Читать книгу Альманах «СовременникЪ» №1 (28), 2022 (посвященный Николаю Гоголю) - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 8

Виктор Дроздов

Оглавление

Родился в 1958 году. Проживает в г. Белгороде. Член ИСП. Издал сборники стихов: «Между делом», «Мы вернёмся», «Разогнутая дуга», «И в свете моих забот…», «Спасибо вам, ветераны», «Я бы жизнь эту прожил не раз…»; аудиокнигу «Вдоль линии судьбы». Издавался в журналах «Звонница», «СовременникЪ», «Российский колокол», «Они сражались за Родину», «Бессмертный полк», «Форма слова», «Не медь звенящая» и пр. Награждён медалью «220 лет А. С. Пушкину», «150 лет И. Бунину», «125 лет С. Есенину», «К 75-летнему юбилею Великой Отечественной войны». Дипломант конкурса ко Дню Победы в 2019 г. Имеет грамоты, благодарности, дипломы. Лауреат Международной литературной премии мира.

Селянин

Нет, не посланник с небес,

А издревле наш крестьянин

На своём горбу тащил крест:

«Напои, накорми, селянин».


В землю предков корнями врос,

Её с кровью и потом смешали.

Соль невыплаканная от слёз

Душу грызла, как ржа – металлы.


Сердце ныло обидою горькой

За родных – как хотелось жить,

Чтоб в радость работать только,

Для спокойствия и для души.


Кто родною землёю рождён,

В дни войны её спас солдатом,

Тот для счастья жить обречён,

С народом, душою богатым.


Просто караул!

В челне боярыня, боярин

Плывут по Клязьме и Оке.

У берега мостки, крестьянин,

Поклон. Склонился в армяке.


С помыслом и вожделеньем

Глядел. К боярину: «Жена

Так хороша, как восхищенье.

Станом тонка и бровь черна».


Но что гордячке его взгляд!

Окинув взором смерда лик,

Его спросила: «Ты женат?

Есть баба в доме? А, мужик?»


Затем черпнула справа воду —

И полный ковш ему испить.

У борта слева вновь молодка

С реки черпнула… угостить.


Затем ему вопрос нежданный:

«Ну что, водицы вкус разнится?»

Ей непонятливый крестьянин:

«Вкус-то один, можно напиться».


«Вот ты жену, семью имеешь,

И что ж ты смотришь на меня?

От любой женщины хмелеешь?

В чём разница – жена ли, я?»


Мужик молчал, кричали жабы,

Чело чесал, затем ввернул:

«Вам, видно, тяжко с этой бабой?»

Барин: «Да просто караул!»


Обидно сказал пацан…

На праздники водку пьём,

Медалей звон, кружек стук,

Нас обидно одёрнул пацан,

А нам он почти что внук.


«Прежде чем что-то сказать,

Сопливый ты наш моралист,

Научись сам друзей спасать,

Услышь хоть осколка свист.


Да откуда ж тебе-то знать,

Как стелется чёрный дым,

Как парня на службу взять

И в цинке вернуть родным.


А когда засыпает страна,

Ты навеки уходишь в ночь,

И только гранёный стакан

Прогонит сомнения прочь».


Мой дружок добавил потом:

«Служить, так вас не видать.

Вам мешает медалей звон

"Незащитников" поздравлять».


Да только вот кажется мне,

Кого плющит слово «уют»,

Не поймут, зачем на войне

Звон медалей на грудь дают


С сединою друзья собрались,

Кто под пули не раз вставал.

Ничего, мы сотрём ту слизь,

Что обидно пацан тот сказал.


А Бог на нашей стороне…

В поту строим коммунизм,

Что чепуха, не зная.

В колхоз с зари и до зари,

Народ в трудах страдает.

Все в нищете. Живём, растём

Да возраст набираем,

А Бог на нашей стороне —

Всегда мы так считаем.


Знойная степь, и день в пыли,

Здесь войсковое братство.

Погоны звёзды обрели,

Но некуда податься.

Орут, грозят их посрывать!

Я этому внимаю…

Что Бог на нашей стороне,

В том я не сомневаюсь.


Рывок, полёт, вдруг кандалы,

И щёлкнуло в запястьях.

Но время есть порассуждать:

«А что такое счастье?»

Зиндан, решётка в стороне,

Оттуда вынимают…

«Не-ет, Бог на нашей стороне», —

Сказал, освобождаясь.


Который раз нас по стране

Туда-сюда швыряет.

Кто был никем, тот стал ничем,

Теперь я точно знаю.

И пускай в храме часто я

Свечу не зажигаю,

Что Бог на нашей стороне —

Я всё же понимаю.


Живём, кряхтим, хребтину гнём,

На Бога уповаем.

Но что творится по стране,

В которой пребываю?

Всё удивляюсь. А вокруг

Столь псов, что рвут и лают…

Когда с Ним встречусь, говорить

О чём, я точно знаю.


