Читать книгу Люди под Дождем. Избранные беседы за 5 лет - Группа авторов - Страница 5

/// Мария Макеева

Выпуск был во всех смыслах необычным. Это вообще сложная программа, трудный и для гостей, и для ведущих формат – и не интервью один на один, и не пресс-конференция. Так вышло, что состав ведущих был полностью женским, решили, что будем говорить «чисто по-женски», то есть откровенно. И Дмитрий Сергеевич, что называется, раскрылся – всем тогда более всего запомнилась, что амфоры, которые доставал Путин со дна Таманского залива, действительно положили туда заранее.

Также в беседе принимали участие: ведущие телеканала «Дождь» Анна Монгайт, Наталия Геворкян, Марина Малыхина, заместитель редактора отдела политики газеты «Ведомости» Юлия Таратута.

Это передача «Hard Day’s Night» на канале «Дождь». У нас в гостях Дмитрий Песков, пресс-секретарь главы правительства России. Дмитрий Сергеевич, добрый вечер.

Малыхина: Итак, осмелюсь задать первый вопрос. Сегодня в газете «Известия» вышла статья за авторством Владимира Владимировича. Думали-гадали – неужели сам писал?

ПЕСКОВ: НЕТ, КОНЕЧНО. СЫРЬЕ ГОТОВИЛИ ЭКСПЕРТЫ – ЭТО ТАК НАЗЫВАЕМЫЕ РЕФЕРЕНТЫ. НО ИЗ ЭТОГО СЫРЬЯ СДЕЛАЛ СТАТЬЮ САМ ПУТИН.

Он сам работал над текстом, что-то выкидывал, что-то добавлял, что-то переписывал. И так происходит каждый раз, когда что-то публикуется от его имени. Он к этому достаточно щепетильно относится.

Макеева: А как это технически происходит? Как он ее писал? Он писал ручечкой?

Песков: Ручечкой на бумажке. Ручечкой прямо поверх напечатанного текста.

Макеева: А умеет ли пользоваться компьютером председатель правительства?

Песков: Лучше всех. Но предпочитает писать ручкой.

Малыхина: Технически пользуется, чтобы посмотреть что-то в интернете? Все равно для него же готовятся обзоры.

Песков: Конечно, пользуется. Нельзя сказать, что он живет в интернете, он далек от этого. Редко, но пользуется.

Монгайт: Скажите, у него есть аккаунт в одной из социальных сетей?

Песков: Нет.

Макеева: Тем не менее вы когда-либо обсуждали эту вероятность? Может, знаете…

Песков: Обсуждали и пришли к выводу, что присутствия в интернете посредством сайта Путина и сайта правительства, использования тех возможностей интерактивной связи, которые дают эти сайты, вполне достаточно на данном этапе.

Макеева: Я, вообще, не насчет этого хотела узнать. Обсуждали ли вы когда-нибудь – если действительно председатель правительства пользуется интернетом, может быть, не активно, но все-таки время от времени, – что Путин – краб? Я имею в виду, что если в Яндексе, самом лояльном, наверное, и самом крупном поисковике России, набрать «Путин», то… Я полюбопытствовала, могу перечислить: третьим по популярности запросом будет «Путин и Кабаева», четвертым – «Путина в отставку», пятым – «Путин взрывает дома», шестым – «Путин, Медведев, приколы». Знаете ли вы об этом?

Песков: Мы знаем прекрасно об этом. Более того, мы знаем, как это делается технологически. И поэтому относимся к этому совершенно спокойно.

Макеева: Вы знаете, кто автор этого?

Песков: Частично мы знаем, кто авторы всех этих усилий. И авторы знают, что мы их знаем. Это простая механическая процедура. Включаются движки, и они нагоняют первые, третьи и вторые строки.

Макеева: Это мировая закулиса действует?

Песков: Частично наши отечественные товарищи из-за мировой закулисы.

Монгайт: Скажите, пожалуйста, кто загнал Кабаеву на третье место?

Песков: Не знаю. Я действительно не знаю.

Монгайт: А откуда родом эта легенда?

Песков: Из одной газеты. Это была какая-то «Правда», по-моему, «Московская правда» или что-то еще, я боюсь ошибиться.

Макеева: «Московская правда», я думаю, содрогнулась в этот момент.

Малыхина: Но тем не менее странно, почему выбран такой вид спорта – художественная гимнастика? Ведь еще есть теннис, актрисы, в конце концов…

Песков: А это, наверное, нужно спросить у этой газеты. Знаете, когда распускают сплетни, очень трудно ответить на вопрос, почему сплетня именно такая, а не другая.

Малыхина: Газеты этой нет, насколько я понимаю, а слух живет.

Геворкян: Тут же ее и не стало, видимо.

Песков: Я никогда не слышал, чтобы она закрылась из-за каких-то нажимных действий.

Геворкян: Я пошутила. Я, честно, не знаю, почему она закрылась. Кстати, если мы перешли на такую личную тему – у меня совсем недавно была поразительная история. Один западный журналист прислал мне фотографии двух молодых девушек и говорит: «Помоги, пожалуйста: это дочки Путина или не дочки Путина?» Я подумала, что это, конечно, парадоксальная ситуация. Мы знаем, как выглядят дети Обамы, даже дети Каддафи, но мы не имеем никакого представления, как выглядят девочки Путина. Я их видела в последний раз 12 лет назад. Они выросли. Мы не видим жену Путина, в последний раз мы все видели ее во время переписи населения. Это, может быть, частично объясняет какой-то дикий вал сплетен, в том числе в интернете. Так, может, лучше уже как-то показать?

Песков: Показать что?

Геворкян: И девочек, и жену почаще.

