Читать книгу Орбита смерти - - Страница 19

«Аполлону-18» оставалось восемнадцать дней до старта. Пора было перебираться из Техаса во Флориду; астронавты туда летали самостоятельно.

Чад, пристегнутый к катапультному креслу бело-голубого T-38, наклонился влево, высматривая руководителя наземной группы техподдержки, и, вскинув правую руку над кокпитом, покрутил пальцем. Майкл и Люк в своих самолетах, заметив его жест, поступили аналогично.

Техники припарковали установки наддува, прозванные «пуферами», рядом с тремя Т-38 и подключили их длинными шлангами через дверцы в подбрюшьях самолетов. Реагируя на жест, они вывели пуферы на максимум, и воздух под высоким давлением начал поступать в двигатели T-38, раскручивая турбины. Как только каждый двигатель вышел на достаточно высокие обороты, пилоты перевели их на холостой режим, чтобы топливо начало поступать в камеры сгорания. Заискрили свечи зажигания, смесь топлива с воздухом воспламенилась, турбины завертелись еще стремительней, засасывая еще больше воздуха в патрубки. Техники на земле отсоединили пуферы, после чего двигатели заработали в нормальном режиме.

Каз, не упустивший возможности авиастопа на мыс Кеннеди, сидел за спиной Чада и смотрел, как светится приборная панель. Доктор Мак-Кинли, старший медик экспедиции, сопровождал Люка, а на заднем сиденье кабины Майкла расположился армейский фотограф, который уже приготовил камеру и начал снимать подготовку к взлету.

Чад глянул на двоих коллег: оба подняли оттопыренные большие пальцы.

– Башня Эллингтон-Филд, это НАСА-18, – сказал он в микрофон, – летим втроем, готовы таксануть на старт.

Люк и Майкл на миг щелкнули кнопками микрофонов, и Каз услышал два быстрых сигнала-чирпа – все на той же частоте.

– Доброе утро, рейс НАСА-18, альтиметр на 30,12, транспондерный код 3210, полоса расчищена, 35-я левая. Удачного космического полета.

– Прием. 30,12, 35-я левая, код 3210. Спасибо. Справимся.

Все три пилота подняли обе руки и выставили вперед большие пальцы, давая команду техникам откатить колодки. Безопасно переместившись за кромки крыльев, техники вытянулись по стойке смирно и отдали честь. Летчики тоже козырнули, налегли на рычаги и покатили вперед.

Люк последовал за Чадом, за Люком – Майкл, каждый под небольшим углом к напарнику, чтобы не задело выхлопом двигателя. Покинув пандус, они повернули направо тесной группой и устремились по аэродрому к 35-й левой полосе.

Каз сидел тихо и наблюдал. Некоторые пилоты любят поболтать, но Чад держался подчеркнуто деловито. Они достигли широкого участка асфальта в конце полосы, и два других самолета подтянулись к ведущему. Каз посмотрел вбок на Дж. У. Несмотря на шлем, дыхательную маску и очки, широкая улыбка доктора была вполне заметна, и Каз понимал, о чем тот думает: этот экипаж полетит к Луне, а Дж. У. в самой гуще событий.

Чад наклонился глянуть на Люка с Майклом и увидел, как оба кивают. Предвзлетные проверки завершены, все готовы.

– Башня Эллингтон-Филд, это НАСА-18, летим втроем, готовы к старту с 35-й левой.

– Прием, НАСА-18. Ветер 350 на одиннадцать часов, старт разрешаем. Удачи.

Чад дважды щелкнул кнопкой микрофона, закрыл кокпит и вывел трио на полосу. Люк поравнялся с его правым крылом, а Майкл – с левым; оба вскинули большие пальцы, достигнув намеченной позиции. Чад покрутил пальцем, словно будильник заводил, и коллеги передвинули рычаги управления, выводя двигатели на почти максимальную тягу – совсем немного не хватало до форсажа. Поглядев влево-вправо, Чад вскинул подбородок и опустил его. По этому сигналу три пилота сняли ноги с тормозов и вывели рычаги на максимум, до упора. Максимальная тяга на старте.

Двигатели J-85 откликнулись моментально. Посыпались искры, и в форсажных камерах, словно в огромных сварочных аппаратах, возгорелось золотисто-желтое пламя; языки его вырвались через хвостовые сопла. Тяга достигла шести тысяч фунтов, и самолеты начали разгоняться по полосе.

