Читать книгу Батя: Легенда спецназа ГРУ - Группа авторов - Страница 6

Заголовок этой главы взят из многочисленных поздравлений, стихотворных приветствий, приглашений – всей переписки с друзьями, которая осталась с архиве Василия Васильевича, точнее – в большой библиотеке, которую он собирал всю жизнь. Многие корреспонденции подписаны: «Братья во кадетстве».

Не называлось «кадетским» их Кавказское Краснознаменное суворовское офицерское училище, открытое в г. Майкопе в 1943 году и в 1947 году переведенное в г. Орджоникидзе (Владикавказ), соединенное с пехотным училищем, куда братья Колесники поступили в 1945 году и которое стало для Василия Васильевича на всю жизнь чем-то большим, чем просто alma-mater. He называлось оно «кадетским», а между тем воспитанники каким-то десятым чувством на уровне генной памяти соотносили себя с традицией исторических российских кадетских корпусов, где культивировались высокое понятие чести, преданность долгу, моральная и физическая чистота, дисциплина и товарищество – лучшие черты русского офицерства, в среде которого родилась и утвердилась словесная формула чести мундира: «Честь имею!»

Пришедшие в училище на волне огромного духовного подъема всего советского народа, одержавшего всемирно-историческую победу, суворовцы влюбленными глазами смотрели на живых героев, бравших Берлин, и искренне жалели, что опоздали родиться.

Дружба, рожденная в суворовском училище, или «во кадетстве», как потом они сами будут называть эту пору своей жизни, стала дружбой на всю жизнь. Ежегодно в День Победы 9 мая у метро «Кропоткинская» собираются бывшие суворовцы тех первых выпусков. И нет большей радости, чем эти встречи друзей, соединенных единой судьбой. «Нет уз святее товарищества!»

Среди большого количества имен близких В. В. Колеснику людей, его знакомых, сослуживцев «братья во кадетстве», разумеется, ничем не отличались от остальных. Лучшим своим другом Василий Васильевич, например, называл Лобачева Геннадия Алексеевича, с которым вместе не учился, а начинал службу на Дальнем Востоке. Но все же имена суворовцев «Орджо» обласканы его сердцем особо. Все – без исключений. Недаром его вдова Екатерина Михайловна на просьбу назвать его лучших друзей ответила: «Лобачев и суворовское училище».

Мы с родственниками покойного попытались составить список этого «братства» по переписке и его записным книжкам. Вот что у нас получилось (просим извинения у тех, кто, возможно, оказался вне нашего поля зрения):

Эдуард Алексанян, Анатолий Анцышкин, Леонид Аверин (Марменштайн), Роберт Аганесов, Александр Бувальцев, Валентин Бережной, Мартуник Гукасян, Виктор Дмитриев, Николай Дзидзигури, Павел Дулаев, Фридрих (Алик) Должиков, Владимир Ермолкин, Петр Жаров, Виктор Завадский, Эдуард Иванов, Геннадий Кащенко, Станислав Колтунов, Анатолий Кравец, Сергей Королев, Герман Кукушкин, Юрий Калагов, Лев Кидин, Юрий Манангаров, Анатолий Мальков, Борис Невзоров, Андрей Никонов, Александр Палавандишвили, Евгений Старостин, Владимир Синельщиков, Игорь Соколинский, Юрий Чуриков, Александр Чернявский.

Это все те, кто непосредственно учился вместе с В. В. Колесником, выпуск 1953 года. Но в «братство» входили и выпускники соседних годов, кто старше, кто младше: Вячеслав Ильенков, Евгений Кастовский, Федор Кузьмин, Гай Минасян, Юрий Стрельцов, Михаил Сурменко и др.

О, эти листочки на книжных полках, в папках и столе ушедшего от нас генерала! Ничего не говорящие постороннему взору, они хранили для адресата непередаваемый трепет мальчишечьей дружбы, не утраченный с годами.

А вот, очевидно, наспех коллективно сочиненный акростих, под которым одиннадцать подписей:

Надо ли в этом случае обращать внимание на качество стиха?!

Но все чаще радость встреч омрачалась третьим безмолвным тостом. Давали знать участившиеся «горячие точки», болезни и возраст. Скорбные листки приходили и в промежутках между встречами.