Песков: Во-первых, это личный выбор и личное решение Путина. Я считаю, что мы все должны относиться к этому с уважением. Он хочет, чтобы его дети и его семья жили простой человеческой жизнью, – согласитесь, что его жизнь вряд ли можно назвать простой и человеческой с теми ограничениями по безопасности, ограничениями по протоколу, которые существуют. Совершенно естественно, что если есть возможность не загонять в эти красные флажки свою семью, то конечно…

Геворкян: Но бывают какие-то праздники, инаугурация…

Песков: Поверьте мне, все праздники вся семья собирается вместе, это обычная нормальная семья.

Геворкян: То есть вы считаете нормальным, что мы не знаем, как выглядят дочки Путина?

Песков: Я считаю, что это более чем нормально. Это позволяет им жить нормальной жизнью.

Геворкян: А другие дети других президентов не живут нормальной жизнью, если они присутствуют, например, на инаугурации папы?

Песков: Знаете, один какой-то президент – глава одной семьи, а Путин – глава своей семьи, и он принимает в отношении своей семьи решения, которые он считает нужными.

ОН ХОЧЕТ, ЧТОБЫ ЕГО ДЕТИ И ЕГО СЕМЬЯ ЖИЛИ ПРОСТОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНЬЮ, – СОГЛАСИТЕСЬ, ЧТО ЕГО ЖИЗНЬ ВРЯД ЛИ МОЖНО НАЗВАТЬ ПРОСТОЙ И ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ С ТЕМИ ОГРАНИЧЕНИЯМИ ПО БЕЗОПАСНОСТИ, ОГРАНИЧЕНИЯМИ ПО ПРОТОКОЛУ, КОТОРЫЕ СУЩЕСТВУЮТ.

Макеева: Послушайте, он теперь не просто премьер – он кандидат в президенты. Совершенно верно?

Песков: Нет.

Макеева: Как нет? Он не будет, уже передумал? Сенсация?

Песков: Он еще не кандидат в президенты, ему надо формализоваться в этом качестве.

Макеева: Тем не менее мы живем в такую эпоху, когда довольно трудно себе представить эту ситуацию: работают ли дочки Путина, учатся ли, на чем ездят сейчас, как они выглядят – никто себе даже не представляет.

Песков: Ну и слава богу.

Макеева: Не знаю, насколько слава богу. Но это очень нетранспарентно в эпоху глобализации, и открытости, и демократии, которая (во всяком случае, вы так считаете) присутствует в нашей стране. Это такой византизм, и он довольно сильно изумляет. Будет ли Путин в качестве кандидата в президенты менять эту ситуацию?

Песков: Во-первых, слово «византизм» вряд ли применимо к этой ситуации. Византизм означает борьбу за власть, как правило, с использованием отравляющих веществ.

Макеева: Византийские нравы я имела в виду.

Песков: Начну с отвлеченного. Если в такой беседе мы так сразу начинаем внедряться в личные темы и говорить про дочек Путина – то, значит, все хорошо у нас в стране.

Геворкян: Все остальное отлично, вы имеете в виду?

Песков: Все спокойно, достаточно предсказуемо, на удовлетворительном уровне и с позитивной динамикой на будущее. Это маленькая ремарка. Теперь, непосредственно отвечая на ваш вопрос. В президенты (если будет Путин формализован в качестве кандидата) будут выбирать как одного из кандидатов не семью Путина, а Путина. И голосовать будут не за дочек Путина, а непосредственно за него. Поэтому еще раз повторяю: это его неотъемлемое право как главы семьи – поддерживать именно тот режим открытости в отношении семьи, какой он считает необходимым.

Геворкян: Просто все привыкли, что публичные фигуры и есть публичные. Это его крест, крест публичной фигуры. Его просвечивают насквозь, его жену, детей…

Песков: Вы считаете, что он несет недостаточно тяжелый крест?

Таратута: Мы говорим о протокольных съемках, которые видим.

Песков: Протокол – это не догма, а руководство к действию.

Таратута: Четкое представление.

Монгайт: В 2006 году, как мы знаем, был заключен знаменитый контракт с компанией «Кетчум», которая занимается политическим пиаром. В каких действиях и в каких поступках «Кетчум» консультировала правительство и, возможно, Владимира Владимировича?

Песков: В самом начале 2006 года, когда был саммит «восьмерки», мы начали работать с компанией «Кетчум». Выбиралась она, поскольку, скажем так, основным заказчиком все-таки была одна коммерческая структура, коммерческий банк…

Геворкян: То есть не Кремль напрямую?

Песков: Нет. Бюджетные деньги не использовались и не используются. Это был коммерческий банк. Естественно, он заинтересован в поддержании позитивного инвестиционного фона, имиджа страны, потому что когда компании наши действуют за рубежом – все, что они делают, так или иначе проецируется на имидж России, и наоборот. Поэтому как такового тендера, знаете, как по 94-му закону, который все критикуют, не было. Я вам расскажу, откуда взялся «Кетчум». Мы тогда просто взяли первую десятку крупнейших международных PR-компаний, и со всеми вступили в переговоры. Все приготовили материалы, предложения. Больше всего подошла та стратегия, та тактика и, главное, та международная инфраструктура, которая была предложена компанией «Кетчум». Компанию выбрали и начали с ней сотрудничать. С ней и коммерческая структура сотрудничала, и мы, тогда еще в бытность работы в Кремле.

Монгайт: А сейчас у вас как у правительства и аппарата премьера есть какие-то контакты с этой компанией?

Песков: Контакты есть. Да. Может быть, в меньшей степени, чем у наших коллег из Кремля, но есть, причем в плоскости, которая касается инвестиционной привлекательности.

Монгайт: Не совсем понимаю, чьей привлекательности – Кремля?

Песков: Нет. Инвестиционной привлекательности страны.