Чад немного отвел рычаг, оставляя напарникам некоторый страховочный зазор, чтобы они равнялись по его крыльям. Анемометр быстро перескочил за сто сорок узлов, Чад отклонил штурвал, и нос самолета повернулся к небу. Каз покосился на Люка с Майклом: они делали то же самое. На ста шестидесяти узлах тонкие короткие крылья истребителей создали достаточную подъемную силу, чтобы оторвать главные шасси от полосы. Чад помедлил пару секунд, потом снова взялся за рычаг управления двигателем и рукоятку управления закрылками. Внимательно наблюдая за его движениями, двое других пилотов сделали то же самое. Они следили, как шасси соседних аппаратов аккуратно убираются в корпус, а дверцы люков со щелчком заходят на места.

Трансформация завершилась: Т-38 из неуклюжих стесненных наземных зверей стали птицами вольного полета и начали ускоряться в своей естественной среде обитания – воздушной.

Экипажи расслабились на своих сиденьях, без труда сохраняя плотную формацию; треугольник ревущего металла взбирался в небо южного Хьюстона, взяв курс на восток-юго-восток. На мыс Кеннеди – и к старту.

* * *

Они прекратили набирать высоту на тридцати семи тысячах футов; искристые голубые воды Мексиканского залива остались далеко внизу, Люк и Майкл развели самолеты в стороны, разбив плотную группу. Автопилота на Т-38 не было, постоянные поправки на скорость ветра, высоту и курс требовалось вносить вручную, а это утомляло. Вскоре Чад спросил:

– Каз, полетать хочешь?

– С радостью.

Каз аккуратно положил руки на штурвал и рычаг управления двигателем, покосился для ориентировки в разложенную на коленях навигационную карту.

– Отлично, спасибо. Передаю управление.

– Принял.

Словесное подтверждение сделали обязательным после того, как в нескольких рейсах контроль над самолетом был потерян – каждый из напарников по кабине думал, что управляет сосед. Каз в качестве вторичного подтверждения едва заметно тронул штурвал и почувствовал, как Т-38 дернулся в ответ.

Разговоры в двухместной кабине реактивного самолета получаются сюрреалистичными и рваными, но удивительно личными: им не мешают даже фоновые шумы налетающего воздушного потока и турбореактивных двигателей вкупе с постоянным бубнежом наземных диспетчеров. Оба смотрят вперед, так что не видишь, когда начинает говорить напарник: слова просто возникают в твоем шлеме, как если бы это были твои личные мысли.

Мысли же Каза были о полете, а еще о Лоре, и тут голос Чада вырвал его из раздумий:

– Казимирас Земекис – необычное имя. Откуда происходит твоя семья?

– Из Литвы. Литваки, литовские евреи, поэтому и имя такое. Я родился в Вильнюсе в самом начале войны, моя семья спаслась бегством и сумела добраться до Нью-Йорка. – Недолгая пауза; оба прислушивались к приглушенным звукам полета. Каз добавил: – Хорошо, что они так поступили. К 1942-му нацисты истребили почти всю общину литваков, семьдесят пять тысяч.

– Так ты еврей?

– Да, но не практикую веру.

Почему Чад об этом спрашивает? Каз попытался перевести разговор на более приятную тему:

– Моя матушка продолжает надеяться, что я встречу еврейскую красотку, которая меня наставит на путь истинный.

Наземная служба уведомила о смене частоты: их передавали из Хьюстона в Новый Орлеан по мере продвижения на восток. Утреннее солнце светило ярко, слепило Каза, и он был вынужден опустить на место темный козырек.

– А еще евреи в программе есть?

Каза вопрос ошеломил. На темы вроде религиозных астронавты общались редко. Ну да, экипаж «Аполлона-8» в канун Рождества зачитывал по радио отрывки из Книги Бытия, возвращаясь с Луны, а Базз Олдрин провел службу, когда находился на лунной поверхности. Но разве в кабине реактивного самолета о таком спрашивать?..

– Гм. Если и есть, я о них не знаю.

Казу было известно, что Чад рос на Среднем Западе. Откуда вообще у него интерес к таким вещам?

– В советской программе один еврей нашелся, – сказал Чад. – Борис Волынов. Он проходил тренировку для полета на «Восходе» в 1964-м, его исключили было, но в 1969-м он все же полетел.

Каз потряс головой. Почему это вдруг обретает важность? Зачем Чад вообще обратил на это внимание?

