Читать книгу Кубок ПОЭМБУКА. Осенний сезон 2017. Сборник стихотворений - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 3

Я сижу у канала. В воде – перевёрнутый город.

Искажённые формы реальнее, чем наяву.

И дымит папироса. И падают капли за ворот.

И по чёрной воде порыжевшие листья плывут.

На бульваре людская безликая серая лента

Между урн и газонов поспешно и нервно течёт.

Словно очередь в рай. И на входе проверят билеты.

Только касса сегодня закрыта на переучёт.

Люди стали прозрачны – к ним прежнего нет интереса.

Их запросы просты, путь недолог, судьба нелегка.

Недосып, несварение, тромбы, зубные протезы,

Телефоны, дисконтные карты в пустых кошельках…

Чтобы видеть сквозь плоть, нет нужды становиться учёным.

Прикасаться к бесплотному – вот чему надо учить.

И опять из толпы появляется девочка в чёрном.

И садится поближе ко мне. И как прежде, молчит…

Этот демон-хранитель повсюду со мной, как проклятье.

Вопросительно смотрит и острым поводит плечом.

Этот строгий фасон. Эти тонкие ноги под платьем.

Этот белый, с затейливым кружевом воротничок…

Что-то школьное. Что-то из сонного, пыльного детства.

Силюсь важное вспомнить, но помню всё время не то…

Холодает, и надо бы ей потеплее одеться,

Только вряд ли у призраков в моде мужские пальто.

Фонари зажигают, и время подумать о теле —

Дома кончился чай, на исходе запас папирос…

Пять минут посидим – и вернёмся к мирской канители.

«Ну, ответь мне, когда?» – задаю свой привычный вопрос.

Но она, как обычно, ни слова про дату финала…

В небе – пёстрая каша из блещущих звёзд и планет.

Мы сидим на граните. Мы смотрим на воду канала.

В нём качается город… Но нас в отражении нет.

Ливень тяжёлыми каплями бил в стекло.

Он закурил сигарету, взглянул в окно.

Там, за окном, было мокро и с крыш текло.

Здесь было душно, томительно и темно.

Чтоб не спугнуть ненароком ночной покой,

Сзади тихонько его обняла она

И осторожно прильнула к спине щекой.

Ей целый свет заменяла его спина.

В жизни, где буйствует ветер, где дождь стеной,

Где облака закрывают небес лазурь,

Всё ненадёжно. И лишь за его спиной

Можно укрыться от самых жестоких бурь.

И безразлично, что там у других, извне —

Рушится мир, или просто гремит гроза.

Всё, что ей нужно – прижаться к его спине,

От ощущения счастья прикрыв глаза.

Он докурил, повернулся спиной к окну,

Женские слёзы представил в который раз,

И прошептал: «Обожаю тебя одну»,

Вновь не придумав для правды достойных фраз.

Бахтиёра измучили странные сны:

Будто он дворянин, будто он генерал,

И ему император огромной страны

Поручает войну на Востоке. Ура!

Генерала в поход собирает жена:

«Это ужас – без ванны, в крови и в грязи…

Понимаю, какие гостинцы… Война!

Но подарок с изюминкой всё ж привези».

Оставляя на пыльных дорогах следы,

За колонной колонна шагают войска

В те края, где всегда не хватает воды,

Но в избытке верблюдов, жары и песка.

А когда впереди показались враги,

Под разрывы картечи и маты команд

Генерал направляет в атаку полки

И решительным штурмом берёт Самарканд.

Откупиться желает коварный эмир.

Генерал благороден, но грозен: «Шалишь!».

И везёт императору славу и мир,

А красотке-жене – самаркандский кишмиш.

Возвратившись в столицу, идёт во дворец —

Получать за победу разнос от царя.

Он мечтает спокойно поспать наконец,

А вельможи вокруг говорят, говорят…

Генералу пора, он глядит на часы,

Но какой-то зарвавшийся пьяный майор

Преграждает дорогу, топорща усы:

«Регистрацию мне предъяви, Бахтиёр!».

Он садится на койке в холодном поту.

