Читать книгу К пеплу, к праху, к крови - - Страница 3

«Почему именно сейчас ты мне всë портишь?!» – Сайомон шагал по комнате и рассерженный, вслух отчитывал отца, а отец, сидел на полу спиной к кровати с распахнутым ртом. Вино из опрокинутого узорного кубка впитывалось в медвежью шкуру, а на каменном полу бликовала лунным светом лужа королевской мочи. «Что ты рот раскрыл? Хочешь что-то сказать?» – задавал он отцу вопросы, пока оглядывал его покои в поисках преступления, – «тебя что, отравили? ну да, кому бы ты сдался!»

Сайомон подошёл ближе и брезгливо сверху заглянул трупу в потемневшие глазницы, – «а что я мог сделать?» – и разочарованно покачал головой, – «ну и времечко ты выбрал, чтобы сдохнуть!»

Сайомон схватился за голову, сел на что подвернулось и забылся, забыл весь свой план, забыл всё, потерял нить. В голову полезли обрывки мыслей и воспоминания из прошлой жизни, из детства, они такие вязкие и липкие; он разметал их: всё бесполезно, ничто из этого не имеет отношения к делу. «Нет, это неправильно. Такого не может быть, подожди, смотри: конечно, тебя не убили. Само собой, ты дряхлый, бесполезный старик, который заслуживает смерти, но ты должен мне наследие! Хватит с меня возни со вчерашними трупами! Настало моё время обвинять и ты будешь указывать на моих обвиняемых пальцем! Их жизни не могут просто продолжаться, а твоя просто закончиться!»

Минула без часу ночь или может только час ночи и он наконец поднялся на ноги, новый план был готов, он вышел из покоев, вышел на свежесть и вспомнил о своей усталости. «Да какая ещё к чёрту усталость!» – отмахнулся он и полный решимости, направился прямо из королевского замка, который в свете факелов, своей торжественностью больше походил на собор в столичный бордель, который в свете фонарей, своей архитектурой больше походил на собор. В борделе нужно найти Юфранора, рассказать ему «об убийстве», попросить его сделать то, на что тот без колебаний согласится, как всегда. Но теперь от него будет польза. Идти недалеко, надо многое обдумать. Первое: их жизни не могут просто продолжаться!

Работа стражи в Вердаме, истинной и единственной столице Вертамы, была явно сложнее, чем в двух других городах страны не только из-за проклятого Культа Крови, но и не в последнюю очередь из-за излишней свободы у граждан столицы. Несмотря на то что самый западный город у подножия вулкана – Аскедала, была явно богаче, а самый южный Новый Лахэ более походил на перекрестье путей, именно самый восточный – Вердама, являлся главным рассадником вольнодумства и беззакония в стране. Возможно, это было связано реформаторской деятельностью камерария Вайартера. Дело в том, что Вайартер всей глубиной своей души ненавидел насилие, и как раз из-за глубины, пользовался всеобъемлющим расположением королевского совета и короля. Однако очень сложно быть главой стражи, когда твой главный реформатор страдает от излишнего человеколюбия и проводит реформы с таким же расчётом. Ты отгорожен от принятия решений, ведь одно дело – отмена указом публичных казней, но эти попытки притеснения моей власти продолжаются совершенно неожиданным образом. Как, например, такое распоряжение совета: каждому стражнику, во избежание непоправимого кровопролития, вследствие потери контроля над собой, коий может быть потерян вследствие безобидных провокаций со стороны озорничающих граждан, настоятельно полагается держать острия своих копий в кожаных чехлах, находясь в патруле в людных местах. Очевидно, что от копий в патруле пришлось отказаться совсем, какой от них толк, когда они в чехлах. А три года назад произошло совсем немыслимое, тогда страже запретили сечь людей розгами в качестве наказания! Пришлось поднимать этот вопрос на совете и даже обращаться к камерарию лично, но это чуть не закончилось отказом от патрулей вообще. Сошлись на коротких мечах в ножнах с застёжками, чтобы стражники могли защищать себя и граждан при неминуемом нападении на них или для предотвращения ими неминуемых смертоубийств. Эту трактовку камерарий придумал на ходу в моём присутствии и тут же повелел писарю составить на её основе акт и объявил это законом, через двойную неминуемость в тексте и ему даже не понадобилась для этого печать короля, он вполне управился своей! Неминуемость нападений и неминуемость смертоубийств это ещё куда ни шло, но вот то, что королевский сыск остался без работы – этого терпеть точно больше невозможно. Две причины. Первая – гласное и с недавнего времени писаное правило: след, выходящий за пределы городской агломерации, например, в леса и/или к бойцовской арене и/или к столичному борделю и/или к таверне «Креплёное вино» и/или к кряжу «Сражённый Великан», считается потерянным. Кто такое вообще мог написать, если не предатель, идиот или не прихвостень Аетелмаеров. А я не могу ничего сделать, они надо мной просто издеваются, ведь вторая причина – совершенный факт не нуждающийся в гласности и записи: след ведущий к замку братьев Данте Аетелмаер (напоминающему собор), считается потерянным. С этим никто не спорит вообще: «хочешь следы, Сайомон? поищи в канаве». Но как ни странно, следы в последнее время оказались редкостью, Аетелмаеры стали подчищать любую свою маниакальность или организованность. Стража, в конце концов, превратилась в королевскую гвардию, с полномочиями переступать через все писаные и неписаные запреты ради защиты короля и/или членов королевского совета и только ради этого. «И вот ты умер, один, незащищённый своей гвардией и что теперь?»