Прощай, Байконур

Нас когда-то сюда привезли поезда,

Я увидел впервые вокзал Тюра-Тама,

Знал и ждал, что уеду назад навсегда,

Вот пришёл этот миг, а не тянет.


Помнить долго я буду твой зной,

А зимою сугробы, ветер пустыни

И в цветущей степи запах, весной

Этот запах, горький, полынный.


Всей толпой мы науку толкали в НИИ

И гордились уж тем, что «причастны»,

За страну её мощь и за то, что смогли,

За наш Ленинск, родные площадки.


Не забудутся годы в жаре и пыли,

Любовь, юность, предательство друга.

И, как будто в песок, мы ногами вросли

В тот такыр, где футбол был досугом.


Получал каждый то, что он в жизни искал,

Здесь почувствовал радость победы.

Знаю точно: мой труд не исчез, не пропал,

Когда что достигал – исчезали все беды.


Без родных, друзей очень много нашли

Тут по полной: и радость, и горе узнали.

Здесь обиды, потери, измену прошли,

Твой погон да звезда за дела поручались.


От стола оторвалась ракета – и в космос.

Понимаешь, что грохот и гром здесь воскрес.

Поднялась, блок разгонный отбросив,

Всем земным показала светящийся крест.


Нас назад по домам развезут поезда,

Только дети мои – навсегда «ленинчане».

В небе будет светиться, мерцая, звезда.

Расстаюсь я и с ней, и с друзьями.


Оставляю я здесь свою главную жизнь,

А, прощаясь, звезда нам моргает.

То ракета, когда-то взлетевшая ввысь,

Маяком всем нам путь озаряет.


Вот и всё. Самолёт крылом помахал.

Сырдарья с высоты блестит синевой.

И не верится мне: неужели навсегда,

Космодром, расстаюсь я с тобой?


Байконур. На планете один ты такой.

И пусть не было нам здесь покоя,

Верю я, и старик, и совсем молодой

О тебе никогда не скажут плохое.


Вiзьму коромысло…

Вiзьму я коромысло,

Пiду до криницi,

Принесу до хати

Холодної водицi.

«А плечам не тяжко?»

Питають мене друзi.

«Нi, менi ж не важко,

Для хворої матусi?»


Мати на кроватi,

Хвора и слабенька.

Менi ж восiм рокiв,

Я вже чималенька!

Вип′е мама кухоль,

I їй легче стане,

А в мене надiя,

На нiженьки встане.


Джерельна водичка,

Подарунок Бога,

А цi два цеберка,

Моя допомога.

Щоб матуся встала,

Пою її водою,

Бо, якщо не стане,

Я ж буду сиротою.


Ваньки-встаньки

Прискорбие с тоской, упадок сил,

Всё вместе перемешанное с болью.

Ведь то, что ты усердно так сложил,

Разрушено ворчаньем недовольных.


Сердце стучит: «Ну, кажется, капец»,

Но разум всё твердит тебе: «Пустое.

Твоим задумкам, делу – не конец,

Тебе начать по новой ещё стоит».


Уж, кажется, физически нет сил,

В который раз душа запричитала.

А Ванька-встанька тихо попросил:

«Давай, начни разок ещё. Сначала».


Благим делам благоволит рассвет,

Так просто крах идеи не наступит.

И пусть порой меняет время цвет,

Ты извернёшься сам, если не глупый.


Чёрт с ним. Раз регулярно предают,

Забывчиво обходят благодарность.

И Ваньки-встаньки, битые, встают,

Прощая ренегатов, как ни странно.


Мы пожелаем всем тем, кто сдают,

Всего-всего, естественно, в кавычках.

Пусть среди бед изменщики снуют,

Свои надежды обратив в привычки.


Дед

От зари и до зари дед гнул хребтину на Урале,

Но сказали, что кулак, – и корову отобрали.

Вот в колхозе лучше жизнь! Трактора уже видали?

Не хотел, но надо жить, и его пинком загнали.


Вдруг война. К передовой воевать его призвали.

Где он с парою гнедых снаряды пушкам доставляли.

Только долго не пришлось, деду пули помешали.

Домой его: «Давай лечись!» – после боя отослали.


Снова труд на благо всех, трудодни его считали.

Сытой жизни фарт, успех – дети его не видали.

Растил, строил, тянул жилы, сам себя состарил.

Верил очень в коммунизм – должен, обещали!


Не случилась та мечта, коммунизма не дождались.

Говорили, в том причины, что мы тяжко воевали.

Всё сошлось бы на Руси, если б меньше воровали.

Дед сказал: «А жизнь ушла, как струну порвали…»


Мордочки и лица

На файлах фотки посвежей:

Собачки, кошки, птицы.

Всё чаще мордочки зверей,

Всё реже людей лица.


Как будто отторгает рост,

Вес, взгляд, который злится.