«Дорогой Вася, высылаем тебе стихотворение Левы Кидина «Прощание». Лев прислал его нам в прошлом году незадолго до своей смерти… У Левы Кидина было большое доброе сердце. Помянем нашего брата во кадетстве! Нам всем уже немного остается до встречи с ним.

А вот еще документ. Это как бы и официальное поздравление с «93-летием нашей Владикавказской Альма-матер и 50-летием ее возрождения под именем СВУ», но исполненное без какой-либо официальности и канцелярского антуража. На простой листок приклеен снимок здания училища, а под ним стихи:

Вся поэзия этих листочков – даже не в сути самодеятельных стихотворных строк, а в том чувстве любви и искренней доброжелательности друг к другу, которое требовало поэтического выражения. И как это трогательно в сердцах и на устах суровых военных мужчин!

Но не только радостям встреч и скорбям по потерям посвящались эти «пленумы» бывших владикавказских суворовцев. Большая библиотека Василия Васильевича хранит следы их интенсивной духовной жизни. Вот кто-то вычитал новую интересную страницу из истории – надо обязательно поделиться со своими братьями во кадетстве! И рождаются вот эти машинописные копии любопытных фактов, например, из книги Нины Федоровны Буровой, белоказачьей атаманши Майкопского партизанского отряда, изданной в Вашингтоне и, конечно же, у нас мало известной. Помимо интереса к экзотической фигуре русской дворянки, золотой медалистки Мариинского института, выпускницы Сорбонны и Московского университета, отставшей с двумя детьми от мужа в Екатеринодаре во время бегства белой Добровольческой армии и с оружием в руках боровшейся против Красной Армии вплоть до разгрома ее отряда в 1920 году, пленения и приговора к расстрелу, замененного пожизненным заключением на Соловках, откуда она потом бежала за границу, – так вот: помимо обогащения своих знаний фактами, делающими представление об отечественной истории объемным и объективным, братья во кадетстве еще и оттачивали свой русский патриотизм новыми, более сложными чувствами, находя и в другой, оторванной части русского народа по мере ослабления братоубийственной ненависти Гражданской войны созвучные мысли и настроения по отношению к общей Родине. Характерно, например, стихотворение о русской культуре, перепечатанное из той же книги Н. Ф. Буровой, без указания автора.

Кроме нескрываемого налета питерского аристократизма автора («детская», «простая кормилица»), все остальное-то до глубины души – наше. Читая и обмениваясь друг с другом таким чтением, бывшие суворовцы скрепляли в своих душах связь времен, которая более всего проявлялась в чести и достоинстве русского офицера. Недаром уже генералы и полковники, никогда ранее не звавшиеся «кадетами», называли теперь себя братьями во кадетстве.

Чуть ли не настольной книгой каждого был рассказ классика русской литературы Н. С. Лескова «Кадетский монастырь», в котором он вывел пленительные образы офицеров-воспитанников старого времени. Причем документальная основа рассказа придает особенную убедительность высоким нравственным качествам директора Первого петербургского кадетского корпуса генерал-майора Перского, эконома этого корпуса бригадира Боброва, доктора Зеленского и «отца архимандрита», которые себя без остатка отдавали воспитанникам и действовали по единственно верному принципу воспитания – личный нравственный пример.

В рассказе есть эпизод, когда кадеты укрывали раненых декабристов, приползших к их корпусу, выходящему торцом на Сенатскую площадь. На следующий день после подавления восстания в корпус приехал разгневанный государь Николай Павлович.

«– Отсюда Рылеев и Бестужев! – сердито сказал император.

Глядя в лицо государя, Перский спокойно возразил:

– Отсюда Румянцев, Прозоровский, Каменский, Кульнев, Толь – все главнокомандующие.

– Они бунтовщиков кормили! – показал рукой царь на построенных во фрунт кадетов.

– Они так воспитаны, Ваше Величество: драться с неприятелем, но после победы призревать раненых, как своих».

Так ответил Перский, бесстрашно посрамляя самого императора, достойно защищая свою и кадетов честь. Николаю Павловичу осталось только нахмуриться, повернуться и уйти, оставив без последствий «дерзость» кадетов и их директора.

В офицерской службе бывают такие эпизоды, когда ты стоишь по стойке «смирно» перед высоким чином, до звона в позвоночнике ощущаешь напряженный стержень всего того, что составляет твою личность: знания, опыт, достоинство, честь, нравственность, а в это время воля высокого чина противоречит всему, что ты есть. Выбор невелик: или сломать свой стержень, козырнув в знак согласия, или ответить так, как Перский, чтобы продолжать именовать себя офицером.

