Читать книгу Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - - Страница 4

Часть первая. Взросление
Глава II. Раннее детство

Оглавление

Мария-Антония, которую скоро станут называть госпожа Антуан, родилась 2 ноября 1755 года, в семь часов вечера, в день Лиссабонского землетрясения, унесшего тридцать тысяч жизней.

Не зная об этом совпадении, госпожа Антуан, которая была младенцем, думала только о хорошем. Ее окрестили 3 ноября. Крестными родителями стали как раз король и королева Португалии, пережившие тяжелое испытание. У купели их заменили эрцгерцог Иосиф и эрцгерцогиня Мария-Анна.

В тот же самый день ей была назначена в кормилицы фрау Вебер, выбранная больше за свою пышную, полную молока грудь, нежели из-за того, что была женой начальника управления продовольственного снабжения.

Едва Мария-Антония научилась ходить, для нее началась свободная жизнь маленькой принцессы, не знающей ни в чем отказа. Мария-Терезия, поглощенная делами управления империей, мало занималась детьми. Император же, которому государственные дела оставляли больше свободного времени, напротив, следил за ними с нежной и снисходительной заботой.

Но где императрица нашла бы время для того, чтобы воспитывать своих сыновей и дочерей? Как, сражаясь на протяжении семи лет с прусским королем, укравшим у нее Силезию, среди тревог безжалостной войны, она могла бы проявить себя заботливой матерью? Сегодня радуясь победе, завтра грустя из-за известия о поражении, она постоянно была настороже, наблюдая за событиями по всей Европе, занимаясь расстройством козней врагов и следя за верностью союзников.

Тем временем госпожа Антуан росла среди братьев и сестер. Компания была многочисленной, и не было нужды прибегать к помощи посторонних для организации ее игр. Всего детей было одиннадцать, считая госпожу Антуан и маленького Максимилиана, который был на год ее моложе.

Когда политика и война давали им небольшую передышку, Мария-Терезия и император любили проводить время с детьми. Венский двор был большим и не придерживался этикета, но заведеный распорядок устанавливал режим дня.

Императорская семья просыпалась рано. Начало дня освящали месса и молитвы. После завтрака эрцгерцогини читали или занимались вышиванием, тогда как их братья катались верхом на лошадях либо играли в мяч. В полдень подавался обед, быстро съедаемый молодыми людьми с хорошим аппетитом. Потом император и императрица, окруженные всеми своими детьми, словно добропорядочные буржуа, отправлялись на прогулку по Вене или ее окрестностям. Гуляли пешком, одетые, как обычные частные лица, не беря с собой ни охраны, ни свиты. Процессия не вызывала большого любопытства со стороны народа, привыкшего к этому зрелищу. По возвращении проходили короткие учебные занятия и продолжительные перемены в дворцовых галереях вплоть до ужина. В девять часов все должны были спать.

В плохую погоду Мария-Терезия устраивала для семьи концерт какого-нибудь местного или заезжего музыканта. Так, однажды Моцарт, завитый семилетний мальчуган, исполнил перед августейшей аудиторией большое произведение на клавесине.

Когда он слез с табурета, на который его подсадили, каждый поблагодарил его, а Мария-Терезия, поцеловав, сказала:

– Иди поиграй с Антуан в галерее.

И двое детей ушли, держась за руки.

– Во что будем играть? – спросила госпожа Антуан.

Моцарт подумал и, как мальчик миролюбивый и спокойный, предложил:

– В дочки-матери…

Девочка предпочла бы побегать.

– Ладно, в дочки-матери так в дочки-матери, – без восторга согласилась она.

Удивленный таким равнодушием, Моцарт обеспокоенно посмотрел на нее.

– Ты не хочешь, чтобы я был твоим мужем? – спросил он.

Тронутая столь лестным предложением и все еще пребывая в восторге от талантов этого жениха, так виртуозно владевшего клавесином, госпожа Антуан хлопнула в ладоши:

– О, хочу! Ты и никто другой…

Проходя по галерее, Мария-Терезия услышала это обещание руки и сердца, улыбнулась и удалилась. А на следующий день камергер принес маленькому Моцарту, жениху на час, расшитый золотом парадный камзол с кружевными манжетами и шелковыми обшлагами, а также шпагу – настоящую!

Летом двор иногда выезжал в Лаксенбург, старый замок, окруженный водой, где все предавались охоте на цапель.

Но большую часть года госпожа Антуан проводила в Шёнбрунне вместе с сестрами Йозефой и Каролиной и тремя братьями: Леопольдом, Фердинандом и Максимилианом, к которым иногда присоединялся маленький Вебер, ее молочный брат.

Шёнбрунн был лишь охотничьим домом в нескольких километрах от Вены, но в его парке имелись прекрасные тенистые аллеи, а рядом протекала быстрая речка. Там было много свободного места и свободы; никаких правил, кроме собственных капризов и удовольствий.

Каждое утро Ван Свиден приезжал из Вены удостовериться, по-прежнему ли у принцев и принцесс розовые щеки и здоровый язык. Этим и ограничивался официальный контроль.

У каждого ребенка были своя гувернантка и свои учителя. Гувернантку госпожи Антуан звали фрау Брандеис – имя, звучавшее словно пение птички. Отличавшаяся нежностью и добротой, фрау Брандеис никогда не ругала ее и тем более не наказывала. Она только улыбалась, и ее подопечная ни разу не видела, чтобы гувернантка рассердилась.

Когда Йозеф Месмер, ректор венских школ – единственная достаточно важная персона, достойная обучить эрцгерцогиню буквам алфавита, – задавал госпоже Антуан написать страницу, девочка, придя в отчаяние от грандиозности задачи, бежала к гувернантке. Та обнимала и целовала ее.

