Читать книгу Шепот тьмы - - Страница 7

Когда Делейн была еще маленькой и предавалась дневным сновидениям, она заглянула в полуночную тьму своего заднего двора и увидела мальчика, который смотрел на нее в ответ. Его нос и рот были окантованы лунным светом, а на щеках, наоборот, застыла тень.

– Привет, – сказала она, и в быстро угасающей памяти ее голос прозвучал неправильно, глупо. Она знала, что должна бояться, – она всегда избегала темноты, но что-то в холодной бездне взгляда мальчика заставило ее застыть на месте. Он выглядел, подумала Делейн, таким же испуганным, как и она сама. Немного величественный, немного голодный, со вздернутым подбородком, исхудалым лицом, слишком длинными и тонкими руками.

Но когда ветер прошелестел по деревьям, он исчез. Там, где был его рот, остался лишь тонкий изгиб ветки. От его немигающего взгляда остались лишь пустые впадины вязов.

Некоторое время после этого темнота казалась не противником, а скорее союзником. Другом, с которым можно поиграть в одиночестве в тишине. Ее потянуло за тенью, как муху на блестящую паутину. Ее тянуло на самую верхнюю ступеньку подвала, где темнота просачивалась вверх по лестнице, как черная краска. Тянуло в лес в сумерках, где лунный свет играл между деревьями. Ее тянуло к зеркальному отражению в окне, где ночь прижимала к стеклу свое голодное лицо.

– Я вижу, что ты наблюдаешь за мной, – шептала она и чувствовала тошнотворный трепет. – Тебе тоже одиноко?

В эти дни она знала, что лучше не следовать за темнотой, куда бы она ни вела. Она знала, что у нее есть острые зубы, у Делейн остались шрамы, чтобы доказать это. Она была слишком внимательной к себе, чтобы верить в то, чего не могла увидеть и потрогать.

Это, как ничто другое, заставляет чувствовать опасность в Годбоуле.

Семинар Уайтхолла тем утром оставил ее равнодушной. Слабость в коленях, то, что она испытывала, когда смотрела на тени. В учебной программе не было ничего осязаемого. Было небо, слишком зыбкое, чтобы его потрогать. Были другие миры, слишком далекие, чтобы их увидеть. Это было похоже на манящую темноту, голодную и пристальную, которая только и ждет, когда Делейн подойдет достаточно близко, чтобы ее укусить.

Она знала о репутации Годбоула. Она знала, что ученые Университета Хау публиковали свои исследования в приватизированных анналах, знала, что они специализировались на изучении альтернативных исторических событий – потопление «Санта-Марии», третья мировая война, государственная медицинская помощь без открытия пенициллина.

Она знала, но не верила по-настоящему. Это было похоже на сказку – что в небе есть места, где воздух становится настолько густым, что по нему можно пройти. Более того, ей все больше и больше казалось, что это ошибка, что что-то в результатах ее анализов указывало на то, что она будет способна справиться с этим.

Маленькая стеклянная Делейн, которая никогда не покидала свою полку.

Она не любила ездить на метро, боясь не расслышать объявления на станциях. Она изо всех сил старалась не заказывать еду в буфете, боясь рассердить работников. Девушка, которая не могла одна проехать в метро или самостоятельно заказать холодную нарезку, была не из тех, кто шагает через прореху в небе.

И все же она была здесь.

Она больше не чувствовала себя такой способной.

Лежа на маленькой кровати в своем общежитии, она смотрела на пылающую стену от ночных светильников и думала, спит ли Колтон Прайс по-прежнему с включенным светом.

Почему-то она сомневалась в этом.

Перевернувшись на бок, она посмотрела через всю комнату туда, где на полу сидела ее соседка по комнате, скрестив ноги и свесив руки, положив ладони на колени. Океанский синий хиджаб Адьи Давуд струился по ее плечам лазурным платком, концы которого были заправлены в кремовый свитер. Теплый бежевый цвет ее овального лица поблескивал в свете ламп, золото выделяло выдающуюся дугу бровей, прямую линию носа. Ее глаза были открыты и не мигали, каштановый взгляд был устремлен в точку на среднем расстоянии.

На коврике для йоги перед ней лежало ручное зеркало из чистого серебра, ручка которого была украшена оловянными розочками. Хрустальный маятник лежал напротив зеркала, его плоскости отражали свет, улавливаемый серебряной струйкой цепочки ожерелья.

– Ты уверена, что тебе не мешает весь этот свет? – спросила Делейн, уже не в первый раз. Ее голос заставил Адью моргнуть, а взгляд соседки по комнате изменил фокус таким образом, что у Делейн волосы встали дыбом.

– О, привет, – радостно сказала она. – Я думала, ты спишь.

– Я не могу заснуть, – ответила Делейн, она на самом деле редко спала. Девушка не могла заснуть, когда тени сгущались у ее ног, а ночь обгладывала пальцы. – Я тебе чем-то помешала?