Таратута: Можно перейти от сложных конструкций к более простым. О вашем участии в PR-кампании премьера Путина и, возможно, будущего президента Путина ходят легенды…

Песков: Я никогда не слышал.

Таратута: Вам приписывают множество разных сюжетов, появляющихся в телеэфире. Например, очень интересно: это вы придумали, чтобы Путин ловил амфору?

Песков: Когда Путин ловил амфору, я был в отпуске и придумать этого я не мог.

Монгайт: А кто придумал?

ПЕСКОВ: ПРИДУМАЛ ОДИН ИЗ УЧАСТНИКОВ ЭКСПЕДИЦИИ. ПУТИН НЕ НАХОДИЛ НА ДНЕ АМФОР, КОТОРЫЕ ТАМ ЛЕЖАЛИ МНОГО ТЫСЯЧ ЛЕТ. ЭТО ОЧЕВИДНО. ЭТА ВЫЧИЩЕНА ДО СОСТОЯНИЯ СТЕРИЛЬНОЙ. НУ НЕ НАХОДИЛ!

Монгайт: То есть его подставили?

Песков: Естественно, они были найдены во время экспедиции несколько недель или дней назад. Естественно, их или оставили там, или положили. Это совершенно нормально. Это совершенно не повод для этого злорадства и всего остального.

Таратута: Мы вообще не злорадствуем, мы хотели узнать правду.

Монгайт: А кто же подложил?

Песков: Там огромное количество археологов, причем археологов, которые работают в этой экспедиции на постоянной основе. Там было огромное количество представителей РГО (Русского географического общества), которое в том числе дает гранты на то, чтобы частично компенсировать затраты на проведение этой экспедиции.

Геворкян: Они себя потешили, вы хотите сказать?

Песков: Они никого не потешили. Понимаете? Ведь хочется, если уж Путин нырнул…

Геворкян: …Чтобы вынырнул не с пустыми руками.

Песков: Нет, хочется, чтобы он видел, как это выглядит. Это совершенно нормальное явление.

Таратута: Коль возникла такая тема, то можно я спрошу?

Песков: Я прошу прощения, я скажу еще одну вещь. В целом, насчет легенд и так далее – Путин вообще не нуждается ни в пресс-секретарях, ни в имиджмейкерах, ни в пиар-службах, ни в ком.

Монгайт: То есть он сам решает, что он делает?

Песков: На самом деле, чаще всего он сам…

Монгайт: Вам не трудно работать в этой ситуации?

ПЕСКОВ: КОНЕЧНО ТРУДНО. А КТО ГОВОРИЛ, ЧТО ЛЕГКО? НИКТО НЕ ГОВОРИЛ.

Таратута: Я все к слову о легендах. Вам и вашему товарищу по аппарату, господину Калимулину, приписывают авторство другой выдающейся сцены, когда тушили пожары в 2010 году. Мы помним, что премьер был в поле, тушил пожар, а президент был в рабочем кабинете. И вот такое распределение ролей, когда они говорили по телефону…

Геворкян: Между березками, по большому телефону.

Таратута: Говорят, что это срежиссировано. Действительно, это должно было быть срежиссировано, потому что кого-то надо было посадить в кабинет, а кого-то – в поле. Оттуда родилась журналистская сентенция и общее впечатление, что премьер – человек дела, очевидно, если он в поле, а президент – человек слова, потому что он отдает распоряжения. Это распределение ролей правдиво? Действительно ли аппараты работали так?

Малыхина: В чем все-таки вопрос, если конкретизировать?

Таратута: Почему березки, как родилась такая сцена?

Геворкян: И кто автор сцены, режиссер?

Песков: Я вам расскажу. Это было в Выксе, если я не ошибаюсь, это был поселок, который сгорел. И когда все это началось, там прошел первый верховой пожар. Ранее никто, и Путин, не знал, что это такое. Когда объяснили, что это штука, которая летит со скоростью под 100 километров в час, от которой убежать невозможно, которая уничтожает все, как взрыв… Там было озеро шириной 250 метров, и огненный шар его перепрыгнул. И когда Путин приехал к людям, у которых только что все сгорело, – вы помните кадры, когда тетка одна его за грудки взяла и трясти начала? И вы думаете, это можно срежиссировать?

Геворкян: Это – нет, а сцену разговора – можно.

Песков: Теперь представьте, что после этого, после того, как он провел совещание с оперативными службами, – говорить было тяжело, потому что дышать было невозможно, все было в сизой пелене, – мы поехали обратно на аэродром. И пока мы ехали, позвонили связисты и сказали, что президент просит Путина выйти на связь.

Геворкян: И тут поставили камеры.

Малыхина: И Путина к березкам в голубой рубашке.

Песков: Камеры у нас всегда с собой. Просто была такая ситуация, когда нужно было показывать все, чем занимается руководство. Поэтому моя коллега Наташа Тимакова обеспечила съемку там. У меня здесь стоял и грохотал автобус, там – дизель-генератор, а там – самолет заведенный. И мы пошли к березкам, встали, чтобы не так шумно было, и у березок сняли.

Геворкян: А может быть ситуация, когда вы, условно, говорите: «Владимир Владимирович, давайте сейчас не будем раздеваться у доктора»? А он говорит: «Буду». Может ли быть ситуация, когда вы говорите: «Лучше все-таки для картинки этого не делать», – а он говорит: «Я сам знаю, что делать»?

Песков: По крайней мере, не только я, но и многие из тех, кто работает вместе с ним, в этом, наверное, их обязанность, – высказывают какие-то рекомендации. Он или прислушивается, или нет.

Монгайт: Я хотела бы рассказать историю из личной биографии…

Песков: Чьей?

