Читать книгу Если проткнуть глобус. Том 1 - - Страница 6

Мы начали списываться месяца за два до поездки. С Саней Фрименом, «свободным человеком», живущим в Мехико. Потому что поначалу я твердо была убеждена, что надо обязательно найти представителя, из местных, чтобы встретил, ввел в курс мексиканских дел, познакомил, посоветовал, отпатронировал.

Мехико гигантский город, лучше с проводником в первый раз, впрочем, и во второй тоже.

Я считала, что это сэкономит время на преодоление первоначальной растерянности, когда большой город оглушает, и, может, даст больше информации по злачным индейским местам, которые мы хотели лично посетить и которые тоже сразу не найдешь. И страстно искала, кто бы это мог быть. Пара попыток не увенчались успехом, свой человек в Мексике не находился.

Санин е-мейл мне элегантно подогнал на общем семинаре в местечке Кунсангар, что под Москвой, «товарищ» Сергей, инструктор в нашем альма-матер сообществе практикующих шаманские практики для поддержания общего здравия. Те самые, что взяты из традиции древних толтеков, которые как раз в Мексике и обитали.

Помощь пришла, как всегда случайно и легко, но только после того, как я приняла, что все накрылось медным тазом, и успокоилась, правда для отстрастки все – таки кликнув в ряды семинаристов:

– Ребята! А никто не поможет? Нужен человек в Мексике.

И плиз – получите.

Сергей поясняет, что мексиканца зовут Саня, он шесть лет, как там завис. Наш человек. Гарантий, что ответит, нет.

Это значит, товарищ из нашей линии, и знает, что такое «точка сборки» и «нагуаль». И места заповедные покажет.

Вот и славно, трам па – пам! Кланяюсь Сереже до земли: «Огромное русское спасибо, вам, партайгеноссе!» – и гоню быстрее писать, коннект устанавливать.

И Саня ответил! Но как-то не сразу. И потом отвечает как-то странно с задержками, без логики появления в интернете, но все же отвечает. Потом выяснилось, что он остался без средств связи, потому что его ноут машиной переехало всмятку. И телефон там же был, в той же сумке. Вот так, в одночасье Саша оказывается без ничего. Поэтому в сети попадает только, когда бывает в интернет клубе, специально для связи, маму успокоить. А это случалось нечасто, потому что эта услуга за деньги, «которых у Сани бывает не всегда».

В общих чертах договариваемся, что согласен быть гидом и встретит. О дате прилета точнее сможем позже сообщить, потому что сами пока не знаем, примерно 11-13 октября. Чтоб в интернет вышел обязательно перед этой датой. Библию Новый завет просит карманную, легкую. Мы не поняли почему легкую, думали, скромничает, но поскольку действительно карманную и недорогую не находим, решаем не скупиться, и Людовик покупает добротную книгу в хорошем переплете.

Впоследствии оказалось, Саша минималист, аскет, и все свое носит с собой. И когда он увидел это килограммовое издание, то, почесав репу, как просветленный человек, улыбнулся и сказал: «Красивая. Спасибо. Надо подумать куда ее девать, то есть прятать. Чтоб не сперли. С собой не натаскаешься».

Он встретил нас в аэропорту. Саня оказался достаточно, по нашим меркам, молодым человеком лет плюс минус сорока, выше среднего роста, спортивного телосложения. Он был облачен в зеленую вязанную шапочку и оранжевую спортивную кофту с капюшоном. На груди кофты красовался белый толстый номер 32, разделенный молнией. На ногах ладно сидели черно-белые кеды, а за плечами удобно примыкал видавший виды темный рюкзак с пумой на кармане. В нем, видимо и было его «всё».

Глаза у Сани были серыми и очень блестящими, что свидетельствовало о том, что он точно ни фига о себе не жалеет, находится в моменте и наслаждается жизнью. Вообще, даже внимательно слушая, он все время как будто находился внутри себя и оттуда тихо улыбался чему-то.

Лоб не по возрасту пересекали две неровные и глубокие морщины-борозды, наверно когда-то здорово о чем-то думал. Но сейчас Саня был воплощением безмятежности и спокойствия.

«То, что надо, свой человек, – определила для себя я и додумала дальновидно, – А там видно будет, почему так уж слишком в себе».

Подхватив нас с чемоданами, Саня решил, что брать такси не надо, в его понимании это было очень дорого и совершенно нецелесообразно, если есть метро. И я это мнение вполне, в отличии от Пятачка, разделяла. Потому что ничего о здешнем метро не знала.

О, мехикианское метро- это отдельная песня. Оно очень грамотно раскидано по городу, классно все охватывает, но если учесть, что город двадцати миллионник, то понятно, сколько здесь станций и переходов между ними. И с рюкзачком налегке, это удовольствие скакать по ступенькам без эскалатора, а метро здесь не глубокое, поэтому половина спусков выполнена просто из камня, как положено обычным лестницам в переходах.

Саша считал, что час езды в двумя пересадками с пересечением коварных переходных туннелей, это ерунда. Мой чемодан он катил и перепрыгивал по ступенькам сам, Людин мы тащили вдвоем. Ближайшей к нашему новому месту обитания была станция Такубайя.

Адрес нашего нового дома звучал как: 109 RIO Bessera 2, Mexico, и был в тот момент пустым набором букв c радостной припиской в графе *название*– «Psicosis 109». Что, вместо того чтобы насторожить и заставить задуматься, добавило двум дурочкам предчувствие приключения и ажиотаж.

– Ведь цифра 9 моя любимая! – легко убедила я Людмилу в удаче при выборе.

Не центр, но и не окраина, район не самый опасный. Хозяин творческий человек, по прозвищу Джефф. Цена очень адекватная, блага обещают вплоть до обогревателя. В общем, адрес нам ничего не говорил, а говорил Саше, и, кажется, обманул его в плане своей близости к аэропорту.

Короче, когда после бешеных скачек с тремя пересадками, а Фримен бегает как лось, то есть после втискиваний на выдохе нас с багажом в тесный вагон метро, затем после скоростного десантирования всей команды оттуда, с вытаскиванием застревающих среди пассажиров чемоданов и интеллигентного Пятачка, сопровождая процесс подавляемым стоном тяжелоатлета и вправкой на ходу, выползающих из орбит глаз обратно внутрь черепа, мы с воловьим топаньем осилили последний пеший переход, то оказалось, что мы вышли не с той стороны станции. И не той линии. А когда выяснилось, что до нашего дома по меркам столицы хоть и недалеко, но еще пилить и пилить, я подумала, что, пожалуй, надо упасть.

И поесть. А то, хрен его знает, чего завтра со спиной будет, и сердце не железное. Да и Саня ориентацию потерял, потому что он, оглядев из-под руки окрест, почесал в затылке и честно в этом признался.

День был солнечный. Какая-то широкая улица с разделительной полосой, где мы сейчас пространственно находились, сверкала светофорами, издавала гудящий шум испаноязычного человеческого улья, кишела прохожими и демонстрировала довольно современные здания по своим бокам. Мы потерялись.

То есть, лично мне было совершенно непонятно, где мы находимся. И я не скажу, что сильно волновалась, так, пару раз попсиховала для острастки, по привычке, пока мы отходили немного вглубь квартала от трассы. Впрочем, мы были с Сашей, офигенское спокойствие которого гасило все, даже только намечающиеся возмущения эмоций.

«Хорошо, что мы его нашли», – отрадно подмигнула себе я и хотела сообщить поотставшему Пятачку о привале. Однако, оглянувшись, увидела, что тот уже привалился, причем уютно так к стене, прямо на цементном крыльце какого-то офиса или аптеки и тихо расплывается в потусторонней улыбке.

– Жива? Есть хочешь?

— Даа… – голосом призрачного духа без тела выдыхает Пятачок, и продолжает мило улыбаться, глядя сквозь людей на воображаемый горизонт.

Ой, ей! Надо срочные меры. Я, например, по мере усиления голода, опасность могу представлять для окружающих. Этак Саня нас двоих своеобразных может и не вынести.

– Что тут можно поесть по-быстрому? – задаю законный вопрос, подбегая к думающему невдалеке думу Александру.

– Да до фига. Вон там такосы продают и хорошие причем. На вынос. По десять песо.

– Такос будешь? – спрашиваю, возвращаясь к Люде.

– Дааа… Такос буду. И пить.

И, обложив привалившегося Пятачка чемоданами и рюкзаками, под его охрану, мы гоним с Сашей за едой. После придирчивого Саниного выбора мы останавливаемся на одной из забегаловок.

– Берем здесь, – командует он.

По десять в этот раз не находятся, и Саша немного смущен, что напрасно обнадежил, впрочем, по двенадцать песо «но такие большие» и сочные – есть. И мы уже не смотрим на цену и заказываем четыре штуки.

Я для интереса перевожу в уме по курсу три с половиной. Господи, это же всего по сорок два рубля за штуку. Надо было пять брать.

За те пятнадцать минут, через которые нам обещают выдать такосы, мы успеваем зайти в магазинчик – салон сотовой связи и купить симку с интернетом. Саня рекомендует TELCEL, потому что интернет по всей стране у него. Правда минуты только по Мехико, если переедешь куда, то, как у нас, роуминг. Ясно.

— Берем без минут, чисто интернет. Главное сразу сейчас вставить и связаться с Джефом по Вотсаппу, чтобы направил.

Мы ему еще с аэропортовского вай-фая писали, что скоро будем. Ждет, наверно. Телефон мой немного глючит, и интернет настраивается не сразу, поэтому я подозрительно смотрю на продавщицу, безосновательно подозревая ее в некомпетентности. Саня переспрашивает, все ли в порядке и когда мы можем пользоваться благами, за которые «уплочено». Дивлюсь, как он живо болтает по-испански. Для меня это набор весьма мелодичных, но не несущих никакой информации звуков.

Эх, как я в детстве по телевизору смотрела уроки наивного испанского, как хотелось его выучить. Пыталась даже. Смех.

– Пять минут, пять минут и заработает, – клянется девушка, а Саша переводит мне.

Мрачно ставлю в известность, что никуда не уйду пока не заработает. Впрочем, это понятно и без перевода.

Наконец, о чудо, телефон начинает безостановочно блямкать от обилия мгновенно свалившихся на него сообщений. Ура! мы с интернетом. Бегло просматриваю, точно – Джефф нас потерял, спрашивает, где мы. Саша молниеносно связывается с Джеффом. Что-то выясняют, балякают. Странно, но я понимаю, что не доехали мы изрядно.

Впрочем, мы уже бежим за готовыми душистыми спасительными такосами. Саша, не отрываясь от телефона, передает вопрос Джефа, есть ли у нас Убер? Я, стараясь догадаться, что это такое, отвечаю, что у нас только Вайбер и Вотсапп. Саша внимательно смотрит на меня, что-то говорит Джефу, выслушивает ответ, кивает головой и кладет трубку, то есть подает мне телефон.

– Он велел брать такси, иначе трудно найти дом будет. Это недорого, тут уже рядом. И он сказал, чтоб не беспокоились об оплате.

Блин, мы чего, в сказку попали?

– Тогда какой план действий?

– Ну, я пойду ловить машину, а ты иди к Люде и кушайте пока, я поймаю такси и приду за вами. Все нормально.

Так не сомневаюсь. И Саня, схватив один такос, убегает к дороге. А я иду кормить нас с Пятачком, прикупив по бутылке газированной воды.

Так все хорошо, а где же Люда?..

Где та аптека с перилами, у которой мы ее оставили? Чего-то я вообще стороны света не разбираю, закрутились и ориентацию потеряла. Блин. Хе-хе. А думала, что не тупица.

«Это потому что как ведомая бегала в этот раз за кем-то, не сама шла, плюнула наблюдать, вот и потеряла, – оправдываю я себя и командую, – Так спокойно, это все недалеко, по-любому. Разберёмся».

Так, вот это наша такосная, к ней шли минуты две вдоль вереницы уличных питательных заведений, а к крайнему из них, что у перекрестка, подошли сзади с улицы, где дом с голубыми витражами слева был. Значит сейчас он справа, заворачиваю здесь, немного вглубь, наискосок забрать, и о, слава тебе! Случилось! Та самая аптека с нашими чемоданами и немного взволнованным нашим длительным отсутствием Пятачком.

