Читать книгу Сон длиною в жизнь, или… - - Страница 3

«ПУЧИНКА»,

или Южный берег Быстрого Таныпа

Лето моего детства из года в год проходило по одинаковому сценарию. В нем было три повторяющихся сюжета, происходившие в разной последовательности: обязательная поездка в Сибирь, смена ( а то и две) в пионерском лагере и «Пучинка».

Сибирь – это отдельная песня, хотя бы потому, что в годы войны в ней бабушка и её сын, он же впоследствии мой отец , отбывали срок как члены семьи врага, оттуда родом матушка да и я , можно сказать. В детстве как то стал свидетелем разговора другой моей бабушки « Чащинихи» ( её деревенское прозвище) с своими дочерями о том, кто и откуда родом, а поспорить было о чем: мои двоюродные братья и сестры появлялись на свет кто в Омске, кто в Ленинграде, кто в Ярославле, кто на Украине, кто в Узбекистане , словом, там куда судьба и государство заносила их родителей. Спорщицы в семье, надо сказать , были знатные, но завершила его тогда на правах старшей «Чащиниха». « А Сашка родился в Полтавке!». « В Дуванеях», – попробовала возразить матушка. « Не спорь, зачали то его здесь!». Так что, если все правильно до конца, то я «слоенный пирожок», или русский татарин Валеев Александр Фердинандович ( в советской деревне после войны имя Фердинанд , все равно, что Адольф), родившийся в селе Удельно-Дуваней Благовещенского района Башкирской АССР(согласно свидетельства о рождении) и испечённый в селе Полтавка Омской области. А по паспорту, если уж до конца быть точным , родился я в республике Башкортостан, которой в 1954 году еще не существовало в природе , но которую точно в ХVII веке заложили монастырске крестьяне и уфимские стрельцы. Так что спасибо и Иосифу Виссарионовичу за великие переселения, а то бы жил сегодня мальчик Искандар – или как его там – Валеев в вольных башкирских степях и пас бы лошадей или был бы знатным комбайнером. А может и жаль , что не работаю я сейчас на тракторе…

Нельзя сказать, что в пионерские лагеря «Алые паруса» от завода «Гидравлика» или «Юный Строитель», где подрабатывала маманя моего друга Толика Чечулина, я ехал с неохотой, но лето пионерское кончилось для меня после побега из лагеря «Дубки», в который меня не бог весть как занесло. Думаю, родители решили не испытывать мое и свое терпение и, от греха подальше, навсегда лишили отпрыска лета пионерского, о чем никогда не жалею лишь иногда вспоминаю прощальные ночные костры, печеную картошку, своих друзей по отряду и вторую любовь (первая по имени Ирка Вавилова пришла еще в детском саду) Светку Соколову.

А в вот «Пучинка» просуществовала все мое детство отрочество, юности и приказала долго жить лишь несколько лет назад. А все началось с того, что в начале 60-ых несколько друзей, работавших на «Гидравлике», решили совместить приятное с полезным и объединить рыбалку и охоту с семейным отдыхом –и занялись в Башкирии поисками подходящего места, в которое на время летнего отпуска не стыдно было бы и жен с детьми вывезти . Далеко не сразу, но нашли. Представьте – речной поворот и белоснежный песочек на косе, с наступающим лесом, а ним заливные озера с карасиками, поля с земляникой и стаей журавлей, ставящих питомцев на крыло, сосновые посадки с маслятами, а вишенкой на торте торфяник для разнообразия , на подоконнике дома какое-то диковинное растение на его почве до сих пор пускает листья. Словом, как сказал наш друг Семэн Быков, если есть на земле рай на земле, то он здесь. А имя этому раю дали подобающее – Пучинка, так в старину называли малюсенькую деревеньку по близости.

