фигуре я созерцал разрушительные последствия смертной скорби, ужаса и унижения. И хотя подобное решение далось им не без труда, эти двое пришли просить моего совета и содействия в поимке зверя.

– Вы, мессир ле Шодронье, – сказал начальник стражи, – славитесь глубокими познаниями в сокровенном колдовском искусстве и заклинаниях, способных вызывать и прогонять злобных демонов и прочих духов. Возможно, вам удастся преуспеть там, где другие оказались бессильны. Мы долго сомневались, прежде чем прийти к вам, ибо негоже властям церковным и светским прибегать к помощи колдовства. Но положение безвыходное, ибо демон забирает все новые жертвы. За ваши труды мы даем щедрое вознаграждение золотом и обещаем, что до конца ваших дней никто не станет преследовать вас и подвергать судебным разбирательствам за ваши деяния, каковые в противном случае могли бы дать повод для расследований. Епископ Ксима и архиепископ Виона осведомлены об этом предложении, каковое надлежит хранить в тайне.

– Если мне удастся освободить Аверуань от зверя, – ответствовал я, – о награде я просить не стану. Однако вы задали мне сложную задачу, сопряженную с необычайными испытаниями.

– Мы готовы оказать вам любое содействие, – сказал начальник городской стражи. – Если потребуется, выделим стражников для вашей охраны.

Затем Теофиль тихим, прерывающимся голосом заверил меня, что все двери, включая двери аббатства, будут открыты для меня и что ради изобличения зла будет сделано все возможное.

Кратко поразмыслив, я сказал им:

– Теперь ступайте, а за час до заката пришлите за мной двух вооруженных всадников и коня. Выберите самых храбрых и неболтливых, ибо этой ночью я намерен посетить Перигон, подле которого зло свило гнездо.

Памятуя о совете демона, что был заперт в камне, я не стал долго собираться – только надел на указательный палец кольцо Эйбона и прихватил небольшой молот, который прикрепил к поясу вместо меча. Затем дождался назначенного часа, когда явились стражники, которые вели еще одну лошадь в поводу, как и было условлено.

То были крепкие и опытные воины в кольчугах; они несли мечи и алебарды. Я вскочил на черную горячую кобылу, и мы поскакали в Перигон, выбрав прямой и почти нехоженый путь, многие мили пролегавший по лесу, где водились оборотни.

Мои компаньоны были неразговорчивы и отвечали только на заданные вопросы, да и то коротко. Это меня радовало, ибо им предстояло хранить молчание о том, чему еще до наступления рассвета они станут свидетелями. Мы быстро скакали, а солнце тонуло в разлившейся по небу кровавой мгле за высокими деревьями, и вскоре уже тьма все гуще свивала паутину среди сучьев, окружая нас, будто неумолимая сеть зла. Мы продвигались все дальше, вглубь мрачного леса, и даже я, опытный колдун, слегка вздрагивал при мысли о том, что подстерегало нас во тьме.

Тем не менее никто нас не тронул и никто на нас не напал. Мы добрались до аббатства уже после восхода луны, когда братия, за исключением старого привратника, удалилась в дормиторий. Настоятель, вернувшийся из Ксима на закате, известил привратника о нашем прибытии и велел приютить нас в стенах аббатства, однако у меня был другой план. Я уверен, сказал я, что зверь явится в аббатство этой ночью, и намерен караулить снаружи, дабы ему помешать; засим я попросил привратника провести меня вокруг аббатства и рассказать, какие окна куда выходят. Во время прогулки привратник указал на окно кельи Теофиля на втором этаже. Окно выходило в лес, и я отметил, что весьма опрометчиво со стороны аббата держать его открытым. Этой привычке, сказал привратник, аббат никогда не изменял, несмотря на последние дьявольские набеги. В окне горела свеча, – вероятно, аббат тоже бодрствовал, погруженный в молитву.

Мы оставили лошадей на попечение привратника. Когда обход аббатства был завершен и привратник удалился, мы вернулись под окно кельи Теофиля, где нам предстояло в молчании нести долгую полуночную стражу.

Луна, словно бледное, ввалившееся лицо трупа, всходила все выше, проплывая над сумрачными дубами и соснами и отливая призрачным серебром на серых стенах аббатства. На западе среди тусклых созвездий вспыхивала уходящая комета, затеняя поднятое жало Скорпиона.

Несколько часов мы прождали в понемногу отступающей тени высокого дуба, где нас не было видно из окон. Когда луна начала клониться к западу, тени потянулись к самым стенам аббатства. Стояла мертвая тишина, мы не замечали никакого движения, только медленное перемещение света и тени. Между полуночью и рассветом свеча в окне настоятеля погасла – вероятно, догорев, – и келью окутала темнота.

Без лишних вопросов, держа оружие наготове, двое кольчужников разделяли со мной ночную вахту. Они прекрасно знали, какой демонический ужас может явиться нам еще до рассвета, но ничто в их повадке не свидетельствовало о страхе. Зная куда больше их, я снял с пальца кольцо Эйбона и приготовился исполнить указания демона.

Кольчужники стояли ближе к лесу и, исполняя мой строгий приказ, не сводили с него взгляда. Но ничто не шевелилось во тьме, в резном сплетении листьев и ветвей; ночь медленно отступала; небеса бледнели в ожидании утренних сумерек. За час до рассвета, когда тень огромного дуба достигла стены и поползла к окну настоятеля, случилось то, чего я ждал. Внезапно адский красный свет, стремительный, как занявшееся пламя на ветру, вырвался из лесного сумрака и обрушился на нас, затекших и усталых после долгого бодрствования.