За промёрзшими стёклами вьётся метель.

Он не может понять, отчего ерунду

Видит каждую ночь, утыкаясь в постель.

Бахтиёр обдаёт кипятком «Доширак».

Испарилась бесследно дворянская стать.

Он выходит из дома в четыре утра

И Дворцовую площадь идёт подметать.

Генеральская дача стоит за высокой оградой —

Ну, не любит хозяин себя выставлять напоказ…

Никого из чужих, а внутри тишина и прохлада.

И задёрнуты шторы от слишком внимательных глаз.

Вот и нынче на чёрной служебной машине подъехал,

Безучастно взглянул на гуляющий в шортах народ,

Ухмыльнулся собачьему лаю и детскому смеху,

И исчез во дворе за железом тяжёлых ворот.

А на улице август – палящее солнце в зените.

Отгремела гроза и куда-то бесследно ушла.

И ни облака в небе – лишь две размахрённые нити

Тянет ввысь за собой самолёта стальная игла.

Это лето окрашено в жёлтый, зелёный и синий.

Этим летом, похоже, не в моде другие цвета.

И на тысячу вёрст – одуряющий запах полыни,

И дождинки блестят на отмытых от пыли листах.

И пока не с руки вспоминать про снега и морозы,

Детвора по ночам залезает в чужие сады,

Над высокой травой пролетают шмели и стрекозы,

И срываются с веток созревшие к сроку плоды.

Если б людям почаще вдыхать ароматное лето,

Больше было бы счастья и реже бы грызла тоска…

Генерала нашли на ковре – с именным пистолетом,

В орденах и медалях, и с дыркой в районе виска.

Вроде, только вчера алым шёлком осины рдели,

А сегодня лишь кружевом чёрных ветвей качают.

Как мучительны ночи в холодной, пустой постели…

Раз опять до утра не уснуть, то хоть выпить чаю…

И она поспешила на кухню в ночной рубашке,

На конфорку поставила чайник и газ включила.

И достала из шкафа чудесной работы чашку —

Ту, что он в феврале подарил ей на годовщину.

Был фарфор удивительно тонок, почти прозрачен,

И блестел золотой ободок волоска не шире.

И неважно уже, кто тогда эту ссору начал,

Если нынче так пусто и тихо в большой квартире.

По каким океанам мотает её скитальца?

Сколько можно в подушку бессильно рыдать ночами?

И она всё крутила изящную чашку в пальцах,

И безмолвно пыхтел на плите полусонный чайник.

А когда телефон затрезвонил, в мгновенье ока

Тишину распугав, пустоту разорвав на части,

Чашка звякнула об пол, разбившись на сто осколков…

Может, люди не врут, утверждая, что это к счастью?

Ярко-рыжая хвоя. Красивый, но мертвенный цвет.

Я подумал, смолистую ветку в руках теребя,

Что под кронами сосен, желаю того, или нет,

Сколько б лет ни прошло, всё равно вспоминаю тебя.

Этот день я до мелких деталей припомнить могу

(Удивительно скроена глупая память людей):

Стрекотанье сороки, собачьи следы на снегу

И опавшие шишки в поднявшейся талой воде.

Наблюдая, как ветер твоё закрывает лицо

Своевольными, дерзкими прядями рыжих волос,

Я тебе объяснял, что строптиво судьбы колесо,

Но, конечно же, сбудется всё, что ещё не сбылось.

Я тебя умолял, что не надо решать сгоряча,

Я просил извинений за ревность без веских причин,

Убеждал позабыть о дурном и сначала начать,

Нёс совсем уж нелепое что-то про счастья ключи…

Ты колючую ветку сломала движеньем руки,

Объяснила, что любишь без памяти, но не меня,

И ушла по тропинке, небрежно смахнув со щеки

Непокорные, дивные волосы цвета огня.

Сколько можно терзаться прорехами в ветхой судьбе?

Слава богу, я к давнему прошлому нынче глухой.

Но с тех пор обречен всякий раз вспоминать о тебе,

Увидав порыжевшие иглы на ветке сухой.