Читать книгу Жить долго. Повесть, рассказы - - Страница 8

Могилу тёти Поли Юрий Григорьевич нашёл быстро. С фотографии, укреплённой на памятнике, на него смотрело молодое лицо родного человека. Сердце защемило ещё сильнее.

– Ну, здравствуй, тёть Поль, – произнёс он вслух. – Прости, что поздно тебя навестил. Но другое обещание, которое я дал тебе, я выполнил: живу долго, как ты и просила…

Он стал рассматривать памятник. У Варвары Тихоновны был хороший вкус. Ничего лишнего. Только фотография и надпись: «Есть только миг между прошлым и будущим…» Могилу окружала низенькая металлическая оградка.

Под фотографией Юрий Григорьевич прочитал: «Колтакова Полина Семёновна». И – годы жизни. «Надо же, – подумалось ему, – с самого детства помню тётю Полю, а вот фамилию и отчество её узнаю впервые».

Юрий Григорьевич присел на деревянную скамейку, примыкающую к оградке. Достал из портфеля бутылку водки и два стаканчика – всё это он припас ещё к поездке в Первое Поречье. Наполнив первый стаканчик, он поставил его к памятнику. Постояв в задумчивости, наполнил второй. Выпил и трижды перекрестился, склоняя голову перед памятником тёте Поле.

Он не считал себя верующим человеком. Время воспитывало его поколение в атеистическом духе. Но не помолиться здесь он посчитал противоестественным. На могилах своих родителей, брата, на могиле сестрёнки он тоже всегда молился.

Он не помнил, сколько просидел на этой скамейке, изредка разговаривая с тётей Полей. Внезапно понял: пора уходить.

– Прощай, тёть Поль… Хоть и долго я живу, но не вечно же…

Добавил, перекрестившись:

– Царство небесное!

И подумал про себя: «Если есть оно, это царство, то, может, когда-нибудь встретимся…»

На обратном пути Юрий Григорьевич зашёл в церковь. Поставив свечку у иконы Божьей Матери, он помолился за здравие всех своих близких, за упокоение душ тех, кто ушёл из жизни.

По дороге в Можайск и из Можайска в Москву, а там – к Павелецкому вокзалу, он предался воспоминаниям о детстве, о родителях и брате, о тёте Поле. Трудная у них была жизнь. Но он никогда не слышал от них нытья, которое «в моде» у некоторых сегодняшних молодых. Сильнее они были что ли? Может, и сильнее. Ведь за их плечами – война.

К воронежскому поезду Юрий Григорьевич, как он и надеялся, успел. Вагон оказался полупустым. В его купе был только единственный попутчик, да и тот выходил на первой же остановке. Разговор с ним не получался – в основном, по вине Юрия Григорьевича: он всё еще оставался в своих раздумьях.

Оставшись один, Юрий Григорьевич прилёг на полку. Он знал, что уснуть ему не удастся, но всё же попытался это сделать. По давней привычке заставлял себя не останавливаться на какой-то мысли, сразу же переходить к другой, потом к третьей, четвёртой… Но сон не шёл.

Почувствовав боль в груди, Юрий Григорьевич подумал: «Что-то неладно у меня с сердцем стало… Надо на днях в поликлинику сходить, давно я у врачей не был…»

Отвлекая себя от этой боли, он стал прислушиваться к стуку вагонных колёс. Когда поезд, затормозив на полустанке, начинал ускорять свой бег, они, колёса, как послышалось Юрию Григорьевичу, отстукивали: «Жи-ить долго, жи-ить долго, жи-ить долго…». Когда же скорость была полностью набрана, то в их стуке слышалось чуть-чуть иное: «Долго жить, долго жить, долго жить…»

«Почему одни люди живут долго, а другие уходят рано, не успев нарадоваться и настрадаться? – задумался Юрий Григорьевич.

И неожиданно понял: «Мама жила долго, радовалась и страдала за своего мужа, моего отца, который умер, едва выйдя на пенсию… Брат Борис жил за девочку Настю с красивой светло-русой косой… А я живу за свою сестрёнку, оставшуюся вместе с Настей в том кровавом погребе…»

А сердце всё болело и болело…

К утру он стал забываться. Ему привиделся тот самый погреб. Там собрались все: и он сам, и его маленькая сестрёнка, и брат, и мама, и отец, и тётя Поля. Было страшно. Мама испуганно просила: «Боря, приглядывай за Юркой!». Отец без конца повторял: «Я твой папа… я твой папа…». Тётя Поля обнимала его и рыдала: «Сыночек мой, сыночек!». Брат громко кричал: «Коса, коса!». А сестрёнка, лица которой он почему-то не видел, звонко просила: «Долго жить! Долго жить! Долго жить!».

Внезапно он отчётливо ощутил запах бензина и стал задыхаться. Ему захотелось открыть – то ли дверцу погреба, то ли окошко вагона. Он попытался подняться, но увидел большой огненный шар, катящийся прямо к ним всем. Его охватил ещё больший испуг, и он инстинктивно прикрыл своим телом сестрёнку. Тут же почувствовал, что их прикрыли – все вместе – и мама, и брат, и тётя Поля. Он уже не мог вздохнуть. Хотел, но не мог. Огненный шар обрушился на них со всей своей обжигающей силой. Юрий Григорьевич понял, что шар поглотил навсегда – и его самого, и родных ему людей.

В последние секунды перед этим «навсегда» в окончательно затухающем сознании Юрия Григорьевича вдруг промелькнуло: «Есть только миг между прошлым и будущим…»

А вагонные колёса всё продолжали отстукивать: «Долго жить, долго жить, долго жить…»

Поезд приближался к Воронежу.