Читать книгу Традиции & авангард. Выпуск № 3 - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 6

12.01

…Детальный осмотр дела не дал почти ничего. Снимки напудренных подружек первых лиц. Оглушительно яркие цветы на идеально прореженных клумбах. Все это странным образом оттенялось сухими, сжатыми формулировками на писчей бумаге. Такой-то сказал… Такая-то утверждает… Перечитывая в сотый раз один и тот же абзац, Евгений Борисович поймал себя на странном и томительном ощущении – всё большем восхищении туповатой отвагой электрика.

Больше всего поражал сам побег – готовая, документально подтвержденная героическая история. Невеста и жених прибыли на праздник не на белом коне или лимузине, а на самом настоящем вертолете – приземлились прямо на специальную площадку. И, прижав к холеной шее шуруповерт, именно к вертолету потащил Озерцов свой живой щит. Вертолет взлетел, унося трех пассажиров на борту, и все трое канули в Лету.

Живой или мертвой дочь Вяткина так и не нашли. Выкупа никто не просил. «Не трогай моих, тогда я твою не трону», – единственное, что сказал он на прощание. Даже вертолет – и тот будто канул в неведомый портал вместе с летчиком. Евгений Борисович разглядывает её портрет – живой, кокетливый взгляд, полные губы, темные волосы – и сразу узнаёт лицо из погасшего субботнего кадра.

– Эх, такую и я бы того… украл, – мечтательно произносит Вениамин из-за соседнего стола, и Евгений Борисович вздрагивает, выдернутый из плоского бумажного мира.

– Да по-любому пластика и косметика, – щурится он недоверчиво.

– Может быть, – соглашается собеседник. – На папины деньги я б тоже, может, сделал себе парочку операций…

Евгений Борисович смотрит на напарника изумленно.

Вениамин торопливо пьет кофе из памятной кружки и делает вид, что читает перевернутый листок со свидетельскими показаниями.

Когда на обложку легла последняя страница, Евгений Борисович отложил дело в сторону и закурил. Теперь становилось понятным, почему этот томик занимал центральное место на полке, старательно отряхаемый от пыли и загромождения другими делами. Это была история местного Робин Гуда, борца за справедливость, только вместо денег он отбирал электричество и вряд ли потом его кому-то отдавал.

У каждого Робин Гуда есть своя леди Мэриан, с усмешкой подумал он. Но какого черта самопальный разбойник может быть замешан в его деле? Найдешь ответ на этот вопрос – найдешь и его самого, уверял себя участковый. Где-то в глубине серой милицейской души зарождался охотничий азарт. Где-то в глубине души грезилась кружка с надписью «Лучшему сотруднику отдела», ровно в два раза больше, чем Венина.

Пора было приступать к не совсем законным методам добычи информации.

* * *

Вислый сидел на своем привычном рабочем месте. Спиной он подпирал светофор на ржавом столбе, сложенными по-турецки ногами – картонную табличку с жалостливым безграмотным текстом. В помятой фетровой шляпе белели бумажные десятки и золотистая чешуя мелочи. Еще одна помятая фетровая шляпа венчала худую голову, усеянную бело-рыжими клочками волос. Откуда у бездомного две одинаковые фетровые шляпы, никто не знал, как и то, в какой момент к бродяге прицепилось это прозвище.

Евгений Борисович ухмыльнулся. Носком ботинка подопнул копилку. Вислый забубнил проклятия, но, подняв голову, замолчал: суровый нрав участкового известен ему на собственной шкуре. Или скорее на содержимом обеих фетровых шляп. Лишиться дневной выручки было даже больнее.

– Есть разговор.

Когда он говорит это таким тоном, без привычного фальшиво-дружеского «Ну что, как сидится?» – это означает, что ему нужна не половина дневной доли, как уговорено, а что-то еще. По огоньку в глазах стало понятно, что товарищ в погонах подсел на конька, на котором обычно его не увидишь.

– Пошли, – со вздохом отозвался Вислый, сгреб под полы залатанного советского ватника рабочие инструменты. Поднялся, забрал, бережно отряхнув от снега, стылую картонку. Рабочее место следовало содержать в чистоте, даже если эта чистота находится возле немытого тела.

Столовая «Диетическая» называлась так не потому, что в ней могли питаться больные диабетом или язвенники. Скорее тут имелась в виду диета для тех, у кого денег совсем немного. С десяти до семи в зале, оклеенном красными и белыми квадратами, сидели люди разной степени вынужденности. Студенты в тонких пуховиках. Старухи в многослойных шалях. Цыганки с бесконечным выводком детей. И – коллеги Вислого по несчастью.

