Читать книгу Полный курс уголовного права. Том III. Преступления в сфере экономики - Коллектив авторов - Страница 6

Понятие хищения как родовое по отношению к целой группе посягательств на собственность – продукт длительного исторического развития. Подобно тому как понятию преступления предшествует формулирование составов конкретных деликтов, а понятию наказания – закрепление конкретных санкций, собирательное понятие хищения не могло сформироваться ранее, чем приобретут значение самостоятельных юридических понятий отдельные способы хищений и сложится более или менее развитый комплекс норм, требующих обобщения неких характерных для всех них признаков.

Определение общего понятия хищения дается в примечании 1 к ст. 158 УК, согласно которой под хищением понимаются совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества.[61]

Изложенное понятие играет роль родового по отношению к видовым понятиям кражи, присвоения и других преступлений против собственности, имеющих ряд общехарактерных объективных и субъективных признаков, объединяющих данную группу имущественных посягательств под рубрикой «хищение».

Объективными признаками хищения можно признать: 1) незаконное и безвозмездное изъятие имущества из владения собственника или иного лица, которое совершается указанными в законе способами; 2) обращение его в пользу виновного или других лиц; 3) причинение тем самым собственнику или владельцу имущества реального ущерба вследствие уменьшения на определенную часть объема материальных ценностей, находящихся в его фондах; 4) причинную связь между изъятием имущества и материальным ущербом. Субъективными же признаками выступают: 1) прямой умысел на безвозмездное изъятие чужого имущества и обращение его в свою пользу или в пользу третьих лиц; 2) корыстная цель такого изъятия.

Эти признаки являются обязательными для всякого хищения, и, стало быть, отсутствие хотя бы одного из них позволяет рассматривать содеянное уже не как хищение, но как иное преступление, а возможно, и как деяние, вообще не имеющее отношения к уголовному праву. А теперь рассмотрим подробнее каждый из названных признаков.

Объектом хищения являются общественные отношения по поводу имущества, юридически выраженные в правомочиях владения, пользования и распоряжения этим имуществом, которыми обладает собственник или иной его владелец, и в обязанности других лиц – не препятствовать осуществлению указанных правомочий.

Специфика некоторых способов завладения чужим имуществом при хищении такова, что они посягают не только на собственность, но и на личность собственника или владельца имущества, т. е. на отношения, связанные с телесной неприкосновенностью, свободой передвижения и действия, здоровьем и жизнью, что позволяет говорить о двуобъектности этих преступлений. К ним относятся насильственный грабеж и разбой.

Кроме того, если изъятие предмета хищения осуществлялось таким образом, что при этом было повреждено или уничтожено иное имущество, то содеянное (при наличии необходимых признаков) квалифицируется по совокупности хищения в отношении одного имущества и уничтожения или повреждения – в отношении другого, поскольку состав хищения не включает в себя выведение из строя не являющегося его предметом имущества. Исключение составляет взлом дверей, запоров, окон, решеток и иных препятствий, совершаемый в ходе проникновения в жилище, помещение или иное хранилище с целью кражи, грабежа или разбоя, который дополнительной квалификации не требует, поскольку умышленное уничтожение или повреждение указанного имущества в этих случаях является способом совершения хищения при отягчающих обстоятельствах, квалифицируемым только по соответствующим пунктам и частям ст. 158, 161 или 162 УК,[62] в которых такого рода способ доступа к похищаемым ценностям уже учтен.

Последующее уничтожение или повреждение изъятого предмета хищения (в том числе для сокрытия следов преступления) есть форма распоряжения похищенным, которая также не требует самостоятельной оценки.

Наглядным в этом отношении является уголовное дело мичмана Н., который извлек из торпеды аккумуляторную батарею, содержащую чистое серебро, и с целью облегчения хищения разобрал ее на части, а в последующем вынес секции батареи за территорию воинской части.

Суд первой инстанции признал Н. виновным в тайном хищении и в умышленном уничтожении военного имущества. Однако Верховный Суд, констатировав, что хищение предполагает распоряжение похищенным, в силу чего дальнейшие действия с похищенным в дополнительной квалификации по другим статьям УК не нуждаются, исключил из обвинения последний состав, поскольку при совершении хищения Н. ни самой торпеде, ни контейнеру, в котором она находилась, ни другому оставшемуся в части оборудованию повреждений не причинил, а разборка похищаемой аккумуляторной батареи охватывается составом ее хищения.[63]

Если же уничтоженное или поврежденное в связи с хищением имущество было предметом отношений, составляющих другой родовой объект, то совокупность с хищением образуют статьи соответствующих глав, предусматривающих посягательства на этот объект. В частности, если хищение имущества на транспорте было сопряжено с разрушением, повреждением или приведением иным способом в негодное для эксплуатации состояние транспортного средства, путей сообщения, средств сигнализации или связи либо другого транспортного оборудования, которые повлекли по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью человека либо крупного ущерба, содеянное должно квалифицироваться также по ст. 267 УК (приведение в негодность транспортных средств или путей сообщения).[64]

Аналогичным образом решается вопрос при хищении из нефтепроводов, нефтепродуктопроводов и газопроводов, вызвавшем их (а также технологически связанных с ними объектов, сооружений, средств связи, автоматики и сигнализации) разрушение, повреждение или приведение в негодное для эксплуатации состояние, которые повлекли или могли повлечь нарушение их нормальной работы. Содеянное квалифицируется в данном случае по п. «б» ч. 3 ст. 158 (или другим статьям о хищении) и ст. 215³ УК.[65]

Имущество, хотя и тесно связано с понятием собственности, является не объектом, а предметом имущественного посягательства. Для определения данного предмета следует выявить его существенные признаки, необходимые для того, чтобы среди множества объектов права собственности, имеющих место в гражданском праве, выделить только те имущественные объекты, которые могут быть предметом хищения.

С позиций классической концепции «вещественной» собственности данный предмет может быть рассмотрен с трех сторон: физической, экономической и юридической.

Со стороны физической имущество как предмет похищения должно быть вещественным (телесным) предметом материального, внешнего по отношению к человеку мира, доступным благодаря своей материальной субстанции чувственному восприятию. При этом безразлично, действию каких именно чувств подвластна та или иная вещь, хотя «обыкновенно она есть предмет осязаемый, который можно взять руками, захватить».[66]

От вещно-имущественных отношений в этом смысле нужно отличать интеллектуальную собственность, под которой понимается совокупность исключительных прав на результаты интеллектуальной (в первую очередь, творческой) деятельности, а также на некоторые иные приравненные к ним объекты (в частности, средства индивидуализации участников гражданского оборота и производимой ими продукции, выполненных работ или услуг), конкретный перечень которых устанавливается законодательством соответствующей страны с учетом принятых ею международных обязательств.

Исходя из того, что авторское право на произведение не связано с правом собственности на материальный объект, в котором произведение выражено, необходимо различать, с одной стороны, произведение как нематериальное благо, существующее в виде комплекса идей и образов, а с другой – вещественную форму его воплощения (рукопись, нотная запись, эскиз, картина, чертеж, фотокадр, скульптура и т. д.). Правовой режим собственности, используемый на протяжении многих веков в отношении вещей, «неприменим к нематериальным достижениям умственной деятельности, а применим лишь для материальных носителей результатов научно-технического и иного творчества».[67] При этом передача права собственности на материальный объект сама по себе не влечет передачи каких-либо авторских прав на произведение, выраженное в этом объекте, за исключением случаев, предусмотренных законом. Как тут не вспомнить пушкинское: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать».

Следовательно, о хищении таких неосязаемых и бестелесных «предметов», как научная идея, сюжет художественного произведения и др., можно говорить лишь в фигуральном смысле, помня, что в строго юридическом смысле можно похитить книгу, аудиокассету и прочие материальные носители творческого труда, а также вещественные предметы, изготовленные в силу осуществления этих прав, но не произведение, мелодию и другие подобные продукты человеческого разума как таковые. Деяния же, посягающие на исключительность авторских прав, квалифицируются по ст. 146, 147 и 180 УК.[68] Аналогичным образом должно расцениваться и «компьютерное пиратство», т. е. незаконное завладение программным обеспечением, также являющимся объектом авторских прав.

Информация всевозможного вида, так же как и интеллектуальная собственность, по своей физической природе существенно отличается от материального имущества, что не позволяет признать ее предметом хищения.

Прежде всего информация, под которой понимаются «сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления»,[69] как таковая является благом нематериальным и в этом качестве неосязаемым и не потребляемым (не амортизируемым), т. е. подвергаемым лишь моральному, но не физическому старению.

Другой особенностью информации является возможность ее практически неограниченного дублирования, копирования, тиражирования, распространения, воспроизведения, преобразования форм ее фиксации и многоадресной передачи посредством телекоммуникационных систем без потери своих качественных свойств, а также одновременной доступности множеству субъектов. В отличие от телесных предметов, каждый из которых уникален, информация как бы множественна, обладая способностью существовать одновременно в нескольких местах, у неограниченного круга лиц. Поэтому, в отличие от того, кто завладел вещью, лицо, скопировавшее информацию, не становится ее исключительным обладателем. Точно такая же информация остается и у собственника, чего в принципе не может быть при хищениях, например, денег, которые невозможно похитить, не изъяв их из предыдущего владения.[70]

С тем большим основанием эта логика относится к компьютерной информации, составляющей основу современных информационных ресурсов, одновременный доступ к каждому из которых может иметь множество пользователей (независимо от места их нахождения в пространстве) при том, что сама информация, как правило, сохраняется в первоисточнике.

В связи с этим весьма спорным является суждение Б. В. Волженкина, который, отрицая возможность похищения информации, идей и иных результатов интеллектуальной деятельности, а также коммерческой тайны, товарного знака или знака обслуживания, технологии и т. п., вдруг делает неожиданную оговорку: «Однако если эта информация, идеи и т. д. зафиксированы на каком-либо материальном носителе, он является предметом хищения, стоимость которого следует определять не по цене материального носителя, а с учетом ценности зарегистрированной на нем информации».[71]

Бесспорно, в современном мире информация приобрела товарный характер, выступая в качестве самостоятельного объекта договорных отношений, связанных с ее сбором, хранением, поиском, переработкой, распространением и использованием в различных сферах человеческой деятельности, и обладая в этом качестве, как и всякий обычный товар, потребительской и меновой стоимостью. Однако признание информации особым предметом в уголовном праве обусловлено не только ее коммерческой ценностью, но и государственной значимостью, необходимостью защиты прав личности и т. д. Ведь диапазон сведений, содержащихся на различных носителях, простирается от конфиденциальных личных данных, могущих быть использованными для преступных целей, до государственных секретов.

