Читать книгу Королевский десерт - - Страница 13

август 2016,

Санкт-Петербург

Свистать – одно, искать – совсем другое. С чего начинать, когда начинать не с чего? Для начала стоит попробовать обратиться к классике жанра, то есть поискать женщину, раз уж она так или иначе причастна к событиям. Кого? Ее, «Джулию», напарницу бизнесмена-камикадзе по роковому прыжку. Конечно, ожидать обнаружения реальной дамы с таким именем и фамилией было бы слишком самонадеянно. Почему она столь явно обозначила фальшь – уму непостижимо.

Скорее всего, просто в шутку. Или полагая – о легендарной героине классического английского романа в России никто не вспомнит. Причем, как оказалось, вполне справедливо. Ни Ваня, ни укладчик Михалыч, ни барышня-диспетчер аэроклуба, ни все как один принимавшие участие в разборе «полета» менты не обратили внимания на просто кричащую, по мнению Бориса, «липу». Он обратил, но никого не посвятил.

Зачем говорить? Смысл? Никакого. Ответ известен заранее: «А давай ради смеха глянем, сколько в нашей стране, не говоря о мире, сыщется, скажем, Анн Карениных?» Пара сотен – точно.

Размышляя на отвлеченные темы, Боря вспомнил «показания» рыжего Ванюши: загадочная десантница умчалась в туманную даль на мотоцикле. Подсела сзади к «какому-то вроде пацану». А почему, собственно, пацану? На переднем сиденье вполне могла оказаться и женщина – спортивная, худощавая, стройная. Такая же, как и «прыгунья». Боря сел за телефон. Впрочем, сел – не совсем правильно. Нащелкал на мобильнике нужный номер и поговорил.

Через час он уже знал: из городских отелей за субботу и воскресенье выехали всего три пары женщин, подходящих по возрасту и, самое главное, иностранок. И одна из шестерых носила имя Джулия. С очень распространенной американской или английской фамилией Смит. Ее напарница звалась Синтия Робертс. Эквивалентно русским «Маша Иванова» и «Света Кузнецова».

Аэропорт не помог ничем. Вокзалы? С любого из них можно укатить, не предъявляя паспорта, в тысячу мест. Попытаться каким-то образом влезть в базу погранслужбы? Не пустят. Еще и неприятностей не оберешься, а толку – никакого. Если неизвестный поезд увез в неведомом направлении парочку американских гражданок, заинтересовавших репортера, то с этим уже ничего не поделаешь. В Эрмитаж зашел лично. И ушел ни с чем. «Какие стажерки? Из какой Англии?» Понятно.

Неудачливые охотники, промазав по зайцу, когда-то говорили: «насыпал соли на хвост». Охоту в ее буквальном понимании Борис на дух не выносил, как и охотников. Вот подвиг – поехать на вездеходе в лес либо какую-нибудь саванну с собаками, ружьем, биноклем, чтобы выследить и убить зверя, заведомо не имеющего ничего сравнимого с твоим арсеналом. Еще и прибор ночного видения прихватят. Ты пойди туда с голыми руками или с ножом, луком, стрелами. Слабо?

Но охотничье чувство знакомо каждому журналисту, и сейчас первое разочарование сменилось азартной уверенностью: он прав! Дамочка совсем не случайно оказалась в паре с покойничком и прекрасно знала, как закончился его прыжок и почему. Иначе бы не скрылась так стремительно и бесследно. Ее найти не удастся.

Хорошо. Одна ниточка оборвалась – потянем за другую. Она есть – тоненькая, почти безнадежная, но есть! Извечно риторический вопрос: «Что в имени тебе моем?» в данном случае вполне уместен. Главное – задать его правильно, и кое-что прояснится. Итак, начнем. Откуда? Кто и где знает человека лучше всего? В семье, на работе. Поехали!

Трубку сняли после второго гудка, как будто родители покойного ждали звонка.

– Слушаю. Тришин, – голос глухой, бесцветный. Старый.

– Здравствуйте, Владимир Егорович! Позвольте выразить Вам искренние соболезнования…

– Выразили. Дальше. Кто вы и чего вам надо?

– Шацкий. Борис. Специальный корреспондент…

– Достаточно. Никаких интервью не будет. Мне не о чем с вами разговаривать, – связь оборвалась.

Борис, чувствуя себя последней скотиной, набрал номер повторно.

– Извините, Вы неправильно поняли. Мне нужен только ответ на один, всего один вопрос.

– Говорите.

– Вам известно, почему у покончившего… простите, у Вашего сына было прозвище «Тревиль»?

– Тре… Что? Как вы сказали?

– Тревиль.

– Н-нет, мне об этом ничего не известно. И не звоните больше.

Опытные экспериментаторы твердо знают: отрицательный результат – тоже результат. Отрицание бывает разным. Борису стало ясно: отец знает. Но не скажет. Докучать пожилому человеку, потерявшему единственного сына, не следует. Надо искать дальше. Телефон – хорошо, а машина – лучше.