Монгайт: Своей. Когда я работала на телеканале «Культура», внутри компании нам рекомендовали в авторских программах, исключая новости, стараться не показывать Владимира Владимировича Путина. Потому что он может обидеться. Скажите, на что он обижается? Он обидчивый?

Песков: Ровно так же, как и все люди. Знаете, если не критика, а оскорбление – он обижается по-человечески. На критику никогда.

Монгайт: А вы его бережете от критики?

Песков: Нет. Поверьте, нет. Показываем все: и самое обидное, и самое конструктивное.

Геворкян: Дима, а почему он так обижен на Ходорковского? Прямо какая-то личная…

Песков: Потому что Ходорковский – преступник. Он сидит в тюрьме.

Геворкян: Ну, мало ли – преступник. Путин про него говорит с неподдельной страстью.

Песков: Я не знаю, с какой страстью. Он о нем говорит как о преступнике, который сидит в тюрьме.

Макеева: К вопросу о биографии. Можно я у вас о личной биографии полюбопытствую?

Песков: Ходорковского?

Макеева: Вашей. Но если вы можете рассказать что-то про Ходорковского, что до сих пор не произносилось, – welcome.

Песков: Больше того, что всем известно, я не знаю.

Макеева: Каким образом произошел значимый поворот в вашей биографии в 2000 году, когда вы, будучи до этого первым секретарем российского посольства в Турции, сразу перешли на работу в администрацию президента? Насколько я знаю, в Германии вы не работали, в Ленинграде не родились, не учились…

Песков: По-немецки не говорю. Дзюдо не умею. И лабрадора у меня нет.

Макеева: Как вы познакомились с Путиным, или кто вам сделал это предложение?

Песков: Вы знаете, я получил приглашение в администрацию еще при президенте Ельцине. Как работника меня пригласил Алексей Алексеевич Громов.

Макеева: Как состоялось ваше знакомство, как он вас в Турции рассмотрел?

ПЕСКОВ: ОН БЫЛ В ТУРЦИИ, ГДЕ ГОТОВИЛ ВИЗИТ БОРИСА НИКОЛАЕВИЧА ЕЛЬЦИНА. Я БЫЛ ДИПЛОМАТОМ, ПРИКРЕПЛЕННЫМ К НЕМУ КАК К БОЛЬШОМУ КРЕМЛЕВСКОМУ НАЧАЛЬНИКУ.

Геворкян: А вы были первым секретарем посольства? Чистым или с погонами?

Песков: Чистым абсолютно.

Геворкян: А я вычитала в западных СМИ, что между 1994-м и 1996-м вы закончили школу разведки.

Песков: Все-таки раскрыли.

Геворкян: Это правда или нет?

Песков: Нет. Я работал в Москве в Министерстве иностранных дел. Так я и очутился секретарем. Но пока я собирался… дело в том, что работа в МИДе такая жизнеобразующая: командировка, Москва, центральный аппарат, командировка, центральный аппарат. Поскольку у меня еще и узкая специализация, география достаточно маргинальная, все было в принципе расписано далеко вперед. И когда я получил это предложение насчет администрации президента, мне показалось, что это что-то жуткое. Я чуть не умер, пока принимал решение, очень было страшно.

Монгайт: Почему казалось, что жуткое? А что оказалось в результате? Здорово?

Песков: Да.

Монгайт: А почему?

Песков: Очень интересно. Это школа жизни, которая, наверное, пригодится всегда и везде и которую нигде больше не получишь. Но чтобы ее пройти, мидовская школа оказалась абсолютно незаменимой. Даже у нас в информационных службах работает очень много выходцев из Министерства иностранных дел.

Таратута: Я опять хочу сменить тему. Дмитрий Сергеевич, когда и как вы узнали то, что мы все услышали на съезде, а именно – что премьер Путин, скорее всего, может стать президентом страны, а президент Медведев…

Песков: Нет, сначала, что президент Медведев возглавит список, а потом…

Таратута: А вы в какой последовательности узнали?

ПЕСКОВ: Я СНАЧАЛА УЗНАЛ ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ ПУТИНА, ЧТО ОН ПРЕДЛАГАЕТ, ЧТОБЫ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ СПИСОК ВОЗГЛАВИЛ МЕДВЕДЕВ. Я УЗНАЛ ВМЕСТЕ С ВАМИ. Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЛ АБСОЛЮТНО.

Таратута: То есть вы о решении тандема узнали, как и мы, на съезде?

Песков: Конечно.

Таратута: А как вам кажется, когда они договорились?

Макеева: Дмитрий Сергеевич, вы над нами, по-моему, издеваетесь.

Монгайт: То есть вы настолько не приближены к центру решения вопросов?

Песков: Если вам кто-то говорит, что он знал заранее, – он вам врет. Я вам врать не могу.

Малыхина: Боитесь? Пресс-секретарь – это как личный доктор, он все знает о здоровье. Мне кажется, что вы все-таки…

Песков: Был один посол в Турции, который меня учил, молодого дипломата. Он сказал: «Никто не может заставить дипломата врать, но и никто не может заставить его рассказать всю правду до конца».

Монгайт: Скажите, но вы хотя бы удивились, если вы узнали тогда же, когда и мы?

Песков: Да. Честно скажу, я не думал, что это будет сейчас, так рано.

Геворкян: Тогда сколько людей принимали решение? Один, два, десять человек?

Песков: Два, конечно.

Макеева: Ничто не может заставить дипломата рассказать всю правду.

«НИКТО НЕ МОЖЕТ ЗАСТАВИТЬ ДИПЛОМАТА ВРАТЬ, НО И НИКТО НЕ МОЖЕТ ЗАСТАВИТЬ ЕГО РАССКАЗАТЬ ВСЮ ПРАВДУ ДО КОНЦА».