Одного кольчужника повалили на землю, и над ним, в парящей красноте, словно в крови, я узрел черный полузмеиный силуэт зверя. Его плоская голова без ушей и носа нырнула, острые зазубренные клыки впились в кольчугу, и я услышал, как эти клыки скрежещут и клацают. Быстро положил я кольцо на приуготовленный заранее камень и молотом, который принес с собой, разбил на кольце самоцвет.

Среди брызнувших мелких осколков возник освобожденный демон – поначалу будто крошечный дымящийся огонек свечи, что разрастался, точно пламя, объявшее кучу хвороста. Тихо шипя, словно голос огня, разгораясь жутким золотистым светом, демон вступил в битву со зверем, как и обещал мне в обмен на свободу после веков заточения.

Демон приблизился к зверю, грозно вспыхивая, высокий, как пламя аутодафе, и тот, уронив кольчужника на землю, отпрянул, словно обожженная змея. Тело и конечности зверя омерзительно исказились, как расплавленный воск, и, смутные и страшные в облаке красного пламени, начали претерпевать невиданные метаморфозы. С каждым мгновением, точно оборотень, что сбрасывает волчье обличье, зверь обретал все большее сходство с человеческим существом. Нечистая чернота струилась и закручивалась, принимая форму ткани, становясь складками черной сутаны с капюшоном бенедиктинца. Затем под капюшоном возникло лицо, размытое и искаженное, но, несомненно, принадлежавшее аббату Теофилю.

Лишь мгновение я, а равно и мои товарищи-кольчужники лицезрели это чудо, ибо демон, принявший форму пламени, теснил чудовищно искаженную тварь, и лицо ее снова заволокло восковой чернотой, а в небо взвился столб копоти, распространяя вонь горящей плоти, смешанной с иным зловонием, куда омерзительнее. Из дыма, заглушая шипение демона, раздался одинокий вопль – и то был голос Теофиля. Затем дым стал гуще, скрыв как нападавшего демона, так и теснимого им зверя; в тишине слышалось только пение пламени, пожирающего свою жертву.

Наконец черный дым начал бледнеть, развеиваться между сучьями, и блуждающий огонек, пляшущий золотой свет, воспарил над деревьями к звездам. И я понял, что демон кольца, исполнив обещание, вернулся в неземные высоты, откуда во времена Гипербореи извлек его колдун Эйбон, сделав пленником фиолетового самоцветного камня.

Запах паленой плоти рассеялся, как и чудовищное зловоние; от того, что звалось Аверуанским зверем, не осталось и следа. Ужас, рожденный алой кометой, был поглощен огненным демоном. Целый и невредимый, спасенный своей кольчугой, стражник поднялся с земли и вместе с товарищем молча встал передо мной. Я знал, что они видели метаморфозы зверя и о многом догадываются. И пока луна бледнела в предвкушении рассвета, я заставил их поклясться хранить тайну и подтвердить слова, которые я скажу монахам Перигона.

Удостоверившись, что добрая слава настоятеля не пострадает от злостной клеветы, я разбудил привратника. Мы сказали ему, что зверю удалось обмануть нас, проникнуть в келью настоятеля и выбраться наружу, неся в своих извивающихся конечностях Теофиля, дабы забрать с собой на убывающую комету. Я изгнал нечистую тварь, которая испарилась в облаке адского пламени и пара; но, к величайшему сожалению, пламя поглотило и аббата. Его смерть, сказал я, стала примером истинного мученичества и не была напрасной, ибо благодаря надежному обряду экзорцизма, который я провел, зверь больше не будет опустошать Аверуань и терзать аббатство Перигон.

История эта была без возражений принята монахами, которые искренне горевали о добром настоятеле. Сказать по правде, в ней много правдивого, ибо Теофиль был неповинен в творящемся зле и не подозревал ни о том, что происходило с ним по ночам в келье, ни о тех жутких деяниях, которые вершил зверь, отвратительно преобразив его, настоятеля, тело. Ибо каждую ночь зверь спускался с кометы, дабы утолить адский голод; будучи неосязаемым и бессильным, он вселялся в тело аббата, превращая его в некое непристойное чудовище с далеких звезд.

Пока мы караулили зверя под стенами аббатства, он успел напасть на крестьянскую девочку, но с тех пор больше никто в Аверуани его не видел, а жуткие убийства прекратились.

Со временем комета исчезла с небосклона; черный ужас, который она породила, постепенно стал легендой, как и все в истории. За свое странное мученичество аббат Теофиль был канонизирован; те, кто прочтет эту повесть в грядущих веках, не поверят ей, скажут, что нет на свете такого демона или злого духа, который одержал бы верх над истинной святостью. Да оно и к лучшему, что не поверят, ибо тонка завеса между человеком и бездной, лишенной Бога. На небесах обитает то, о чем лучше не знать, если не хочешь утратить рассудок; странные мерзости перемещаются между Землей и Луной, пересекают галактики. Твари, которым нет имени, являлись сюда, принося с собой ужасы других планет, и явятся снова. И земному злу не тягаться со злом, спустившимся с небес.