Нас умиляют лапки, хвост,

Вот к лицам мы с ехидцей.


Что Богом создано – влечёт.

В природу не влюбиться?!

Лицо на сайте промелькнёт,

Губы, грудь, ресницы.


Бомонд с холодной красотой

Никчёмности, халдеи,

Хвостатым проиграли бой

За то, кто нам милее.


Калейдоскоп текущих дней,

Дань интернету, скуке.

Всё реже любим мы людей

И жмём друг другу руки.


Футбольный марафон

Судьи свисток, и наконец-то я на поле.

Мой номер семь, фамилия Григорьев.

А тренер молвил: «Счастье там и горе,

Но даден шанс на поле стать героем».


В атаку прём мы и защиту разбиваем.

В ворота бью, но в штангу попадаю,

А мяч смеётся, в правый угол улетая,

Фанатов свист: мол, просто так гуляю.


Вновь стадион ревёт, ведь снова аут.

Судья ввёл мяч в игру – имеет право.

Сыграл бы головой – попал в ворота,

Но риски есть стать от удара идиотом.


Закончен первый тайм – мы отдыхаем.

Свист, улюлюканье – и так переживаю.

Трибунам нужен гол. Я это понимаю,

Не знают ведь: не мы голы решаем.


Я лишь игрок, судья тут всё хлопочет.

Решает он, кому удача, между прочим.

Он дёргает за ноги нитью прочной,

Но я забил свои мячи в ворота – точно.


Не слыл я, в общем, докою в футболе,

До сорока по марафонам я, не более.

В запасе сидя, буду, травмы потирая,

Как был я левый крайний, вспоминая.


Будто в футбол, мы эту жизнь играем,

Или в ворота, или в штанги попадаем.

Кто неудачник, а кому к удаче свечи,

И только травмы в конце матча лечим.


Надо всплыть

Людей косит вирус с Ухань,

А у нас с Америкой брань.

Дядя Сэм не летает к нам,

Наш двуглавый орёл не там.


Журналистов шумит волна:

«Сверхдержавы достигли дна!»

Красных линий горит очаг,

Отражаясь на наших плечах.


Но слетелись порассуждать,

Чтобы крайностей избежать.

Не о кем-то забитых мячах,

А в счетах пока будет ничья.


Их штормит, но качает и нас.

И проблем мы ждём всякий раз.

Волны бьют в борт Евросоюз,

На востоке Китай – для них груз.


А у нас мудрит младший брат,

И нам в Арктике кто-то не рад.

По Луне, по природной среде.

Лечить да кормить, хватит дел!


Вот в Женеве понять бы одно:

Надо всплыть, опираясь о дно.

И нельзя допустить, чтобы щит

Превращён был нами в мечи.


Севера

Покидал мужичок край родимый неблизко.

Он к Полярной звезде уезжал на мели.

Там сиянье красиво, а звёзды так низко!

Уезжать не хотел. Но манили рубли.


В звонко-синем краю, у студёного круга,

Нет дубов да рябин, там мороз на ура.

Вахта с тёплых широт, помогая друг другу,

Недра дружно бурила и жила, как могла.


Да какой здесь уют, если деньги куют,

По ТВ представитель всё чесал про размах.

Грезил старый прораб: «Балок тёплый дадут».

Вот и мёрзнут, пока шелестит в кошельках.


Здесь тайга с мерзлотой тесно дружбу водила,

Здесь болота да мхи и везде мошкара.

Много лет тут трубу в мерзлоту проложили,

Газ в неё подаёт и толкует братва.


Продаётся у нас за валюту лишь газ,

Брать другое Европа не станет.

Тяжкий труд добывать, если всё без прикрас,

И толкаем наш газ мы по странам.


Монополиям что, есть с валютой поляна,

Косят зелень себе, в планах поднять цену.

И задача одна: чтоб себе пристегнуть

Да на западный путь по-иному взглянуть.


А Европе за газ не грех цену поднять,

И братья цену снова терзают.

Надоело нам с ними в ромашку играть,

Им трубу перекрыть, пусть решают.


Посмотрел мужичок их заботы ещё,

Слушал он, как шумели все хором.

Грезил дома, в тепле, что там платят «ничё».

Посошок. И вернулся на скором.


В одиночестве стран

Статистик живой природы

Заселённой планеты Земля

Выдал, что где-то бродит

Ещё шесть таких же, как я.


Слышал, что гены вроде…

(Все-е-е с пещер мы, братья).

Мы средь зверья тут бродим,

В одиночестве дней затаясь.


Но только в этой толкучке

Пересечься нам не судьба.

Негр кто-то, кто-то чукча,

И что б побрататься мне, а?


А им тоже хочется встретить

Шесть таких же, как сам.

Вы всё же статистике верьте

В одиночестве разных стран.


Альманах «СовременникЪ» №1 (28), 2022 (посвященный Николаю Гоголю)

Подняться наверх