Монгайт: Мы все узнали, страшно удивились, начали звонить родственникам. А вы кому-нибудь позвонили? Жене: «Ты знаешь, кто будет?»

Песков: Если честно, нет. Я даже никому не звонил. Я был ошарашен вместе со всеми. Поскольку мы были вместе с коллегами из Кремля, то стали сразу какие-то процедурные вопросы обговаривать: о кампании, что, как.

Геворкян: Вам же комментировать потом надо было. Вы даже с ним не обсудили это?

Песков: Что комментировать?

Геворкян: Ну как, потом вам же задают вопросы.

Макеева: Ведь это и степень доверия. Вам же доверяют, я так полагаю? Или наоборот, настолько не доверяют, чтобы никому, никому не сказать?

Песков: Понимаете, есть установка по умолчанию: сморозил глупость, ошибся и сказал не то – на выход. Иногда лучше молчать.

Таратута: Дмитрий Сергеевич, хорошо, вы узнали и услышали эти слова со всеми. Сейчас вам кажется, что президент и премьер договорились о том, что эти слова прозвучат?

Песков: Понимаете, я же не политолог.

Малыхина: При этом вы сказали, что не ожидали так рано.

Песков: Да. Мне казалось, что это должно произойти все-таки ближе к выборам.

Малыхина: Почему?

Песков: Я имею в виду, наверное, раскрытие президентской интриги. А что касается того, когда они договорились, – я не склонен здесь как-то пытаться что-то копать и анализировать, потому что, собственно, Путин, когда выступал, уже сказал: «Мы достаточно давно, года три-четыре назад, договорились».

Геворкян: За все эти годы разговор двух людей не вышел наружу?

Песков: Да.

Геворкян: Вы знаете, я вспоминаю фильм – вы наверняка его видели, называется «Западное крыло». Там одна из героинь – пресс-секретарь президента, и в том случае, когда журналисты задают ей вопрос и она не знает на него ответ, – это катастрофа. У нас нет этой проблемы. Но вы бы там стояли и отвечали на вопросы каждый день, а иногда два раза в день. И поэтому нам так сложно поверить, что даже вы, кому потом предстоит выйти к прессе и все-таки ответить на вопросы наших коллег…

Песков: Понимаете, это тот случай, который не нуждается в особом комментировании. Для нас это очевидно – заниматься мозговым штурмом, чтобы это ни значило.

Геворкян: Ну как? Дима, мы с вами встретились в одном кафе. Помните, вы сидели со своими ребятами из института, а мы с Аней Качкаевой. Вы же ходите в обычные рестораны, кафе, как и мы все. Я провела здесь неделю, и вам хочу сказать, что за всеми столами вокруг…

Песков: Идет обсуждение.

Геворкян: «Он возвращается», «Зачем он возвращается?» Атмосфера его возвращения абсолютно не та, которая была в 2000-м, абсолютно не та, которая была в 2004-м. Есть фактор усталости: 12 лет, как он на публике, – много. Вы это чувствуете, вы об этом думаете? Или вы сидите за своей белой и красной стеной и просто не понимаете, что витает в воздухе?

Песков: Нет белой стены. Там абсолютно прозрачная чугунная ограда.

Геворкян: Есть здание, есть должность, есть кресло.

Макеева: Чугунная – ключевое слово.

Песков: Действительно, в Москве можно достаточно часто сейчас услышать слова: «Зачем он возвращается?» Действительно, многие говорят о брежневизации Путина – при этом говорят люди, которые вообще ничего не знают про Брежнева.

Монгайт: А в чем принципиальное отличие, в возрасте?

Песков: Знаете, Брежнев – это не знак минус для истории нашей страны, это огромный плюс. Он заложил фундамент экономики, сельского хозяйства и так далее.

Геворкян: Дима, а экономика, которая «поехала»?

Песков: Поэтому мы запомнили застой. Он не ушел вовремя.

Геворкян: Возвращаясь к московскому социуму….

Песков: Московский социум действительно склонен к таким суждениям. Эти настроения кардинально отличаются от настроений немосковского социума. Мы очень много ездим по России, и там совсем другие проблемы, нежели у тех, кто живет в пределах Садового кольца и может себе позволить тратить в день 2–3 часа, чтобы писать в блогах.

Геворкян: В блогах-то пишут 40 миллионов, на секундочку. А они со всей страны.

Песков: Это те люди, которые на самом деле живут гораздо более прикладными проблемами. Это мелкие бизнесмены, которые пытаются встать на ноги, но их душат местные власти. Это региональные, районные служащие, которым не хватает зарплаты, которые интересуются, когда ее проиндексируют. Это мамы, которые не могут детей отдать в детские садики. Те самые проблемы, которыми во время своего премьерства Путин занимался как в автоматическом, так и в ручном режиме в силу той международной экономической конъюнктуры, с которой ему пришлось столкнуться.

Макеева: И еще придется.

Песков: Вы не забывайте, что мы с вами могли, например, попасть в положение какой-нибудь из прибалтийских стран.

Макеева: Войти в Евросоюз, например. Сейчас неплохо в балтийских странах.

Песков: Если вы спросите у латвийских пенсионеров, которым сократили пенсии, что они выбирают – хорошие пенсии или Европейский союз, – я не ручаюсь точно, какой будет ответ. Так вот тот самый председатель правительства, который, несмотря на первый кризис, с которым столкнулась рыночная Россия, когда никто не знал, что делать…

Геворкян: Еще в 1998 году был кризис.

Песков: Это была нерыночная Россия, это было непонятно что, согласитесь.

Малыхина: Вполне себе уже функционировала экономика, коммерческие предприятия существовали.

