Читать книгу Бинтуронги - - Страница 20

Дом у моей прабабушки по бабушкиной линии стоял с краю деревни, поэтому если выйти из дома, можно сразу завернуть за край и зайти за деревню.

А с обратной стороны над деревней гора нависала немного, в неё деревня упиралась своими огородами, и с той горы временами ежи и мухоморы скатывались прямо под заборы деревни.

Неподалёку от тех мест с севера на юг Ильменский хребет проходил. Может, это от него гора была. Она была каменная с сокровищами, а сверху земля с травой, ну и там как обычно.

У деревни было очень странное название – Ленинск. Оно совсем ей не шло. Поэтому все её называли деревней. Тем более что с краю деревни начинался берёзовый лес с ягодами и грибами. Таких лесов я отродясь не видывал. Здоровенные такие берёзы в обхват рук каждая. Но он не сразу начинался, сначала пни росли. Пнями богат был край деревни.

А в одном месте были заросли крапивы в два человеческих роста. Что там раньше было? Почему именно здесь заросли крапивы, а не вон там? Об этом история стыдливо умалчивает. Я с сестрой в тех зарослях сделал проход. Не мы с сестрой, а я с сестрой. Она помогала тем, что не мешала. Но играли вдвоем. Пять часов делали проход, а потом нас позвали есть и спать.

За ночь крапива обратно распрямилась. Пришлось снова проход делать. К центральной камере. И центральную камеру. Это я так её назвал. Я про такие у Мишеля Сифра читал, только он проходы не делал, а уже по готовым лазил. А потом нас обедать позвали.

С другой стороны деревни, с тех пор как ледник ушёл, речка стала течь. Ну как речка… лабиринт в камышах. Не знаю, зачем мужикам там весла нужны были, там с мачете сподручнее. Видимо, где-то дальше вода была. Может, всё это огромное поле и было рекой. Мужики на лодках туда иногда на два дня уходили. Рыбу смотреть. Потом возвращались и показывали руками, какую они рыбу видели.

(Встречаются два ироничных рыбака.

– Слышал, вчера госдума во втором чтении приняла закон, запрещающий отлов /показывает руками/ воооот таких вот, не поверишь, щук?

– Сволочи.)

Летом к прабабушке приезжало много потомства. Даже есть приходилось всем в несколько подходов. Я мало кого помню, потому что в основном смотрел в одну точку. Где-то примерно сантиметров тридцать от лица.

Помню печку здоровенную посреди дома, немного отделявшую место, где едят, от телевизора. Как бы изба-студия. Но большая. А крыльцо какое здоровенное было!

И весь этот народ ходил куда-то косить сено. А чтобы это сено куда-то девать, у прабабушки жила корова. У коровы этого сена был целый сеновал наверху. Наверху – чтобы корова сама не могла достать, а то всё сено съест. Пускай ходит и сама траву ртом выдергивает, пока лето. Я даже несколько раз на сеновал этот лазил, потому что нельзя было. Однажды мой сколькитоюродный брат (раза в два старше меня) приехал со своей подружкой на мопеде, и они полезли на сеновал сено сушить. Я тоже собрался лезть с ними, но брат меня попросил мопед охранять. Я со всей ответственностью подошёл к этому поручению, только за своей палкой сбегал быстро.

Специально к нашему с сестрой приезду (родители отвезли нас на лето к бабушке, а та отвезла нас к своей маме, сложная схема, подприключение в приключении, отсюда теперь только к бабушке вернуться можно, а уже оттуда к родителям) корова родила телёнка.

У него была белая звёздочка во лбу, поэтому его назвали Звёздочка. Но говорили о Звёздочке «он». Утром, ещё до завтрака, я бегал по мокрой траве, искал Звёздочку и долго его гладил, пока нас сестра не найдёт. Звёздочка дружил с другим телёнком, но тот нам не нравился, он постоянно делал большую лужу поноса и ложился в неё. И если лужа из-под него в силу обстоятельств рельефа вытекала, он вставал, догонял лужу и снова ложился в неё. Мы всё беспокоились, как бы Звёздочка у него этому не научился.

Тогда гладить останется только Шарика, а это значит – постоянно быть в собачьей слюне с ног до головы. Шарик очень любил, когда его гладят.

Шарик жил цепной жизнью – он охранял проход к туалету. Поэтому, если не быть достаточно внезапным, каждый раз нужно после туалета собачьи слюни отмывать. Шарик был здоровенным. С крыльцо почти. Слюны много выделял.

Ну ещё охапка кошек кочевала туда-сюда по домам да по сараям. Наверное, они сами не знали, кто из них чья кошка. Но эти вообще неуловимые. Пока одну поймаешь, два раза Звёздочку погладить можно.

А корова не просто по утрам уходила куда-то траву есть и возвращалась по вечерам в дверь мычать через каждые две с половиной минуты. Она давала молоко. Да столько, что его замучивались выдаивать.

Однажды я открыл калитку, бабушка как сумасшедшая закричала, чтоб я закрыл калитку, и я, конечно, впал в ступор. Я так всегда делал в непонятных ситуациях. А сейчас я не знаю, как я делаю в непонятных ситуациях. Они в целом все одинаково непонятны. Стреноженная для дойки корова смешно прыгнула в сторону калитки и опрокинула полное ведро молока. Шарик его два дня лакал с перерывами на охрану туалета.

А я от тех слов, которые бабушка про ситуацию с молоком, коровой и калиткой сказала, ещё три дня в ступоре был. А потом дожди зарядили. Мы сидели в большой избе и ели густую желтоватую коровью сметану.