В зависимости от социальной значимости информационные ресурсы могут быть предметом самых различных посягательств, в том числе не имеющих ничего общего с преступлениями против собственности. Для правильной их квалификации необходимо четкое разграничение информационных объектов с тем, чтобы увязать правовой режим защиты с правовым статусом информации, во многом определяемым уровнем ее доступности.

Изъятие чужих материальных носителей с общедоступной (свободно распространяемой) информацией может квалифицироваться как имущественное посягательство на собственность, если таковые носители имеют товарную ценность и обладают всеми другими признаками предмета хищения. Однако данное изъятие представляет собой не хищение информации как таковой, а хищение вещи, в качестве которой могут выступать не только библиотечные книги, журналы, архивные документы и пр., но и машиночитаемые носители информации.

В остальных случаях изъятие информационных объектов с целью овладения содержащейся в них информацией может квалифицироваться как государственная измена (ст. 275), шпионаж (ст. 276), нарушение неприкосновенности частной жизни (ст. 137), нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений (ст. 138), нарушение авторских и смежных прав (ст. 146), нарушение изобретательских и патентных прав (ст. 148), разглашение тайны усыновления (ст. 155), незаконное использование товарного знака (ст. 180), незаконное получение сведений, составляющих коммерческую, налоговую или банковскую тайну (ст. 183) и т. д.[72]

Более определенной представляется физическая природа таких «вещей», как вода, газ, тепловая, электрическая и прочие виды энергии, хотя вопрос относительно возможности их хищения весьма неоднозначен.

Возможность хищения жидких и газообразных веществ, замкнутых в какую-либо емкость (бутылку, баллон, кислородную подушку и т. д.), очевидна. Что касается бытовых потребителей воды и газа, уклоняющихся от их оплаты, то в УК РСФСР 1960 г. была включена отдельная ст. 94² (нарушение правил пользования энергией или газом в быту),[73] местоположение которой и текст диспозиции недвусмысленно указывали на то, что данная норма сконструирована как специальная по отношению к общей норме, предусматривающей ответственность за причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием при отсутствии признаков хищения (ст. 94). Соответственно ныне такие действия могут квалифицироваться по ст. 165 УК.

Иное дело – самовольное подключение к нефтепроводам, нефтепродуктопроводам и газопроводам, а также к централизованным системам водоснабжения городских и сельских поселений.

В 2002 г. ст. 158 УК была дополнена примечанием 3, отнесшим к хранилищам, с проникновением в которые может быть совершено хищение, магистральные трубопроводы.[74] Тем самым законодатель признал, что предметом хищения может быть и транспортируемая по ним продукция – нефть, углеводородный природный газ, нефтяной (попутный) газ, стабильный газовый конденсат, широкая фракция легких углеводородов, другие углеводороды, нефтепродукты (бензины, масла, дизельное топливо, керосин, парафин) и иная жидкая и газообразная продукция, подготовленная к транспортировке согласно действующим стандартам и техническим условиям.

В 2006 г. вопрос о газообразных и жидких предметах посягательств получил еще более четкое разрешение: под хранилищем стали пониматься любые (т. е. не только магистральные) трубопроводы, а ч. 3 ст. 158 УК дополнена п. «б», предусматривающим ответственность за кражу, совершенную из нефтепровода, нефтепродуктопровода и газопровода.[75] Этот сигнал адресован более широкому кругу лиц: как внутренним самовольным пользователям трубопроводных сетей, промышлявшим «врезками» в трубопроводы, так и тем представителям стран ближнего зарубежья, которые предпочитают называть хищение газа и нефти из трансграничных (т. е. проходящих по территории двух и более государств) магистральных трубопроводов «несанкционированным отбором».

Следуя этой логике, разбой пора переименовать в «несанкционированный отбор кошелька». Но если называть вещи своими именами, такого рода «отбор» чужих нефти и газа из трубопроводных коммуникаций при наличии других объективных и субъективных признаков является хищением.

Точно так же действия, состоящие в самовольном, т. е. неразрешенном, либо прямо запрещенном подключении с помощью технических средств (устройств) к системам водоснабжения с целью изъятия из них воды для личных либо хозяйственных нужд, в том числе для производственной деятельности, полива сельскохозяйственных растений, мойки автомобилей и т. д., суть хищение этой воды.

Сложнее обстоит дело с электроэнергией. Данный термин используется для определения количества энергии, отдаваемой электростанцией в электрическую сеть или получаемой из сети потребителем, мерой которой служит киловатт-час. При этом потребление электроэнергии неотделимо от процесса ее получения, преобразования и распределения при посредстве соответствующих электротехнических устройств, сетей и прочего энергетического оборудования, отдельно от которого она существовать не может. Поэтому при незаконном пользовании электрической энергией виновный не стремится обратить в свою собственность какое-то электротехническое оборудование, а использует лишь его способность вырабатывать электроэнергию, извлекая из этого материальную выгоду.

Невозможность существования электроэнергии вне энергосистемы, неотторжимость процессов ее получения от соответствующих энергетических мощностей, равно как и неотделимость процессов ее распределения и преобразования от процессов потребления, в котором, собственно, и проявляется существование электроэнергии, предопределяет и то, что электроэнергия, не обладая свойством складироваться и накапливаться, не может быть отражена в фондах (так как, согласно законам классической физики, энергия любой системы меняется непрерывно и может принимать любые значения). Потребление же электроэнергии представляет собой не «изъятие» ее из данного фонда, а преобразование из одной формы в другую, неразрывно связанное с процессом выработки электроэнергии.

В действующем КоАП самовольное подключение к энергосетям, а равно безучетное использование электрической и тепловой энергии (ст. 7.19) также обособлено от административно наказуемого хищения (ст. 7.27). Стало быть, российский законодатель все же не решился на признание энергии предметом хищения. Ввиду этого ее противоправное корыстное использование должно расцениваться как причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием (ст. 165 УК).

Со стороны экономической предметом хищения могут быть только такие предметы, которые обладают экономическим свойством стоимости.

Потребительская стоимость в качестве обязательного признака рассматриваемого предмета под сомнение не ставится. «Естественно, если предмет материального мира не способен удовлетворять те или иные человеческие потребности, то он и не будет предметом преступного посягательства ввиду его ненужности, невостребованности».[76] С этой точки зрения не могут быть предметом хищения вещи, практически утратившие хозяйственную ценность, выброшенные собственником за ненадобностью и т. д.

Иное дело – меновая стоимость, вопрос о природе которой криминалистами разных эпох решался по-разному.[77]

По нашему мнению, приложение человеческого труда по-прежнему сохраняет свою актуальность для перехода предметов материального мира из категории природного богатства в категорию созданных человеческим трудом товарно-материальных ценностей.

Однако общее положение, согласно которому природные ресурсы становятся имуществом, лишь овеществив в себе некоторую меру общественно необходимого труда, не является исчерпывающим критерием для их включения в число предметов хищения, поскольку в настоящее время значительная часть материальных компонентов окружающей природной среды так или иначе «профильтрована» предшествующим трудом, например, в виде лесовосстановительных работ, переселения животных, разведения и выращивания на рыбозаводах молоди ценных пород рыб для поддержания их популяции в природной среде и прочих мероприятий, направленных на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов. Но если дальнейшее существование указанных природных объектов, овеществивших собой человеческий труд (искусственные лесополосы, зеленые насаждения в городской черте, выпущенная в открытые водоемы молодь и т. п.), происходит в естественных условиях (в состоянии естественной свободы), считать их предметом хищения нельзя. Ибо целью, которая преследуется в процессе создания объектов так называемой рукотворной природы, является не введение данных объектов в товарный оборот, а восстановление или поддержание благоприятной для жизни и деятельности человека экологической ситуации. Соответственно и преступления, имеющие предметом такие природные объекты, посягают не на собственность, а на «стабильность окружающей среды и природно-ресурсный потенциал, а также гарантированное ст. 42 Конституции… право каждого на благоприятную окружающую среду».[78]

Напротив, незаконное обращение в свою пользу продуктов природы, извлеченных из естественного состояния благодаря приложению труда либо хотя и сохраняющих свою связь с естественной средой обитания, но включенных в производственно-трудовой процесс и в этом качестве являющихся продукцией его незавершенного цикла, т. е. товарной продукцией, образует хищение. Таковым являются, например: завладение отловленными рыбой и водными животными либо выращиваемыми предприятиями в специально устроенных или приспособленных водоемах; завладение дикими животными и птицами, находящимися в питомниках и вольерах;[79] завладение выращенным, но еще не собранным урожаем – плодами, посевами сельскохозяйственных культур, которые, несмотря на их нахождение в естественном состоянии, также обладают стоимостью в силу того, что в них аккумулированы производственные и трудовые затраты (т. е. овеществленный и «живой» труд);[80] завладение деревьями, которые срублены и приготовлены к складированию, сбыту или вывозу другими лицами;[81] завладение собранными ягодами и прочими обретенными трудом дарами природы.

Что касается земли, то хищение не ограниченных в обороте земельных участков возможно постольку, поскольку вообще возможно хищение объектов недвижимости. В отношении же других категорий участков приоритет в охране отдается земле как важнейшему компоненту окружающей среды и средству производства в сельском хозяйстве и лесном хозяйстве перед использованием земли в качестве недвижимого имущества (ст. 1 Земельного кодекса).

