Читать книгу Великолепная десятка. Выпуск 2: Сборник современной прозы и поэзии - Каллум Хопкинс, Коллектив авторов, Сборник рецептов - Страница 14

городское небритое грязно-осеннее регги

в настроенье нахохленным улицам роль и игра

дирижёром отнюдь не французский маэстро легран

но и не потерявший работу булгаковский регент

происходит публичное действо народно-трамвайно

от его обнажённости запросто и онеметь

и оглохнуть октябрьски не слыша натужную медь

ту что выдули лабухи с лысыми неголовами

грубых ветров наждак наточил по-цирюльничьи бритву

исскоблил по-парадному плеши угрюмых торжеств

внутрь трубы водосточной втекает предзимняя жесть

и готовится музыка стыть как строительный битум…

Отстала птица, зовам вопреки,

и голос клина медленно растаял.

Канва сюжета лапотно проста, и —

узор не гладью – вкрест, да от руки…

Прожить одной всю зиму – не крюшон,

а самогон, с какого глотка сохнет.

Кричать бы ей на птичьем громко: "Ох! Нет!", —

да только к зобу крик не подошёл…

Отмёрзнут крылья, вмёрзнет в тело боль,

загонит голод мысль живую в угол…

Случалось многим выть сильней белуги

лишь для того,

чтоб только

быть

собой…

…сунуть голову в снег и как северный страус уснуть,

и приснить себе сон, где совсем не полярное лето

разливает росу в руки утренних трав-тарталеток,

а озёрная гладь прячет в омуте рыбью казну.

я, зажатый зимой, как заборным штакетом щенок,

дали волю бы мне, снёс бы к чёрту четыре пролёта

февраля-коротышки, и путь мой к свободе пролёг бы,

заструились ручьи б, как прозрачные змеи у ног…

…от прорыва плотин до прорыва такого же – век…

чтобы век скоротать, стрелки двигать готов я руками,

но вселился в меня целлюлозный столбняк оригами —

ни часы подвести, ни поднять даже собственных век…

Давай же, март, не думая, плесни

в лицо мне снег твой тёплый, ненормальный.

Он мне, как песня тысячи шарманок,

сгоняющая зимний сон с ресниц.

За песню можешь плату ты взимать.

О ней мечтает люд любого ранга!

А я согласен быть твоею Вангой,

пророча: скоро кончится зима!

И зеркала, что скрыты под шугой,

откроют вскоре нам свои владенья —

мелькнёт там Ихтиандра привиденье,

в упор посмотрит сам Ларошфуко.

Качнут солнцеворотные весы

той чашей, где насыпан ворох света,

посыплются грачи горохом с веток,

покатятся ручьи, как в масле сыр.

Такой воображения Грааль,

пока я рот на тёплый день разинул.

А снегом март – обманывает зиму.

А та ему не верит ни на грамм…

Вложив монетку в ладонь печали,

ночная птица, отпев, стихает.

Отдаст швартовы

рука сухая

вселенской скорби,

и ночь отчалит.

Пройдётся красным по глади кровель

арбузно-свежий востока ломтик.

Проснутся окна.

Зевотно.

Ломко.

Прохожий первый насупит брови.

Ещё не люди, а миражи мы.

Стать кровью, плотью нас день обяжет.

Ну а пока что, забыв себя же,

живём в себе же, собой и живы…