– Ха, – откликнулся он, – а я и не знал.

Чад продолжал:

– Тебе когда-нибудь в чем-нибудь отказывали из-за твоих еврейских корней?

– Не-а. – Каз исполнился решимости свернуть разговор. – Я просто пытался везде первенствовать, чтобы мне никто не мог отказать. И вот я здесь, в одной кабине с командиром «Аполлона» лечу на старт!

Чад что-то проворчал себе под нос и замолк.

Каз мысленно приказал себе выяснить, не пристает ли Чад с подобными неуместными расспросами к Люку и Майклу. Чад – великолепный пилот, но, возможно, реднек чуть больше, чем надо.

Слева под ними потянулись длинные раздерганные нити дельты Миссисипи, сеть наносных песчаных перекатов, напоминавшая с высоты куриную лапку, протянутую в Мексиканский залив. Каз слегка накренил южное крыло, выдерживая курс вдоль воздушного потока на ста угловых градусах. Заговорил Майкл:

– Эй, босс, фотограф хочет снимки нашей группы на фоне Нового Орлеана. Вы двое не против подлететь ближе, а мы покрутимся, хорошие ракурсы поищем?

– Конечно, – ответил Чад.

Люк подлетел ближе, сомкнув группу. Каз наблюдал, как Майкл перемещается на своем самолете, а фотограф делает снимки с разных ракурсов. На полпути через залив фотограф удовлетворился.

Чад снова принял управление у Каза, когда они вошли в зону тонких перистых облаков, и дал напарникам сигнал держаться теснее.

Пролетая над побережьем Флориды, Чад настроился на частоту операторов НАСА, убавил громкость, чтобы перестало фонить, и произнес:

– Говорит рейс НАСА-18. Мы в ста двадцати милях. Через пятнадцать минут будем.

Ответ царапнул по ушам примесью статических помех:

– Доброе утро, рейс 18, мы готовы принять вас, погода хорошая, вам выделена полоса 31.

– Вас поняли. Спасибо.

Чад переключился обратно на частоту диспетчерской службы и запросил разрешения снижаться. Под ними быстро прокатывалась Флорида; команда сосредоточила внимание на удерживании тесной группы при пролете через облака, то выныривая, то погружаясь в них, ведь самолеты на скорости чуть ниже звуковой очень норовисты. Пролетели над Орландо и снова переключились на частоту НАСА.

– Говорит рейс 18, мы будем у вас в пять. Хотели бы пару раз пролететь над мысом, нам фото нужны. Потом вернемся и зайдем на посадку к 31-й.

– Вас слышим, рейс 18, трафика нет, разрешаем.

Чад сбавил высоту над островом Мерритт и здоровенным комплексом Космического центра имени Кеннеди. Каз вгляделся вперед, в сторону побережья, и заметил черно-белую громаду «Сатурна-5» рядом с оранжевым каркасом стартовой кабель-заправочной башни.

Майкл слегка оторвался от группы, чтобы фотограф мог сделать снимки в оптимальном ракурсе, пока самолеты неслись над космодромом, в паре сотен футов над пятисотфутовой башней. Они заложили широкий колоколообразный левый разворот в сторону Атлантики и вернулись для второго прохода.

Топливо в баках почти закончилось, и Чад полетел вдоль берега, заходя на глиссаду к 31-й полосе. Помахал Майклу, чтоб тот сместился подальше, а самолеты построил в правом эшелоне, словно три пальца его правой руки. Они пронеслись плотной группой над побережьем, совсем низко над ВПП, и Чад заложил резкий поворот вверх и влево над небольшой толпой техников НАСА и журналистов, которая ожидала их. Люк сосчитал «тысяча один» и увел самолет влево, следом за ним, Майкл повторил его действия с идеальной синхронизацией. По очереди они замедлялись, выпускали шасси и закрылки по ветру, а потом один за другим опускались на десятитысячефутовую полосу.

Чад замедлился так, чтобы остальные смогли его догнать и одновременно затормозили перед зрителями. Аккуратно припарковались, трое в ряд, и по кивку Чада вместе поставили рычаги в положение «ВЫКЛЮЧЕНО». Турбины вскоре остановились, пилоты во внезапной тишине открыли фонари кабин. Начали стягивать перчатки и шлемы, радуясь дуновениям соленого флоридского бриза.

Они прибыли в назначенное место. Их ждала нацеленная в небо ракета.