Читать книгу Исповедь военного музыканта. Книга I. Становление. Воспоминания - - Страница 9

В сентябре 1985-го года я прибыл на учёбу в училище. Поселили меня в общежитии в комнату вдвоём с однокурсником, поступившим на отдел русских народных инструментов. Это был аккордеонист из Алдана Альберт Солошенко. А ещё позже к нам подселили третьекурсника с отдела оркестровых инструментов, ударника Сергея Губанова, трагически погибшего через много лет после окончания училища.

Начались занятия. С первых же лекций по музыкально-теоретическим дисциплинам, которые были специальными на отделе теории и истории музыки, я ощутил, насколько нелегко учиться на этом отделе. Учебная нагрузка была довольно-таки серьёзной. Иногда не успевал подготовить все домашние задания, которыми нас озадачивали по каждой из дисциплин. А это со временем начало вызывать во мне неохоту к их выполнению. Но помимо специальных предметов мне, как закончившему всего 8 классов общеобразовательной школы, так же, как и другим подобным мне первокурсникам, приходилось ещё и заниматься по общеобразовательным предметам – литературе, иностранному языку, истории, химии, биологии, алгебре, физике. Здесь я тоже начал «засыпаться». К концу первого месяца учёбы в мой мозг прокралась мысль о том, чтобы бросить всё, забрать документы и уехать домой на учёбу в девятом классе. Я сдал все учебники в библиотеку, перестал ходить на занятия, с неделю не появлявшись на них. Педагоги забеспокоились. Классный руководитель отдела, на котором я учился сочла нужным написать письмо моим родителям, за что я ей премного благодарен. И своим родителям за то, что своевременно отреагировали на него, тоже. Приехала мама, сделала мне необходимое внушение, проведя воспитательную работу. Я по её наставлению снова взял в библиотеке все учебники. Но когда я их получал, библиотекарь обратила внимание на то, что я делаю это без особого расположения и между нами вышел примерно вот такой диалог:

– Я вижу, Вы чем-то огорчены.

– Да, Людмила Анатольевна.

– В чём же дело?

– Не хочу продолжать обучение на отделе, на который поступил.

– Так у нас эта проблема легко решается переводом на другой отдел. А на каком отделе Вы учитесь?

– На теоретическом.

– Так Вы можете перевестись либо на дирижёрско-хоровой, либо на оркестровый (ранее отдел духовых и ударных инструментов назывался в училище оркестровым – в его составе был ещё класс виолончели, который был единственным классом струнно-смычкового инструмента).

– Спасибо за рекомендацию, – сказал я, приняв то, что сообщила мне библиотекарь, ко вниманию.

Второй вариант для перевода с ИТО (историко-теоретический отдел – таково было полное название отдела, на который я поступил) меня заинтриговал. Времени для раздумывания было мало. Когда мама уехала, я, посоветовавшись со старшими товарищами по учёбе с оркестрового отдела, выспросив у них особенности игры на том или ином духовом инструменте, подошёл к заведующему оркестровым отделом Владимиру Ивановичу Дашкину, преподававшему игру на медных духовых инструментах (сам он был тромбонистом по специальности). Рассказал ему о своём решении перевестись на руководимый им отдел.

– Владимир Иванович, из-за того, что у меня не получается учёба на теоретическом отделе, я хотел бы перевестись на Ваш отдел.

– А на каком инструменте ты хотел бы заниматься?

– На каком-нибудь из деревянных.

Тогда он собрал других педагогов отдела, обучавших игре на деревянных духовых инструментах, а их было двое: класс кларнета вёл Виктор Константинович Орлов, класс фагота, флейты, гобоя и саксофона – Виктор Анатольевич Чубенко. Виктор Анатольевич был по специальности фаготист, но студенты у него были по всем другим инструментам, игру на которых он преподавал, а вот по его специальному инструменту – не было на тот момент. Предполагаю, что Владимир Иванович порекомендовал ему посмотреть мои физические данные, не подойду ли я для обучения игре на фаготе.

Меня пригласили в кабинет, попросили произвести ряд действий, которые должны были показать мою годность для обучения игре на фаготе, после чего случилось следующее:

– А как ты смотришь на обучение игре на фаготе?