– Вы где были! Все нормально? Чего там? – вопрошает подлетевшую меня уже очнувшийся Пятачок.

– Там все нормально! Телефон зарядили, Джефу позвонили, Саня такси ловит, а тебе вот такос и вода. И мне. И Санин еще один.

И не имея никакого желания продолжать обмен пустыми вопросами-ответами, впиваемся зубами в кукурузные лепешки с сочной начинкой из мяса с овощами.

Закинуться спокойно не успеваем, приходит быстрым шагом начальник Саша и говорит, что таксомотор поймал, ждет на дороге.

Мы на секунду замираем с набитыми ртами, а потом, скрепя сердце, в соответствии с советским грозным опытом, решаем, что надо расставаться с процессом заправки, все бросить и немедленно бежать в такси на посадку. Иначе остракизм. Сдержанно брюзжу: «Вот зачем он так быстро все поймал?..»

Оказалось, зря бочку качу, все нормально, и пригвоздение позором отменяется. Здесь же все медленно! И никто не возмущается.

— Опоздать на пять-десять минут социальная норма, — поясняет Александр.

– Нет, серьезно? – не верю я.

Любое явление имеет свои положительные и отрицательные стороны. В этой ситуации мы просто восхищены терпением и неторопливостью латиносов, дающих спокойно поесть.

И сейчас Саня дарует время, подтверждая:

– Доедаем спокойно. Нет проблем. А где мой второй такос? – и, улыбаясь, принимает его в большие ладони, – Иди сюда, мой вкусненький!

Такси Саня поймал мини, это действительно недорого, но и наши пожитки с нами сюда впихнуть сналету не получается. Покумекали, что- то на колени загрузили, что-то на заднюю полку. В общем, «кто-то еще и на баяне играл».

Джефф встречает на улице. Черненький, тощенький, стильный-стильный такой весь, ухоженный, в очечках с темной тоненькой оправой, как нынче модно в Мексике, столичный интеллигент-менеджер.

Платит за такси. Я люблю Мексику.

И опять чемоданы без писка доставлены на третий этаж.

– Женщина и тяжести здесь понятия несовместимые, – все-таки еще не совсем веря в собственную ценность, негромко провозглашаю я.

– Приятно, черт возьми, – тоже вполголоса снова соглашается Пятачок.

Нас приглашают в квартиру. Через дырку вместо одного замка в обитой потрепанным дерматином двери, сквозит свет.

***

– Мамма, миа! Вот это просторы! – только и могу сказать я.

Ну и что, что без евроремонта и несколько подзапущено. То ли это из-за старинной не отреставрированной, проще сказать весьма подранной, не первой, да и не второй чистоты мебели, в виде столовых кресел и стульев, на которую здесь в Мексике большая мода, то ли просто художественный беспорядок. Но вид! Короче, с лестничной площадки попадаешь сразу в огромный холл метров пятидесяти по площади, с настоящей лепной колонной посредине, поддерживающей не очень высокий потолок и сплошным гигантским окном по фронту из пяти секций, открывающим охрененный обзор на Мехико. В середине окна двухстворчатая дверь, через которую обозревается неприлично просторная терраса, обследование которой я уже смакую в воображении.

Дух захватывает еще как только делаешь первый шаг в это пространство по гладкому полу, изящно по диагонали выстланному двухтонной светло-серой плиткой, матово греющейся в солнечном свете. А когда видишь вдали приличный по площади добротный, точно созданный для литературно-художественного творчества стол, покрытый белой свисающей скатертью, и поодаль в левом углу колосящийся «ботанический сад» из горшков с цветами, пальмами и кустами, хочется остаться здесь наподольше.

Два дивана по дальним углам под самыми окнами довершают интерьер и издалека кажутся уютными. При ближайшем рассмотрении, правда, оказываются тоже старыми, раритетными в смысле. С помойки.

Джеф явно доволен произведенным впечатлением. Но надо изначально располагаться, а уж потом осматриваться и ахать, охать, льстя хозяину.

Наш квартиро-сдаватель, которому оказалось всего двадцать семь лет, объясняет и показывает рукой, что вход на террасу есть и здесь и из кухни, которая вот справа, за стеклянными двустворчатыми дверями, что собственно и так понятно. Вот эта дверь слева, что на одной стене с ободранной входной, это в его комнату и куда, понятно, вход воспрещен, а справа от кухонного портала одинарная зеленая, так это как раз вход в отсек для жильцов. То есть в наш.

Гостевое пространство, как оказывается, представляет из себя две смежные комнаты, одна, первая, куда заходишь прямо из холла, маленькая и без окон, вторая большая с окном. Путь в нее, понятно, лежит через маленькую. Похоже, как будто одну большую комнату разделили на две, потому что было видно, что симпатичный рыженький ламинатный пол когда-то был общим. Ламинат относительно свеженький и единственный придает требующим ремонта комнатухам более цивилизованный вид.

Что комнат в теории две, мы знали, но то, что нам отдадут каждой по комнате, уверены не были. Но наш красавчик, сразу заверил, что раз мы сняли все помещение, а мы оказывается сняли все, то обе комнаты наши и мы можем их занимать. Тут нам прям вообще повеселело.

Немного подумав о личных потребностях при проживании, с учетом того, что Людмиле надо проводить онлайн занятия со студентами в отдельном и приличном помещении, а мне, как большому мерзляку, возможно, будет теплее в комнате без окон, так и размещаемся. Вернее, пока просто ставим вещи, и выпадаем обратно в холл, чтобы сначала с толком попить чайку, перевести дух и поболтать с Саней, а то ему скоро надо бежать на работу. Он по каналам в каком-то Сочимилько туристов на гондолах возит, с помощью шеста.

Джеффуля хвастается системой управления ультрасовременной многоточечной подсветкой громадной залы и тут же демонстрирует, как она от пульта с его телефона включается в различных комбинациях и оттенках, и вечером, наверно, томный интим, здорово маскируя подранность холла, создает. Шеф гордится своими электронными примочками, и мы с Людой брильянтово улыбаясь, сдержанно демонстрируем безмерное восхищение.

Затем Джефф представляет нас своей белокафельной кухне с двумя холодильниками, над входом в которую весело прописано на плакате это странное название его жилья «PSICOSIS 109», которое он в объявлении наименовал «Арт-студия».

– Веселое название, – говорю я, но мое мимолетное определение оказывается незамеченным.

Кухне мы с Людой нравимся, и она сразу начинает щедро делиться с помощью хозяина своими сокровищами.

А тот, улыбаясь, ставит чайник, попутно показывая, как зажигается плита, работающая от сжиженного американского газа в желтом баллоне, и чем еще можно пользоваться.

Пользоваться можно всем. Даже питьевой водой из двадцати литровой бутылки, специями и оливковым маслом, выставленными на столешнице низенького буфета.

Пока чайник закипает, нам, наконец, показывают террасу, куда я всей душой стремлюсь быстрее попасть, потому что от любопытства кошка сдохла.

–Никогда еще такого архитектурного решения квартир не видела, —экстатически впиваюсь глазами и телом в пространство, – Я ж по интересным планировкам просто сохну с детства. О…!

Терраса, а это именно царская она, не просто балкон какой-нибудь, открывает грандиозный панорамный вид на восточный Мехико, со всякими домами и далями, Она вымощена мраморной плиткой и обнесена не очень высокой бетонной оградой с элементами декора в виде узких сквозных прямоугольников.

Когда-то ограждение было покрашено белой водоэмульсионкой, но сейчас все изрядно оббито ветрами и смыто дождями. Дворец прекрасен, но в упадке.

Сюда, как положено на всех континентах, складируют всю ненужную, но еще «а вдруг пригодится» рухлядь, во всяком случае дивное пространство терпит на себе подзасохшие и уже сдохшие от недогляда фикусы и пальмы в кадках, пару диванов, которые, может еще и послужили бы, но так, в отличии как раз от иссохших фикусов, так пропитаны осадками, что, скорее всего, здесь и сгниют, автомобильные покрышки, ящики, чайные кафешные столики и десятка два составленных друг в друга белых пластиковых стула. Похоже, здесь иногда проводят вечеринки. Так, куда дальше?

Возвращаясь, сбоку от вечно открытой половинки стеклянных кухонных дверей на белой стене я замечаю выключатель, намазанный красной краской, будто облитый кровью, которая стекает каплями вниз. Твою мать. Не скажу, что мне это заходит. Но … почему нет. Сама молодая была, страстей хотелось. А тут еще Мексика буйная.

«Хотя, кто знает, что у нашего Джеффа внутри, – все-таки осторожно материализуются в области головы смутные подозрения, – Психозисом свое жилье назвать, это ж надо додуматься».

«Да нет, все в порядке, нормальный, – убеждаю я себя, перехватывая его внимательную улыбку, и быстренько смутные подозрения нейтрализую здравой мыслью, – Ерунда, у них наверно так принято, для остроты ощущений. Может, просто перед девками выделывается».

И забиваю.

–А где у вас туалет и ванная?

Тут самое прикольное. Теперь мы понимаем, что значит «полтора» удобства, указанных в описании жилья на сайте айрнби. То есть когда пишут, что одна ванная комната с хозяевами, то значит туда все ходим по очереди. Если две, то одна чисто наша, и никто тебя с горшка не сдернет. А вот полторы, о-хо-хо-хо, это оказывается одна ванная комната с двумя входами друг напротив друга. Один из нашей комнаты, а другой из комнаты Джефа.

–Вот тебе и архитектурное решение, —хихикаю я, оглядываясь на пунцового Пятачка, – Еще и с окном.

По сути, получается, что наши с хозяином комнаты разделены шахтой подъезда, а соединяются сзади через туалет. То есть вся квартира расположенна вокруг лестничного марша. Прикольно. Поэтому ванная комната с окошком. Ох, чуть голову не сломала, пока сообразила, что к чему наконец.

Джеффик деловито показывает, какую кнопочку изнутри туалета надо утопить на защелке его двери, чтобы заблокировать замок, ну чтобы он случайно не зашел, когда нельзя. Сам он тоже, говорит, утапливает защелку на нашей. Главное, не забыть открыть потом.

Впрочем, владелец апартаментов обнадеживает нас, что уходит на работу днем, поэтому неудобства в принципе минимальны будут.

Так и выходит, писающего мальчика застаем только один раз. А он нас ни разу. А вообще стали просто стучаться, или прислушиваться, или спрашивать на всякий случай.

Еще у Джеффа в наличии большая ванная за занавеской! Саня, который, стараясь не мешать, тоже ходит с нами на экскурсии по дому, восхищенно цокает языком, говорит, что удобства с настоящей ванной явление редкое для Мексики. Обычно душ и все. Говорит, просто повезло. Тоже, похоже, как и я, по ванне сохнет. Я так большой ее любитель.

– Электронагреватель для горячей воды, включается автоматически, – поясняет хозяин, – Вот тут регулируется. Но если включить воду сильно, то особо горячей она не бывает.

– Понятно. Не успевает нагреться, расход большой – запоминаем мы, и наивно думаем, что маленькую струю он точно нагреет.

На голову, если стоять посреди ванной комнаты, с мохнатого пятна на потолке уже распустившегося, как жухлая хризантема, иногда капает вода от соседей сверху.

– Понимаете, я уже не первый месяц веду с ними переговоры, чтоб меняли трубы, но пока безуспешно. Они не хотят признавать, что это зона их ответственности, – сдерживая недовольство нехорошими соседями, достойно поясняет молодой человек. Вот такие несознательные люди попались. Поэтому под хризантемой лежит на полу тряпка, ее не надо сбивать и убирать, только выжимать иногда. Капает не всегда, кстати, а по неподдающемуся логике графику.

В углу под раковиной с зеркалом, украшенным опять же красноватыми кровавыми подсветками, стоит щупленький электронагреватель. Ого-го! Это и есть обещанное отопление. Можно пользоваться.