Сворачивая на указателе «Норд Пак Три» к огромному параллелепипеду у порта, Борис был вынужден притормозить, пропуская нагло подрезавший его черный внедорожник. Тот, бесцеремонно проскочив мимо «кирпичей», запрещающих въезд, влетел в ворота и скрылся за углом здания.

А ему пришлось остановиться по команде охранника, предъявлять редакционный пропуск, четверть часа объяснять – он не просто так, а по неотложной необходимости. Чисто из вредности Позоров напоследок заснял цербера, убедив бдительного стража – так надо для пользы дела.

В приемной директора симпатичная барышня с припухшими глазками и размазанным макияжем, явно от недавних слез, попыталась преградить ему путь. Но почему-то прикрыла стройным телом не массивную дверь с табличкой «Директор» и уточнением чуть ниже «Тришин Д.В.», а вход поскромнее, напротив. Без табличек. Боря, для отвода глаз направившись сначала к «главной» двери и таким образом слегка расслабив девушку, в последнюю секунду сменил направление и обошел барьер.

– Простите, вам должны были позвонить…, – закрывая дверь перед носом возмущенной секретарши, репортер повернулся в направлении стола заместителя главы концерна и онемел.

Зам, о котором Борису было уже известно – это Лобов Александр Иванович, тридцати пяти лет, женат, не судим – стоял перед ним в полуголом виде. И не просто, а с двумя гирями в руках. Увидев выпученные глаза визитера, он пробормотал что-то вроде «вот блин, задолбали», швырнул правую железяку к потолку, поймал, отправил на диванчик в углу кабинета. Повторив тот же трюк с левой, бросил: «Отвернись». Борис послушно отвернулся. Подождал пять секунд.

– Входите.

Снова повернувшись, журналист убедился: все в порядке. За столом сидел крупный, но не толстый мужик в обычном офисном «прикиде». Белоснежная рубашка, галстук. Пиджак висит на спинке стула. Руки аккуратно лежат на столешнице. Гладко выбритое лицо, короткая стрижка. Взгляд выражает гостеприимство и добродушие. А пудовых кругляшей – как не бывало.

– Вам должны были…

– Звонили, звонили. «Невские зори»?

– Нет. «Ночной кошмар». Спецкор Позоров. Борис.

– О, кошмар… Какой ужас! Вы по поводу?..

– Я по поводу предполагаемого самоубийства вашего директора.

– Не моего, а предприятия.

– Да-да. Вашего предприятия…

– Не моего. Их.

– Кого – их?

– Приставка в названии склада… извиняюсь, фирмы означает не номер. Один, два – не ищите. Три – значит «Тришин». Это – семейный торговый дом. Я – человек со стороны. Тягло.

– То есть доли в бизнесе…

– Нет. Не имею. И поэтому никакой выгоды угробить шефа у меня не было.

– Вы так говорите…

– Как будто не очень его любил? Да. То есть нет. Не любил. Но я его не убивал. И никак не способствовал. Мне здесь хорошо платят.

– А почему, как Вы думаете, он мог…

– Срезать себе купол? Не удивляйтесь, я в курсе вчерашней находки. Не знаю и знать не хочу. Мне странно, что он не пролетел прямиком к чертям.

– Погодите, но о мертвых…

– Или хорошо, или ничего? Не тот случай. И Димон – не тот человек.

– Вы считаете… считали его… нехорошим?

– Хуже. Непорядочным.

– В деловом отношении? Или личном?

– В деловом – никаким я его не считал. Он таким и был. Это все, – заместитель покойника выразительно обвел рукой вокруг себя, – Заслуга его папаши. Тот – светлая голова, железная воля. Только сердце оказалось слабовато. Он и меня взял, подучил. Я уйду – через месяц, два склад повалится. А без Димона – проживем. Еще и свободней станет, меньше дури разгребать.

– Дури? В смысле – наркотиков?

– Совсем? – собеседник показал Борису на висок, – Это – не по моей части. Если и найдется какая-то муть, то из его личной доли, без проводки по счетам. Через меня – все чисто, хоть экскаватором рой. Мне, понимаешь ли, приятно быть не только богатым, но еще и свободным.

Борис про себя автоматически досказал: «и живым».

– А «дурь» – это о чем?

– Да он же в делах полный ноль. Если не хуже! Когда батя… Это мы так Тришина-старшего называем… так вот, когда батя слег, он сунулся порулить. Полгода я разруливал. Седьмой год рулю, и все путем.

– Но не за это же его… в пекло?

– Слушай… – хозяин кабинета достал портсигар, – Куришь? Угощайся! Ничего, если на ты?

– Спасибо, я свои, – Борис прикурил от предложенного огонька, – И все-таки, насчет чертей?

– Ты его видел?

– Там? Или живого?

– Ну, там – вряд ли что-нибудь приличное. Живого?

– Нет. Только на фото.

– И как впечатление?