– Как, например? – Адья собрала свои принадлежности и поднялась на ноги. На них были разные носки: один розовый, другой желтый. – Вовсе нет. Все равно это была пустая трата времени.

Делейн подложила руки под щеку и смотрела, как Адья скатывает коврик обратно в цилиндрический мешок.

– Над чем именно ты работала?

– Над этим. – Адья протянула ожерелье между ними и посмотрела на крутящийся кулон. – Я провела весь день, пытаясь понять, как научиться скринить по команде. Я скачивала приложения, занималась медитацией, смотрела учебники по йоге. Ты знаешь, что есть классы, которые занимаются йогой с козами? Я не могу представить, как легко получить доступ к астральному телу, когда кто-то грызет твой носок.

– Прости, – сказала Делейн, проигнорировав слова о козах. – Что ты имеешь в виду под «скринингом»?

– Ну, ты знаешь. – Адья бросила ожерелье так сильно, что кулон звякнул о стол. – Заглядывать за завесу? Гадать?

Делейн покачала головой.

Нахмурившись, Адья взяла зеркало и наклонила его так, чтобы отблеск близкого ночника отразился в его поверхности.

– Это прозвучит безумно, но с тех пор, как я приехала в кампус, на периферии моего тела что-то застряло. Это похоже на зарождение ушной мигрени – просто эта бледная, бесформенная материя на краях моего взгляда. Я не могу ее увидеть, не могу четко, но я знаю, что бы это ни было, оно хочет, чтобы я посмотрела.

Делейн села в постели. Несмотря на ощутимое тепло в захламленном общежитии, она почувствовала внезапный холод. Вокруг ее кровати тени стрекотали, как кузнечики, отпугивающие хищника. Она не обращала на них внимания.

– И ты думаешь, что зеркало поможет тебе увидеть его?

– Я не знаю. – Адья опустилась на кровать. Дверь их спальни была приоткрыта, свет из коридора разливался по полу тонкой желтой полоской, а из соседней общей комнаты доносилась неразборчивая болтовня студентов.

– Мне нужно найти способ выходить из своей головы, – сказала она, – но до сих пор мне удавалось это делать только случайно. Обычно это происходит в середине припадка, но мой врач настоятельно рекомендовал не прекращать прием ламотриджина[1].

Делейн вспомнила, как смотрела в темноту и видела там лицо мальчика. О шрамах, которые все еще располагались на ее коленных чашечках, белых звездочках на коже, которые так и не зажили. Она мягко сказала:

– Может быть, тебе не стоит смотреть. Может быть, лучше не знать.

– Может быть. – Адья повертела в руках серебряную ручку зеркала. – Сегодня после занятий я поговорила об этом с профессором Уайтхоллом. Завтра у меня с ним супервизия. Надеюсь, он даст мне совет.

– Я бы на это не рассчитывала, – раздался голос из открытой двери.

Обернувшись, Делейн увидела в проеме рыжую девушку из класса, огненный хаос ее кудрей медно поблескивал в свете коридорных ламп. Адья нахмурилась и подтянула ноги под себя.

– Как долго ты там стоишь?

– Достаточно долго. – Маккензи, не дожидаясь приглашения, вошла в освещенную ночным светом комнату, обогнула покосившуюся башню из контейнеров для хранения и опустилась в кресло за столом Делейн. – Знаете пословицу «Кто не умеет делать, тот учит»? Ходят слухи, что это верно для Уайтхолла. Он ни дня в своей жизни не ходил по небу. Его чудо-мальчик делает за него всю тяжелую работу.

Делейн скривила лицо. «Чудо-мальчик?»

– Колтон Прайс, – сказала Маккензи, будто это было очевидно. – Я слышала, что Уайтхолл относится к нему как к богу, что объясняет, почему у него эго размером с планету. Какой-то второкурсник с соседнего ряда сказал мне, что Прайс может раздвинуть небо голыми руками, независимо от того, находится ли он рядом с линией лей или нет.

Делейн ждала, пока Адья задаст самый очевидный вопрос. Когда ее соседка по комнате замолчала, она спросила:

– Все ли в этой комнате знают, что такое лей-линия, кроме меня?

– Да, – ответила Адья, по-прежнему щурясь в зазеркалье. – А ты нет? – Глаза Маккензи потупились.

– Нет, – сказала Делейн, пораженная ее удивлением. – Моя мама была довольно нестандартной учительницей, но даже ее самые странные планы уроков никогда не касались оккультизма.

– Ах. – Маккензи закинула свои скользкие ноги на стол Делейн. – Стипендиатка?

– Да. – Это признание заставило Делейн почувствовать себя маленькой. Забравшись поглубже в кровать, она натянула рукава свитера на кончики пальцев. – Я начинаю жалеть, что согласилась ехать в то место, куда меня послали. Сегодняшний день заставил меня понять, насколько я отстала от жизни.