В общем ванна в нашем распоряжении, но здесь реально холодно, еще и форточка открыта. Лично мне, когда холодно, то в ванну, где вода не особо горячая, вообще не хочется идти. Ладно, потом опробуем.

Посетив по очереди удобства, возвращаемся в столовую, как мы уже окрестили холл. Джефф должен убегать на работу, он и так задержался с нами, поэтому чай пить не будет, выдает ключи и говорит, чтоб звонили или писали, если что. Он на связи, со всеми непонятками поможет. И убегает. Увидимся вечером. Си ю, си ююю. Бай, бай!

А мы втроем садимся, наконец, испить чайку. Это святое.

Эх, как сядешь за стол напротив окна, как глянешь в бескрайний простор над крышами Мехико, так оказывается и шевелиться неохота, и взгляд не оторвать, и умиротворение внутри, как ни банально звучит, а разливается.

Я уже понимаю, что это будет отдельный вид деятельности, пардон, бездеятельности, пока мы будем находиться в этом доме. Называется «смотреть вдаль».

Поскольку энергия от съеденных во время заброски нас в «Психозис» такосов уже была на исходе, вспоминаем, что в чемодане есть быстрорастворимая вермишелька со вкусом чего-то мясного, которой мы, как «большие», затарились в Канкуне и, тут же вытащив на свет божий, завариваем по порции в обнаруженных на кухне тарелках.

О, тарелки в этом доме — это отдельная песня! Они разнокалиберные, от ультрасовременных наклонных на ножках до старинных фарфоровых. Я выбираю древнюю тонкого фарфора, с волнистым ободочком и подстертым рисунком на дне из гобеленовой жизни пастушков. Такая милота исходит от нее. Охота забрать себе.

В такой посуде любая пища становится божественной. Люда предпочитает новенький бело-зеленый квадратный модерн, а Саня сказал, что ему все равно, и большая суповая тарелка с голубыми цветочками, наугад выдернутая Людмилой из посудницы, его вполне устраивает. Но чашку под чай наш аскет все-таки выбирает сам, самую большую с черепом и костями на белом боку.

Ах, какой запах неземной исходит от тарелок, где кружочки жира со специями плавают на поверхности «бульона». Пусть настаивается. Блюдо от шеф-повара. Сами пока втягиваем горячий чай. Живем! И разговариваем.

Сане, например, апартаменты очень нравятся. Спрашивает по чем взяли, я хвастаюсь, что недорого, десять долларов в сутки.

– Это реально очень демократично, —горжусь нами я, – Джеф новичок на айрбнб, репутацию только зарабатывает, поэтому и демпингует, отзывы собирает. Ну а мы тут как тут!

Саша соглашается, что да, в принципе не плохо, но можно гораздо дешевле взять.

– Да ладно??

Странно, где это он видел дешевле? Мы приличное количество вариантов «прошерстили» пока выбирали обитель в столице.

Впрочем, парень местный, наверняка знает лучше, потом расспросим, что имел ввиду, но пока я чувствую необходимость отстоять свое, подвергнутое сомнению, высокое звание «почетного скурджмакдака нашего королевства»:

– А мы думаем, что нам повезло! Мы лично такого дивного варианта вообще не ожидали.

Люда поддерживает наше мнение кивками головы, а потом с восхищением констатирует, что Джеф и по-английски говорит великолепно:

– Мальчик вообще образованный, интеллигентный и просто отлично воспитанный. Конечно, повезло!

Я с ней согласна: – Породу сразу видно.

А Саша расслаблен и улыбается. Хорошо с ним.

Всосав длинные вермишельки и разомлев от тепленького, уже не торопясь, поглядываем по сторонам окружающего пространства, и замечаем упущенные вначале детали. Помимо бизнеса, наш хост еще и художник, оказывается.

–Смотрите, вон на подставке гипсовые головы для рисования с натуры, – усматривает Пятачок.

А в зарослях «ботанического сада» позиционирует себя большущий настоящий мольберт.

Идем смотреть поближе. На деревянной плоскости прикреплен белый лист с незаконченной картиной в стиле постимпрессионизма, смешанного с кубизмом и пофигизмом, под названием: «Что чувствует девушка, когда ее целует парень».

– Название крутое, – не могу не согласиться я.

На полотне смелыми каракулями изображены два подобия взаимо пересекающихся человеческих фигур.

Чуть просвечивает примитивизм, но, черт возьми, что-то есть, в этом сюр полотне на сером фоне с красными подтеками. Мы с Людой, не торопясь и по-доброму, потому что уже неголодные и у нас есть зритель, обсуждаем творчество молодого хозяина, отмечая несомненные художественный способности и свободу изложения.

Замечаю, что Саня улыбается немного иронично, можно сказать даже чуток ржет. Мы, конечно, еще не слишком знакомы, но героические трудности при переброске туристов в означенную айрнби точку для проживания, и то что, я знаю, что этот парень в темно-зеленой вязаной шапочке, которую он предпочитает не снимать, принадлежит к той же традиции мудрости древних толтеков, а значит, много можно не объяснять, нас достаточно сблизили. И позволили мгновенно, еще на второй пересадке в метро уже перейти на «ты». Поэтому, чувствуя по хитрому блеску Санькиных глаз подвох, тут же испытываю потребность узнать в чем дело и немедленно начинаю выяснять. Тем более он этого явно ждет.

– Ты не согласен?

– Понятно, что это не Пикассо, но схвачено же, – пытаюсь защитить поставленное под сомнение наше с Людой добротное мнение по поводу Джефовых художеств.

– Схвачено, конечно, схвачено.

Саня, по-моему, вообще никогда не возражает страстно и не вцепляется в волосы, а всегда сначала соглашается. Прикольно так. А уж потом, обосновывая, гнет свою линию.

– А чего ухмыляешься? – аккуратно подбираюсь к пояснениям, крайне заинтригованная я.

– Да так. Смешной парень, – Саша потягивает чаек с конфеткой из самолета.

– Ладно тебе, колись, чего смешного нашел. И вообще мнение свое изреки нам тогда, – мне уже хочется узнать его поближе, понять, что за человек и кто он вообще.

Саша будто читает мысли:

– Я художник.

– В смысле? – изумляюсь я и тихонько переглядываюсь с Людой, типа «уже начинается интересное», – Настоящий?

Санька реально начинает хихикать:

– Настоящий, самый настоящий.

– Круто, – уважительно принимаю я новость. – Поэтому «Девушка» немного смешит? С точки зрения профессионала?

– Есть немного. Нет, картина хорошая, – искренне говорит Саня, щадя наше самолюбие, черт возьми, деликатный человек все-таки.

– Энергетически хорошая.

– Так это и главное, – не сдаюсь я.

– Да, – оппонент, как всегда, не перечит, – Но это как талантливая, сельская самодеятельность. Хобби. Любое произведение выигрывает, когда сочетается передача с профессионализмом.

Кто бы спорил.

– Например, вот здесь, – Саня показывает перспективу подобия улицы, – надо исправить построение, а здесь цвет "не при чем".

Наблюдаю за Сашей, да, профессионал просвечивает, без сомнения.

Я вижу, что он хочет все-таки немного обозначить себя, но абсолютно не имеет цели охаять другого художника и превознестись. Словно что-то сдерживает внутри, наподобие горечи, как будто наскучался, но не желает в этом признаваться и гонит дурацкое чувство потребности. Как девку, которая по глупости бросила, а теперь хочет вернуться.

– А ты как сейчас здесь? Не пишешь или бывает? Как вообще с этим делом, с профессией в Мексике? – Люда тоже почувствовала умерщвляемую Александром тягу.

– А никак. Не пишу. Здесь это не востребовано. Впрочем, там тоже не востребовано. Тут мне нравится туристов по каналам возить на лодке. В местечке Сочимилько, это на окраине, сеть каналов древними индейцами созданная сохранилась. Острова, лес кругом. Такое место! И деньги сразу.

– Но ты же работал после окончания училища, писал, выставлялся? – я тоже пытаюсь выяснить тропу миграции индивидуума из художников в гондольеры.

– И писал, и выставлялся, и в школе преподавал детям. И рекламой занимался. Не вышло из меня великого художника.

Я смотрю на Саню, почему-то думается, что как раз вышел, только сказать некому было в нужную минуту.

– А потом, – продолжает он, – решил свободу поискать, а где как не в Мексике это делать. И сбежал шесть лет назад. Настоящую жизнь поглядеть.

– И как? Увидел?

– Так да.

– И что в твоем понимании «настоящая жизнь», поведай, плиз, заинтриговал, если что, – прошу я.

И Саня, достаточно воодушевленно, делится, что снимает комнату в хостеле на окраине того Сочимилько. Там нет особых удобств, а спать приходится на коврике на цементном полу иногда, где очень холодно, и контингент, …лучше всуе не поминать. Это вот она и стоит сто двадцать песо за неделю. То есть примерно всего четыреста наших рублей.

И именно это Саня считает настоящей жизнью. Преодоление трудностей и почти полное отсутствие личного имущества. Вот если бы у него был собственный шест, которым управляют, впиваясь в дно канала, туристической гондолой, то он бы зарабатывал больше денег, но ему хватает. Дело не в этом.

– На самом деле денег для счастья надо не много, – поясняет Александр, – Просто есть текущие проблемы, надо получить вид на мексиканское жительство, а это деньги немалые, коплю их. А иначе пока приходится по закону каждые полгода выезжать и заезжать обратно в страну.

– А куда выезжаешь?

– В Гватемале сейчас обычно пережидаю. Самая ближняя она. Удобно. Хотя по началу много, где бывал, даже до Панамы добирался автостопом.

— Ничего себе! – нам это кажется абсолютно крутяцким мероприятием, – И как там?

– В Панаме? – переспрашивает адепт настоящей жизни, – Панама дорогая, богатая.

– А где еще был? В Коста-Рике был? – жадно выспрашиваем мы.

– Был, конечно, – спокойно констатирует Саша, – И в Гондурасе. Это все не так далеко на самом деле, но достаточно опасно и не предсказуемо.

Саша с сомнением сканирует нас взглядом-рентгеном.

Граничащую с Мексикой Гватемалу он изучил как родную за это время, и очень ее боготворит. Подходит она ему. И нам настоятельно рекомендует.

Но на счет всей остальной нашей затеи с кругосветкой и передвижением по Латинской Америке наш новый товарищ честно признается, что, глядя на нас, сильно сомневается.

«Интересно, с чего это?.. – совсем не нравится такая оценка мне.

Как оказывается, во-первых, на Саню мы реально производим впечатление транжир, снимающих дорогое комфортное жилье. Это мы-то… С моим дотошным выжиманием чего-то из ничего в супер-эконом путешествии.

Во-вторых, Сашуля не совсем врубается насчет целесообразности самого нашего мероприятия, как явления. То есть, зачем надо тащиться в кругосветку и тратить такие деньжищи?

Тут он в чем-то прав, какая уж тут целесообразность, кроме приключений на свою эту…, на которой ровно не сидится. Но это не объяснить, так же как страсть к проживанию в притонах.

А в-третьих, он искренне выражает свои опасения по поводу того, что нас ждет, и выдержим ли мы путешествие вообще. Ему кажется, что нет: «Смотрите сами, тут все сурово». А мне кажется, что он пока нас не под тем «углом зрения» рассматривает или свои страхи проецирует.

Мне этот его «угол» не совсем приятен, но сейчас наш опытный гид, к сожалению, считает именно так. «Не показались мы ему».

Впрочем, Саня, как йог со стажем, мнения своего отнюдь не навязывает, не достает советами, а просто и необидно выражает, что по этому поводу думает со своей нынешней колокольни. Ознакомиться с окрестностями чужой колокольни для опыта нам тоже совсем не вредно. Какие разные колокольни бывают. И окрестности. Тем более, что реально это уже ничего не изменит. Пьем чай и слушаем дальше, не сразу принимая на веру Санины красочные описания бытия в его полупритонном гест-хаусе, где понятия «украсть» и «крутой пацан» синонимы. Аскетизм и пограничность Саниного бытия по мере проникновения, кажется, начинают впечатлять слишком сильно. У меня хорошее воображение. По-моему, это перебор.