Евгений Борисович уверенно подошел к темному столику, зажатому между вешалкой и туалетом. Он с грохотом поставил на стол два бледных чая в граненых стаканах и сейчас же разломал над одним из них бумажные палочки сахара. Крупинки с легким шелестом скатились вниз. Свой сахар Вислый картинно разорвал над желтым прокуренным языком: так вкуснее. Участковый брезгливо поморщился, сунул дырявое весло палки-размешивалки в чай.

– Стаканы купили, а ложечек нет…

– Ложечки слямзить проще, – отозвался Вислый, – а стоят они дороже… Когда они только открылись, я штук пятна…

– Заткнись, – грубо прервал его собеседник.

Бомж обиженно замолчал. Отпил чай. На вкус он был соломенным, как и на цвет, и отдавал веником – тем самым светлым веником, который заматывали в капроновую колготину, чтобы круглые у основания стебли не рассыпались в труху. Впрочем, сейчас образ веника вызывал скорее приятное умиление, чем отвращение, и Вислый расплылся в довольной улыбке. Евгений Борисович отхлебнул из своего стакана и фыркнул недовольным конем.

Чай разлетелся янтарными брызгами и осел крошечными каплями на зачатках темной щетины возле рта.

– Есть дело, – произнес влажный, обрызганный чаем рот.

– Какое? – пробормотал Вислый, усиленно отклеивая свой взгляд от квадратного с сальным блеском лица.

– Мне нужно знать, кто орудует с вывесками. Может, ты видел чего или слухи ходят по району… – Евгений Борисович буравил информатора пристальным взглядом.

Информатор зябко поежился, опустил глаза к поцарапанному пластику столешницы. У самой кромки кто-то нацарапал слово «Рита».

– Не видел, – пробормотал он. – Не знаю. Щас зима, я рано ухожу. Холодно на улице долго сидеть. Реально инвалидом стать можно.

– Значит, не знаешь… – задумчиво протянул Евгений Борисович. – А если подумать? Может, кто их на цветмет спиливает или ещё чего?

– Цветмет? – Вислый осклабился. – Да в них металла с гулькин нос! То ли дело провод в Чистяках…

И замолчал, испуганно уставившись на собеседника.

– Продолжай, – властно потребовал Евгений Борисович. – Провод, говоришь, срезали в коттеджном поселке Чистые Ручьи?

– Нннну… это… да. Сам не видел, слыхал только.

Чистые ручьи проходили в деле Озерцова красной ниткой. Погасшие дома, поломанная свадьба. И это опять не то, что он ищет. Он поежился от неприятного чувства, что делает работу за соседа по кабинету.

– Только мастера проложили новый кабель – той же ночью кто-то откопал. Будто знали, где надо искать, – хирургически извлекли.

– Откуда только слова такие знаешь, – ухмыльнулся снова Евгений. – Хирургически.

Вислый завращал головой, как испуганный воробей. Шляпа на макушке угрожающе задергалась, собираясь свалиться.

– Пора мне, – бросил он коротко. – Сегодня на углу у школы бесплатно гречу с котлетами дают. Извини, начальник…

* * *

– Я ничего ему не сказал, – шептал он торопливо во тьму поддверной щели, в которую заползал гибкий черный кабель. – Ничего, слышите?

Темнота молчала, но в этом молчании ощущалось уверенное одобрение.

Вислый погладил дверь ладонью. В его углу из вспоротых ватных одеял было уже сплетено уютное подобие круглого гнезда. Возле гнезда кабель раздваивался, и заканчивался у тканевой кромки советской плитой с раскаленной докрасна спиралью. На ней грелась вырезанная из жестяной банки кружка с густым черным (не то что в диетической) байховым отваром.

Теперь Вислый жил в этом недострое как в настоящей квартире: есть стены, пол и теперь даже свет. До ветру и по делам более серьезным Вислый старался ходить на улицу, если за стеной не трещал мороз. Пока здесь не пролег магический змей-провод, было туго: чтобы не замерзнуть, завернуться надо было в несколько тулупов. Иногда он сжигал мусор в металлическом тазу, и тот принимался беспощадно чадить и кусать глаза.

– Хи-рур-ги-чески, – повторил он заклинание, подсмотренное на бесплатной газете.