В установлении правового режима недр основное значение также имеет не столько гражданское, сколько специальное законодательство, в соответствии с которым основной задачей государственного регулирования отношений недропользования является обеспечение посредством управления, лицензирования, учета и контроля воспроизводства минерально-сырьевой базы, ее рационального использования и охраны недр в интересах нынешнего и будущих поколений народов Российской Федерации.[82]

В связи с этим недра (как часть земной коры в границах территории РФ, расположенная ниже почвенного слоя, а при его отсутствии – ниже земной поверхности и дна водоемов и водотоков, простирающаяся до глубин, доступных для геологического изучения и освоения) и содержащиеся в недрах полезные ископаемые, энергетические и иные ресурсы являются государственной собственностью, а участки недр не могут быть предметом купли, продажи, дарения, наследования, вклада, залога или отчуждаться в иной форме, но могут быть предоставлены лишь в пользование.[83]

Коль скоро пользователями недр могут быть и субъекты предпринимательской деятельности, которые в установленных случаях обязаны иметь разрешения (лицензии) на соответствующие виды деятельности и должны осуществлять их с соблюдением антимонопольных требований, нарушение указанных обязанностей может влечь ответственность по ст. 171 (незаконное предпринимательство) или ст. 178 УК (монополистические действия и ограничение конкуренции). Платность пользования недрами, предполагающая уплату акцизов, налогов, сборов и других предусмотренных платежей, также может быть охвачена соответствующими статьями главы о преступлениях в сфере экономической деятельности, а в случае их недостаточности – ст. 165 УК (причинение имущественного ущерба путем обмана). Распространение Закона о недрах на отношения недропользования не только на территории России, но и на ее континентальном шельфе позволяет в необходимых случаях подключить и ст. 253 УК (нарушение законодательства о континентальном шельфе). Редкие геологические обнажения, минералогические образования, палеонтологические объекты и другие участки недр, представляющие особую научную или культурную ценность, могут быть объявлены в установленном порядке геологическими заповедниками, заказниками либо памятниками природы или культуры со всеми вытекающими отсюда последствиями относительно квалификации нарушающих их сохранность деяний. Словом, самовольное пользование недрами охватывается столь многообразным комплексом норм действующего УК, что отсутствие в нем нормы, аналогичной ст. 167 УК 1960 г. (нарушение правил разработки недр и сдачи государству золота), не означает, вопреки утверждению некоторых авторов, что «преступные посягательства на недра и их содержимое» следует квалифицировать как хищение, а содержимое недр признать предметом хищения.[84]

Вместе с тем, поскольку добытые из недр полезные ископаемые и иные ресурсы по условиям лицензии могут находиться как в государственной или муниципальной, так и в частной собственности,[85] изъятие их у собственника, владельца или пользователя недр (но не из недр!), без сомнения, образует хищение.

Итак, принадлежность основных природных ресурсов государству и вытекающая отсюда их ограниченность в гражданском обороте позволяют констатировать ошибочность встречающихся в литературе утверждений о способности любых природных объектов быть предметом хищения. Земельные участки, обособленные водные объекты и другие природные ресурсы могут считаться предметом хищения лишь в той мере, в какой их оборот допускается законом, предполагающим свободное осуществление их собственником права владения, пользования и распоряжения данными объектами недвижимости. Незаконное же пользование теми объектами природы, которые остаются в собственности государства, хищения не образует. Предоставление указанных объектов хозяйствующим субъектам главным образом на праве пользования (без владения), исключающее возможность возникновения у последних ограниченных вещных прав на указанные ресурсы, почти сводит на нет и возможность применения уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за посягательства на вещные отношения посредством приобретения права на чужое имущество.[86]

Со стороны юридической имущество как предмет хищения должно быть: 1) объектом вещного права, 2) не изъятым из свободного гражданского оборота и 3) чужим для виновного.

С правовой точки зрения указанное имущество как объект вещного права и как предмет преступлений против собственности можно подразделить на: а) вещи, б) деньги, в) ценные бумаги.

Вещи как объекты материального мира более всего соответствуют представлениям о предмете хищения. Они обладают физическими параметрами (весом, объемом, количеством) и прочими натуральными свойствами. Их эксплуатация связана с физическим господством над этими объектами, легко обособляемыми благодаря своей пространственной ограниченности. Ведь исходным для права собственности является именно правомочие владения (т. е. физического обладания вещью), от которого зависит содержание других правомочий (пользования и распоряжения). Но то, что в состоянии сделать с такого рода предметами собственник, может сделать и несобственник (похититель).

В цивилистике весьма обстоятельно разработана классификация вещей, согласно которой они делятся на: а) средства производства и предметы потребления; б) движимые и недвижимые; в) не ограниченные и ограниченные в обороте; г) потребляемые и непотребляемые; д) индивидуально-определенные и родовые; е) делимые и неделимые; ж) главные и имеющие статус принадлежности; з) плоды, продукцию и доходы; и) одушевленные и неодушевленные (ст. 129, 130, 132–137 ГК).[87] Некоторые из оснований приведенной классификации имеют значение и для уголовного права, предопределяя ограничение способности ряда вещей быть предметом любого хищения или вовсе исключая их из числа таковых. Другие никоим образом не сказываются на решении этого вопроса, но могут помочь определиться с правильной квалификацией.

Затрагивая вопрос о значимости деления имущества на движимое и недвижимое, необходимо отметить, что современное понимание объектов недвижимости отражено в ст. 130 ГК, которая сочетает их перечень с установлением критериев классификации, позволяющих выделить следующие виды данных объектов:

1) объективно неперемещаемые природные объекты, выполняющие основную хозяйственную функцию именно в качестве недвижимых объектов, круг которых исчерпывающим образом изложен в законе (земельные участки, участки недр и обособленные водные объекты);

2) прочно связанные с землей объекты, перемещение которых без их повреждения или утраты хозяйственных свойств невозможно (поскольку в силу оценочного характера данного критерия абсолютно точное и одинаковое для всех случаев решение вопроса о прочности связи с землей невозможно, постольку закон дает лишь иллюстративный их список, указывая на леса, многолетние насаждения, здания, сооружения, но не ограничивая рассматриваемую группу перечисленным);

3) объективно движимые вещи, чье перемещение не только возможно, но и необходимо для достижения их основного экономического назначения, но, тем не менее, также считающиеся недвижимостью (подлежащие государственной регистрации воздушные и морские суда, суда внутреннего плавания, космические объекты);

4) имущественные комплексы, используемые для осуществления предпринимательской деятельности, в качестве составных частей которых ст. 132 ГК называет все виды имущества, предназначенные для их деятельности, включая не только недвижимые (земельные участки, здания, сооружения) и движимые (оборудование, инвентарь, сырье, продукцию) вещи, но и права требования, долги, а также права на обозначения, индивидуализирующие предприятие, его продукцию, работы и услуги (фирменное наименование, товарные знаки, знаки обслуживания), и другие исключительные права, если иное не предусмотрено законом или договором.

Сравнительная легкость перемещения движимых вещей с места на место, их ординарность и заменимость однородными вещами, равно как и вытекающая отсюда простота их оборота, не требующая (за редким исключением) регистрации прав на эти вещи, позволяют презюмировать едва ли не в каждом фактическом владельце данных вещей если не собственника, то добросовестного приобретателя. Напротив, нахождение недвижимых вещей в одном и том же месте, их уникальность и незаменимость, равно как и обладание ими в силу этого осложненной оборотоспособностью, означающей, что никакое вещное право на недвижимое имущество не может прекратиться или возникнуть без осуществления особого публичного акта, требующего обязательной письменной формы, нотариального удостоверения или специальной регистрации, позволяют легко установить собственника недвижимости и восстановить его нарушенные права.

При таких обстоятельствах самовольный захват недвижимости сам по себе ничего не решает. Физические свойства земельного участка и непосредственно связанных с землей и неотделимых от нее объектов таковы, что захватившее их лицо оказывается, по меткому выражению И. А. Клепицкого, «прикованным» к месту правонарушения.[88] Унести с собой то, что по определению непереносимо, «захватчик» не в состоянии. Распорядиться же захваченной недвижимостью посредством продажи и других сделок, связанных с изменением вещных прав, он может не иначе как предварительно вступив публичным образом в права собственника на нее. В результате перед ним возникает дилемма: либо ограничиться временным (пока собственник не прибегнет к защите своих прав) владением и пользованием чужой недвижимостью, либо утвердиться каким-либо образом в статусе ее собственника и обрести тем самым весь спектр присущих последнему правомочий. В этом смысле недвижимость напоминает известный «чемодан без ручки», ставящий пред необходимостью либо бросить его и уйти, либо «приделать ручку» – такую (в случае хищения), которая юридически обеспечивает возможность хозяйственного господства псевдособственника над вещью, не требуя, чтобы он находился с ней в непосредственном соприкосновении.

В литературе также подчеркивается, что посягательство на ряд недвижимых вещей возможно не во всех формах.[89] Физические и юридические свойства, присущие некоторым видам недвижимого имущества, исключают их похищение тайным или насильственным способами, характерными для кражи, грабежа и разбоя. Например, представляется невозможным грабительское или разбойное завладение чужой квартирой в многоквартирном доме. Точно так же нельзя квалифицировать в качестве кражи самовольный захват земельного участка или водоема. Подобные объективно неперемещаемые природные объекты не могут быть предметом столь рутинных способов, поскольку сам по себе захват недвижимости, не сопровождаемый оформлением «прав» на нее, еще не образует хищения. Единственными способами хищнического обращения чужой недвижимости в свою пользу остаются «приобретение права» на нее посредством понуждения потерпевшего к передаче этого права при помощи мошеннического обмана либо принуждения его к тому при посредстве насилия и угроз, характерных для вымогательства. Но последнее только примыкает к хищению, не являясь таковым.[90]

Что касается других объектов недвижимости, перемещение которых без несоразмерного ущерба их назначению невозможно в силу прочной связанности с землей (жилые дома, здания, сооружения производственного характера, растения на корню), то завладение ими путем кражи, грабежа и разбоя в отдельных случаях может быть осуществлено посредством «обращения в движимое» (разборка и перевозка индивидуального жилого дома, снятие металлической ограды дачного участка, демонтаж линии связи и т. п.).

Однако это обстоятельство не ставит под сомнение тезис о несовместимости природы объектов недвижимости с указанными способами хищений. Для такого рода объектов значение имеет не только их связь с землей, но и функциональное назначение, которое невозможно реализовать без наличия этой связи. Прежде всего, многие из указанных вещей относятся к категории неделимых, т. е. утрачивающих в результате раздела прежнее хозяйственное назначение либо несоразмерно теряющих ценность. Следовательно, тайное, грабительское или разбойное завладение какими-то их частями (например, срезание токонесущих проводов линии электропередачи) означает не что иное, как повреждение этого имущества, квалифицируемое по совокупности с хищением изъятой части.