Я немедленно озвучиваю это вслух и оказывается, что это так для меня. А для нормальных пацанов это настоящая жизнь: дешевая, суровая, полная опасностей и испытаний.

Ничего себе, похоже, Саше такой экстрим в правду нравится.

И судя по его ясным глазам, здоровому виду и спокойной улыбке, это именно то, чего он хочет. Странно, но факт, как говорится.

«Интересно на сколько хватило бы меня в таких условиях, – прикидываю я, – На цементном полу в холоде. Брррр, что-то не хочу даже думать. Наверно, я все-таки “пацан не нормальный».

– Кесарю кесарево, а слесарю слесарево, – подвожу итог я, и мы все хихикаем.

Тут Саша изрекает, что время вышло, и он вынужден откланяться, дела зовут. На работу надо во вторую смену. Допивая чай, уточняемся, в какое время послезавтра, когда у Санечки будет выходной, он придет к нам, чтобы всем вместе сразу после завтрака пойти на разграбление города. Александр прикидывает и говорит, что в полдесятого будет.

– А завтра куда нам порекомендуешь смотаться?

– Так съездите в Сочимилько. Я завтра там тоже буду.

И как ловкий раздатчик уличной рекламы быстро вытаскивает из рюкзачка листовку, ксерокопию туристического буклета с разрисованным будто детской рукой планом заповедного парка.

– Поедете?

Мы жадно вглядываемся в план, где все части и ценные места парка обозначены кружочками, пронумерованы, и подписаны по-испански, где что смотреть и как называется. Впечатляет.

– Ага. Нам пока по барабану куда ехать. А как туда добраться? Учитывая, что город мы не знаем от слова «совсем».

– А, ничего сложного, – успокаивает Александр, и начинает быстро лопотать, как добраться из нашего района.

– Блин, погоди, – торможу его я, – надо под запись. Ни хрена не запомнится.

Саша терпеливо повторяет, а я вывожу на листочке:

«Тоскинья конечная, метро синяя ветка. Оттуда Тренлихеро —другая линия до Сочимилько и тоже до конечной. И оттуда эмбаркардеро калтонга, эмбаркардера салитре – коллектива».

– Ну вот, теперь совсем другое дело. Все понятно, —пытаюсь сыронизировать я.

– Далековато, конечно, но того стоит, – заверяет Фримен, не заметив моего ехидства. А я, пытаясь устаканить сомнения, уточняю у святого Александра: – Саш, то есть если мы это произнесем с листа вслух, то нас поймут и направят куда надо?

– Да, – не понимая моего волнения, заверяет Саша, – главное, на метро доедете, а там спросите или так дойдете. Ничего сложного.

Он так спокойно говорит, что я начинаю верить, что сложного и на самом деле ничего, все разумно, не в джунглях Амазонки и продираемся. И добавляет, что если пройти на лодочный причал внутри квартала, то мы его там можем застать и проведать в перерывах между катанием туристов. Так почему нет. Попробуем. Всегда рады. Все-таки это здорово, когда кто-то здравый местный есть рядом. Да еще уравновешенный.

«Это я правильно, подсуетилась, насчет «своего» человека за границей», – по уши довольная с облегчением констатирую я.

Провожаем Сашулю, жмем руки, и наконец приступаем к размещению, согласно купленным билетам.

Нехорошая квартирка №5

Моя проходная комнатушка представляет собой крохотное квадратное помещение, пространство которого практически полностью занимает двуспальная кровать, и где две стены грязно-зеленого цвета в тон входной двери, а боковая справа светло-бежевая. Всю четвертую слева закрывает трехсекционный, темно-темно коричневый шкаф-купе.

При более близком знакомстве с этим монстром оказалось, что пара полок освобождены для нас, а остальное нутро туго забито запасными одеялами, пледами, подушками, которыми мы решаем воспользоваться в случае необходимости, и еще, по-моему, внизу соскладировано что-то похожее на зимнюю спортивную одежду, теплые куртки, шарфы плюс какая-то обувь.

На правой стене, отражая половину втиснутого в четыре стены сексодрома, мерцает слишком огромное, опять не по комнате, прямоугольное зеркало, да еще и в массивной шикарной черной, похоже, деревянной оправе.

Три монстра в одной комнатушке, это впечатляет.

Еще в угол комнаты, наползая на зеркало, запихнут комод, высокий и тоже черный, с четырьмя ящиками, частично заблокированными кроваткой, и более низкая длинная тумбочка, напоминающая обувницу.

Все вместе смотрится, как этакий каскад прикроватной черной мебели в темной комнате с трюмо. Какая-то лампа диковинная, сто процентов Джеффом покрашенная красным лаком, на верхнем комоде прилажена, правда не горит, но что-то, типа, уюта создает.

Вроде все путем.

Мы, успев полюбить холл и кухню, начинаем с воодушевлением обживаться в спальнях: потрошить чемоданные закрома, доставать тапочки и домашние штаны, выставлять на поверхности комодиков и тумбочек кремики, снадобья, руны в мешочке, очки с дырочками для тренировки зрения, расчески, пристраивать в ящички тумбочек зарядки от гаджетов, переходники, блокнот, ручки для письма, походную аптечку и прочую ерунду, которая может потребоваться в любую минуту.

Кричу через открытую дверь Люде, которая тоже тщательно осваивает свою просторную жилплощадь, удовлетворенно радуясь туалетному столику и паре кресел:

– Как тебе?

– Вполне, можно жить, – заверяет из-за стенки Пятачок, чем-то шурша.

В довершение я, как показатель основательности, шлепаю на черную тумбочку брикет электронной книжки в черных кожаных корочках с монеткой, прилипшей к магнитной защелке. Все!

— Люда! А похоже, мы точно собираемся остаться тут надолго, — уточняю я из своей половины у невидимой Люды, — То есть дольше, чем четыре дня, которые оплатили. Как думаешь?

Собственно, это понятно, что Мехико и его умопомрачительные окрестности мы хотели бы впитывать недели две, как минимум, но бронировать за весь срок с предоплатой, как в этом сервисе положено, не примерившись, чего-то не рискнули.

— Думаю, это разумно.

–Тогда завтра с Джеффом переговорим, – предлагаю я.

–Давай. Интернет хороший, места много, – мой товарищ в первую очередь сверяется по этим параметрам, так как ей ответственно уроки онлайн вести, деньги зарабатывать, – Ночь переночуем и решим.

«Вот что мне нравится в Пятачке, так его интуиция и здравие. С моей порывистостью, похоже, это неплохо сочетается», – понимаю я и, закрыв обе двери, завалившись на кровать в качестве пробы, тут же растекаюсь.

Об истинных особенностях мексиканских и, в частности, именно этих апартаментов под странным названием «Психозис», я еще не просто не подозреваю, и пока по мере растекания на поверхности постельки не могу отделаться от ощущения, что на моих простынях кто-то спал.

В Мексике редко используют пододеяльники. Нет такой традиции. Спят сразу под одеялами и стирают сразу полностью все одеяло после употребления. Так у них принято.

Непонятно, почему они считают, что стирать одеяла легче, чем пододеяльники, но именно таким образом это практикуется в частных домах, по каким-то причинам это кажется им гигиеничнее. Одеяло у меня белое с голубыми волнами. Мягкое, уютное, но тоже мятое какое-то. Вроде даже с запашком. Пытаюсь убедить себя, что это мерещится, «не могут они дойти до такого безобразия» — грязное белье гостям оставлять. На всякий случай выползаю из постельки, заглядываю в хоромы Пятачка и озабоченно втягиваю в свои сомнения друга:

– Люда! Слушай, у тебя как с бельем? Свежее?

– Так вроде нормально, – Пятачок явно не напрягся по этому поводу.

– А у меня чего-то не то. По-моему, забыли сменить. Дай твое посмотреть.

Мы вскрываем Людмилину постель с коралловыми простынями. Нет, мне тоже не нравится.

– И у тебя забыли, – делаю вывод я.

— Да? Думаешь?.. – мой друг, похоже, об этом не догадывался, но я ему открыла глаза.

– Да! – преисполненная решимостью бороться с разгильдяйством я грожу: – Вот придет Джефф, все спрошу, и скажу – пусть меняют.

Наш юный друг, однако, как почувствовав, домой сегодня еще не возвращался, видимо по молодому делу просто загулял. Потому как завтра выходной. И что он, дурак, что ли?

Тогда решив оставить выяснение до утра, я говорю:

— Спокойной ночи, приятных снов!

— Спокойной ночи!

— Но если все поменяют, то остаемся.

— Само собой.

Вспомнив канкунский опыт, и что в Мексике, «где бы вы не спали, даже в приличном отеле за приличные деньги, все равно будет шумно или очень шумно» я вновь проверяю обе двери на предмет плотности закрытия. Затем подстилаю свой флисовый плед под общее одеяло вместо пододеяльника, а голубенький застиранный палантин вместо простыни и немного поерзав, прекращаю принюхиваться, решав, что одну ночь как-нибудь перетерплю. И начинаю основательно знакомиться с очень удобной, не очень чистой кроватью, которая, не смотря на мою некоторую брезгливость, вполне дружелюбно принимает меня в свои объятия.

Немного понаслаждавшись полусонным расслаблением от принятия горизонтального положения, я предполагаю, что надо немного почитать что-нибудь наше, эзотерическое. При тускловатом свете настольной лампы хватает меня минуты на три, после чего морфей начинает недвусмысленно заявлять свои права, путая буквы и накладывая строчки.

Спать, спать. Я сладко потягиваюсь, одновременно замечая свое шевеление в черном боковом зеркале. Темное отраженное пространство комнаты за стеклом мерцает глубиной и немного пугает. Мне неуютно смотреть туда. Повинуясь неожиданному импульсу, вскакиваю и быстро набрасываю на зеркало свой огромный тонкой шерсти платок, с черными кистями по краям, вытащенный на всякий случай вместе с пледиком про запас для перестилки постели.

– Вот совсем другое дело, – удовлетворенно думаю я, – Зачем мне виртуальное помещение.

И, вырубив свет, утрамбовываюсь в мягком нутре матраса. Сон приходит моментально. Правда, как оказывается, на несколько минут.

Через очень короткое время я очухиваюсь, почувствовав легкую вибрацию, как будто слабые потоки электричества начинают проходить через меня. Не очень приятное ощущение. Ерзаю, морщусь, потираю руки и виски, напрягаю-расслабляю мыщцы. Вроде подотпустило. Хрень какая-то.

Поскольку после марш-бросковая усталость была приличной, я все равно решаю усиленно спать дальше – мало ли чего с устатку покажется, и намереваюсь проснуться утром в здравии и отдохнувшей.

Выныриваю из сна я примерно через час. От сильной дрожи. Меня тупо трясет. Твою мать! Это что такое?

Ночь, кажется, имеет намерение превратиться в кошмар наяву, причину которого я понять пока не в состоянии. Нормальное сознание, ничего не болит, но по телу идут вибрации. Их отчетливо видно по трясущимся пальцам рук, когда я смотрю время на телефоне.

Причем спросонья кажется, что эти ночные спазмы разной интенсивности, и они то сжимают, то перекатываются, то отпускают. Будто кто-то меня к разнополярному источнику подключил и балуется, сволочь, над пленным русским, пропуская электрический ток. Чего выпытать-то хотят? Где партизаны? Так я не скажу.

Пытаюсь идентифицировать состояние: ощущение крайне противное, будто твое тело испугано, и ты не можешь с этим совладать.

«Психопатический приступ? Или посторонняя сила оказывает воздействие, – пытаюсь здраво рассуждать я, – Нет… какая здесь может быть посторонняя сила, чушь. Это просто перенапряжение. Спи, завтра елка! К утру все пройдет.»

Усилием воли я заставляю себя закрыть глаза и продолжать спать, назло всем немцам, потому что спать хочу реально. И у меня получается, я втягиваюсь в забытье.

