Читать книгу Размова з люстэркам - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 4

– И что мне надеть ради такого случая? – вопрошала я Эдьку, но больше – себя.

– Да что угодно! Но только не рваные джинсы! – миролюбиво отвечал он.

– Это еще почему? – со смешком уточнила я.

– Как-то несолидно. Ладно, каждый день я смотрю сквозь пальцы на твои хипповые рубахи и такие же отвязные штаны, но в ресторан с друзьями, коих мы не видели двадцать восемь лет, будь добра, явись безукоризненной.

– Да я вообще твоих друзей и в глаза-то никогда не видела, разве что мельком по скайпу. Марину и вовсе – исключительно за спиной у Бори.

– А что это меняет? Друзья остаются друзьями. Да, кстати, забыл тебе сказать: Марине сегодня пятьдесят пять.

– А-а-а… – только и нашлась что ответить я.

Чуть позже до меня все-таки дошло, я снова стала вопрошать:

– А с подарком что будем делать? После того как на нас просыпался дождь подарков, сувениром не отделаешься. Только золото может спасти нашу честь, – я продемонстрировала некоторую озабоченность, мне не хотелось выглядеть неблагодарной в глазах Эдькиных друзей. – Как все-таки хорошо, что у меня припрятана золотая цепочка!

– Вот видишь, я всегда знал, что у тебя стратегическое мышление! Когда и куда мы сейчас понеслись бы в поисках достойного подарка?

…Мы явились в «Оливо» раньше виновников торжества, что я категорически не приемлю, – подумают еще, что мы сроду в ресторане не бывали. Настроение мое слегка подпортилось, но уже через пять минут подкатила вся честная компания: Борис с Мариной, Маринина двоюродная сестра Ольга с мужем Олегом, пара, у которой они остановились. Женщину звали Дорой – редкое, скажем, имя, но оно ей невероятно шло. Ее муж Борис был тезкой Эдькиного американского приятеля. С ними пришла еще одна пара – Маринина подруга детства, ее робкий муж и их пятнадцатилетняя дочка. Девочка разбавила нашу взрослую компанию, внесла некий юный акцент – возможно, для того, чтобы иногда в течение вечера мы вспоминали и о своих детях. Девочка оказалась за столом тринадцатой по счету, официантка принесла ей тарелку с приборами. Еще одна пара, опередившая в «Оливо» даже нас, скромно пристроилась напротив Марины.

Борис посадил Эдьку рядом с собой, испросив на всякий случай у меня разрешение. Я не возражала. Когда любят моего мужа, тем самым любят и меня. Марина тоже совершенно искренне улыбалась мне при встрече, мы даже обнялись на ступеньках «Оливо». Я поняла, что у нее в душе образовался теплый уголок и для жены друга ее мужа. Это было важно.

Боря взял слово, с нежностью в голосе произнес:

– Сегодня, дорогие мои, не только день долгожданной встречи со всеми вами, но и Маринин юбилей. Мы не станем кричать ей «ура!», мы прокричим «гип-гип ура!».

Все дружно заорали «гип-гип ура!», и вечеринка покатилась в заданном направлении.

Я сидела между Эдькой и Олегом, мужем Марининой сестры, тоже американцем – во второй половине жизни. Редкостный балабол, должна заметить, он вносил живую струю в течение праздника, не давал загаснуть искре веселья. Впрочем, все и так проходило на славу.

Боря вчера встречался со своими одноклассниками. Говорит, все было здорово. Вот только один, оказалось, женат во второй раз, другой – в третий, и так каждый.

Так в чем загвоздка? Нашел о чем говорить!

– А у нас с вами жены оригинальные! – и он окинул всех горделивым взором. Народ просиял – ведь и в самом деле! – В общем, горько! – воскликнул он, и все с удивительной готовностью бросились лобызаться.

Я чуть искоса наблюдала за Борей, пыталась разгадать секрет его обаяния, а в том, что он был именно обаятельный, не оставалось ни малейшего сомнения. Много ли вы знаете обаятельных мужчин в своем окружении?!

