Читать книгу Зеленый луч - Коллектив авторов - Страница 13

На самом подступе к безопасному берегу утренней улицы неосторожно разогнавшаяся машина сбила пожилую женщину. Теперь уже никуда не торопясь, спокойная, она лежала на обочине, откинув голову на край тротуара. Вокруг собиралась толпа сочувствующих. Впрочем, надолго они не задерживались. Всем было некогда. Чужая беда краешком цепляла сознание, но собственное Я требовало внимания к себе и к своим заботам. Маленькая уличная трагедия естественно вплелась в рабочие будни города…

По улице неслись рычащие, воющие, исторгающие выхлопные газы автомобили. А спокойные глаза витрин бесстрастно отражали потоки машин и беспорядочное движение пешеходов.

На другой день на этом месте появился траурный венок, прикрученный тонкой проволокой к бетонному столбу. Все чаще и чаще в последнее время подобные скорбные отметины пятнали лицо города, напоминая его жителям о смерти. Это становилось жутковатой традицией.

Город имел глубоко провинциальные корни. Он помнил еще булыжные мостовые, неторопливых лошадок, запряженных в телеги, и никак не хотел изменять этой памяти. И вырастая в высоту многоэтажками, оставался верен прежнему стилю запутанных, тесных путей передвижения. Медленно, но неуклонно гармония между автомобилями и пешеходами нарушалась. Первые приобретали статус воинствующего преимущества. Хотя надо отметить, что им приходилось также несладко на лишенных простора улицах. Проезжие части города набухали как больные вены, с напряжением пропуская сгустившуюся кровь своей жизни. Все чаще и чаще возникали тромбы аварий, нередко с трагическим концом. Город становился опасен, он жил и убивал, отмечая места соприкосновения жизни и смерти траурными цветами. Этот город в свое время подарил мне жизнь, он же теперь проводил меня дорогами потерь… И теперь, проходя мимо траурного венка на переходе, я каждый раз мысленно видела ту женщину, которая так и не добралась при жизни до спасительного краешка тротуара…

Как-то в январское очень морозное утро я собралась на кладбище почтить память близких, находящихся уже по ту сторону бытия. С рассветом навалился туман, но снега в моем южном городе не наблюдалось, и морозная влага молочной моросью насытила воздух, клочьями инея оседая на проводах. Перед лобовым стеклом маршрутки дорога впадала в никуда…

Наконец, путь завершился перед кладбищенскими воротами. Несмотря на мороз, торговцы цветами уже заняли свои посты. Закутанные в тридцать три одежки, они напоминали нахохлившихся ворон. На меня среагировали мгновенно, услужливо предлагая свой ярко пламенеющий товар. Выбрав две розы и букетик желтых, как солнышки маргариток, я двинулась по знакомой дорожке вглубь. Город живых остался позади.

Сразу за оградой отсекалась суета, морозный туман обволакивал, заполняя все пустоты вокруг могил и ограничивая видимое пространство в пределах двух-трех метров. Звуки вязли в плотном воздухе, подчеркивая ощущение полного одиночества. Позже под лучами раннего солнышка иней обернулся капельками росы, упал на ограды, цветы и листья венков. И они уже не казались искусственными. Я чуть не поддалась искушению потрогать веточки живой сирени. Полноте – это в январе-то! Я проходила между оградами, впитывая это чудо очарованными глазами. Даже лица на мраморных плитах тоже высветились и дружелюбно провожали меня взглядами, передавая по цепочке друг другу. Не зря, наверное, выбирая зрительный образ для изображения на могильной плите, живые отдают предпочтение фотографиям, где их близкие запечатлены в лучшие моменты жизни. Так избирательная память снова и снова при встрече отмечает доброе.

Выпав из реальности, ощущая только красоту, я окончательно заблудилась в этом густом морозном мареве, покалывающем щеки и глаза.

Время от времени навстречу выплывали одинокие фигуры и исчезали, скользнув по краю поля зрения. И трудно было определить: кто реальнее, они или эти – с портретов? Отчаявшись сориентироваться в пространстве, я мысленно позвала по именам тех, к кому шла. Из глубины пришел ответ, что-то ласково отозвалось в сердце, и я потянулась по тоненькой ниточке зова, не задумываясь о его природе. Просто доверилась… Не обманулась! Вот оно – место последнего успокоения близкой моей подруги. Сказка, сотворенная вокруг, этим зимним утром украсила и её оградку достойным образом. Морозная свежесть, оседая кружевом на мелких сухих травинках, преобразила земляное покрывало. Какие-то тонкие сердечные струны зазвучали в лад с мелодией привета от них, ушедших. И я стояла, впитывая эту музыку. Становилось легко и спокойно…

Медленно, словно выплыв из тумана, появилась серая ворона с черными крыльями. Она или ее приятельница обязательно прилетали в дни моих посещений с инспекторской проверкой. Молча уселась, невозмутимая, на перекладину соседнего креста и, склонив голову, покосилась на меня круглым черным глазом.

– Привет, подружка! Как дела?

И в ответ она как-то мягко не по-вороньи прокурлыкала. Звук низкий, но не хриплый перекатывался в горле, как водица по камушкам. Казалось, птица силится произнести что-то на человеческом языке, но, в силу физических особенностей гортани, ей это не удается. Ворона смотрела на меня и ворковала, ворковала… И то ли от этих звуков, то ли от тумана стал наплывать морок. Реальность отступила и сознание стало заполнятся какими-то призрачными картинками… Вот молодая красивая женщина с шикарными распущенными волосами. Кажется, я видела её в начале аллеи… Вот видный полноватый мужчина в парадном костюме с поднятой для приветствия рукой. Молодые ребята подтягиваются к гитаристу в камуфляжной форме. Они улыбаются! Как на портретах! А вот и мои: мама с мудрым и ласкающим взглядом, подруга, кокетливо поддерживающая шаль маленькой рукой. С губ её готовы слететь слова привета. Я понимаю, что они все тепло и светло знакомы, и каждому приходящему к ним находится свое доброе место.

Хотя не всем… Особнячком держится группа неприсоединившихся. Они, в отличие от большинства, грустны и озабочены. Им необходимо удалиться, ибо их души оказались привязанными к местам ухода из жизни. Венки-памятки на столбах, деревьях и перекрестках тянут их к обязанности приходить туда, где произошла трагедия. Образы самых страшных минут, прикрученные проволокой, корчатся от боли и зовут неуспокоенно сквозь глубины дня и ночи.

И они уходят за кладбищенскую ограду в ночной город оплакивать свое место скорби. Каждому – свое!

Стряхнув наваждение, я опомнилась и крикнула вороне:

– Зачем мне это показали? Что я могу сделать?

– Понять! – Отозвалось безмолвие.

Серая вестница склонила голову на другой бок, последний раз курлыкнул, и тихо взлетела, растворившись в тумане.

Я простилась с тенями своих близких. Испросив у них прощения за редкие посещения, двинулась в обратный путь. Маршрутка постепенно заполнялась людьми. Туман совсем осел, прояснилось, и открылись горизонты дня. Вдоль дороги ровными рядами высились бетонные опоры, и мой взгляд болезненно выхватывал те из них, которые были скорбно окантованы венками или цветами. Они стояли, склонив головы фонарей. Они тосковали…