Кошмар возвращается, но теперь я уже не могу проснуться. Я и сплю, и не сплю. Смутно улавливается шуршание теней, доносится глухой разговор с обрывками быстрых фраз, какие-то возгласы и вскрик. Концентрация тревоги в воздухе мизерного пространства нарастает с бешеной скоростью. Трясущееся состояние усиливается, и кажется, начинает сводить с ума. Что это?

Дыхание становится рваным, изнутри и снаружи хлещет метание, метание меня, метание электрического жужжания прямо над моей тушкой, корчащейся в судорогах на кровати. Мне кажется, я вижу себя сверху. Смертельный ужас накрывает все тело и с дикой неумолимостью внедряется в каждую клетку. Я хочу убежать и не могу, я цепляюсь обеими руками за край кровати, хочу сбросить одеяло, чтобы уползти, но бордовый ужас настигает меня и втягивает обратно за ноги. Кажется, я беззвучно кричу, не слушаются руки, я ничего не могу сделать, потому что панический страх перед надвигающимся ужасом, заливший грудь и живот, съел мои силы, я медленно лечу куда-то вниз и знаю, что липкая тень сейчас меня сожрет.

Тонкий вопль последнего усилия выходит из меня, и, ухватившись за него, я остатками воли успеваю «зацепить» здравую мысль, что все-таки это сон, пусть реальный, но сон! И не пошли бы все эти кошмары подальше! Я вспоминаю, что просто нужно дать команду, чтоб это прекратилось, громко послать все на мороз или к монаху.

Собравшись с силой, я, разъярившись на себя и на этих, непонятно кого, кто нагло влез в мою долгожданную ночь, оглушительным, как мне кажется, голосом кричу: «Убирайтесь вон! Да сколько-можно-то! Вон!». На самом деле мой отчаянный вопль был едва слышным свистящим хрипом, вырвавшимся из горла, но он меня умудряется реально разбудить, чем дает возможность вырваться из лап морока, и несмотря на то, что трясучка не прекращается, оторваться от ложа, рвануть дверь и вывалиться, не разбирая дороги, с одеялом на серые плитки холла.

Наверно, около пяти. Еще не рассвело. Еще потряхивает.

«Ни хрена себе, это ж сколько я в плену была? Чего делать будем?» – спрашиваю я возвращающегося, ура, сознания.

Помоечный с пятнами на обивке диван, тот что под окном справа, и который был побольше, чем слева, и на который днем не особо тянуло садиться, сейчас кажется мне оазисом, обещающем защиту и спасение измученному и перепуганному путнику. Степень его пригодности неизмеримо возрастает в моих глазах по сравнению с предыдущими сутками, особенно если постелить сначала пледик, а потом, завернувшись в одеяло, пусть полусидя, но спать. Такой мягкий и вместительный.

Вот ведь интересный момент. Трясучка была обратно пропорциональна расстоянию от комнаты. Чем дальше от комнаты отходишь, тем ее амплитуда сужается.

«Это хорошо, – думаю я, засыпая, – Надеюсь, что не кажется».

Утром, проснувшись, чувствую себя почти совсем нормально. Вспоминаю ночную круговерть: «Мама, что это было?»

Правда остатки паники пытаются помешать сосредоточиться на придумывании здравой причины ночных приключений, но не сильно. Поэтому я настороженно, но иду в комнату, типа, за телефоном, а на самом деле смотреть в глаза действительности.

С опаской, что сейчас опять «начнется», я просачиваюсь в комнату. Никакой действительности не наблюдаю, только утренний свет из холла освещает перевернутую вдрызг постель и валяющийся на тумбочке, похоже, автоматически сдернутый мною перед бегством Павлово-Посадский темный платок. Трясучка не начинается, в обморок со страху не заваливаюсь… Тогда я решаю, что пока надо умыться и обрадовать утренней встречей горшок.

Потопав через Людмилину комнату в туалет, я аж притормаживаю, обнаружив друга под грудой одеял, увенчанных поверх ее собственной теплой курткой, с головой, завязанной шарфом, в общем, напоминающего бегемотика в берлоге. Несчастная уже не спит, и, по-видимому, делает безуспешные попытки определить, где она, кто она и сколько времени.

На мой изумленный: «Ты как?» – она не отвечает, а помотав головой в попытке освободиться от шарфа, вытаскивает из ушей беруши.

– Чего? Доброе утро.

– Ты как, говорю? Привет! – переспрашиваю я, хотя в общем, все понятно и так.

Люда, для полного впечатления добавляет, что помимо редкого «поморозника», который посреди ночи заставил собрать на себя все что было под рукой, с пяти утра автомашины, включая мусорные грузовики, с наглой ухмылкой психологического превосходства упорно дефилировали аккурат через ее спальню, иногда сигналя, чтобы уж точно со страху заставить написать в постель.

После того, как мы немного приходим в себя и, совершенно нормально с аппетитом завтракаем, заправляясь кофейком с кукурузными лепешками в дивной столовой, залитой утренним солнечным светом, мы вполне ужу здраво решаем, что пока убегать не будем. Посмотрим-потерпим еще одну ночь. Вроде обещали потепление.

Мои кошмары мы объясняем приступом клаустрофобии на фоне усталости, порекомендовав мне не закрывать дверь в холл.

«Еще, – деловито решаем мы, – Для профилактики ночных кошмаров сменим белье и зажжем свечки».

Кто его знает. Вдруг поможет. Уезжать так быстро отсюда все равно не хочется. Почему-то.

Когда мы начинаем собираться на первую вылазку в гигантский мегаполис, то, наконец, имеем счастье пересечься с отоспавшимся к десяти утра Джеффом, у которого я тут же радостно вопрошаю про свежесть постельного белья, недвусмысленно озвучив с помощью переводчика Людмилы сомнения, что я у него «первая». О ночном происшествии отчего- то не упоминаю совсем, как рот заклеили. Скотчем.

Наш юный хозяин крайне удивлен, что мы посчитали постельные принадлежности не свежими, «такого быть не может», но активно спорить не намерен, выражает сочувствие, что доставил неудобства и, заметив подлинное страдание в наших лицах, обещает, что вечером придут мама и тетя, сестры и няньки, которые в тот же миг нам отмоют квартиру и заменят все что можно на кроватях.

– Вот спасибо, хорошо! – дружно благодарим хоста и немного озадаченно переглядываемся, – Забавная организация бизнеса.

– Похоже, Джефф в семье на вес золота. Такая скорая помощь организована, – кумекает Людмила.

– Младшенький, наверное.

Так и выходит, вечером помимо предоставленной генеральной уборки нас еще выучивают пить текилу, одев заранее всем присутствующим на головы цветные праздничные колпачки, а ля «к нам приехал цирк».

– Ой, кажется я еще больше начинаю уважать сервис Airbnb, дарящий такие потрясающие встречи! – громко провозглашаю я, будучи переполненной огромной любовью ко всем присутствующим, это когда после текилы в ход пошел волшебный мескаль, – Класс! За дружбу между народами!

Впрочем, про общение с мексиканской семьей это отдельная поэма. Особенно понравилась сдержанная и улыбчивая прабабушка, которая тоже пришла со всеми учить русских туристов местным обычаям.

Джеффуля оказался не младшеньким, а просто единственным мальчиком в этом женском царстве, так вышло. Поэтому на любой вопрос о том, как он ведет хозяйство, о готовке пищи, уборке, стирке мы периодически слышим изумительную фразу: «Придут мама с тетей и все сделают. Говорите, если что надо».

На эти слова Люда неизменно выдыхает, закатив глаза к небесам: – Шоб я так жил!

После знакомства с мексиканскими родственниками и после текильного и не только, возлияния, все вообще стало молниеносно налаживаться, в том числе и сон, который привычно хотелось определить категорией «как у младенца».

– Вот, а говорят, что алкоголь вреден… Ерунда, – хихикает Люда.

– Конечно! В маленьких дозах он полезен в любом количестве.

…После уборки я больше не завешивала зеркало – чувствовала, что этого не надо делать. Вернее, не то что, чувствовала, а как-то смутно поясняла себе, что «лениво возиться, и так хорошо». И больше меня оно не смущало. Мерцает и мерцает рядом. Комнату больше делает.

Кстати, при смене постельного мне случайно выдали рыжее одеяло с изображением ягуара, моего животного силы. И я восхитилась этим событием, как добрым знаком. Под ним было тепло и защищенно. Во всяком случае больше никаких ночных приходов не наблюдалось.

Так бы я и считала себя клаустрофобичкой, если бы за день до отъезда во время вечерних, уже всеми любимых посиделок с нашим хостом Джеффом не выяснилось, что когда он переехал сюда, то первое время тоже не мог спать, чувствовал жуткие приступы тревоги и просто психоз. Кстати, название студии от этого и пошло. Психозиз 109, где 109 номер дома.

В тот вечер, после моего абсолютно случайного упоминания о ночном приходе в первую ночь, молодой человек с удивлением обращает на меня свой ясный взор, и кивает, по-моему, даже обрадованно. Интересно, чему, неужели..

– Кто-то еще чувствовал всю прелесть этого местечка?

Джефф вновь кивает.

И тут я тоже с изумлением начинаю понимать, что, кажется, я не одна. И, главное, что я не клаустрофобичка.

– Ой, так что здесь такое?! Просвети!

Загадочно улыбаясь, черноволосый юноша говорит: «Хорошо. Сейчас я расскажу тебе сказочку, дружок». И сверкая очами, начинает быстро делиться странной историей, явно получая удовольствие от представившейся возможности произвести впечатление. Людочка, моя дорогая, быстро переводит с круглыми от возбуждения глазами.

Оказалось, что молодой человек, как натура, выросшая в Мексике, поэтому более привычная ко всяким потусторонним «прибамбасам», меньше всего забеспокоился, что случилось что-то с его психическим здоровьем, а просто попытался выяснить про энергетику места, то есть кто здесь жил и что было раньше. Надо же разобраться, какого хрена. Тоже спать хотел спокойно. Без трясучки и кошмаров.

После длительных выяснений и расспросов соседи и полиция все- таки поведали новому хозяину, что лет десять тому назад в этих апартаментах с дивным видом и огромной террасой жила-была одна женщина. Женщина как женщина, не первой молодости, вроде такая как все. С соседями здоровалась, за квартиру платила, мужчины похаживали, друзья-подруги.

Все бы ничего, только была она серийной убийцей. Нормальной серийной мексиканской убийцей. С кем не бывает. Трупы множились, полиция искала страшного злодея, по этому району и близлежащим люди боялись ходить. Но никак найти не могли. До тех пор, пока в этой квартире, в той комнате, где я имела счастье жить, она не замочила свою подругу. Что там не поделили, или просто ломка была – не известно, но факт, что именно здесь это и произошло. Зарезала. Ужас, лужи крови, вопли. Не знает подробностей, но после этого ее и повязали.

В квартире последующие владельцы менялись часто, никак не могли прижиться, пока, купив по дешевке, сюда не заехал нынешний прогрессивный владелец, который не испугался, а разобрался с историей, заявив, что никуда от кантервильского привидения не свалит. Заодно по случаю приобрел черный спальный гарнитурчик, с огромным стильным зеркалом, тоже «случайно» разместил в моей комнате. Особо, говорит, не думал над этим, просто так захотелось сделать, будто подсказал кто-то, но стало спокойнее. И славно. После таких встреч чуйка растет как на дрожжах.

С призраком они нашли консенсус. И все было ничего, пока я не перекрыла своим платком зеркало-портал.

Джефф предполагает, что, скорее всего, «жиличка» вышла и не могла зайти обратно. Но главное, что я это сделала тоже не просто так, кто-то или что-то хотело обратить на призрак мое внимание.

«Возможно», – прикидываю я. Но на всякий случай заявляю, что это преувеличение. Чур меня.

Женщина больше активно не вмешивалась, хотя шорохи я слышала постоянно. Лишь пару раз я уловила какие-то слова или названия, из которых мало что смогла идентифицировать. Но если честно, я все-таки вздохнула чуток с облегчением, когда время нашего пребывания в Мехико закончилось, и мы «выписались» из нехорошей квартирки. Очень это хлопотно иметь дело с призраками.