Сани надо готовить летом, а телегу зимой, поэтому подготовку к летнему лагерю начинали сразу после Нового года, со временем это стало традицией, которую с нетерпением ждали . Будущие участники экспедиции, обязательно с детьми, собирались на выходные у кого нибудь дома. Для начала за круглым столом обсуждали как совместить отпуска, что и где заготовить для будущего лагеря и на каким транспортом это все доставить. В громадный список обязательных предметов входили: громадный брезентовый тент над общим обеденным столом – брезент надо было еще достать, потом раскроить и где то сшить – доски для этого стола и лавок, генератора – не сидеть же всю ночь у костра – баллоны для газовой плиты , генератор (не сидеть же всю ночь у костра- дров не напасешься), канистры с запасом топлива для бензопилы, аптечка с обязательным набором медикаментов, веревки разной длины, коса, лопаты …Специальная тетрадочка заводилась и для провианта начиная от соли и спичек, крупы, муки, сахара до тушенки и сгущенки, в ней же- тара ( чтобы мыши не погрызли ) , чего, сколько и кто ответственный за закупку .Отдельная графа –затраты, которые затем суммировались и делились на всех поровну. Потом вкусно ели и пили – каждый если не рыбак, то охотник- поэтому удивить кого то отбивными из лосятины, пельменями из медвежатины, зайчиком тушеным или ушицей из стерлядки было сложно. Под вечер пели песни и обязательную « бак пробит, но машина летит на честном слове и на одном крыле», ведь практически все работали в оборонном ящике и даже учились когда то в одной группе Уфимского авиационного. Под вечер взрослые расписывали пулю в преферанс, а мы, мальчишки и девчонки, играли в свои куда более интересные игры. Так и кочевали всю зиму , собираясь через неделю-другую то в одной семье, то в другой, и, подбивая итоги прожитым дням, считали дни до долгожданного выезда. Эти встречи я любил не меньше, чем саму «Пучинку», и засыпая в гостях – всем находилось место в маленьких хрущевских квартирах -на кухонном диванчике или под столом в спальнике, пахнувшем прошлогодним сеном, мечтал: скорее бы лето. Нам собраться – только подпоясаться, взрослые же обязательно высылали на место за пару тройку дней до выезда квартирьеров: наладить контакты с местными аборигенами – со временем некоторые из них стали ближе родных – разбить лагерь, выкосить траву, заготовить дрова , вкопать стол из массивных досок с лавками и накрыть его тентом, обустроить пляж с причалом, выкопать погреб для провианта . Да , и ниже по течению поставить палатку на мостки с обязательной дыркой посереди и водрузить флаг над ней: поднял – занято, опушен – свободно. В хорошие добрые времена – да еще на выходные – в лагере собиралось до десятка семей и никому не было грустно и всем находилось место, если не палатке, то в машине. И дел было множество, и почти все в удовольствие, не считая обязательного дежурства для каждой семьи по готовке , да и то на второй сезон отцы завезли газовую плиту, ребятне вечером сходить к местным за парным молоком и яичками, днем собрать отмеренную взрослыми норму ягод и грибов, выудить к обеду ведро серебристой бакли и пескарей, из которой мамы готовили румяные поджаристые котлеты, и вкуснее которых в жизни я ничего больше не ел, и обязательно наловить установленную норму в несколько десятков кузнецов. Рыбалкой было увлечено все взрослое население, а кузнечик, как известно, а не искусственная мушка, первое лакомство для каждого уважающего себя голавля, даже эта хитрая рыбина забывалась, увидев перед собой живого краснокрылого красавца, а не какую нибудь серую кобылку на крючке, на которую и не всякая сорожка позариться. А попробуй в густой траве да под палящим солнцем налови три – четыре десятка кузнецов и ,не помяв их, засунь через выдвигающееся окошечко пластмассовой кобыльницы, склеенную на той же « Гидравлике» – не только на оборонку трудились заводские умельцы. Вообще, нахлыст отдельная песня для конструкторского бюро, в котором трудились наши отцы, к нему готовились зимой долго и обстоятельно. Сначала тщательно выбирали на рынке из бамбуковых хлыстов самый гибкий и упругий , делили его на два или три колена, покрывали лаком и мастерили из пенопласта рукоятку, чтобы лежала в ладони как ладошка невесты, потом зимними вечерами плели на кухнях из нескольких лесок на специально придуманном кем то из КБ станочке длинный конический шнур, который ложился на воду, словно кнут пастуха на траву. К кобыльнице с кузнецами и нахлыстовому удилищу с леской, а лучше двумя –тремя запасными, нужна была маленькая надувная лодка – предпочитали рыбачить сплавом по течению – небольшие ручные весла, их тоже мастерили сами, компактный насос, надувная подушка, запасные поводки (их прикручивали к рукоятке синей изолентой) и немного удачи, без нее рыбаку никуда, и, конечно определенная сноровка. Не у всех и не сразу получалось плыть и держать лодку носом к берегу, а весло -в одной руке, удилище -в другой. Да еще приманку надо было положить на речную гладь без лишних всплесков , аккуратно забросив ее под нависающие над водой ветки деревьев.