Эдька периодически передавал Олегу бутылку коньяка. Именно эту бутылку достаточно редкой марки он вручил утром Боре в качестве подарка. Боря притащил ее в ресторан, сказал Эдьке: «Это наш с тобой коньяк!» Остальных он в расчет не брал, по-видимому, в его друзьях числились только непьющие экземпляры, а, возможно, в Америке так принято – каждый пьет то, что принес с собой. Но Эдуард никак не мог обойти Олега, тот всякий раз радостно возвещал: «Ну хоть кто-то готов позаботиться о бедном родственнике!»

– Если кто-то забыл, – снова заговорил Боря, – напоминаю: сегодня мы отмечаем Маринин юбилей! Наполним свои бокалы.

И тут поднялась Маринина кузина Ольга. Вот только сейчас я ее подробно разглядела. Впрочем, сказать, что она поднялась, неправильно, она просто-таки подскочила.

– Ну что, старушка?! – радостно завопила она. – Поздравляю! Рада приветствовать тебя в нашем славном стариковском сообществе!

Все замахали руками, словно открещиваясь от прозвучавших слов, от Марининого, да и от своего, к слову, возраста.

– Рассказываю! – вознамерилась продолжить кузина. – Когда мне исполнилось пятьдесят пять, Марина сказала: «Ну что, старушка?!» А теперь мы, слава богу, уравнялись!

Это была, конечно, такая игра. Но я видела, насколько радостно было шутить Ольге на данную тему. Она выпила, голос ее приобрел некую актерскую монументальность, звучал уверенно и зычно. Стала рассказывать мне и Доре – мы просто сидели рядом и оказались благодарными слушательницами – о том, что только с третьей попытки ей с Олегом удалось добраться до родины.

– Представьте, всякий раз что-то фатально мешало. Уже не однажды были оформлены визы, забронированы билеты, заказаны гостиницы – все рушилось в последний момент, возникали непреодолимые препятствия.

Она говорила так же, как и ее бравый муж, с некоторым акцентом, иногда не находила точного слова и тогда вставляла английский эквивалент. Олег ее грешил тем же. Когда ребята завели разговор об отелях, то оказалось, что они в них «стояли». Они бросали испытующие взоры на нас, мы подбирали, ревностно соревнуясь, нужное слово.

– В Москве мы заказали экскурсию в Останкино. Прошлись по студии Ивана Урганта.

Я с сомнением посмотрела на Ольгу. При всем моем любопытстве мне никогда не пришло бы в голову таскаться по студиям, где снимаются все эти пустые шоу.

– Она работает на «Юниверсал», – пояснил Олег, разглядев недоумение в моих глазах.

– Да-да, это наша киностудия, «Парк Юрского периода» – наш фильм, чтобы вам понятнее было. – Она говорила так, будто была, по меньшей мере, ассистенткой самого Спилберга.

Я снова с интересом посмотрела на Ольгу. Может, она там полы машиной моет или коктейли в буфете разливает? Я еще раз окинула ее пристальным взором: турецкая туника – я в такой на базар бегаю, – черные тонкие лосины, туфли на каблуке. Выдающиеся бедра, короткие ноги с развитыми икрами. В общем, ничего особенного. Но что-то в ней несомненно было. Некая изюминка в характере. Рельефный, словом, типаж.

Однако, про Останкино оказалось не все. Среди посетителей Останкино, как выяснилось, были две англоязычные тетки, которых, хоть тресни, никто не понимал. Это такая наша национальная черта: языки учим, но выучить не можем. И вот уже Марина с Ольгой объясняют что-то бестолковым участницам экскурсии, и гид по Останкино выспрашивает соответственно у Ольги, кто они такие, откуда и куда направляются. «А с киностудии “Юниверсал”, – отвечает, – из Лос-Анджелеса». И тут все в Останкино начинают бегать, суетиться вокруг Марины и Ольги и отмахиваются от начальства, потребовавшего срочно закругляться с экскурсией. «Вы что, не видите, у нас люди с “Юниверсал”?» – отвечают начальству. Олег тем временем снимает происходящее на камеру, чтобы выставить вечером на Ютубе. В тот же день, уже на Красной площади, все повторяется, у них снова берут интервью.