В принципе, многие из объектов недвижимости, сколь бы они ни были сложны и грандиозны, создаются из множества конструктивных элементов, считавшихся до этого движимыми вещами. Именно поэтому то, что построено одним человеком, как правило, может быть разобрано другим. Однако в результате соединения исходных вещей определенным образом в определенном месте и с определенной целью создается нечто качественно иное – недвижимая вещь, которая не может быть сведена к арифметической совокупности движимых вещей. Точно так же и при ее демонтаже происходит не количественное умножение объекта недвижимости, а превращение его в ряд качественно иных, движимых вещей. И даже если указанные вещи будут в дальнейшем использованы для его воссоздания на другим месте – это будет уже другой объект недвижимости.

Самовольное же завладение недвижимым имуществом с намерением лишь фактического пользования им носит характер «временного позаимствования» и потому не может рассматриваться в качестве хищения.

Движимым имуществом признаются все не относящиеся к недвижимости вещи, включая деньги и ценные бумаги.

Деньги как предмет хищения представляют собой российские и иностранные денежные знаки, имеющие хождение, т. е. находящиеся в финансовом обороте на момент совершения преступления.

Понятие «деньги» является синонимом понятия «валюта». В соответствии же с законодательством валюта Российской Федерации – это: а) находящиеся в обращении в качестве законного средства наличного платежа на ее территории, а также изымаемые либо изъятые из обращения, но подлежащие обмену денежные знаки в виде банкнот и монеты Банка России; б) средства на банковских счетах и в банковских вкладах.[91]

К деньгам относится и иностранная валюта, включающая в себя: а) денежные знаки в виде банкнот, казначейских билетов, монеты, находящиеся в обращении и являющиеся законным средством наличного платежа на территории соответствующего иностранного государства или группы иностранных государств, а также изымаемые либо изъятые из обращения, но подлежащие обмену указанные денежные знаки; б) средства на банковских счетах и в банковских вкладах в денежных единицах иностранных государств и международных денежных или расчетных единицах.[92]

Осуществление функции официального средства обращения означает, что деньги могут быть предметом хищения лишь в том случае, если они находятся в финансовом обороте на момент изъятия, являясь законным платежным средством, обязательным к приему по нарицательной стоимости на всей территории России,[93] а если речь идет об иностранной валюте – на территории соответствующего государства. Старинные банкноты и монеты (будь то российские или иностранные), не имеющие хождения в качестве средства платежа, но обладающие нумизматической ценностью, являются в этом смысле не деньгами, а вещами, что (в случае их хищения) приобретает немаловажное значение для определения размера причиненного ущерба.

Завладение поддельными деньгами, внешне содержащее все признаки завершенного хищения, тем не менее, такового не образует, представляя собой покушение на негодный предмет, которое квалифицируется по ч. 3 ст. 30 и соответствующей статье УК о хищении как деяние, непосредственно направленное на его совершение, но не доведенное до конца по не зависящим от виновного обстоятельствам. Если же виновному были известны свойства данного предмета и его умысел был направлен на последующий сбыт изымаемых фальшивых денег, содеянное образует приготовление к их сбыту, ответственность за которое наступает по ч. 1 ст. 30 и ст. 186 УК.

Разногласия существуют относительно природы безналичных денег. Последние, по мнению некоторых правоведов (Л. А. Лунц и др.), являются не вещественными объектами гражданского оборота, а имущественными обязательственными правами. Казалось бы, в пользу этого мнения свидетельствует ст. 128 ГК, из содержания которой вытекает вещная природа наличных денег, и ст. 140 ГК, отводящая безналичности расчетную (платежную) функцию. Однако валютное законодательство более широко пользуется понятием «безналичные денежные средства», что позволяет говорить о существовании как наличных денег, относимых к вещам, так и безналичных денег, которые выполняют свои функции, не являясь вещами. Следовательно, под деньгами логично понимать и средства на счетах. Во всяком случае, ряд специалистов исходит из того, что безналичность – лишь форма существования денег, которые от этого не перестают быть объектами права собственности[94]. Тем более, что в ходе развития оборота безналичные деньги не просто заняли прочное место в современной экономической структуре, но настолько потеснили традиционные деньги, что вполне логичным представляется вывод о том, что «содержанием денежного обязательства наряду с уплатой наличных денег может являться и безналичное перечисление средств»[95].

В связи с этим представляется правильной позиция Верховного Суда РФ, разъяснившего, что в соответствии со ст. 140 ГК платежи на территории России осуществляются путем не только наличных, но и безналичных расчетов, т. е. находящиеся на счетах в банках денежные суммы могут использоваться в качестве платежного средства. Исходя из этого с момента зачисления денег на банковский счет лица оно получает реальную возможность распоряжаться поступившими средствами по своему усмотрению, например осуществлять расчеты от своего имени или от имени третьих лиц, не снимая денежных средств со счета, на который они были перечислены в результате обмана или злоупотребления доверием с его стороны.

Следовательно, представление в банк поддельных платежных поручений или заключение кредитного договора под условием возврата кредита, которое лицо не намерено выполнять, и другое безвозмездное обращение в свою пользу или в пользу других лиц денежных средств, находящихся на счетах в банках, совершенное с корыстной целью, должно квалифицироваться как мошенничество, которое следует считать оконченным с момента зачисления этих средств на счет лица, которое путем обмана или злоупотребления доверием изъяло денежные средства со счета их владельца, либо на счета других лиц, на которые похищенные средства поступили в результате преступных действий виновного[96].

Аналогичным образом решается вопрос, если для обналичивания и снятия с банковского счета денежных средств используются персональные компьютеры, обеспечивающие несанкционированный доступ и манипуляцию данными банка в целях хищения, а также поддельные кредитные карточки на основе магнитного носителя и микропроцессорного документа, позволяющие похищать наличные деньги из уличных банкоматов, и другие инструменты перевода безналичных денежных средств в наличные. Сами же «электронные формы расчетов», если под ними имеются в виду пластиковые кредитные или расчетные карты, которые в условиях рыночной экономики во все больших масштабах используются в товарно-денежном обороте в качестве обезличенных расчетных средств платежа, не могут составлять предмет оконченного хищения.

В случаях, когда указанные деяния сопряжены с неправомерным внедрением в чужую информационную систему или с иным неправомерным доступом к охраняемой законом компьютерной информации кредитных учреждений либо с созданием заведомо вредоносных программ, внесением изменений в существующие программы, использованием или распространением вредоносных программ для ЭВМ, содеянное подлежит квалификации по ст. 159 УК, а также, в зависимости от обстоятельств дела, по ст. 272 или 273 УК, если в результате неправомерного доступа к компьютерной информации произошли уничтожение, блокирование, модификация либо копирование информации, нарушение работы ЭВМ, системы ЭВМ или их сети[97].

Ценные бумаги (оборотные документы – по терминологии, принятой в англо-американском праве) представляют собой документы, удостоверяющие с соблюдением установленной формы и обязательных реквизитов имущественные права, осуществление или передача которых возможны только при их предъявлении (п. 1 ст. 142 ГК).

С передачей ценной бумаги новому обладателю переходят и все удостоверяемые ею права (на получение конкретной денежной суммы, до хода в виде дивидендов или процентов, определенного имущества и т. п.), неразрывно связанные с данным документом. Поэтому, оставаясь платежными документами (чеки, векселя и т. д.), фондовыми ценностями (акции, облигации) и другими долговыми обязательствами, сами они превращаются в особого рода товары, «цена которых имеет особое движение и особым образом устанавливается».[98]

Выполнение ценными бумагами указанных функций, обеспечиваемое совокупностью присущих им свойств (определенная законом форма, необходимые реквизиты, публичная достоверность, возможность их передачи другим лицам), отличает данные документы от долговых расписок, страховых полисов, завещаний и других (также подтверждающих различные субъективные гражданские права) юридических документов. Последние остаются исключительно в сфере обязательственного права, тогда как ценные бумаги, закрепляя права требования, тем не менее, рассматриваются как движимые вещи, признаваемые объектами купли-продажи, хранения, залога и иных имущественных сделок, совершаемых с вещественными объектами.

Подобно деньгам ценные бумаги могут быть как в российской, так и в иностранной валюте. Кроме того, для их классификации используются и другие основания, в зависимости от которых выделяются эмиссионные и неэмиссионные, государственные и частные, денежные и товарные, а также предъявительские, именные и ордерные ценные бумаги.

Предъявительской является такая ценная бумага, из содержания или формы которой следует, что лицом, управомоченным на осуществление выраженного в ней права, признается любой предъявивший ее держатель. При этом должник обязан предоставить исполнение владельцу такой бумаги, не требуя, кроме ее предъявления, какой-то дополнительной легитимации. Для передачи прав, удостоверяемых означенной бумагой, достаточно простого ее вручения другому лицу без выполнения каких-либо формальностей.[99]

Повышенная оборотоспособность предъявительских бумаг, переход прав на которые и осуществление закрепленных ими прав не требуют идентификации их владельца, предопределяет способность такого рода документов быть предметом оконченного хищения. Коль скоро любое лицо, фактически завладевшее этими документами, беспрепятственно может реализовать удостоверенное ею право или переуступить его другому лицу (путем простой передачи бумаги), то преступное завладение «бумажными дубликатами действительного капитала»[100] ничем не отличается от хищения самого капитала.

Иначе обстоит дело с именной бумагой, указывающей на конкретное лицо, которое может осуществить выраженное в ней право.[101] Передача удостоверенных в таком документе прав другим лицам связана с выполнением целого ряда формальностей и специально усложненных процедур, что делает этот вид ценных бумаг малооборотоспособным. Поэтому незаконное завладение именными бумагами (удостоверяющими права, которые могут принадлежать лишь названному в ней лицу) само по себе (без дополнительных усилий по легитимации себя в качестве данного лица или его законного представителя) еще не дает возможности для реализации выраженного в них права.