Песков: Да, так была банковская паника? Не было. Был дефолт? Не было. А перешли ли наши стратегические предприятия во владение иностранного капитала? Не перешли. А потеряли ли мы с вами суверенитет, хоть частично? Не потеряли. И вот хочется обо всем этом рассказать тому самому социуму, который, что самое интересное, сидит в дорогих ресторанах, ест вкусную итальянскую еду по 1200 рублей за тарелку…

Макеева: Это вы со знанием дела сейчас.

Песков: …и страдает о родине.

Геворкян: Вы тоже сидите в таком же ресторане и едите такие же макароны за те же деньги. Нет?

Песков: Иногда бывает. Не так часто, как хотелось бы, но бывает.

Таратута: Да. Вы готовы в этой ситуации пожертвовать мнением активных людей?

Песков: Нет, конечно.

Малыхина: Которые сами создают рабочие места, которые также выплачивают зарплаты.

Песков: Безусловно, не учитывать их мнение нельзя, это было бы абсурдно. И здесь как раз нужно разъяснять. Смотрите, ведь Путин выступил, и все, скажем так, были оглушены основными новостями во время съезда. Мало кто попытался проанализировать выступление Путина с той точки зрения, что это часть его предвыборной платформы. Я уверен, что нам еще предстоит выслушать несколько выступлений, где будут изложены основные элементы его программы. И как раз эти основные элементы должны будут показать, что, ребята, не надо путать его с поздним Брежневым, не надо думать, что это плохо. В конце концов, тандем показал свою эффективность для нашей страны.

Малыхина: Вы говорите, нужно проводить разъяснения. Но получается, что самая активная, прогрессивная часть нашего общества, которая, как вы сказали, сконцентрирована в городе-герое Москве, ничегошеньки не понимает, и ей это разъяснять нужно?

Монгайт: Для нас выступят позже, нам надо подождать.

Малыхина: Хотелось бы спросить, что же мы не слышим или не видим.

Песков: Видите, вы интерпретируете то, что я сказал. Я же этого не говорил. А вы достаточно смело интерпретировали. Надо разъяснять, конечно.

Макеева: Такое впечатление произвели ваши слова. Вы нам изложили пункты региональной избирательной кампании весьма убедительно. Я поняла, как это в регионах будет работать: есть люди с несерьезными, надуманными проблемами, а есть – с серьезными, которые решал премьер Путин. И сейчас будет решать в качестве президента.

Песков: Я не сказал, что несерьезные и надуманные, у всех проблемы серьезные. Но существует разный уровень проблем. Сидя в Москве, ты рассуждаешь: «Мне дышать тяжело, затхло тут, поеду на берега Темзы. Я не могу смотреть телевизор, я не могу читать газеты, это какой-то ужас, они задушили все». Да? Есть такие люди.

Монгайт: А вам обидно? Писали, писали.

Песков: А есть люди, которые сидят и говорят конкретно: «Слушайте, мне бы налог на 3 пункта снизить, и я со своим коровником, все у меня получится».

Макеева: И соцстрах не снижают.

Песков: Вот я что имею в виду, это разный уровень проблем. И востребованность разная. Но в итоге мы все сходимся вокруг одной большой цели. Что мы хотим? Мы хотим, чтобы у нас была страна развитая, но стремительно идущая вперед. Мы хотим, чтобы она была современная, свободная, красивая и какая еще? Скажите вы.

Монгайт: Нам уже достаточно.

Песков: Все это будет. Но для этого надо работать, это нельзя получить за пять лет.

Малыхина: А есть что-то, что вам не нравится, но поменять вы не можете? Вот с вашей позиции – ну не нравится, и все тут. Вы тоже за 1200 рублей макароны кушаете.

Таратута: Можете ли вы смотреть телевизор, например?

ПЕСКОВ: ДА, КОНЕЧНО. НОРМАЛЬНО. У НАС, КСТАТИ, ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ.

ГЕВОРКЯН: ДА, Я ЭТО СЛЫШАЛА УЖЕ ОТ МЕДВЕДЕВА. ЦВЕТНОЕ.

Песков: У нас действительно очень хорошее телевидение, во многом более прогрессивное, чем в европейских странах.

Монгайт: Нам было бы грешно спорить, с другой стороны, правда? У нас отличное телевидение.

Песков: Это да. Спасибо вам и на этом. Продолжим.

Макеева: Дмитрий Сергеевич, вы с Владимиром Путиным уже больше десяти лет. Вы, надо полагать, хорошо его знаете?

Песков: Пресс-секретарем я являюсь больше трех лет.

Макеева: Значит, вы с ним можете работать и срабатываетесь. Хочу спросить: в том случае, если действительно он решится и будет президентом – каким президентом он будет? Может быть, за последние четыре года премьер смягчился, как-то изменился? Например, я при позднем Путине-президенте потеряла работу. Меня интересует, продолжится ли процесс огосударствления СМИ? Он будет жестким? Или все поменялось, и страна поменялась, и, может быть, Путин как-то иначе теперь будет подходить к вопросу?

Песков: Он такой же.

Геворкян: Он не меняется вообще?

Песков: Он, естественно, развивается как человек, развивается как политик, как государственный деятель. В чем-то он становится более терпимым, в чем-то более нетерпимым.

Геворкян: В чем?

Песков: Наверное, работая в правительстве – а там своя специфика, то есть ты занимаешься реальным сектором, – конечно, он стал гораздо более нетерпим к проявлениям недисциплинированности.

Малыхина: Как не спросить про опоздания?..

Песков: Я не буду отвечать, я не знаю, что говорить.

Таратута: А мы все-таки просим. Мы не спрашиваем, почему Владимир Владимирович…

ПЕСКОВ: МЫ ИСХОДИМ ИЗ ТОГО, ЧТО ОН НЕ ОПАЗДЫВАЕТ, А ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ. ЧАСТО ТАК И БЫВАЕТ.