Первый выход в город

После всех утренних согласований и разборок, утоливши жажду из колодца интернета, мы, как и собирались, решили последовать совету Фримена и сгонять в Сочимилько, как большие. С чего-то надо все равно начинать.

Сочимилько или Xochimolco, «цветочное место» – один из шестнадцати районов города Мехико, столицы Мексики, расположенный в восемнадцати километрах от центра города. На севере граничит с районами Койоакан, Тлальпан, Истапалапа, на западе – с районом Тлауак, на юго-западе – с Мильпа Альта. Занимает площадь в сто двадцать два километра, таким образом, является третьим по величине районом Мехико.

Сочимилько известен по всему миру благодаря древним каналам ацтеков – чинампас, напоминающих об остатках озера Тескоко, на котором стоит город Мехико. Здесь можно покататься на гондолах трахинера по старинным каналам, познакомиться с главным промыслом этой зоны – выращиванием цветов и растений, и послушать традиционную мексиканскую музыку в исполнении ансамблей мариачи и маримба. Это одно из наиболее посещаемых туристических мест. В 1987 г. каналы Сочимилько были объявлены объектом всемирного наследия ЮНЕСКО.

— Ну, да, все понятно, — соглашаемся мы с изложенным в умных сетях и окончательно уясняем, где именно Саня живет и работает, как раз тем самым перевозчиком по каналам. И что он восторге от ацтекского места.

План-листовка, выданная гондольером, у нас с собой, как самое ценное, потому что там Саша еще показал, где его самого можно найти на причале. В смысле, если все ж приедем, то здорово свидеться.

Сашунино вчерашнее письменное напутствие в виде абракадабры, как доехать малой кровью до Сочимилько действительно помогает. Как бы то ни было, но мы туда добраемся. И если учитывать, что многие названия просто произносим впервые, то весьма неплохо. Ура.

А до «ура», у нас приобрелся первый опыт самостоятельного проезда в метро. Для получения этого очередного «сына ошибок» нам потребовалось: купить билет за шестнадцать рублей на наши деньги, освоить проход через турникеты именно этой ветки метрополитена, снять на видео прибытие красного поезда на почти бесшумном резиновом ходу, то есть на резиновых толстых колесах, идущих по специальным желобам вместо рельсов. Влезть в вагон и предпринять слабоумные попытки запомнить название станции и цветовые обозначения веток на карте метро. Затем начать осознавать, что это не Москва с ее сверх понятным аккуратным метрополитеном и что лучше почаще спрашивать «как пройти в библиотеку».

Впрочем, мехикианское метро на самом деле очень-очень рационально раскинутое по мегаполису, безопасное и толковое. Просто очень большое. И временами душегубное — то, когда поезд без причины останавливается минут на пятнадцать, а, говорят, иногда и тридцать в туннеле, в час тесный пик, и в просто открытые окна вагонов, ничего с наличием кислорода не задувает.

Забавно, после пары пересадок видим, что на станциях отведено место ожидания и посадки только для женщин, в женские вагоны. Они обычно в начале состава. Как потом оказалось такие огороженные пространства не на всех станциях, на некоторых практикуется общий доступ ко всему составу, поэтому в женские вагоны изредка попадают и мужчины, я думаю, возможно у них не было другого выбора, как скакнуть в женское царство. Но их никто не бьет и с воплями, как из женской бани, из вагонов не выбрасывают. Едут и едут. Скромно сжавшись в уголке или пытаясь спрятаться за перекладину, в телефончики смотрят пристально.

Сегодня первый раз…и мы перемещаемся в подземке почти наобум, незнамо куда и как, на каждом шагу мучая бедных мехикианцев приставаниями, «а когда выйти, чтобы попасть на пересадку вот сюда» или «где этот чертов переход на синюю линию, причем на правую сторону платформы».

Стеснение разговаривать с испаноговорящими в абсолютном большинстве пассажирами с помощью эмоциональной пантомимы, плюс приставать, взывать и тыкать пальцем в карту метро, объясняя, что «надо вон туда» абсолютно искоренилось, когда поняли, что непозволительно теряем драгоценное время на самостоятельные поиски с освоением логики метрополитена методом «авось повезет». Это после того, как два раза промахнувшись при переходе на очередную нужную станцию, просто выходим наружу, хотя шли по стрелкам «точно-точно». Твою мать! Слава те, что, увидев наши квадратные глаза и услышав кучу изумленных объяснений и отечественных слов, направленных на идентификацию самих себя как парнокопытных из семейства вислоухих, служащая в форме на контроле промежуточной станции нас жалеет, и запускает обратно в недра через боковую дверцу без повторной оплаты.

Мексиканцы – они вообще нормальные.

Потом, через пару дней по мере освоения я начинаю шарить в структуре местного метрополитена и любить мексиканское метро, и собой гордиться, что освоила вполне, и радостно разрабатывать сложные маршруты, чтоб добраться хоть к черту на кулички в пределах столицы, площадь которой можно сравнить с небольшой областью.

«Оказвается, просто люблю знать «как». Овладевать. Подчинять трехмерное пространство! – радостно формулирую я себе и Люде новые понимания собственной природы. Мой товарищ, конечно, тоже здорово за нас рад: «Да, да! Вот что путешествие дает! А так бы и не знали». Но это немного потом. А пока, выбравшись из подземки и проехав еще минут десять на каком-то коллективном транспорте, типа автобус, мы добраемся, наконец, до этого разрекламированного Сочимилько, где нам, к общей радости водителя и пассажиров, предлагают выйти.

Кстати, в дороге мы веселили себя муссируя название райончика, и прикалывались над сходством с нашим Сочи, из-за чего название быстро врезалось в память и, автоматически настроило на встречу с прекрасным и душистым. Поэтому, выползая из транспорта, мы были готовы благоговейно вдохнуть аромат и сказочность места цветов и насладиться прекрасными видами.

Видов не было. Улицы, кварталы, блоки. Хм, прошли немного вперед, повертели головами, улица как улицы, дома как дома, колоритные, но ободранные.

Ни че не понимаем.

– Это Сочимилько? – хором спрашиваем друг у друга.

– Да, – подтверждаю я нам, – Это он.

Навигатор у меня нынче пашет.

– А где красоты древних инков?

– Ээээ…, а давай ближе к парку с каналами подойдем, что Саша указал. Наверно, райские кущи там.

Сразу в кущи мы не попадаем, потому что, немного пройдя по улице, набредаем на какую-то ярмарку местную! Ну, вы что! Как же можно мимо!

Она на площади, под натянутый гигантский шатер вся не вошла и наружу вывалилась в виде цветных прилавков под самодельными крышами. Это как праздник. Под яркими лучами светила осеннего. Зависаем, прям против воли.

Всякую ерунду продают и не ерунду, но больше ерунду. Но затягивает колорит и запахи. И любопытство.

Первый раз ведь. Припарки, притирки, травы упакованные и развес, сувениры, трещетки, промтовары от трусов до курток, духи французские, шампуни, а уж мыла-то разного не сосчитать. Меды и вкусности, украшения индейские и современные, кольца, часы и целая куча специй в мешках и мешочках.

Ух, как хочется что-нибудь купить! Люда клюет на какой-то бледножелтый воск-бальзам для губ, понятно, чудодейственный, я покупаю расписной тульский пряник. Мексиканский.

Потом не можем уйти, потому что обомлеваем у рядов с фруктами и овощами. Маманя!

– На Кубе такого в помине не было.

— В Канкуне тоже видели только в магазине и не все. А здесь…

– О, это же горы папайи, дынь, ананасов, личи, драконовых малиновых фруктов, – опознает красоту Люда, – А это, смотри, какие-то красные мохнатые. Не знаешь, что это такое? А вон зеленые гладенькие такие, с ребрышками в пупырышек и без, шишки кактуса! И все свежайшее.

– Авокадо! Любимый! Ой, отожрусь им тут! О, господи, …нет!

— Что?

— Ты посмотри на цену яблок. Абзац… Дорогущие, твою же мать, как у нас арбузы зимой!

– Ничего, главное гуава и маракуйя в изобилии и недорого!

– Это точно! Ура. Гуава, говоришь?

Раньше я считала, что самое любимое мое, это маракуйя. И это правда, очень люблю, и когда прочла, что для нервных это лучший транквилизатор, то поняла, откуда у меня такая страсть. Но оказалось, что я никогда не пробовала гуавы. Не понятно, почему судьба не свела. Даже в Египте, где ее завались было на шведском столе в отеле, никак не удосужилась пробовать новое. Не впечатляло, что ли.

Короче здесь, наконец осторожно вкусив эту штуку с розовым нутром и мелкими семечками, с запахом лучше даже, чем, ну, не знаю «чем», просто умопомрачительным, самым желанным для моего нутра запахом, через день не понимаю, как могла без нее жить всю предыдущую жизнь. Свершилось, блин!

Хочется на покупать дешевого всего, но вначале другие задачи и таскаться с грузом не хочется. Решаем, что на обратной дороге затаримся овощами на борщ, и фруктами на десерт. Потом, все потом. Сначала дело.

Честно начинаем пробираться к выходу, но по ходу еще пялимся на все необычное, назначение чего мы даже и не представляем. Какая-то женщина-травница интригующе приглашает нас попробовать на палочке свое варево в виде серо-зеленой патоки, судя по пантомиме, вроде как это снадобье от всех болезней, пахнет терпко, вкус оказывается, как у варенья из сосны, только с горчинкой. Облизываем палочки, решив, что «будет, что будет», и причмокиваем в знак одобрения. Ах, как хорошо, божественно просто, только дорого и сладко.

Покупать не спешим, от греха подальше. Микродоза – это микродоза, а вдруг потом усы вырастут.

— Спасибо, но нам пора, не за этим сюда пришли, – усилием воли сваливаем мы, и «навостряем лыжи» к тому самому загадочному парку с каналами.

В воображении давно акварелью набросана и ждет нас картина тенистого парка, с речками, скамеечками и, конечно, кафешками, где мы, погуляв, будем сидеть и внимать в тени вековых деревьев красоту и кофе.

Идем, идем, а все улицы и улицы. Ищем-ищем это оформленное в виртуальной реальности место. Но, однако, какая-то незадача – его нет.

Кое-как, поспрашивав у людей, сидящих небольшими тусовками прямо на улице, находим проход, как улочку между небогатыми двухэтажными домами к пристани, откуда отправляют «пароходы». Товарищи еще, пока мы не успели отойти, сразу поясняют нам вслед, что сегодня там выходной и группы не набирают, только если индивидуально.

А нам, кажется, уже вообще здесь ничего не надо.

Пробираемся узеньким закоулком к точке отправки гондол, раз намечено к выполнению. Фиксируем на сетчатке глаза цветные причалы из досок с деревянными перилами, покачивающиеся вдали раскрашенные во все цвета лодочки и рядки пузатеньких баркасов. На них никого нет. Народу действительно мало. И никакого намека на «посидеть и расслабиться» тоже нет.

– Ну, как так-то…

Завидя нас, вновь прибывших, к нам откуда-то выходит сияющая мексиканской улыбкой стройненькая женщина в брючках, интересуется чего хотим, и поясняет чего можем получить индивидуально, и за сколько. Мы мгновенно понимаем, что получать ничего не хотим. А за такие суммы каналы можем пройти вплавь на ручной тяге. Если бы вода в них внушала доверие, а по берегам не портили бы вид красно-бело-зеленые вкрапления бытового мусора в когда-то девственную природу.

Подумав, что раз сегодня выходной, то Саня может работает с индивидуалами, или уже вообще не работает, не стали про него спрашивать.

Между прочим, не так-то это легко – спрашивать.

Кстати, как потом оказалось, в некоторых странах, таких как Перу, Мексика, Гватемала человек ни за что не признается, что чего-то не знает. Это вопиюще неприлично, и будет плести небылицы и отправлять туриста, куда ему подсказывает сердце, причем не потому, что он поиздеваться хочет или время твое сожрать, а вот принято так. И если это еще на испанском происходит, туши свет, кидай гранату.