Особенно важен этот подход в отношении ордерных ценных бумаг (ордерные коносаменты, переводные векселя, чеки и др.), своеобразие которых состоит в том, что должник обязан исполнить обязательство либо указанному в документе лицу, либо по его распоряжению (ордеру, приказу, оформляемому посредством передаточной надписи на оборотной стороне документа) иному лицу. Таким образом, ордерная бумага, с одной стороны, как и именная, выписывается на определенное лицо, а с другой – ее владельцу предоставляется не обремененная особенными формальностями возможность передачи прав по ценной бумаге другому лицу, которое, в свою очередь, вправе посредством аналогичного распоряжения передать документ дальше и т. д., в связи с чем оборотоспособность ордерных бумаг в целом является более или менее высокой.

Определенное значение для квалификации могут иметь также формы эмиссионных ценных бумаг: документарная, при которой владелец устанавливается на основании предъявления оформленного надлежащим образом сертификата ценной бумаги, а в случае его депонирования – на основании записи по счету депо, либо бездокументарная, при которой владелец устанавливается на основании записи в системе ведения реестра владельцев ценных бумаг, а в случае депонирования последних – на основании записи по счету депо.

Поскольку операции с бездокументарными ценными бумагами могут совершаться только при обращении к лицу, которое осуществляет официальную фиксацию прав и правообладателей, неся ответственность за совершение официальных записей о проведенных операциях, обеспечение их сохранности и конфиденциальности, а также за представление правильных данных о таких записях, постольку возможность хищения таких ценных бумаг практически маловероятна.

Помимо «классических» ценных бумаг, прямо названных в ст. 143 ГК,[102] судебная практика признает предметом хищения и некоторые другие предъявительские документы, выполняющие роль денежного эквивалента при расчетах за определенные товары, работы или услуги: талоны на горюче-смазочные материалы, абонементные книжки, единые проездные билеты и проездные талоны на различные виды транспорта, жетоны для оплаты проезда в метро, знаки почтовой оплаты и пр.

С экономической точки зрения названные предметы, как считают некоторые авторы, «по существу являются суррогатом валюты и выполняют в строго ограниченных пределах функцию средства платежа»,[103] имеющего номинальную стоимость, равную цене соответствующего имущества, услуги или работы, т. е. заменяют собой обычные деньги, имея обращение лишь в определенной сфере. С точки же зрения юридической они представляют собой особую разновидность документов, удостоверяющих определенные имущественные права их обладателей, осуществление которых возможно только при их предъявлении. Именно поэтому Верховный Суд разъяснил, что «действия лиц, совершивших хищение талонов на горючие и смазочные материалы, которые непосредственно дают право на получение имущества, а равно хищение абонементных книжек, проездных и единых билетов на право проезда в метро и на других видах городского транспорта, находящихся в обращении как документы, удостоверяющие оплату транспортных услуг, независимо от использования похищенных знаков по назначению или сбыта их другим лицам, должны квалифицироваться как оконченное преступление».[104]

Иначе расценивается завладение бланками билетов для проезда на железнодорожном, воздушном, водном и автомобильном транспорте, которые без соответствующего оформления (или, как говорит ст. 142 ГК, «без обязательных реквизитов») не являются носителями стоимости. Поскольку подобного рода документы могут быть использованы по назначению лишь после внесения в них дополнительных данных (заполнение текста, скрепление печатью, компостирование и т. п.), как таковые они не могут быть предметом хищения. Решение вопроса о квалификации завладения ими во многом зависит от направленности умысла на их дальнейшее использование:

а) изъятие бланков билетов с целью их личного использования по назначению как документов, подтверждающих оплату транспортных услуг, надлежит квалифицировать по ч. 1 ст. 30 и ст. 165 как приготовление к причинению имущественного ущерба путем обмана, а в случаях фактического их использования – по ст. 165 УК;

б) в случаях подделки похищенных бланков билетов и сбыта их гражданам содеянное должно квалифицироваться как подделка документов (ст. 327) и мошенничество (ст. 159 УК);

в) действия лиц, изъявших бланки билетов с целью реализации через уполномоченных на то работников транспорта и присвоения вырученных средств, могут квалифицироваться как приготовление к хищению, а в случаях их частичной или полной реализации – соответственно, как покушение либо оконченное хищение, предметом которого являются не документы как таковые, а деньги, полученные от их продажи;

г) в случаях подделки похищенных билетов и предъявления их транспортной организации для возврата денег под видом отказа от поездки, опоздания к отправлению (вылету) или под другим фиктивным предлогом содеянное должно квалифицироваться как подделка документов (ст. 327) и покушение на мошенничество или оконченное мошенничество в зависимости от стадии преступной деятельности (ст. 159 УК).[105]

Что касается билетов, предназначенных для продажи кассирами трамваев, троллейбусов и других городских транспортных средств, то они не нуждаются в каком-либо дополнительном оформлении, но возможности их личного использования практически ничтожны. Как таковые они могут представлять интерес лишь в целях последующей реализации через уполномоченных на то работников транспорта и присвоения вырученных от продажи денег. Соответственно изъятие данных билетов следует квалифицировать как приготовление к хищению, а в случаях частичной или полной реализации похищенных документов – как покушение либо оконченное хищение денежных средств.

Иные документы, которые, не являясь носителями стоимости, представляют право на получение имущества (доверенности, долговые расписки, страховые полисы, завещания, товарные накладные, сохранные расписки, квитанции, выдаваемые поклажедателю в подтверждение принятия вещи на хранение в камеру хранения, документы, удостоверяющие право клиента на доступ к сейфу и его содержимому, или иные документы, подписанные хранителем и удостоверяющие принятие вещи на хранение ломбардом, банком, и пр.), а также легитимационные знаки (номерные жетоны гардеробов и камер хранения либо иные знаки, удостоверяющие прием вещей на хранение) могут служить лишь средствами совершения хищения.

С тем большим основанием не могут рассматриваться в качестве предмета преступлений против собственности документы неимущественного характера. Ответственность за хищение официальных документов, штампов или печатей, пусть даже совершенное из корыстной заинтересованности, наступает по ст. 325 УК, посягающей на иной объект – порядок управления.

Заметим к тому же, что указанные предметы не участвуют в гражданском обороте, тогда как признак вовлеченности в оборот весьма важен, поскольку вещи, изъятые из обращения или ограниченные в обороте, по общему правилу, не могут рассматриваться в качестве предмета хищений. Хотя они и обладают экономическим свойством стоимости, совершаемые с ними действия нарушают не столько имущественные отношения, сколько специальный правовой режим, установленный относительно указанных вещей.

К ограниченным в гражданском обороте или изъятым из него относятся отдельные предусмотренные международно-правовыми либо внутригосударственными нормативными актами виды имущества, которые по соображениям общественной или государственной безопасности, а также в соответствии с принятыми международными обязательствами не могут быть предметом свободного оборота.

Именно поэтому ответственность за хищение ядерных материалов или радиоактивных веществ (ст. 221), ядерного, химического, биологического или других видов оружия массового поражения, а равно материалов или оборудования, которые могут быть использованы при создании оружия массового поражения (ч. 2 ст. 226), огнестрельного оружия, комплектующих деталей к нему, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств (ч. 1 ст. 226), наркотических средств или психотропных веществ (ст. 229), официальных документов, штампов или печатей (ч. 1 ст. 325), паспорта или других важных личных документов (ч. 2 ст. 325), а также марок акцизного сбора, специальных марок или знаков соответствия (ч. 3 ст. 325 УК) предусмотрена в других главах. Существо данных деяний заключается не столько в нанесении имущественного ущерба собственнику (хотя он присутствует в каждом из указанных посягательств), сколько в создании угрозы общественной безопасности (при хищении радиоактивных веществ и оружия), здоровью населения (при хищении наркотических средств и психотропных веществ), а также порядку управления (при хищении официальных документов, штампов и печатей).

Велико значение оборотоспособности и для квалификации посягательств на такие природные объекты, как земельные участки, водные объекты, леса, недра и т. п. Последние могут быть предметом хищения лишь в той мере, в какой они вовлечены в гражданский оборот, становясь объектами частной собственности. Незаконная же эксплуатация природных ресурсов, находящихся в государственной и муниципальной собственности, охватывается целым комплексом других норм УК, причем формулирующих не только экологические преступления, но и преступления в сфере экономической деятельности и даже преступления против собственности (ст. 165 УК).

Чужим является такое имущество, которое находится на момент изъятия в фактическом обладании какого-либо физического или юридического лица и не принадлежит похитителю по праву собственности.

Для признания того или иного имущества чужим для виновного не требуется, чтобы оно принадлежало на праве собственности тому лицу, у которого изымается. Имущество, вверенное лицу на определенном правовом основании (например, для целей его ответственного хранения или перевозки), также остается для него чужим, несмотря на то, что он наделяется в отношении данного имущества определенными правомочиями. Незаконное удержание у себя или израсходование такого имущества образует присвоение или растрату. Поэтому представляется некорректным разъяснение Верховного Суда РФ о том, что предметом хищения является «чужое, то есть не находящееся в собственности или законном владении виновного, имущество».[106]

Некоторые авторы допускают возможность совершения преступных действий в отношении своего имущества, приводя в качестве примера акты завладения собственным, но переданным в чужое владение имуществом с целью потребовать возмещения за якобы причиненный ущерб.[107] Однако такого рода случаи не нарушают правила о невозможности похищения собственного имущества, поскольку изъятие такового собственником в рассматриваемых случаях является лишь приготовлением к завладению материальными средствами, призванными возместить причиненный мнимой утратой ущерб. Следовательно, в качестве предмета хищения здесь выступает все же не свое, а изымаемое под видом компенсации имущество другого лица, т. е. опять-таки чужое. Изъятие же своего имущества служит лишь для создания видимости законности выплаты компенсации.[108]

Для признания имущества чужим достаточно, чтобы виновный не имел ни действительного, ни предполагаемого права на обращение с ним как со своим собственным. Поэтому хищение образует изъятие имущества не только у его собственника или титульного владельца, но и у незаконного обладателя, например у лица, ранее похитившего это имущество.

Особую значимость приобретает вопрос о «чужом» и «своем» имуществе в отношении многосубъектной собственности, являющейся объектом гражданско-правовых отношений между сособственниками.