– А ведь мой менеджер, румынка, говорила мне при отъезде: «Вы только, Ольга, не светитесь что зря!» – расхохоталась громко Маринина сестра.

– Но самое смешное, – откликается Марина на другом конце стола, – что это еще не все. Когда в Питере, куда мы рванули сразу после Москвы, на Васильевском острове мы снова увидели съемочную бригаду, Олег сразу сказал: «Девки, вам, наверно, туда. Вас уже ждут!»

В общем, я поняла: американцы немного хвастают, купаются в нашем внимании. Олег будто почувствовал мою иронию, сказал:

– Не думайте, на нас там манна небесная не сыплется. Мы работаем с утра до ночи.

Я посмотрела на него снова с удивлением. Похоже, он продолжает думать, что Америка все еще производит на нас впечатление. Будто мы все еще считаем, что там находится Земля обетованная. Господи, ну как ему объяснить, что все уже уравнялось: капитализм господствует и здесь. Можно радоваться этому безмерно, можно рыдать до самозабвения, но факт остается фактом: мы тоже работаем до упаду, если, конечно, повезет найти работу, на которой есть смысл работать до упаду.

Я вспомнила вдруг, как лет двадцать назад подруга юности моей любимой учительницы литературы собралась переезжать в Штаты, все распродала и пришла к Полине, чтобы напоследок обнять ее и ее старенькую маму. Она была дружна с ними еще с Читы, со времен своего детства. Через два месяца подруга вернулась. «Нет, я не смогла бы там жить! Представь, я пришла к одним своим приятелям, они провели меня по дому, словно по музею, продемонстрировали все свои дорогостоящие приобретения, ничего не забыли, но даже чаю не удосужились предложить. Потом я навестила других своих приятелей – та же история. А ведь когда-то мы с ними на кухнях вели душещипательные философские беседы о смысле жизни».

– А теперь давайте выпьем за наших детей! – произнес Боря, и все оживились. – Вы видите мои седые волосы? Они поседели лет двадцать назад, когда мы с детьми выехали впервые на отдых на Гавайи. Представьте изумительный пляж, чистейший песочек, море. И вот наша дочь в тяжелых зеленых ботинках на огромной платформе, в майке с рукавами, закрывающими кисти рук, пристроилась на лежаке у самой кромки воды. Уговорить ее раздеться не было никакой мочи. Потом она все-таки разделась и попробовала стать на доску для серфинга, соскользнула сразу же в воду, доска перевернулась и накрыла ее с головой. Она выбралась на берег, надела свои зеленые ботинки, майку с рукавами, закрывающими кисти рук, так и провела остаток отпуска. Выпьем за наших детей!

Нет, все-таки Боря абсолютно наш человек. Он рассказал историю практически про нашего Димку… Мы привезли их в Хорватию, Димку и Темку. Показали по дороге Плитвицкие озера – настоящее чудо природы. Потом, в наш первый день в Башка Вода, где чистейшая вода и температура за тридцать, расположились на песчаном берегу. И Димка, которому в тот год исполнилось семнадцать, даже ноги не пополоскал в Адриатическом море. Зачем мы туда его привезли?

Здесь обнаружилось, что Эдькин коньяк закончился. Решили заказать новый прямо в ресторане. Хотя доселе молчавший тезка Бори благоразумно заметил, что станет он Боре втридорога. Девочка-официантка принесла бутылку армянского коньяка, Эдуард долго изучал, напялив очки, чей разлив. Олег с недоумением следил за Эдькой, наконец изрек:

– Нет, в Америке такая ситуация просто немыслима. Если написано, что вино французское, оно таким и будет. Если калифорнийское, значит калифорнийское. Иначе производитель ответит рублем, то есть долларом.