Сайомон был на полпути к борделю. – «Но твоя жизнь не может просто закончиться!

И для этого нужно пуститься по следу выходящему из города, следу, принадлежащему аскедальскому шпиону, – Мануэлю, алхимику и убийце, что объявился в Вердаме около года назад, тому, что сбежал от Аетелмаеров. Он объявился, затем тут же пропал, никто ничего не заметил, но позже сам город на это отреагировал, когда произошли два чудовищных убийства – поползли слухи: Аетелмаеры допустили это, они дали кому-то уйти, они не всесильны. Один труп был с сожжённой до кости головой, буквально обугленной, его убил член ордена пепла, очевидно, сам Мануэль, второй труп был истерзан ножами или когтями и с отрезанной начисто головой, – это был Демон, но Аетелмаеры настояли, что это медведь, «а голову он отрезал, видимо чтобы запутать следствие?» Наше расследование в итоге скатилось до разборов слухов, но в той ситуации так было даже удобнее, люди раскалывались и брали слова назад, но информация любопытная: о делах Аетелмаеров, об ордене пепла, но ещё об эликсире жизни, который Мануэль якобы изготовил и убийства как раз связаны с ним. Само собой, официальное расследование зашло в тупик, иначе и быть не могло и честолюбие моё, как главы стражи, и я не боюсь себе в этом признаться и должен упомянуть об этом Юфранору, играет здесь решающую роль, – я иду на это потому что это личное, потому что я не могу это так просто оставить и я прошу его об услуге.

Я изучил в тот раз всё, что смог найти об этом эликсире и хотя это всë ещё были слухи и мифы, теперь я в любом случае отправляюсь в Аскедалу и узнаю всë сам: в одной из пещер кряжа «Сражённый Великан», которую невозможно найти в бесконечном лабиринте из скал, той, что охраняет чудовище Аетелмаеров, с потолка свисает сталактит, со сталактита капает красная жидкость, называемая «вонючей кровью», – эта кровь и есть главный компонент эликсира. Эликсир, по слухам, не давал бессмертия и человека, выпившего его, можно было убить обезглавливанием, тем не менее он значительно повышал способность к жизни на две сотни лет и больше, – во что верилось с трудом, но на то они и слухи. Кровь и сама по себе, не в составе эликсира, обладала схожими свойствами, но имела ужасные побочные эффекты, которые остальные компоненты эликсира, но какие именно мы не знаем, и были призваны гасить. Описываются три побочных эффекта и их мы наблюдали воочию: неконтролируемые и неутолимые голод, похоть и ярость и мучительная смерть в попытках им противиться. Полифаги, суккубы и берсерки – жертвы культа Аетелмаеров. Соболезную их участи, но что я могу для них сделать, кроме как отловить их всех и казнить? Но сейчас я ограничен даже в этом.

«И честолюбие моё, как главы стражи!» – будет неправильно не сказать этого Юфранору. Причём именно в этих словах. С ним важно быть честным!

Потому что он, само собой, согласится пойти с паломниками в леса, он знаком с проводником, он заставит его пойти. Мы не придавали им никакого значения, а между тем, несколько раз в год на центральной площади, иногда у собора (на который похожи все остальные здания в городе) или в рыбацком посёлке собираются убогие, юродивые, болезные, и главное, мамаши с умирающими или уже умершими детьми. Собираются, уходят в леса и не возвращаются, а те немногие, кто возвращается, говорят о чудесах, что с ними произошли: об исцелении, о перерождении, об общине в лесах, о её предводителе. «Сумасшедшие» – заключали мы и не обращали на них никакого внимания, пока нам в строгом смысле не было до них дела – у нас же не умирали дети…

Сайомон вошёл с прервавшейся мыслью в уже затихающий дом, не снимая капюшон. Борделем, это место никто, кроме него не называл, так как для остальных оно было гораздо большим, чем просто бордель – это был и шинок, и гостевые покои, и даже театр, а младший принц здесь буквально жил, поэтому все говорили «дом» или «второй дом». У стражников и даже у дознавателей порой проскальзывало: Идёшь домой? Нет, я сначала «домой»!

– Здесь от тебя ничего не требуется, Юф! Ты меня слушаешь? Свяжись и реши с Бартимеем сразу, как получится. – Сайомон стоял у окна с братом, а тот, в ночной рубахе, спросонья, в опийной неге очень плохо пытался напустить на себя серьёзный вид и невпопад кивал. Сайомон продолжал: – Насчёт отца не волнуйся, – надёжные люди откопают его и увезут в Старый Лахэ к маяку, может дальше, не знаю. Во льдах северных морей, я думаю, он не должен испортиться, а если кто-то решит отправиться в погоню… хм, не знаю, было бы даже забавно. Хотя, разве что Вайартер отправит…

Юфранор продолжил кивать, подавляя зевок.

– Ладно иди спать, это вообще не твоя забота. Ты должен договориться с Бартимеем, разберись! Это главное, это твоя задача, не подведи меня!

Сайомон потрепал Юфранора за плечо, озабоченно глянул ему в глаза, разглядел в них что-то важное для себя и отправил его обратно спать и на этом всё. Юфранор прошлёпал босыми ногами к себе и улёгся на большую кровать между двух женщин – одна была любовью всей его жизни, а другая пришла погреться. Всю безумную серьёзность слов брата он осознает только утром.