Хищение имущества сособственников, совершенное третьим лицом, ничем (кроме числа потерпевших) не отличается от хищения имущества единоличного собственника, тогда как юридическая оценка незаконного распоряжения совместным имуществом одним из сособственников в ущерб другому не столь однозначна. Во многом она зависит от вида общей собственности – долевой или совместной, которые закрепляет п. 2 ст. 244 ГК.

В совместной собственности доли ее участников заранее не определены, существуя лишь в потенции, реализуемой при разделе общей собственности или выделе из нее. Бездолевой характер данного вида собственности позволяет более категорично отрицать возможность посягательства на нее одним из сособственников. Как в прежней, так и в нынешней литературе практически единодушно утверждается, что предметом рассматриваемых преступлений не может быть имущество, принадлежащее лицу на праве совместной собственности.[109] В ГК закреплено лишь два вида такой собственности – собственность супругов и членов крестьянского (фермерского) хозяйства.

Действующее российское законодательство не содержит специальных положений о пределах уголовной ответственности за имущественные правонарушения в семье.[110] Решающим критерием допустимости ответственности за внутрисемейные хищения продолжает оставаться правовой режим имущественных отношений, регулируемых семейным, а в необходимых случаях и гражданским законодательством (ст. 4 Семейного кодекса). Отсюда необходимо выяснять, является ли имущество, ставшее предметом нарушения, совместной собственностью супругов или индивидуальной собственностью одного из них, и в зависимости от этого решать вопрос о правовых средствах разрешения конфликта.

Установленный в ряде норм СК режим раздельной собственности допускает уголовную ответственность за имущественные правонарушения в семье, поскольку имущество, принадлежащее одному из супругов, является чужим для другого.

На раздельном режиме основаны также имущественные отношения между родителями и детьми, поскольку, согласно ст. 60 СК, ребенок не имеет права собственности на имущество родителей, а родители – на имущество ребенка (например, полученное им в дар или в порядке наследования, а также приобретенное на его средства). Из этого следует, что самовольное изъятие родительского имущества, равно как и детского, при известных условиях может составить признаки хищения.

Ситуация изменится, как только родители и дети перейдут на режим общей собственности, что допускается п. 5 ст. 60 СК. Да и супругам, заключившим брачный договор о режиме долевой или раздельной собственности, также ничто не препятствует в любое время расторгнуть его или изменить, установив режим совместной собственности (ст. 34 СК). Соответственно незаконное распоряжение общим имуществом одним из них станет ненаказуемым, так как предметом правонарушения становится совместное (т. е. собственное), а не чужое имущество.

Завершая характеристику предмета хищения, нельзя не отметить, что особые проблемы с его определением возникают при анализе мошенничества, которое содержит указание не только на хищение имущества, но и на приобретение права на него. Поэтому практически во всех литературных источниках, которые удалось обозреть, в качестве еще одного предмета мошенничества называется право на имущество. Предлагается даже изменить редакцию ч. 1 ст. 159 УК таким образом, чтобы она в полной мере отвечала этим взглядам, а именно: «Хищение чужого имущества или права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием».[111]

Юридическая некорректность данной формулировки очевидна. Ясно, что право собственности ни в субъективном его смысле (как юридически обеспеченная мера возможного поведения собственника по отношению к принадлежащему ему имуществу), ни тем более в объективном (как система правовых норм, регулирующих отношения по владению, пользованию и распоряжению данным имуществом) похищено быть не может. В результате хищения потерпевший лишается не права собственности, а фактической возможности использовать имеющиеся у него правомочия в отношении этого имущества вследствие его изъятия. Поэтому право на имущество не может быть отнесено к числу предметов хищения.

Настаивая на том, что предметом всех хищений могут быть исключительно вещи, причем не только в тех статьях, где говорится об имуществе, но и в тех, где говорится о праве на имущество, считаю возможным обосновать этот тезис тем, что в качестве своего объекта хищения имеют вещные отношения, в которых отношения собственности занимают центральное место, хотя вещные права не ограничиваются только правом собственности. Тезис же о несводимости вещных отношений к отношениям собственности и необходимости в связи с этим различать две разновидности отношений по владению, пользованию и распоряжению вещественными объектами позволяет заключить следующее: любое хищение нарушает отношения собственности, поскольку оно представляет собой незаконное и безвозмездное изъятие чужого имущества, но не любое незаконное и безвозмездное изъятие чужого имущества нарушает отношения собственности, коль скоро оно может быть совершено у лица, владеющего данным имуществом в объеме правомочий субъекта ограниченного вещного права.

Иными словами, в тех случаях, когда похититель ставит себя на место собственника, претендуя на всю полноту его власти, он нарушает отношения собственности, безотносительно к тому, у кого он изымает имущество (у самого ли собственника или иного владеющего им лица). Когда же лицо мошенническим или характерным для вымогательства образом ставит себя только на место субъекта ограниченного вещного права, не претендуя на ту меру власти, которая закрепляется за собственником, отношения собственности ущерба не терпят, поскольку собственником данной вещи остается все тот же «маячивший за спиной» носителя ограниченного вещного права субъект, но отношения ограниченного вещного права, безусловно, от этого страдают. Поэтому в первом случае можно говорить об изъятии имущества из фонда собственника, т. е. о его похищении, предполагающем замену подлинного собственника псевдособственником и потому нарушающем отношения собственности, а во втором – только о приобретении виновным ограниченного вещного права на данное имущество, нарушающем вещные отношения в более широком смысле этого слова, но все же не затрагивающем статус собственника и не ставящем под сомнение отношения собственности как таковые. Думается, на этом и основано различие между понятиями «хищение чужого имущества» и «приобретение права на чужое имущество».

Однако в судебной практике данное право не всегда получает уголовно-правовую защиту. Так, Махмудов был признан виновным в том, что путем мошенничества приобрел право на жилую площадь Авдеевых. Указав на ошибочность его осуждения за хищение, Верховный Суд РФ мотивировал свое решение тем, что Авдеевы не являлись ни собственниками, ни владельцами квартиры, которая находилась в ведении и в собственности департамента муниципального жилья правительства Москвы. Поэтому смена нанимателей квартиры не причинила ущерба собственнику имущества, тогда как ответственность за хищение, одним из видов которого является мошенничество, наступает только при причинении ущерба собственнику или владельцу имущества. Таким образом, между Махмудовым и Авдеевыми имелись гражданско-правовые отношения, регулируемые жилищным законодательством.[112]

Но если право нанимателя жилого помещения в государственном и муниципальном жилищном фонде квалифицировать в качестве ограниченного вещного (а это представляется вполне обоснованным), то оно должно подлежать такой же защите, как и права собственника на приватизированное им жилое помещение.[113]

Суммируя изложенное, можно сказать, что имущество как предмет хищения – это вещи, деньги, ценные бумаги и другие обладающие стоимостью предметы материального мира, по поводу которых существуют отношения собственности или иные вещные права.

С объективной стороны хищение представляет собой противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества.

Общественно опасное деяние посягательств на вещные отношения выражается в изъятии и (или) обращении чужого имущества в пользу виновного или других лиц либо в приобретении права на чужое имущество.

Говоря о формах незаконного перемещения имущества от собственника к несобственнику, нельзя не заметить, что в одних случаях оно осуществляется посредством примитивного захвата чужой вещи, откровенно попирающего права собственника и не нуждающегося в каком-либо правовом обосновании. Здесь главное – обеспечить себе хозяйственное господство над вещью, т. е. завладеть ею. Отсутствие же претензий со стороны собственника или других лиц обеспечивают анонимность похитителя или неизвестность его местонахождения и презумпция законности фактического владения – предположение о том, что тот, у кого вещь находится, имеет право на владение ею, пока не доказано обратное. Такого рода процесс воздействия на предмет, типичный для кражи, грабежа и разбоя (если нападение завершается завладением предметом), и называется изъятием, трактуемым в узкофизическом смысле – как противоправное извлечение (исключение, удаление, выведение) имущества из владения собственника с одновременным переводом его в фактическое незаконное обладание похитителя или других лиц.

Другой процесс воздействия на предмет, который типичен для присвоения и растраты, совершаемых в отношении вверенного имущества и потому не требующих его физического изъятия, коль скоро оно и так уже находится во владении виновного, называется обращением чужого имущества в свою пользу или в пользу других лиц.

Следовательно, изъятием можно считать не только физическое извлечение и удаление имущества из чьего-либо обладания, но и юридическое обособление имущества, находящегося в обладании виновного на законных основаниях. Например, когда заведующий складом незаконно списывает хранящиеся на складе вещи, изменяется не местоположение их в пространстве, а отношение к ним виновного, который юридически правомерное владение данными вещами трансформирует в противоправное обладание. Такой переход от правомерного владения к неправомерному иногда называют «формальным изъятием».[114] Несмотря на то, что фактически вещи продолжают находиться на тех же стеллажах, юридически их уже не существует для собственника, ибо они числятся как изъятые с места их нахождения и уничтоженные по акту за непригодностью. Следовательно, в присвоении вверенного имущества также можно усмотреть его изъятие у собственника. Отражая внешнюю сторону процесса обретения власти над чужим имуществом при неизменности его местоположения, такого рода «формальные» действия отражают и содержательное существо изъятия – фактическую смену собственника.

Особенно нагляден формально-юридический характер изъятия при мошенническом завладении товарораспорядительными документами (коносаментами, грузовыми накладными, складскими свидетельствами и т. п.), передача которых приравнивается, согласно п. 3 ст. 224 ГК, к передаче вещи, что влечет и переход права собственности на нее, безотносительно к тому, что сами товары продолжают находиться на складе.

Подобное же изъятие (именно изъятие, а не приобретение права на чужое имущество) характерно для мошеннического завладения объектами недвижимости, выведение которых из имущественного фонда собственника невозможно без «юридического сопровождения» – соответствующего оформления перехода права собственности. В отличие от «физического» изъятия, характерного для кражи, грабежа и разбоя, а также от «формального» изъятия, свойственного присвоению и растрате, такую форму можно назвать «юридическим» изъятием, при котором прежний собственник может даже остаться фактическим владельцем имущества (например, продолжать жить в квартире), тогда как юридически «права» владения, пользования и распоряжения данным имуществом уже принадлежат преступнику.

Следовательно, хищение как изъятие чужого имущества не включает в себя с необходимостью фактическое завладение им, юридически опосредствующее презумпцию законности владения. Изъятие имущества может произойти и без его перемещения в пространстве с его постоянного или временного местонахождения (как это происходит при хищении недвижимости).