– Кстати, наши калифорнийские вина замечательные, – снова оживилась Ольга. – Я умею выбирать вина, – с гордостью добавила она. – У нас можно купить чудесное вино за сто пятьдесят, но и за двадцать пять можно купить не хуже.

– Но и у нас за двадцать пять вино будет прекрасным на вкус, – зачем-то добавила я.

– Не в этом дело, – резко оборвала она меня, ей явно не понравилась моя реплика. Она почувствовала в моих словах некий подтекст. Хотя, видит бог, я ничего не имела в виду.

Весь вечер я неотступно наблюдала не только за американцами, но и за Дорой, приютившей их в своей квартире. Любопытная бабенка, даром что своя, не американка то есть. Она была маленькой, круглой, с аккуратными чертами лица, с плавными жестами и изящными формулировками. Кокетливое выражение не сходило у нее с лица. Оно ей шло. При других обстоятельствах я могла бы решить, что именно она прикатила из-за океана. Ее муж Боря был явно проще, грубее и все бравировал тем, что Дора понимает его с полуслова и никогда в жизни не перечит ему. Она и в самом деле наливала ему водку небольшими порциями, он довольствовался назначенной мерой. Дора снова подливала ему. Олег с завистью поглядывал на них. Однако Дорин муж Борис все же скоро опьянел, даже от этих мини-доз, начал рассуждать, как обожает отдыхать в Египте, где его понимают без слов, всегда рады услужить, мол, не то, что в Турции. Видимо, максимальный уровень комфорта Дорин муж ощущал в моменты, когда мысли его считывались молниеносно в самый миг их зарождения. Так же прилично охмелевший Олег в свою очередь втюхивал ему свою теорию:

– Не понимаю, какие проблемы. Ты платишь деньги, и знание языка становится их проблемой.

– Ты не понимаешь. Я еду туда именно потому, что они мне служат.

– Но это их проблема – говорить с тобой на одном языке, – упрямо твердил Олег.

В общем, стало ясно, что мужикам не договориться никогда. И тогда в хор вступили их жены.

– Боря, попробуй блинчик с икрой. Очень вкусно! – ласково произнесла Дора.

Ольга тем временем зомбировала своего мужа:

– Ну чего вам спорить? У вас разные точки зрения, просто нет смысла убеждать друг другу в том, в чем вы не хотите убеждаться.

Мужья притихли. Оказались вполне ручными. Я мысленно поаплодировала их женам. Хотя и сама отлично знаю: пьяные мужики – дурные мужики.

Эдька на этот раз вел себя сносно. Долгих речей не говорил, одеяло на себя не тянул, не занудствовал. Но слово все-таки взял. Я набрала воздух в легкие и решила ни в коем случае его не прерывать, даже если мне будет невмоготу. Позорить его не стану.

А он вдруг такой хороший тост сказал! Все-таки прошел со мной кое-какую школу. И хоть Олег все спрашивал, можно ли уже пить, все шикали на него, и Эдька продолжал самозабвенно.

– Предлагаю всем выпить за Бориных маму и бабушку! Которые подняли на своих хрупких женских плечах, – ибо отец Бори, как вы знаете, умер от ран вскоре после войны, – подняли на своих плечах трех замечательных мальчишек. У них было все, о чем могли мечтать мальчишки в те годы: фотоаппарат, магнитофон, спортивное снаряжение.

– Велосипеды, – подал голос Боря. Все-таки ему было приятно окунуться в воспоминания своего детства.

– Велосипеды – это отдельная тема, – сказал Эдька.

– На них мы проехали с Эдиком и другими нашими друзьями от Самарканда до Бухары, – снова вклинился Боря.

– Так это вы с Эдуардом путешествовали по Узбекистану? – прояснила для себя Марина некоторые факты биографии мужа.

– Да-а-а! – в один голос завопили Боря с Эдиком.

Мне эта тема тоже была приятна. В Бухаре родилась моя мама. После бегства деда и бабушки из-под Пятихаток от возможной репрессии.