В итоге время тратится коварно, а ты после двух-трех «попадаловых», учишься по глазам за шесть секунд определять, сочиняет отвечающий или нет. И самое главное, учишься решительно и одновременно доброжелательно сразу сваливать из разговора, не изображая воспитанного человека. Тоже опыт. Иначе мы бы проехали Боливию только к марту. Причем здесь Боливия? Не знаю.

Поскольку вовнутрь территории древнего места, похоже, без лодки не попасть, мы начинаем обходить ее по периметру, периодически пытаясь протолкнуться поближе к воде, и улицезреть хоть немного из обещанных чудес. Не удается. Оно поворачивалось то одним, то другим грязным и неприветливым боком. Подобно бесноватому глухонемому, который, почувствовав в тебе что-то ему весьма ненравящееся, теперь корчит рожи и дразнится, потрясая вонючим старьем, демонстрируя, что доступ к контакту с ним закрыт от слова «совсем».

– Место не пускает? – озадаченно спрашивает Людмила

– Да. Не наше. Инки нас не любят. Или мы их.

— Ацтеки.

— Ой. Перепутала. Точно же.

— Поэтому и не любят.

— Елки-метелки…

Пришедшее понимание, а следом и нежелание искать контакт и прорываться в систему каналов, уводит нас внутрь района и заставляет шествовать по типичным ничем не примечательным улицам, периодически подкидывая отрезвляющие мысли: «А что мы тут делаем?».

Еще одним сюрпризом оказывается почти полное отсутствие в этом районе каких-либо съестных заведений.

А голод не тетка, и нам приходится пробежать километра два, прежде чем мы упираемся в какое-то заведение со столиками и официантами, и под крышей. Потому что мы мечтали в нормальном месте пообедать, не на улице. Уличной еды мы еще немного опасаемся. Впрочем, уличных забегаловок в этой части Сочимилько мы тоже, в общем, не увидели ни одной.

Честно, я даже напряглась и очень неприятно привыкала к непривычной ситуации, когда реально поняла, что Мехико не изобилует кафе. Вот хотите верьте, хотите нет. В центре и то не густо. Там, конечно, множество такосных забегаловок на вынос, но вот приличные кафе и рестораны встречаются только в прихорошившейся центральной части. И не во всей.

Зато в найденном кафе, где решаем принять по кофейку и десертику, потому что основных блюд здесь не производят, нам приносят, пока ожидаем заказ, целую менажницу закусок: чипсы, хлебцы, орешки. В общем, зачем нам обед? Этим отлично можно насытиться. Что мы и делаем, хрумкая за обе щеки.

– Оказывается, здесь традиция такая – обильные предзакуски давать! Я не знала, – мурлычет Пятачок, подцепляя следующую чипсу.

– Хорошая такая традиция. На этом на крайняк, можно жить, – прикидываю я, – Если что.

В общем, этой традиции плюс кофеек с незнакомым, но вкусным ягодным десертом, хватает, чтобы, погуляв еще часик в тени очень старых деревьев, по какому-то наконец встретившемуся на пути парку. Без травы, но с тренажерами. Потом, обойдя колхозный цветочный рынок с миллионами цветов всех цветов^-радуги, срезанных и в горшочках, с наваленными в отсеках черенками ягодных кустов и плодовых деревцев, добраться обратно до ярмарки, быстро затариться ингредиентами на борщ, который периодически уже навязчиво снится, включая косточку на бульон.

Однако во время закупа фруктов запас калорий окончательно иссякает, поэтому загрузившись от жадности тонной дешевого авокадо и гуавы, мы смело и целенаправленно шаркаем до открытой забегаловки, подающей такосы на воздухе, и которая вроде находится, по нашим подсчетам, недалеко от остановки автобуса.

– Почему-то устала, —удивляется Пятачок.

– Так всегда бывает, когда место не принимает, – хмуро соглашаюсь, немного недовольна ацтеками я, —В общем, стопор для энергии. Нам пора подкрепиться, Пятачок!

– Почти дошли. Заворачиваем.

Учуяв запах горячей еды, становится понятно, что если не поедим сейчас поплотнее, то назад, лично мне, в здравии будет не добраться. Да и окружающий ландшафт на голодный желудок уж совсем удручает.

Клеенчатый стол в голубую клетку, мухи, приправы и соус в бутылке. Небольшая витрина сбоку. Жаровня с мясом. Мы тут собрались трапезничать не одни. Еще семья какая-то уместилась с маленьким ребенком и коляской.

Мы в таком месте, без рекомендаций еще не ели, но читали много. Всякого. Но трупы вроде здесь не валяются. Руки есть где помыть с мылом, и туалет есть с ведром. Прицеливаемся, что сделаем это сейчас, в смысле поедим здесь. Надо начинать. Запах жареного мяска с овощами нейтрализует остатки дурацких предубеждений, вынося их вместе с осторожностью.

Люда выдвигает веский поддерживающий аргумент, показывая подбородком под стол:

– Вон собака ест остатки. Значит нормально.

Мне ее аргумент кажется очень убедительным. И мы говорим: «Нам два больших».

После вполне вкусного и обильного чревоугодия мы никак не можем найти остановку автобуса, который идет назад.

«Ну, начинается, – почему-то думается мне, – сейчас замучит».

Кто замучит, что замучит. Позвоночником знаю, что остановку мы не найдем. Но я еще пытаюсь избежать расходов на такси, потому что я экономная. Спрашиваем, уточняем. Перебегаем с улицу на улицу, куда пошлют, со одной стороны дороги на другую сторону.

Вроде ждем на остановке, где сказано, а транспорта нет, оказывается это не здесь, а вон там за углом. И сейчас он не ходит.

Солнце и всеобъемлющий шум начинают давить на голову, заражая ее бестолковостью.

Господи, как же они орут-то, эти мексиканцы, и беспрерывно бибикают, прессуя эти звуки в один бесконечный пульсирующий гул. Я устала от звуков. Мне хочется соскрести это давление, сунуть куда-нибудь глаза в прохладу и тишину. Но стены облезлых зданий шлепают по лицу и наваливаются на спину, дурят и поглощают, и хочется быстрее оказаться дома, спрятаться и немного отдохнуть от внешней нагрузки, которая вдруг стала раздражающей и зудящей. Прямо сейчас. Сегодня экономия не экономна.

Скоренько ищем и, кстати, довольно удачно всего с третьей попытки находим дешевое такси, придирчиво выясняя у шоферов, «по чем будет?» Скорее отсюда, скорее – в знакомое пространство. Хватило для первого раза.

Вот с этой поездки узнаем, что свой навигатор при дальних поездках в столицах Латинской Америки сурово необходим. Потому что наш добродушный пожилой шофер азимут знает, на юго-восток ехать, а чего там и как лучше, нет. Уж, не говоря о подъезде к нашему дому.

Наблюдать по навигатору, как едет и куда, конечно, интересно, но в окно смотреть еще интереснее. Телефон в руке надоедает держать. Поэтому иногда водитель дергает меня как штурмана, и велит свериться с маршрутом. Да, пожалуйста! Полет протекает нормально. Сколько интересного на улицах за окном! Пытаюсь по названиям и координатам чуток запомнить, чтоб потом вернуться и рассмотреть воочию. Из окна так все вкусно и величественно. Через весь город ведь пилим. Экскурсия!

Доезжаем прям замечательно. Не промахиваемся. Эх, вот так бы всегда. Восемьсот рублей на наши деньги – это нормально для спасения рассудка при такой дальности.

***

Наши окна в холле выходят на юго-восток. Поэтому просто ужас, что здесь начинается с десяти часов.

Солнце захлестывает окна, оно еще не так высоко, поэтому втекает ровно в сетчатку глаз, пытаясь ее отслоить. Спиной сесть неудобно, потому что диван низкий и сидеть неудобно за компом.

А работать надо. Людмила у нас свои курсы онлайн все ведет, хотя уже, кажется, начинает мечтать о времени, когда они закончатся, а это только в декабре. Я на ведение блога подписалась. Тоже …заботушка оказалась.

Короче, когда подписывалась и народ зазывала, никак не могла предположить, что это столько сил отнимает и времени. Я думала, что это, типа, «захочу попишу, захочу не буду – слово мое царское, хочу даю, хочу назад забираю». А ничего подобного. И когда я три дня закосила при переездах в Мехико и знакомстве с местными призраками, мне начали потихоньку вставлять и администратор наш опытный, и не ожидавший такого вероломного непонимания текущего момента, и сами читатели. И чего-то я как-то приуныла и начала в животе и скулах свое привычное сопротивление к любым обязанностям недвусмысленно ощущать. Не свобода, понимаешь ли.

Все-таки большое счастье, что Пятачок обладает уравновешенным характером и дальновидностью, и опытом в ведении блога.

Когда я вскинулась: «А почему, собственно! Кому я должен всем прощаю! И просто не х о ч у».

Люсек спокойно посмотрела в глаза и сказала: “А придется”. Так, с пониманием бывалого. Я даже осела немного в предчувствии неизбежного.

– Ты же хотела освещать? Хотела.

– Тык… я хотела, когда хочу.., – попыталась защитить свои свободы я.

– А надо каждый день.

– Да не успеть все, нереально, – сдвигая брови, чувствую, что попала, – Я раньше не дооценивала затрат.

– Втянешься.

И тут я чего-то неожиданно вспоминаю, как это же слово сказал педиатр, дядька, который пришел на дом к новорожденному нашему ребенку сам, как тогда было принято.

И вот он, видимо, увидев расширенные наши с папой глаза, обеспокоенные и выражающие неприкрытый ужас перед новыми, наполненными беззаветной отдачей условиями существования, абсолютно перечеркнувшими прежнюю эгоистичную жизнь, спокойно объяснил: «Ничего. Это сейчас кажется много и трудно, а потом втянетесь, привыкнете, и все встанет на свои места. Втянетесь».

Я потом его несколько раз вспоминала. Сначала, когда дочке четыре месяца было. Думаю, вот втянулись или нет? Наверно еще нет. Потом в год, но тоже не понятно было. Потом, когда в школу пошла. Думаю, интересно, как процесс втяжки идет? Конец виден ? Но точно идентифицировать не смогла. И лишь к концу института опять озаботилась на счет втяжки. Может уже все , а я не заметила ?

Короче, ждала, ждала, когда осознается, пока не дождалась. Может, так и не втянулась?

– Твою мать! – сердито констатирую я, отогнав воспоминания, уже понимая, что новая работа ждет меня в путешествии.

И бурчу, смиряясь: – Ладно. Попробую. Может быть, это даст необходимую дисциплину.

– Еще как даст, – обнадеживает добрый Пятачок.

Вот поэтому мы и сидим с утра с Людой за столом лицом к окну, пытаемся работать, а платиновое солнце нещадно давит на глаза и не дает сосредоточиться. И надо что-то делать. И тут мы замечаем у дверей подставку для зонтов, это тоже модно в Мексике, и самое главное, в нее воткнуты два прекрасных огромных серо-жемчужных стильных зонтика с деревянными изогнутыми ручками, типа, трость. Кстати, потом оказалось, что это приспособления для фотостудии Джеффа, и еще там всякие экраны есть, отражатели.

О! Эврика! И радостно схватив принятые вначале за противодождевые атрибуты, мы с треском быстро раскрываем их и переделываем в противосолнечные, загородившись как щитом от белого сияния. Ах, как уютно под ними, сквозь туго натянутую ткань проскальзывают крошечные блики, и мы втягиваемся в работу. Понятно, что мои писания занимают меньше времени, чем Людины уроки. У нее и подготовка, и проведение.

Плохо, что с утра она часто занята и не может идти на захват города. Привыкаю ходить одна, собственно, я люблю ходить одна. Свои плюсы, свои минусы. Хотя в незнакомом городе, именно в мега полисе, и по началу путешествия, вдвоем, чего уж там, гораздо веселее. Ум хорошо, а полтора лучше.

***

На другой день, с обеда, мы идем вместе и элегантно, как бывалые, уже опознавая что-то в метро, добираемся до центра. Центр – это площадь Сокало. Такое самое историческое место этого гигантского города, который раньше назывался Теночтитлан. И сваяли его ацтеки, прямо на острове посреди вулканического озера Тескоко, там, где знак был от верхнего божества построить. Орел на кактус сел, там и пришпилился.