– Вы знаете, с интересом, – сказал я.

– Тогда нам нужно проинформировать об этом завуча и директора. Сейчас мы вместе с тобой пройдём к ним.

Сначала мы подошли к заместителю директора по учебной работе Юрию Васильевичу Китову, который тогда был и заведующим дирижёрско-хоровым отделом, поговорили с ним, затем – к директору училищу, заслуженному артисту РСФСР, возглавлявшему помимо всего училища ещё и отдел сольного пения, Валерию Александровичу Побережскому, которому я уже был знаком по приводу меня к нему преподавательницей литературы Натальей Иннокентьевной Федоренко.

А этот предыдущий привод мне запомнился вот каким моментом.

Наталья Иннокентьевна пожаловалась на меня за то, что пропускаю занятия, халатно отношусь к выполнению домашних заданий.

– Сочинение по роману Достоевского до сих пор не написал и неизвестно, прочёл ли он его вообще.

– А какой роман-то, «Преступление» или «Наказание»? – спросил меня Валерий Александрович.

– Да, «Преступление и наказание», – с потупленным взором ответил я.

Тогда директор пошутил:

– Как, оба сразу?

А потом добавил преподавательнице:

– Ну, раз он не справляется, давайте будем его отчислять.

Наталья Иннокентьевна решила не ломать мне судьбу и сказала:

– Валерий Александрович, я думаю, что Хитцову нужно дать испытательный срок, в течение которого он подготовит и сдаст всё, что он должен.

Директор одобрил это решение.

Но вернёмся к переводу на отдел оркестровых инструментов. И вот вновь я стою перед директором.

– Ну, что опять, товарищ Хитцов?

– Да дело в том, Валерий Александрович, – начал свою речь заведующий отделом, на который я переводился, – что Вадим захотел перевестись с теоретического отдела на наш, оркестровый.

– А на каком инструменте он хочет заниматься?

– Сказал, что на каком-нибудь из деревянных?

– Например, на металлической флейте? – снова схохмил директор.

– Ну, флейта же тоже относится к деревянным, – блестнул я своими знаниями.

– Совершенно верно. Но так и что?

– Мы ему предложили фагот, потому что у Виктора Анатольевича нет студентов по его специальному инструменту, – снова вступил в разговор Владимир Иванович.

– И какова же была его (моя – В.Х.) реакция? – спросил Побережский.

– Он сказал, что ему будет интересно освоить этот инструмент.

Тогда мне сказали написать заявление на имя директора о разрешении перевода, был издан приказ по училищу об этом и с 1 октября я стал студентом другого отдела.

Меня на первых порах Виктор Анатольевич обучал без инструмента, показывал, какая должна быть постановка губ, дыхания и так далее. Когда настал момент начинать знакомиться с аппликатурой фагота, мне был выдан инструмент отечественного производства, изготовленный на Ленинградском экспериментальном предприятии по изготовлению музыкальных инструментов. Хорошим качеством этот фагот, как и другие инструменты, произведённые в Ленинграде (нынешнем Санкт-Петербурге), не отличался. Но на чём-то нужно было начинать овладевать знанием аппликатуры и принципом исполнительского звукоизвлечения. Поэтому ввиду отсутствия заведующего складом музыкальных инструментов, коим был Виктор Константинович Орлов (он же заведовал и училищной фонотекой), а был он в это время во Владивостоке на сдаче сессии в ДВПИИ (ныне – ДВГИИ), где тогда заочно учился, мне и был выдан инструмент худшего качества. По возвращении Виктора Константиновича я получил фагот чешской марки Amati Kraslice и всё остальное время обучения в училище занимался на нём.

Поначалу учёба моя проходила со всевозможными трудностями. Ведь инструмент, на котором я начал учиться играть, был для меня новым. Я старался уделять занятиям по специальности как можно больше времени, чтобы осваивать технологию звукоизвлечения, аппликатуру инструмента. Во всём этом мне помогало знание музыкальной грамоты, полученное в ДМШ.