– Вы не представляете себе, как нас хорошо везде встречали! – ударился в воспоминания Борис. – Где бы мы ни появлялись, нас всюду кормили, расспрашивали о нашей жизни, рассказывали о своей. Затем выдавали теплые одеяла, селили в какой-нибудь чистый класс местной школы.

Мне нравилось, что Боря не забыл те добрые времена, а Эдька вообще любил частенько вспоминать о том, что дух человеколюбия царил тогда повсеместно. На земле живет много людей, много народов и национальностей. Им никогда до конца не слиться в своем восприятии жизни. Но это не значит, что им нельзя жить рядом. Если бы Бог хотел однообразия, он сотворил бы мир однородным.

Господи, куда меня занесло?! Ведь это не моя речь и не мои воспоминания.

– Кстати, у меня растет племянник одиннадцати лет, – продолжил Боря. – Он говорит по-русски лучше меня и вас. Так вот, он обожает Советский Союз. Мечтает о его возрождении. Попросил привезти флаг БАТЭ и флаг СССР.

Гости попритихли, опустили глаза.

– Такую страну разрушили! – подал вдруг голос балабол Олег.

Я чуть не задохнулась. И это говорит человек, одним из первых покинувший корабль? Как оказалось, тонущий. Нет, я не даю ему морального права упрекать нас в чем бы то ни было. Но я не успела и рта открыть, как Ольга зашикала на него.

– Но почему? – заупрямился он.

– Нет и все! О политике ни слова.

– А знаете, я поражен, – сменил он резко тему, – как выглядит сегодня Минск. Красивый город! Полно шикарных машин, в магазинах все есть. Когда мы уезжали в восьмидесятых, нам выдавали талоны на две пары носков в год.

– Капитализм рулит, – поддакнула без энтузиазма я. – Глобализация. Мы подтягиваемся к общему уровню.

Он не почувствовал моего сарказма, сказал: «Ну да!»

…Гости разбрелись по залу в ожидании горячих блюд. Все были сыты, но каждый все равно заказал что-то свое на выбор, всем было интересно, чем же нас удивят повара «Оливо».

Дора, сидевшая напротив, после сигаретки, ради которой она подняла со скамьи свое грузное тело, вернулась несколько сникшей. Выражение игривости покинуло ее, печать усталости легла на чело. Дора почувствовала, что мы с Олегом наблюдаем за ней. Она распрямила плечи. На ней было шикарное шелковое платье темно-синего цвета с кокетливым бантом под грудью. Оно ей очень шло. Когда она сидела за столом, не было видно ее расползшейся фигуры. Она вернула кокетливое выражение лица, стала эмоционально рассказывать, как любят встречаться друзья у нее дома и на даче.

– Они съезжаются все сразу, человек двадцать пять. На нашей даче нет никаких грядок, никаких ограничений. Можно валяться на газоне, можно бегать с ракеткой и воланчиком. Можно просто балдеть. Я люблю готовить для друзей и родни. Три раза в год я готовлю фаршированную рыбу: на Новый год, на день рождения Бори и на еврейскую Пасху. Приходит мой брат и сразу располовинивает ее. – И она отточенным жестом показала, как он это делает.

– А можно нам попробовать твою рыбу в следующий приезд? – поинтересовался осторожно Олег.

– Отчего нет? Конечно, можно!

Я только переводила взгляд с Доры на Олега. Но в разговоре не участвовала. Почувствовала себя чужой.

– А чего не эмигрируете? – снова поинтересовался он у нее.

– Да чего уж теперь?

– Ну а раньше?

– Не знаю. Я не могла бросить брата. Я его обожаю.

– А сколько ему?

– Шестьдесят пять.

Я перевела дух.

– Но оттуда ты могла бы лучше помогать.

– Нет, я не могу без него. Мы бы стали редко видеться. А ему не уехать. У него тут столько всего…

Я сразу нарисовала мысленно паровозик из детей от разных жен, а потом и из внуков. И он, по-видимому, всех обожает, как Дора его самого. Боже мой, неужели так бывает?! Такая дружба между сестрой и братом?! И ни сестра, ни брат не ищут возможности снять друг с друга последнюю рубашку?