– Ты наверстаешь упущенное. – Адья поставила зеркало на кровать. – Подумай о линиях лей так: ты когда-нибудь видела продольную карту Земли?

– Конечно, – сказала Делейн.

– Это похоже на такую карту. Только там, где широтные и продольные линии используются как путевые отметки, линии лей – это сверхъестественные реки энергии. Воздух становится достаточно тонким, чтобы пересечь его только в тех местах, где концентрация энергии наиболее сильна.

– Если только ты не Колтон Прайс, – сказала Маккензи, осматривая поверхность своих ногтей.

– Предположительно, – поправила Адья. – Это просто слухи в кампусе. Сомневаюсь, что кто-то видел, как он это делает. Кстати, меня зовут Адья.

– Маккензи. Я как раз живу напротив.

– Кажется, я уже встречала твою соседку по комнате, – сказала Адья. – Она занималась на пуантах в холле.

– Та, что в костюме в виде зверька? Да, это Хейли. Мы с ней попали вместе в лотерею соседей по комнате. Она второкурсница, но не смогла найти ни одного человека, с который бы захотел жить с ней. Даже не представляю почему. – Маккензи наклонилась и ткнула пальцем в ближайший ночник – бледное скопление светодиодных грибов. – Что вы двое делаете здесь при полной темноте? Сейчас нет и десяти часов.

– У меня болит голова, – сказала Адья, что было почти правдой.

Делейн, в свою очередь, ничего не сказала. Она не хотела говорить им, что отчаянно нуждалась в компании. Не хотелось признаваться, что она уже подкрадывалась к студенческому обществу ночью и обнаружила, что общая комната наводнена звуками. Приглушенная акустика комнаты превращала разговоры в эхо, которое с шипением билось о ребристые потолки. Голова у нее гудела, а ее ответы запаздывали. Взволнованная, она убежала, как только смогла.

Не то чтобы это имело значение. Чем дольше она проводила время в компании своих новых однокурсников, тем больше ей казалось, что она единственная, кто всю жизнь прожил без истинного понимания сверхъестественного. Она не понимала таких вещей, как гадание и лей-линии. Она не могла видеть за завесой. Она не могла разорвать небо. Она даже не могла спать с выключенным светом.

Вероятно, когда придет время шагнуть сквозь небо, она не сможет сделать и этого. В другом конце комнаты Адья снова уставилась в зеркало, нахмурив брови. Маккензи внимательно разглядывала Делейн, опершись локтем на стопку книг, проводя острым ногтем по своей щеке.

– Ты справишься, – сказала она, когда молчание стало некомфортным.

– Прошу прощения? – замерла Делейн.

– Это то, о чем ты думала, верно? Сможешь ли ты переходить из одного мира в другой?

– Да, – призналась Делейн. – Но…

– У тебя получится, – повторила Маккензи. – Я выросла в Салеме. Мои мама и тетя – члены местного ковена. Они проводят чтения в задней комнате семейного магазина, который они купили исключительно из-за его близости к лей-линии. Я провела свое первое чтение для клиента, когда мне было шесть лет. Как только Годбоул открыл свои двери, я поняла, что буду поступать.

– Это должно быть подбадривающее напутствие? – нахмурилась Делейн.

– Нет. – Маккензи закатила глаза. – Я хочу сказать, что я подала заявление на раннее зачисление. Я прошла собеседование. Я написала потрясающее эссе. Но нет никаких гарантий, что у меня есть все необходимое, чтобы шагнуть между мирами. Многие кандидаты отсеиваются после первого семестра. А ты? Ты могла оказаться буквально где угодно, а стипендиальная комиссия определила тебя в университет Хау. Это значит, что-то внутри тебя подсказывает: твое место здесь. Может быть, в большей степени, чем все остальные.

Звук разбившегося стекла привлек внимание обеих. Адья стояла в центре комнаты, ковер вокруг ее ног был усеян осколками. Зеркало лежало лицом вниз, оловянные розочки блестели на свету.

– Простите, – сказала Адья, быстро моргая. – Просто в зеркале было что-то такое.

– Что-то, – повторила Делейн. – Лицо.

– Да, – сказала Маккензи, не впечатленная. – Твое. Ты смотришь в это зеркало с тех пор, как я пришла сюда».

– Не мое. – Адья отодвинула зеркало подальше от себя. – Это был мальчик. – От того, как она это сказала, от ее напряженного голоса у Делейн застыла кровь. Она снова подумала о ветхом дереве, о лице мальчика в темноте. О том, как он распался под порывами ветра, появился и исчез в мгновение ока. Она провела ладонями по руке, пытаясь вернуть тепло под кожу.

– Дело в том, – сказала Адья, все еще разглядывая ручное зеркало, словно ожидая, что оно отрастит клыки и бросится на нее, – я думаю, он умирал.