Я привел этот литературный (на документальной основе) пример, потому что он по сути схож с поступком полковника В. В. Колесника в 1979 году, когда он докладывал двум высоким чинам разработанный им план захвата дворца Амина. Чины должны были утвердить план или отвергнуть. Они предпочли не делать ни того ни другого – слишком ответственно… Впрочем, о том, как поступил в этом случае Василий Васильевич, речь впереди. Он сам расскажет об этом.

Продолжим тему идейной и нравственной стойкости «братства во кадетстве» из первых послевоенных выпусков. Заряженные неистребимой верой в строительство светлого будущего, полные уверенности в силе русского оружия, осененные великими именами Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова, Ушакова и Нахимова, еще живых полководцев Великой Отечественной войны, под знаменами Ленина и Сталина они, готовые к любым подвигам, надели лейтенантские погоны в переломное для нашей страны время, связанное с так называемой «хрущевской оттепелью», а разоблачением культа личности Сталина на фоне открытой Западом против Советского Союза и стран социалистического содружества «холодной войны», во время создания не скрывающего враждебных намерений против нашей страны блока НАТО.

В советском обществе возникали противоположные умственные тенденции, которые захватывали и офицерский корпус. С одной стороны, надо крепить мощь державы, повышать дисциплину перед угрозой агрессивного внешнего мира, что и делалось совершенствованием оружия, прорывом в космос, ударными стройками, целиной. С другой стороны, нарастали выступления, в основном со стороны интеллигенции, о подавлении свободы личности, о несправедливых репрессиях, об отсутствии демократии, о притеснении инакомыслия.

В стан расшатывающих устои государства братство во кадетстве не могло встать. Как далекое эхо тех лейтенантских настроений я уловил в том упомянутом уже монологе с рюмкой коньяка слова Василия Васильевича: «Мудрые китайцы на стали топтаться на мертвом Мао, хотя за что – можно найти. Никто из великих не мог управлять большой страной, большим народом одними пряниками, без кнута. Ведь даже Черчилль признал, что Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой. За что же мы его так?»

Со временем все больший авторитет приобретала фигура маршала Г. К. Жукова, занимая в умах и сердцах офицеров место путеводной звезды. Как в годы войны в нужное время в нужном месте появлялся Г. К. Жуков, так и в эти смутные дни вовремя появилась его книга «Воспоминания», которая не только ставила на место рать выскочек – «победоносцев», но и вселяла силу и уверенность в таких офицеров, как Василий Васильевич Колесник и его братьев во кадетстве.

Среди листков своеобразного «самиздата», которым обменивались «братья», внимание привлекла перепечатка двух стихотворений, остро полемизирующих друг с другом именно с позиций этих противоположных идейных направлений, не прекращающихся, кстати, до сих пор. Одна сторона, направленная против армии, представлена стихотворением Булата Окуджавы «Ироническое обращение к генералу», где говорится, что «пока на свете нет войны, вы в положении дурацком», поскольку как иначе вы должны совершенствовать «свою профессию и смелость?»

В общем, генерал без войны – что «прачка без воды и мыла».

Неиронический ответ Булату Окуджаве на его «Ироническое обращение к генералу» дал генерал-майор юстиции А. Ролов. В нем говорится:

Автор ответа, «беспризорник от войны, ставший генералом», созвучен был Василию Васильевичу не только настроением, но и судьбою. Беда только в том, что яд «Иронического обращение» брызгал со всех страниц и экранов (уже начиналась перестройка), а «Неиронический ответ» появлялся в какой-нибудь дивизионке да распространялся вот так, отпечатанный под копирку, – от брата к брату.

Разумеется, найденные в архиве покойного генерала и проницательные здесь следы его интеллектуального общения составляют лишь малую часть духовной жизни «братьев во кадетстве», но и они дают общее представление об их стойкой государственно-патриотической позиции, помогающей ориентироваться в общественно-политических завихрениях современности. Защитник Отечества должен знать, какое отечество он защищает, и не может быть приказом отстранен от политики. Куда девать вулкан, вскипающий в груди?

Таков был один из невысказанных вопросов в глазах Василия Васильевича в ту нашу встречу; в них поражала парадоксальная одновременность влаги слезной боли, огня взыскующей правды и глубокой темноты отчаяния.