Таратута: А вам бывает неловко или дискомфортно объяснять людям, которые его ожидают, что он задерживается, а не опаздывает?

Песков: Мы всегда делаем все возможное, чтобы объяснить. Чаще всего у нас получается.

Геворкян: Конечно, куда они денутся, ждут и ждут. Но это ужасно.

Монгайт: Скажите, пожалуйста, за эти годы он изменился внешне? Говорят, что он действительно в прекрасной физической форме. Например, Берлускони за годы своего руководства Италией несколько раз делал круговые подтяжки лица, чтобы нравиться стране. А как занимается своей внешностью Владимир Владимирович?

Песков: Я не знаю, честно говоря, как он занимается внешностью. Поскольку я вижу его практически каждый день на работе, то я не могу оценить, как развивается его внешность.

Макеева: Вы никаких перемен не замечаете?

Песков: Я, честно говоря, совершенно не разбираюсь в подтяжках и во всем остальном. Поэтому я, опять же, не смогу продолжить дискуссию на эту тему.

Таратута: Хорошо, а можно тогда не о форме, а о содержании? Вот совсем недавно из правительства ушел Кудрин. Вам просто по-человечески понятно, что произошло и почему премьер – так выглядит со стороны – упустил одного из самых преданных, лояльных, и, в общем, ценных людей в правительстве?

Песков: Потому что он, скажем так, допустил высказывание без необходимых уточнений и пояснений, несовместимое с постом, который занимал Кудрин в кабинете, который назначается указами президента.

Таратута: Премьер воспринял слова Кудрина как личное оскорбление, а не оскорбление президента Медведева?

ПЕСКОВ: СЛОВА О НЕСОГЛАСИИ С ПУТИНЫМ ИЛИ С МЕДВЕДЕВЫМ НИКОИМ ОБРАЗОМ НЕ МОГУТ И НЕ ДОЛЖНЫ ТРАКТОВАТЬСЯ КАК ЛИЧНОЕ ОСКОРБЛЕНИЕ.

КАЖДЫЙ РАЗ У МЕНЯ ВОЗНИКАЛО ЖЕЛАНИЕ ВОЙТИ, ОТКРЫТЬ НАСТЕЖЬ ДВЕРЬ И СКАЗАТЬ: «ЛЮДИ, ВЫ СУМАСШЕДШИЕ – ЭТО АССОЦИИРОВАТЬ С ПУТИНЫМ?!»

Таратута: Как они должны трактоваться?

Песков: Как неготовность или нежелание работать с тем или иным начальником. Но это не является личным оскорблением. И мне кажется, ошибочно это так воспринимать.

Геворкян: Вы видели Путина сразу же после того, как был уволен Кудрин? На его лице было написано огорчение?

Таратута: Досада?

Песков: Нет, я не видел его лица.

Таратута: А Кудрину удалось встретиться с премьером до отставки?

Песков: Нет, после.

Геворкян: И вы не видели Путина после этого разговора?

Песков: Видел. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Монгайт: Профессионал.

Геворкян: Можно, я вам задам совершено человеческий вопрос сейчас, не политический?

Вот смотрите, мы с вами заседаем здесь на следующий день после смерти Василия Алексаняна, за три дня до дня рождения Путина, совпавшего, к сожалению, с убийством нашей коллеги Анны Политковской, за месяц до пятилетия истории с Литвиненко в Лондоне. Мой вопрос сейчас к Дмитрию Пескову, не к пресс-секретарю. Так или иначе, все эти печальные истории увязываются, по факту или в интерпретации, с именем вашего патрона. У вас никогда не было желания просто закрыть дверь и сказать: «Господа, все, дальше без меня»? Выйти из этого всего, потому что иногда кажется, что как-то чересчур?

Песков: Я понял ваш вопрос. Каждый раз у меня возникало желание войти, открыть настежь дверь и сказать: «Люди, вы сумасшедшие – это ассоциировать с Путиным?!»

Геворкян: То есть вы абсолютно ему доверяете?

Песков: Вы просто подумайте, о чем вы говорите? Это сродни тому безумию, когда мы читаем где-то, что это Белый дом в Вашингтоне стоял за 9/11.

Макеева: Безумие показывают по федеральным каналам.

Песков: Безумие, которое граничит… я не знаю с чем. Вот какое у меня возникает желание.

Геворкян: Ваше доверие к Путину абсолютно? Вы никогда ни в чем не усомнились?

Песков: Нет.

Геворкян: Какой вы счастливый человек.

Песков: Да, я счастливый человек.

Макеева: Как вы видите дальше свое будущее, в том случае, – я опять оговорюсь, раз оговорка необходима, – если Путин действительно будет зарегистрирован как кандидат и будет избран президентом?

Песков: Я же себя не назначаю.

Монгайт: А кем бы вы хотели быть в этой ситуации?

Песков: Вы знаете, если честно, я еще просто об этом не думал. Очень трудно после администрации президента, после аппарата Белого дома работать где-то еще в госсекторе. Я не думаю, что я мог бы работать в частном секторе.

Монгайт: У вас такие связи, я думаю, вы будете нарасхват.

Песков: Я думаю, это не моя среда.

Макеева: А на Смоленской площади? Вам не интересно было бы снова вернуться к мидовскому прошлому, но уже в другом качестве?

Песков: Наверно, интересно. Я думаю, что, в крайнем случае, если выгонят отовсюду, туда меня всегда возьмут на работу.

Геворкян: Потому что, вы знаете, сейчас такая фаза вашей активности в СМИ: вы много комментируете и по телефону даете комментарии, потом сюда пришли, на прямой эфир. Возникает такое ощущение, что вы все готовитесь прыгнуть в какое-то другое кресло.