Кстати, не такой уж он и древний этот город, в начале четырнадцатого века заложили всего лишь. Красоту навели, каналы прорыли, дамбы установили, воду по акведукам в сортиры подавали, экосистему поддерживали в балансе, прям на уровне современной инженерной мысли. Демографический взрыв устроили в отдельно взятом цивилизованном государстве. Но недолго музыка играла, недолго фраер танцевал.

Как бы там ни было, а в начале шестнадцатого века европейцы про Америку пронюхали окончательно и, конечно, сказали: «Нада». «Точно не знаем зачем, но, нам очень надо. Мы не жадные, ну что вы! Какое золото? Честное слово, просто очень хотим нести доброе и вечное этим недоразвитым язычникам, неграмотным индейцам».

–Мы приведем их к правильному пониманию жизни и выведем из заблудшего и темного состояния, – понимая благородство и нелегкость предстоящей задачи, нахмурившись и вдохновенно посмотрев в светлую даль, изрек испанский товарищ Э. Кортес, – Даже ценой собственных жизней.

Привели, конечно. Правда назначения и принципа действия сооружений для сепарирования пресной воды притоков для подачи абонентам питьевой водопроводной сети от солоноватой воды озера и дамбового каркаса для защиты города от наводнений они не поняли, подивились только, зачем тут наворочено столько ерунды, и на всякий случай снесли, чтобы не отвлекали от благородной миссии просвещения. Заодно, чтоб и от жажды сдохли. А кому легко? Просвещение с объяснением, кто тут главный, тянулось с переменным успехом несколько лет, пока слишком умные и обожающие свободу ацтеки не поняли, что «революция, о которой так много говорили вооруженные конкистадоры, свершилась».

Город назвали Мехико. С проблемами наводнений справились только к 1960 году. О том, что здесь было озеро, помнят только по легендам и неустойчивым почвам озерного дна, которые иногда начинают оседать, превращая подвернувшиеся строения в пизанские башни.

Но надо сказать, кое-что от истории Теночтитлана, сохранилось в центре Мехико. Просто на удивление. Например, раскопали нижнюю часть Темпло Майора. То есть большого храма, где жертвоприношения делали и богам молились. Впечатляет по масштабу, даже за заборчиком. Спасибо товарищу Эрнану Кортесу за то, что снес только верхнюю.

А колониальные постройки, дворцы, дома, почти все красные и здесь в изобилии. Сколько читала, а вижу своими глазами в первый раз.

Гуляем по площади Эль Сокало, ныне это площадь Конституции. И правда, громадина, но Красной поменьше.

Штырит от того, что именно здесь и был центр древней столицы ацтеков. Этих красных, отделанных, как оказалось, туфом, на мой взгляд, мрачных зданий тогда не было. А что было, как?..

– Смотри! Очередь в бесплатный музей Национальный дворец. Может сходим? —переглядываемся мы при обнаружении, и синхронно чувствуем, что не тянет, – Стоять неохота, ну его. Лучше походим. Столько всего тут…

Меня завораживает медленное переливание в непредсказуемых потоках воздуха гигантского национального красно-бело-зеленого флага Мексики, укрепленного на флагштоке прямо посреди площади. Зрелище еще то, невесомое полотно то наполняется ветром, трансформируется, взлетает, зависает, накрывая полнеба, и начинает неторопливое обратное движение по скользящей одному ему ведомой траектории.

–До чего же это диалог внутренний тормозит, прям новое средство для созерцания, – восхищаюсь я и загораюсь идеей коллекционировать на видео колыхания флагов разных стран. Я на Кубе успела какой-то, правда поменьше, заснять. Решено. Ловлю момент, запечатлеваю величественное.

Нет, не очень…величественно.

Как всегда, самого лучшего порыва ветра дождаться не могу. Хочется заснять, как герб в середине флага, изображающий орла со змеей в когтях, который как раз и являлся тем самым знаком для строительства Теночтитлана, если этого орла увидят на кактусе, разворачивается в полную картинку.

Не получается. Ладно, не в фильм и вставлять. Хотя собственно, для чего я это снимаю тогда? И делаю еще одну попытку и, ура, флаг как живой организм слушается меня и немного подрожав, принимает в себя волну ветра, развернувшись полной грудью.

–Бесподобно, —беззвучно как флаг шлепаю губами удовлетворенная я.

Пока я мучаюсь со съемками, мой Пятачок уже зацепил какую-то туристку, чернявую девушку в модных очках с темной оправой. Оказалось, это девушка заловила Люду, услышав русскую речь. «Ах, как люблю русский язык и Россию».

Она переходит на неуверенный, но все-таки русский и говорит, что обучалась русскому и литературе девятнадцатого века в университете в Америке. Мы ее уважаем за это. И за язык, и за Америку. Достойненько.

Это потом на протяжении путешествия мы узнаем, что главным хвастовством, которым никогда не забудут козырнуть мексиканцы и жители Центральной Америки, является пусть косвенная, но принадлежность к США. Или они там учились, или работали немного, или там родственники, этакий почти не скрываемый дифирамб Штатам. Преклоняются. Все понимаю, но не скажу, что мне это нравится. Этот критерий собственной ценности. Мексика, по-моему, самодостаточна и прекрасна.

Нам еще нравится изображать из себя туристов, нравится собственная востребованность и ожидание судьбоносных знакомств, и мы широко, твою мать! именно по-американски, улыбаемся.

Люда берет у новой знакомой интервью для своих студентов. Фотографируется со всеми пятью, стоящими неподалеку, милыми друзьями этой девушки, такие все довольные, радостные. И Люда счастлива, что так все удачно движется в ее работе. Ах, как мы нужны, как все интересно.

Я не очень верю в при бескорыстные подгребания посторонних людей, и, глядя на общение Людмилы с активной незнакомкой, все жду, когда вылезет настоящая суть такого теплого общения.

Ждать оказывается недолго, через какое-то время девушка объясняет, что она принадлежит к баптистской церкви и она будет рада, если и мы дружными рядами придем к ее богу, по адресу такому-то. Она скоро уезжает, поэтому не стоит затягивать. Люду тоже немного коробит такой переход, но она не хочет расставаться с красивой обложкой для студентов, которую она нарисовала уже для себя и для блога, поэтому пытается интеллигентно, но быстро закончить разговор, не дав поломать придуманный образ. Это удается не сразу, но в конце концов мы отделываемся от новых друзей. Сохранив приличные лица.

И продолжаем обследование исторического центра.

А именно, смотрим на старинные фасады. Читаем вывески, насколько позволяет грамотность, и покупаем какую-то мелочевку чуть дальше от площади, у продавцов, бесконечных разложенных на дороге и низеньких прилавках торговых развалов. Я, например, без труда нахожу давно искомые, прозрачные мягкие кофры на розовых молниях, которые, будут занимать гораздо меньше места в чемодане, если переложить туда хозяйственную мелочь в виде мыл, фонариков, зажигалок, переходников и прочего нужного из громоздких пластиковых боксов, которые я, считая отличным решением, приобрела дома, и которые уже частично даже треснули от передавливания. Местные цены радуют, какие-то сто рублей за оба несессора! Я люблю Мексику.

Темнеет, пора забираться домой. Скачем в метро.

– У нас две пересадки до Такубайи, —важно сообшаю я, – Уже что-то петрим!

– Вот все-таки интересно, —Люда вгдядывается в название станции на остановке, – А для чего на каждой остановке рядом с названием еще криптограмма какая-то нарисована, рисунок такой абстрактный.

– Ща. Гугл в помощь, сама приглядываюсь…

О, оказывается всеми этими «цветочками», «тараканчиками», «кузнечиками», «параходиками», «фонтанчиками» названия станций оснащаются для неграмотных!

– Да здравствует интернет, спросил – получил, и ликвидировал собственную, —радуюсь я скорости набора знаний, —Но вообще, я удивлена! Ни хрена себе, уровень неграмотности в стране, если в метро на такие ухищрения идут.

– Тем не менее – факт, —почему-то не так буйно осуждает сей факт Пятачок, —Главное, что о них заботятся.

– В общем, да, —быстренько смиряюсь с мексиканской неграмотностью я, и мы с Людой начинаем извращаться, придумывая как можно построить наш путь домой, если сесть на «шарике с волнами», то потом на красно-синих «ступеньках с обрезанной колонной» надо перейти на розовую линию, пересесть на поезд до Обсерватории, и, проехав «бабочку» и «саранчу», выйти на «бомбочке с орнаментом». Прикольно так. Смеемся, как малолетки.

Из ПЗ. Здесь ходить нельзя

Доехали до своей остановки метро сегодня грамотно и не промахнулись нигде. И будучи уже умными, делаем по прибытию последний тоже грамотный длиннющий переход с розовой Такубайи на коричневую Такубайю и уже с нее поднимаемся наверх. Отсюда знаем, как идти. Молодцы, девчонки. Гордимся.

Когда вышли и оглянулись в темноте, то как-то поняли, что загордились рановато, так как куда дальше идти понимаем не особо. То есть совсем не понимаем. Потому что в темноте все по-другому!

И сомнения… Хреново, с одного раза запомнить не удалось.

Перешли на другую сторону запруженного мелкими торговцами тротуара. Головами повращали в надежде что-то опознать. Какие-то машины снуют и пытаются переехать. Люди непонятные спешат, по норам наверно тоже. Навигатор показывает, что “туда”, а ум никак не соглашается, потому что там шлагбаум и перекопано.

– И чего тут так рано темнеет не по делу?

Вечерний Мехико радостно приветствует нас. Че-то предполагаем, что лучше спросить. Быстрее будет.

И мексиканский товарищ, который после улыбчивого обращения к нему около метро: «Как пройти в библиотеку?», и поняв, что мы намерены идти пешком, аж полтора километра по темных улицам, просто не отпускает одних, настоятельно заявив, что доведет до дома. Говорит, ночью очень криминально все. И в трёх кварталах от нас «The Place of loss» – то есть «убей» – городок или «Было ваше – стало наше». И границы этого пятачка вовсе не закрыты для выхода криминальных алиментов. О, боже, и это практически центр.

Наш добровольный провожатый, которого зовут, а Людочка уже успела познакомиться, Даниель, настаивает на проводах до самого подъезда. Вид у него вроде приличного человека, лицо открытое.

Я, конечно, не очень горю желанием тащиться в сопровождении незнакомого мужика, тем более, что опасности от ночного вояжа я не чую, нам бы только азимут.

Провожающий мужик мексиканский так-то сам может большую проблему привнести. И, ко всему прочему, я абсолютно уверена, что в последствии мы все равно будем здесь ходить ночью. И одна я буду ходить. Чего зря утруждать человека. Впрочем, чем-то товарищ Даниэль нас располагает, и глядя на умоляющие интервьюерские Людины глаза, я его не прогоняю, и думаю, пусть идет. Если чего, справимся вдвоем с одним, нападем и сами ограбим. В случае экстренной необходимости.

И в правду, все спокойно, Люда трещит с ним обо всем, мужик с английским, слава тебе. Все-таки он еще раза три предупреждает, что надо предохраняться, не ходить поздно, прятать вещи и прочая. В принципе, все правильно, береженого бог бережет. Но хоть тресни, несмотря на свою природную восприимчивость к «пугалкам», я не боюсь. Зато отлично запоминаю дорогу— больше путать не будем. Если только с розовой ветки сдуру не выскочим. Ночью. С третьего выхода. А так не, больше не будем плутать.

До дома, в общем, недалеко, минут пятнадцать максимум. С Даниеэлем тепло-тепло прощаемся у нашего дома, его поступок реально бескорыстный, спокойный светлый взгляд действительно интеллигентного, образованного и порядочного, что еще приписать, человека отсвечивает в прожекторах волейбольной площадки, что напротив нашего дома. Обнимашки, пожелашки, благодашки, прощашки. Спасибки. И вам счастливо.

Это как в анекдоте про изнасилованную монашку: «Завтра снова пойду».