^{Встреча с первым учителем по специальности спустя 10 лет после окончания мной БМУ (июль 1999 г.). 26. 02. 2023 г. Виктор Анатольевич Чубенко ушёл в мир иной в возрасте 68 лет.}

Этим мог похвастаться не каждый первокурсник-духовик. Далеко не каждый поступавший в училище на оркестровый отдел (имею в виду на духовые и ударные инструменты) имел начальное музыкальное образование. В группе первого курса оркестрового отдела занимались два кларнетиста, трубач и ударник. На музыкально-теоретические предметы ходил с ними и один вокалист. По переводе на оркестровый отдел в эту группу влился и я.

Требования по музыкально-теоретическим дисциплинам у духовиков были значительно легче, чем у теоретиков.

По общему курсу фортепиано (далее – общее фортепиано) мне ставили задачи, зная, что я поступил с музыкальной школой по фортепиано, такой же сложности, как и теоретикам. Вспоминается мне один эпизод из занятий по общему фортепиано из того времени, когда я ещё учился на теоретическом отделе.

В сентябре 1985-го года в Благовещенск на гастроли должен был приехать Валерий Яковлевич Леонтьев, почитателем таланта которого я в то время был. Мне очень хотелось послушать его живьём и я купил билет на один из концертов этих гастролей.

В учебной программе первого семестра по общему фортепиано у меня была какая-то соната Й. Гайдна. Вроде бы и играть там нечего было, но почему-то давалась она мне нелегко. И вот в день концерта, на который я купил билет, я настолько увлёкся отработкой сложных мест в этой сонате, что не заметил, как пролетело 4 часа времени. Посмотрев на часы, я понял, что идти на концерт уже поздно.

Нас, духовиков, постоянно привлекали к иллюстраторской работе в училищном хоре, причём не бесплатно, поскольку на дирижёрско-хоровом отделе обучались одни девушки, а мужские голоса были нужны, чтобы хор был смешанным. Мы пели разную музыку. В репертуаре хора были произведения как композиторов прошлых веков, отечественных и зарубежных, так те, что создавались в XX веке. Среди таковых мне хорошо запомнились «Сибирские прибаутки» одного из выдающихся композиторов Сибири Аскольда Фёдоровича Мурова. Ежегодно, когда приближались государственные экзамены, с хором начинали работать дипломники, отрабатывать исполнение программы, выносящейся на госэкзамен по дирижированию хором.

^{Участник студенческого хора БМУ (1987 г.).}

Через то же самое проходили и оркестр русских народных инструментов, и духовой оркестр училища. Но здесь я ничего нового не сообщаю, потому что так происходило и происходит в каждом музыкальном училище или училище искусств.

^{На этом снимке – выпуск отдела специального фортепиано Благовещенского музыкального училища, 1986 г. Педагоги-женщины (нижний ряд слева направо): Гетман Екатерина Георгиевна, Федоренко Наталья Иннокентьевна (преподаватель русского языка и литературы), Щетина Людмила Ивановна, Израйлова Галина Григорьевна (преподаватель муз. – теор. дисциплин, зав. отделом ИТМ), заведующая отделом спец. Фортепиано Севастьянова Лариса Дмитриевна, Снегова Лариса Николаевна. Пианистки-выпускницы (слева направо): Печеревина Марина, Бикбулатова Светлана (третья), Ларченко Елена, Добровольская Елена, Одарий Марина, остальных – не помню. Педагоги-мужчины (слева направо): Орлов Виктор Константинович (преподаватель класса кларнета отдела оркестровых инструментов, зав. фонотекой и складом музыкальных инструментов), Плоткин Александр Григорьевич (преподаватель класса виолончели, классный руководитель отдела оркестровых инструментов), Китов Юрий Васильевич (зав. отделом хорового дирижирования, зам. директора по учебной работе), Киселёв Анатолий Михайлович (преподаватель отдела спец. фортепиано), директор училища, заслуженный артист РФ Побережский Валерий Александрович, Бабынин Геннадий Алексеевич (преподаватель общественных дисциплин), Зеленский Геннадий Михайлович (преподаватель отдела специального фортепиано).}