Макеева: Министром иностранных дел?

Геворкян: Министром, да?

Песков: Почему вы настаиваете на этом? Понимаете, это надо говорить тому, кто будет назначать новый кабинет.

Монгайт: Мы через вас передадим.

Песков: Но потом, поверьте мне, у нас огромное количество блестящих дипломатов, которые не теряли форму, в отличие от меня, которые могут выполнять эти функции гораздо лучше.

Таратута: Дмитрий Сергеевич, коль мы стали говорить о будущем, вашем и вообще страны: с «Народным фронтом» попрощались как с идеей?

Песков: Прекрасный вопрос. Я вам на него отвечу.

Таратута: Это уже звучит совсем не как комплимент. Я помню, как вы говорили, что это объединение вокруг конкретного человека, единение масс. Теперь человек поменялся?

ПЕСКОВ: ФРОНТ – ЭТО НЕ ВРЕМЯНКА. ФРОНТ – ЭТО НЕ ПРЕДВЫБОРНАЯ ИГРУШКА. ЭТО ИНСТРУМЕНТ ДЛЯ КОНСОЛИДАЦИИ ОБЩЕСТВА.

Наибольшим образом консолидация общества востребована в предвыборный период, когда наблюдается самая сильная поляризация. Но это не значит, что в период между электоральными циклами этот инструмент не востребован. Все равно есть люди, не поддерживающие ни одну из действующих политических партий, будь это партия правящая или нет, но которые хотят использовать властные механизмы, чтобы каким-то образом влиять на происходящее – влиять не посредством оставления записи в социальных сетях.

Геворкян: Что-то вы не любите социальные сети, я смотрю?

Песков: Почему? Нет.

Монгайт: Извините, а у вас есть аккаунт в Facebook?

Песков: Нет.

Таратута: Дмитрий Сергеевич, я правильно понимаю, что совершенно не важно, возле кого объединяться, – можно поменять человека, главное, чтобы объединение было?

Песков: В данном случае Фронт объединяется вокруг Путина, это его инициатива. И он доказал уже свою эффективность.

Таратута: Чем?

Геворкян: Посмотрите, как съезд прошел славно.

Песков: Вы посмотрите, сколько людей у нас приобщилось к инструментарию власти.

Монгайт: А что такое инструментарий власти? Я ничего не понимаю, извините.

Песков: Я вам объясню. Вы живете в маленьком уездном городе. И у вас нет детского сада, не асфальтируют дорогу. И вы ходите, жалуетесь, кричите, я не знаю, еще что-то делаете, и у вас ничего не получается. И вы понимаете, что тогда вам надо стать тем, кто принимает решения, и вам нужно попасть в Законодательное собрание. И тогда вы через Фронт, используя «Единую Россию», участвуете в выборах.

Монгайт: Вот для чего.

Песков: Конечно. Попадаете в Законодательное собрание, и там уже, надувая щеки, будучи большим начальником, вы говорите: «Ну-ка дайте мне этот детский сад».

Геворкян: Это кошмар – то, что вы говорите. Значит, ничего не работает. Какая такая вертикаль, если человеку нужно попасть в Законодательное собрание, чтобы организовать детский сад и заасфальтировать свою дорогу? Да что же тогда у вас происходит в государстве-то?

Песков: Многое работает, многое еще не работает.

Геворкян: Очень многое не работает, получается, судя по размеру Фронта.

Макеева: Вы так много упоминали в ходе программы социальные сети и ваше дипломатическое прошлое. Как вы относитесь к арабским революциям? Я думаю, что с учетом, опять же, вашего прошлого, вы можете считаться специалистом по арабскому региону. Якеменко считает, что России грозит повторение арабского опыта.

Малыхина: И в особенности нельзя недооценивать как раз различные социальные сети, в которых…

Макеева: Естественно. С помощью социальных сетей все и проходило. А вы как считаете, нам грозит такое? Как с этим бороться? Считает ли премьер нужным с этим бороться?

ПЕСКОВ: Я, НА САМОМ ДЕЛЕ, ВРЯД ЛИ УПОЛНОМОЧЕН ГОВОРИТЬ НА ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕМЫ.

ГЕВОРКЯН: ДИПЛОМАТ.

Малыхина: Тогда, если можно, про социальные сети, которые влияют…

Песков: Но с Якеменко я не согласен. Я считаю, что никакие арабские революции нам не угрожают.

Макеева: Можно расслабиться, у нас спокойная обстановка?

Песков: Не угрожает. Ну нет у нас питательной среды, нет протестности, тенденции движения вниз, у нас нет деградации. У нас идет поступательное развитие.

Геворкян: Вы знаете, по этому поводу существуют разные точки зрения.

Песков: Понимаете, мы говорили об обществах, которые находились все-таки в глубокой деградации десятилетиями.

Геворкян: Многие аналитики считают, что и Россия находится на этой стадии, что она деградирует.

Песков: Это их право, мы с уважением относимся к их мнению, но, оперируя цифрами в руках, легко доказать обратное: что все-таки мы поступательно развиваемся. Поэтому у нас нет питательной среды.

Геворкян: Поживем – увидим. Никого не радуют страшные события, но поживем – увидим.

Малыхина: Скажите, а согласовывали ли вы свой приход на телеканал «Дождь» с вашим руководителем?

Песков: Нет.

Таратута: Он не в курсе, что вы здесь?

Песков: Нет, я не успел его предупредить.

Малыхина: Вы не знаете, смотрит ли Владимир Владимирович сейчас наш эфир?

Песков: Нет, не смотрит. Знаю.

Малыхина: Дмитрий Сергеевич, спасибо вам большое.

Песков: Спасибо вам.