С этой точки зрения, выделение в понятии хищения «обращения» чужого имущества в пользу виновного или других лиц не столь уж необходимо, так как невозможно обратить чужое имущество в чью-либо пользу, не изъяв его из фонда собственника. Поэтому основой, характеризующей хищение с объективной стороны, в какой бы конкретной форме оно ни осуществлялось, является именно «изъятие», которое не только отражает внешний процесс противоправного воздействия на предмет преступления, но и указывает на механизм причинения вреда его собственнику, поскольку изъятие всегда связано с незаконным переходом имущества от собственника к несобственнику.

Криминалистическое же «приобретение права на чужое имущество» корреспондирует с цивилистическим «правом на чужие вещи», каковым по определению являются ограниченные вещные права. Завладение такого рода «чужими вещами» также предполагает их изъятие, но не у собственника, а у владельца, и не физическое, а «юридическое».

Поскольку для вменения хищения необходимо установить, что преступник завладел чужим имуществом, которое к моменту его изъятия находилось в собственности или во владении другого лица (т. е. уже вошло во владение последнего и еще не выбыло из него), важное значение для квалификации приобретает определение оснований возникновения и прекращения права собственности, а также моментов поступления данного имущества в собственность или владение соответствующего лица и его выбытия.

Признаками изъятия чужого имущества при его хищении являются противоправность и безвозмездность.

Противоправность изъятия, прежде всего, означает, что оно осуществляется способом, прямо запрещенным уголовным законом (объективная противоправность), при отсутствии которого содеянное может квалифицироваться по иным статьям УК или вовсе не составлять преступления. Так, не является хищением завладение чужим имуществом при дозволении закона, например в случаях крайней необходимости, исполнения приказа или наличия других обстоятельств, исключающих противоправность содеянного.

Далее, противоправность заключается в отсутствии у виновного какого-либо права на изымаемое имущество (субъективная противоправность). Когда же такое право есть (например, собственник изымает свое имущество у другого лица), когда имеются фактические основания для получения имущества, а нарушается лишь установленный порядок осуществления этого права, такие действия могут быть расценены как самоуправство.[115]

Наконец, противоправность хищения состоит в нарушении свободы собственника или титульного владельца распоряжаться находящимся у них имуществом, ибо его изъятие осуществляется помимо или против их воли. Отсюда следует, что не является хищением завладение чужим имуществом с согласия его собственника. Однако противоправным будет изъятие имущества не только у ребенка, душевнобольного, а также у иного не способного выразить свою волю лица, но и у лица, выразившего свое «согласие» на изменение отношения к имуществу под влиянием обмана или насилия, коль скоро такое согласие не имеет ничего общего с подлинной волей потерпевшего.

Безвозмездность изъятия наличествует в тех случаях, когда оно производится без соразмерного возмещения стоимости изымаемого деньгами (т. е. бесплатно) либо без предоставления эквивалента в виде труда, равноценного имущества, а также с символическим либо неадекватным возмещением.

Стало быть, получение денежных средств, хотя и по фиктивным или неправильно оформленным документам, но за фактически выполненную работу, не является хищением, поскольку незаконное завладение имуществом не связано в данном случае с причинением имущественного ущерба, тем более, что виновный компенсирует его трудовыми затратами.

Но если оплата труда осуществляется не только с учетом его количества и качества, но и включает в себя различные надбавки (за выслугу лет, продолжительность работы в районах Крайнего Севера, классность, ученую степень и т. п.), то умышленное незаконное получение подобных надбавок лицами, не имеющими на них права, квалифицируется не только как подделка или использование поддельного документа, но и как хищение. Однако размер последнего составляет не вся сумма полученных денежных средств, а только та их часть, которая равна надбавке к окладу или разнице между обычной и повышенной заработной платой.

В этом плане не вполне обоснованным представляется вывод Военной коллегии Верховного Суда РФ о том, что не является хищением получение денежного довольствия незаконно назначенным на капитанскую должность прапорщиком Сбитневым, который добросовестно исполнял свои обязанности.[116]

Не вдаваясь в вопрос, может ли прапорщик российской армии с успехом справляться с должностными обязанностями капитана, заметим лишь, что Военная коллегия почему-то обделила вниманием вопрос о том, а как же быть с денежной суммой, полученной прапорщиком в виде надбавки за капитанское звание. Ведь эта надбавка не зависит напрямую от успешного выполнения должностных обязанностей.[117]

Об отсутствии признака безвозмездности, исключающем обвинение в хищении, можно говорить, во-первых, при предоставлении соответствующего возмещения в надлежащее время (как правило, одновременно с изъятием или непосредственно после изъятия), а не «задним числом» (скажем, после того, как правоохранительным органам стало известно о факте получения имущества), а во-вторых, при адекватности возмещения. В связи с этим важное значение приобретает определение форм, сроков и эквивалентности предоставляемого возмещения, которые устанавливаются на основе анализа конкретных обстоятельств дела, с учетом в необходимых случаях мнения потерпевшего.[118]

Так, С. – директор коммерческой организации «Кама с утра», занимающийся поставками тонизирующего напитка «Кама» для борьбы с похмельем, получив «предоплату» от торговой фирмы «Рассолия», не смог выполнить к установленному в договоре сроку взятые на себя обязательства, потому что грузовик, перевозивший напиток, сгорел по пути в Москву, что было достоверно установлено следствием. В итоге по заявлению руководства «Рассолии» в отношении С. было возбуждено уголовное дело о мошенничестве. Однако он взял кредит в банке и вернул полученные деньги. Суд учел это и дело прекратил.

Данное решение обосновывается тем, что для признания завладения имуществом хищением это завладение должно характеризоваться как заведомо (с точки зрения берущего кредит) безвозмездное. Поскольку С., получив «предоплату» за товар, затем вернул эти средства, а не сам товар, и не доказано его желание не возвращать полученные средства, то, несмотря на нарушение условий договора, говорить о безвозмездном завладении им чужим имуществом в виде денежных средств не приходится.[119]

Не столь однозначна оценка ситуаций, в которых происходит частичное возмещение стоимости изъятого. В свое время Верховный Суд СССР указал, что изъятие вверенного имущества путем замены его на менее ценное должно квалифицироваться как хищение «в размере стоимости изъятого имущества».[120] Верховный Суд РФ остается верен этой позиции, разъясняя, что при установлении размера, в котором совершены мошенничество, присвоение или растрата, надлежит иметь в виду, что хищение имущества с одновременной заменой его менее ценным квалифицируется как «хищение в размере стоимости изъятого имущества».[121]

Данное положение воспроизводится и в некоторых современных учебных пособиях, вольно или невольно ставя под сомнение позицию законодателя, включившего признак безвозмездности в понятие хищения. На самом же деле при наличии соответствующих доказательств стоимость похищенного должна определяться разницей между реальной стоимостью присвоенного имущества и суммой его компенсации. Таким образом, частичное возмещение стоимости изъятого не исключает состава хищения, но может быть учтено при его квалификации и определении размера причиненного ущерба. Такая возможность, как представляется, во многом зависит от формы возмещения и понимания того, что замену имущества на менее ценное, осуществляемую одновременно с его изъятием, не следует путать с последующим частичным возмещением ущерба, которое само по себе не свидетельствует об отсутствии умысла на хищение в размере стоимости изъятого.

Материальный ущерб является непременным элементом объективной стороны всех хищений, составы которых сформулированы как материальные, за исключением разбоя.

Существо хищения (как деяния, выражающегося в изъятии имущества) предопределяет, что в содержание наступившего от этого ущерба включаются только реальные имущественные потери, понесенные собственником. Убытки иного характера (например, в виде упущенных доходов от использования имущества) в содержание ущерба от хищения не входят.

При хищении, каким бы способом оно ни было совершено, всегда происходит причинение реального урона собственнику в виде уменьшения объема его наличного имущества и, соответственно, незаконное обогащение преступника в размере стоимости изъятого имущества. Реальный ущерб на одной стороне и имущественная прибыль – на другой – непременные признаки деяния, связанные с безвозмездным переходом имущества от собственника к несобственнику.

В сущности, также должен решаться вопрос и относительно убытков, причиняемых субъекту ограниченного вещного права, с той лишь разницей, что уменьшение объема того имущества, которым он владеет, не сказывается на размере имущественного фонда собственника. Отсюда в качестве преступления против собственности может рассматриваться и незаконное безвозмездное перемещение имущества из хозяйственного ведения или оперативного управления одного функционирующего на началах имущественной обособленности юридического лица в ведение или управление другого, хотя и не связанное с нарушением права собственности, но посягающее на вещные права титульного владельца.

Таким образом, с объективной стороны хищение представляет собой противоправное безвозмездное изъятие чужого имущества из фонда собственника, сопряженное с его обращением в пользу виновного или других лиц, причинившим ущерб собственнику, а приобретение права на чужое имущество – противоправное безвозмездное изъятие данного имущества из владения субъекта ограниченного вещного права, сопряженное с его обращением в пользу виновного или других лиц, причинившим ущерб владельцу этого имущества.

Материальный характер составов хищения предполагает установление не только факта ущерба, но и правильное исчисление его размера, который определяется общественно значимой ценностью изъятого имущества. Последняя непосредственно определяется его номинальной денежной стоимостью (если речь идет о деньгах как особом товаре, выражающем цену любых других видов имущества) либо стоимостью в денежном выражении, хотя в отдельных случаях могут учитываться и другие показатели, например, историческая или культурная ценность, которая, впрочем, также имеет свой денежный эквивалент.

Несмотря на то, что УК не ограничивает ответственность за хищение каким-либо пределом, сопоставление его с КоАП позволяет заключить, что суммой, минимально необходимой для уголовной ответственности за кражу, мошенничество, присвоение и растрату, является 100 рублей.[122] На квалифицированные виды указанных хищений, а также на грабеж и разбой этот критерий не распространяется.

Значение действительной стоимости похищенного объясняется также необходимостью установления степени общественной опасности криминального хищения. Чем больше стоимость изъятого имущества, выраженная в денежной сумме, чем больший материальный ущерб причиняется, тем выше степень опасности совершенного преступления. Во многих составах хищений это обстоятельство приобретает квалификационное значение в силу того, что размер причиненного материального ущерба предусмотрен в качестве квалифицирующего и особо квалифицирующего признака.