Запасы грибов и ягод на зиму делали каждый год, плита пыхтела практически день и ночь, но рыбалка была каждодневным занятием, приносящим питание и доставлявшим удовольствие. Рыбу жарили, запекали в золе, солили, коптили в специально привезенной коптильне, вялили и сушили на солнце – громадные гирлянды из серебристых голавликов, подлещиков, сорожки, плотвы, развешенные под тентом до сих пор перед глазами, варили из нее уху, делали котлеты, зразы, запеканку, пироги (с налимьей печенкой ум отъешь!), расстегаи и что то еще чему и название теперь и не вспомнишь. За уловом, как правило, рыбаки поднимались вверх по реке и несколько часов сплавлялись до лагеря по течению, если не было рыбы, то всегда выручал бредень или сетешки – без добычи никогда не оставались. Ну а если к причалу пришвартовывался вавиловский корабль с уловом, то все знали – рыбы хватит на пару дней. Коля Вавилов нахлыст не признавал- только спиннинг, и если .сам он был роста и комплекции выше средних , то снасти у него были гигантские – удилища размером с шест для прыжков, блесны с нашу ребячью ладонь, а его надувная лодка-корабль была по молодости десантной шлюпкой и даже имела деревянный настил на дно. И улов у него, если и был, то соответственный, во многих семейных архивах, надеюсь, сохранились тому свидетельства, запечатлевшие щук и сомов с наш рост.

Заканчивались отпуска и каникулы , лагерь сворачивали до следующего лета. В последний день все было как первом отряде пионерского лагеря – дружеские посиделки до утра за столом, картошка, запеченная в золе, и обязательные « бак пробит ,но машина летит». Но перед этим был традиционный завершающий и многочасовой сплав, когда рыбаков с хорошим запасом кузнечиков и добротным обедом, забрасывали гораздо выше по течению аж на целый день, а оставшиеся гадали: что выловят сегодня на ужин и у кого будет самый тяжелый садок. Бизмен четко определял первого. Победитель удостаивался звания «Рыбак года» и тут же получау бутылка шампанского или самогонки, которую за вечер распивали все вместе, а один раз помню кто то выиграл флакончик женских духов. В общем, заплыв был не просто так, а на «интерес» – как и в преферансе, хоть копейка, но стояла на кону. Помню, у бати была шикарная соломенная шляпа. с муаровой ленточкой , и один раз друзья-рыбаки постановили, что победитель заплыва самолично срежет у Валеева –старшего ленточку с тульи. Батя, никогда не носивший звания «Рыбак года» и предпочитавший всем снастям самые уловистые- обычно сети и бредень- в тот раз уперся и приплыл к берегу с самым тяжелый садок и не дал ленточку никому срезать.

Заканчивалось лето, догорал костер … Вот и «Пучинка», просуществовав больше полувека, закончилась как сон длиною в жизнь: ушли пионеры-первооткрыватели, за ними потянулись и мы, их дети, а дети наши стали разъезжаться по разным городам и странам и имя такое «Пучинка» им, наверное, ничего и не скажет, тем более что по этому поводу молчат и Ожегов, и даже вездесущий интернет. Пришли иные времена, взошли иные имена… А может быть все началось с того, когда Леха Алешин сжег на костре легендарную и в хлам истлевшую «Памирку», которую десятилетиями ставил его отец, признававший только отдых на Южном берегу Быстрого Таныпа, и мы развеял её прах над рекой.

Свято место пусто не бывает: пляж зарос, на дорогу, что пробивали годами, упали деревья, поляну, где мы ловили кузнецов, кто то из молодых аборигенов обнес колючей проволокой и запустил туда бычков – словно и не жили тут никогда люди.