А между тем Олег ведь не поинтересовался у меня, почему не эмигрируем мы с Эдькой! В его глазах мы и в самом деле были чужие.

– Минск мне очень понравился, – повторил Олег. – Москва нет. Это страшно перенаселенный город. Бесконечная серая толпа бредет по улицам. Полно китайцев. Все вывески на английском. Словно где-нибудь на Брайтон-Бич. В Минске публика выглядит привлекательнее, женщины одеты ярче.

Я бросила взгляд на Ольгу. Она сняла туфли на высоких каблуках. Сразу же превратилась в тетку с базара. И все равно я уже привязалась к ней.

Марина на другом конце стола услышала разговор о нарядах, сказала громко:

– У нас есть знакомый, который одевает свою жену исключительно в брендовые вещи. Недавно на вечеринке он подходит ко мне и говорит: «А на моей – платье от Версаче за три тысячи!» Я ему отвечаю: «Правда? А на мне за пятьдесят девять долларов. И оно мне очень нравится!»

Я поняла окончательно: Марина – мой человек. Ее мягкий юморок, невыпячиваемость, непритязательность во второстепенном и верность самой себе в главном – редкие сегодня качества. А главное ее достижение – это Боря. Очень интеллигентный, порядочный, тонкий человек… Когда Эдька изучал этикетку коньяка, Боря подсел ко мне, сказал:

– Эдуард – замечательный, умный, благородный, непреклонный человечище.

– Да, – вздохнула я.

– Я желаю вашим мальчикам быть такими же умными, тонкими, благородными, но немножко более гибкими.

О! Как точно он схватил Эдькину суть! И ничего не меняется. Ничего! Тридцать лет прошло. Какими мы рождаемся, такими и шагаем по жизни.

Подруга Марины по детскому саду решила, что настало время и ей что-то веское произнести. Только она начала речь, как Олег ее перебил.

– Так вы, оказывается, на один горшок ходили? – съерничал он.

Не люблю, когда так шутят. Мое пылкое воображение сразу же рисует малопривлекательную картину: полные горшки, грязные штанишки. Не люблю, когда так шутят!

И тут по ходу беседы выясняется, что абсолютно трезвый и молчаливый муж Марининой подруги уже шесть раз побывал в Америке. Я ахнула. Это было такое откровенное использование открывшихся возможностей – на все триста процентов. Ей-богу, я бы гнала его поганой метлой! Маринина подруга блаженно улыбалась. Еще бы! Шесть раз! Но она была счастлива еще и потому, что ей было только пятьдесят четыре. Они с Ольгой, весело обмениваясь репликами, все еще танцевали вокруг Марининого возраста. Я с усмешкой поглядывала на их менуэт.

Олег в это время рассказывал Доре, как они встречаются в Америке раз в месяц всей своей многочисленной родней – человек тридцать. Все приезжают со своими уже готовыми блюдами и своей выпивкой (а где в таком случае приятные сюрпризы?). А пару раз в году встречаются расширенным составом: вся родня съезжается в Лос-Анджелес из Нью-Йорка, Майами и собственно самого Лос-Анджелеса.

– Если бы вы остались здесь жить, вы встречались бы значительно реже, – зачем-то сказала я. Едко получилось. Но Олег со мной на удивление сразу же согласился.

Подали десерт. Я заказала вишневый штрудель с шариком мороженого. Оказалось, мы с Дорой выбрали одно и то же лакомство. Не зря я весь вечер изучала ее – она заворожила меня. Впрочем, я успела полюбить всех, насколько можно полюбить людей, которых видишь, возможно, единственный в жизни раз. И даже пьяные мужчины не очень раздражали меня. Эдька в конце концов напился прилично. Я поняла, что мне придется подставить ему свое плечо, иначе парня не пустят в метро. И только Боря, даже пьяненький, не терял благородного облика.

В тот вечер я, честное слово, любила всех наших новых друзей…