В связи с этим хищения подразделяются на: мелкое (ст. 7.27 КоАП), в значительных размерах или причинившее значительный ущерб гражданину (ч. 2 ст. 158–160 УК), крупное (ч. 3 ст. 158–160, п. «д» ч. 2 ст. 161, ч. 3 ст. 162), особо крупное (ч. 4 ст. 158–160, п. «б» ч. 3 ст. 161) и хищение предметов, имеющих особую ценность (ст. 164 УК). Что касается разбоя, то по причине усеченности его состава речь идет не о реальном, а о потенциальном причинении материального ущерба, в силу чего выделяется разбой, совершенный в целях завладения имуществом в особо крупном размере (п. «б» ч. 3 ст. 162 УК).

Вменение материального ущерба от хищения предполагает установление причинной связи между изъятием имущества и наступившими вредными последствиями – образованием имущественной недостачи в фондах собственника, за счет которой и происходит приращение фонда расхитителя. Для того чтобы вменить хищение, необходимо установить, что эта недостача является следствием именно изъятия имущества, имея в виду, что не всякая утрата материальных ценностей является следствием их изъятия.

Способы изъятия исчерпывающим образом определены в УК: кража, мошенничество, присвоение, растрата, грабеж, разбой (ст. 158–162). Только этими способами может быть совершено и хищение предметов, имеющих особую ценность (ст. 164).

К средствам совершения хищений можно отнести различного рода документы, специальную одежду, маски, приспособления, облегчающие совершение преступления, и т. д. Таковыми могут быть фальшивые бланки, необходимые для мошеннического обмана, снотворное для усыпления жертвы, лестница для проникновения в хранилище, транспортные средства, необходимые для вывоза похищенного, и многое другое.

К орудиям совершения хищений относятся любые предметы, которые используются для непосредственного осуществления задуманного преступления: оружие, предметы, используемые в качестве оружия, отмычки и прочие орудия взлома, яды и др.

От объективной стороны состава преступления зависит момент окончания преступления.

Сопряженность изъятия чужого имущества с обращением последнего в пользу виновного или других лиц предопределяет и логику определения момента окончания хищения. Если признаком объективной стороны хищения является причинение ущерба собственнику или иному владельцу имущества, оно считается оконченным с момента изъятия имущества и получения виновным реальной возможности пользоваться или распоряжаться им по своему усмотрению.[123]

Вопрос о том, с какого момента у похитителя появляется реальная возможность пользоваться или распоряжаться изъятым имуществом, – вопрос факта, решаемый с учетом обстоятельств конкретного дела. Вот несколько примеров, иллюстрирующих ошибки в его решении.

Е. признан виновным в том, что открыто завладел норковой шапкой Д., сорвав ее с головы потерпевшей, и осужден за грабеж. Между тем по делу установлено, что Е., сорвав с головы Д. шапку, стал убегать. Однако потерпевшая и проходивший мимо мужчина тут же догнали его, и Е. вынужден был выбросить шапку, которая возвращена потерпевшей.

Таким образом, умысел виновного на завладение чужим имуществом не был доведен до конца по не зависящим от его воли обстоятельствам. При таком положении содеянное содержит состав неоконченного преступления, и его надлежит квалифицировать как покушение на грабеж. Стало быть, если лицо после грабежа сразу было задержано и не имело возможности распорядиться имуществом, преступление не может быть признано оконченным.[124]

По другому делу кассационная инстанция, переквалифицировав действия Скосырева, осужденного за оконченное хищение, на покушение, указала, что в момент завладения деньгами в магазине он был замечен гражданами, которые задержали его при выходе из магазина. Следовательно, Скосырев не мог реально распорядится изъятыми в магазине деньгами.[125]

Более определенные критерии на этот счет выработаны в отношении хищений с охраняемых объектов и территорий (складов, баз, предприятий), связанных с системой проходных, пропусков и т. п. Решение вопроса о моменте окончания хищения в данном случае зависит от характера изымаемого имущества и намерений виновного. Если предмет таков, что им можно распорядиться (в частности, употребить) без выноса с территории, и виновный имел такое намерение, то хищение считается оконченным с момента завладения этим предметом и появления возможности распорядиться им на месте; в остальных случаях – с момента выноса имущества за пределы охраняемой территории.

Так, работник торгового морского порта, похитивший в расположенном на его территории магазине пальто и задержанный на территории порта, был осужден за оконченное хищение, поскольку предмет преступления не являлся имуществом порта, охраняемым соответствующей службой, и виновный имел реальную возможность распорядиться им как на территории порта, так и вне ее по своему усмотрению.

Группа работников тепличного комбината похитила со склада товарной продукции 23 ящика огурцов и, погрузив их на автомашину, пыталась вывезти с территории, но была задержана на проходной. Верховный Суд признал неправильной квалификацию этого преступления как оконченного хищения и переквалифицировал его на покушение на кражу, поскольку виновные не имели реальной возможности распорядиться данным имуществом по своему усмотрению.

Изъятие из склада и погрузка в автомашину на охраняемой территории предприятия нескольких десятков ящиков с минеральной водой или нескольких бидонов с молоком не признаны оконченной кражей, а изъятие из цеха бидона спирта и сокрытие его на охраняемой территории с целью потребления признаны оконченным преступлением.

Действия лица, задержанного в проходной мясокомбината с мясом, квалифицированы как покушение на преступление, тогда как содеянное лицом, задержанным за пределами овощной базы с картофелем, оценено в качестве оконченной кражи.

Следовательно, хищение не может считаться оконченным, пока имущество не вынесено с территории охраняемого объекта, даже если оно было изъято из места его постоянного хранения, обособлено и подготовлено для последующего выноса. Более того, в одном из постановлений Верховного Суда по конкретному делу даже перебрасывание похищаемого имущества через забор соучастнику, который тут же был задержан, также расценено как неоконченное хищение, поскольку виновные не получили возможности распоряжаться данным имуществом.

Такое решение вопроса о моменте окончания хищений имеет немаловажное значение и для ответственности лиц, осуществляющих охрану объекта, с которого совершается хищение. Ведь если таковое считать оконченным в тот момент, когда имущество изъято из места его постоянного хранения (например, из цеха, склада) и погружено в машину, спрятано в одежде или иным образом подготовлено к вывозу (выносу) за пределы охраняемой территории в целом, то последующий сговор с работником охраны не позволяет считать последнего соучастником хищения, ибо нельзя принять участия в том, что уже завершилось. В действительности хищение еще продолжается, и работник охраны успевает принять участие в нем. Поэтому действия лица, задержанного с похищаемым имуществом на проходной, должны квалифицироваться как покушение на хищение, а действия работника охраны, умышленно содействовавшего в выносе имущества или иным способом устраняющего препятствия для хищения, – как соучастие в хищении.[126]

В зависимости от этого определяются и временные пределы добровольного отказа от доведения хищения до конца. Лицо, изъявшее имущество и спрятавшее его на охраняемой территории с целью последующего выноса или вывоза, не подлежит уголовной ответственности на основании ст. 31 УК, если оно добровольно и окончательно отказалось от доведения этого преступления до конца и возвратило имущество.

Необходимость обретения виновным реальной возможности по своему усмотрению пользоваться и распоряжаться имуществом, которым он завладел, важна для признания оконченными и хищений, совершаемых из жилищ, помещений либо иных хранилищ. Вот несколько примеров, иллюстрирующих позицию судов по этому вопросу.

По делу Б., осужденного за оконченную кражу, Верховный Суд признал правильной переквалификацию его действий на покушение на кражу, поскольку виновный, отжав с помощью «фомки» дверь, выбил ее ногой и проник в квартиру, из которой попытался изъять имущество, но распорядиться им не успел, поскольку был задержан сотрудниками милиции при выходе из квартиры.

Задержание лица сразу же за воротами дома с изъятым имуществом до получения им возможности распорядиться этим имуществом также было признано покушением на совершение кражи.

Ж. был признан виновным в совершении тайного хищения из секции универмага «Детский мир» и осужден за кражу. В протесте был поставлен вопрос о переквалификации его действий на покушение на кражу, так как из материалов дела видно, что Ж. вышел из секции универмага с похищенным и был задержан сотрудниками милиции на четвертом этаже у лестницы. Следовательно, хотя Ж. и завладел чужим имуществом, реальной возможности распорядиться им у него не было. Он не осознавал того, что в момент совершения преступления за его действиями наблюдал сотрудник милиции, проконтролировавший его поведение вплоть до момента задержания. За пределы здания универмага Ж. не вышел, даже не покинул 4-го этажа, где расположена секция, в которой он совершил преступление. Он был задержан практически сразу после выхода из нее, в связи с чем предпринять какие-либо действия, направленные на реализацию изъятого, он не мог. При таких обстоятельствах действия Ж. подлежат квалификации как покушение на совершение тайного хищения (кражи), поскольку они были непосредственно направлены на совершение преступления, которое не было доведено до конца по причинам, не зависящим от его воли (задержание сотрудниками милиции).[127]

Итак, отсутствие у субъекта реальной возможности распоряжаться или пользоваться изъятым имуществом исключает состав оконченного хищения. В подобных случаях содеянное надлежит квалифицировать как покушение на хищение.

Фактическое пользование и распоряжение похищенным лежит за пределами состава хищения и дополнительной квалификации не требует. Уголовно-правовой оценке подлежат лишь совершение финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, приобретенными лицом в результате совершения им хищения (ст. 174¹),[128] а также действия прикосновенных к хищению лиц, которые участвуют в легализации (отмывании) имущества, похищенного другими лицами (ст. 174), либо приобретают или сбывают заведомо похищенные предметы (ст. 175 УК). При этом в случаях, когда приобретение указанных предметов было связано с подстрекательством к хищению, действия виновных подлежат квалификации как соучастие в этом преступлении. Равным образом следует квалифицировать заранее обещанное приобретение или реализацию похищенного, а также систематическое приобретение от одного и того же расхитителя похищенного имущества лицом, сознававшим, что это дает возможность расхитителю рассчитывать на содействие в сбыте данного имущества.[129]