– Моя добрая госпожа Брандеис, – молила девочка, – помогите!.. Этот ужасный Месмер хочет моей смерти.

Тогда госпожа Брандеис писала буквы карандашом, а госпожа Антуан обводила их чернилами, слегка высунув язык и оставляя много клякс.

Учить маленькую принцессу игре на клавесине было поручено Глюку. Но он нашел в ней недисциплинированную ученицу, у которой никогда не было времени на разучивание гамм.

– Простите, господин Глюк, – говорила она, – у меня совсем не было времени для учебы. Я так занята! Садитесь и сыграйте что-нибудь… Нет, не сонату, а ту милую вещицу, которую сочинили в прошлый раз…

И пока польщенный музыкант исполнял просьбу, госпожа Антуан стоя восхищенно слушала ариетту или менуэт, от которых ноги сами пускались танцевать, а голова чуть кружилась.

По-настоящему принцесса любила только итальянский язык, которому ее учил служивший при венском дворе поэт Метастазио. Она не уставала наслаждаться тем, как ее слух ласкают произносимые учителем горячие звучные фразы, окружавшие ее, словно полное колоколов небо. Но когда речь заходила об изучении синтаксиса, этот прекрасный язык вдруг начинал казаться ей похожим на птицу с островов со слишком густым оперением.

– Ну правда, это слишком сложно, господин Метастазио, – огорченно говорила она. – Я никогда не сумею…

– Однако необходимо, чтобы ваше высочество сделали небольшое усилие. Что скажет ее величество, если ей вздумается попросить показать ваши тетради?

– О, господин Метастазио, – беззаботно отвечала принцесса, – вы с ней договоритесь.

Тогда поэт вздыхал и сам составлял сочинение или изложение. За свои труды он получал улыбку, а когда бывал особенно послушен, то и воздушный поцелуй.

Так, еще будучи совсем маленькой девочкой, госпожа Антуан испытывала на мужчинах силу своего обаяния.

Месяц шел за месяцем, а в обучении эрцгерцогини не было заметно прогресса. Она едва научилась читать, а письмо всегда казалось ей очень сложной наукой. Она любила красивые наряды, но неохотно мылась, а под ногтями у нее часто была грязь.

Свободная от любых официальных обязанностей, она чувствовала себя счастливой, и казалось, что эта прекрасная жизнь для нее никогда не закончится. Однако над ее юной головкой пронеслось дыхание смерти.

Ей было десять лет. Ее брат, эрцгерцог Леопольд, собирался жениться на испанской инфанте Марии-Луизе. Празднества должны были проходить в Инсбруке. Император Франц покидал Вену, чтобы присутствовать на них. Перед отъездом он наведался в Шёнбрунн поцеловать детей. Поиграл с ними, съел с ними полдник, потом, пообещав приехать после возвращения и рассказать, как прошли торжества, сел в карету.

Но едва карета выехала из парка, он, охваченный внезапной печалью, приказал кучеру остановиться.

– Приведите ко мне госпожу Антуан, – велел он.

Сопровождавший императора дворянин-гвардеец удивленно посмотрел на него.

– Да, сходите за моей малышкой, – продолжал он. – Я должен еще раз увидеть ее.

Его желание исполнили. Госпожа Брандеис привела к нему дочь. Император посадил ее к себе на колени, поцеловал, поговорил. Он никак не мог расстаться с этим резвым и веселым ребенком, чья белокурая головка, лежавшая у него на груди, была как бы талисманом против смутной угрозы. Однако надо было ехать…

Через несколько недель, 18 августа 1765 года, в Инбруке, на выходе из оперного театра, император был сражен апоплексическим ударом. Госпожа Антуан больше не увидела отца.

Эта смерть потрясла венский двор. Эрцгерцог Иосиф наследовал покойному на императорском троне, но реально делами империи продолжала управлять Мария-Терезия. Эта деятельность требовалась ей, чтобы приглушить боль, причиненную смертью нежно любимого супруга.

Она облачилась в вечный траур и стала еще ревностнее исполнять религиозные обряды. Ежедневно, сидя за рукоделием, ткала понемногу саван, в котором желала быть погребенной.

Смерть супруга сделала более необходимым присутствие возле нее детей. Юные эрцгерцогини отныне теснее приобщились к придворной жизни. Поначалу госпожа Антуан ощутила перемены в появлении некоторых неудобств. Ей пришлось сопровождать мать в ее визитах с благотворительными целями, видеть вблизи нищету, находить слова поддержки, но все это было ничто в сравнении с обязанностью появляться на официальных церемониях.

Тогда приходилось часами неподвижно стоять в одеяниях, тяжелая роскошь которых душила; иногда она должна была отвечать на адресованные ей приветствия на латыни. В этих случаях она произносила на языке Вергилия речи, которые приходилось зубрить наизусть в течение многих дней и в которых она порой не понимала ни единого слова.

Казалось, что внешняя воля отныне начертала ее жизненный путь, чтобы привести ее к давно намеченной цели.

Мария-Терезия задумала научить ее хорошим манерам, которыми блещут в обществе. По ее мнению, сделать это мог лишь французский учитель. Императрица решила, что для ее дочери нелишне будет взять двух учителей, и вот однажды вечером из Парижа в Вену приехала пара знаменитых актеров с ореолом славы и хорошего тона вокруг их париков. Господину Офрену было поручено обучение декламации, а господину Сенвилю – пению. Теперь каждое утро госпожа Антуан пела и декламировала.

Но скоро девочку ждал жестокий сюрприз. Однажды Мария-Терезия навестила апартаменты дочери и устроила той своего рода экзамен, в первую очередь по орфографии и письму. Императрица сразу все поняла.

– Этот ребенок ничего не знает! – воскликнула она. – Разве ее совсем ничему не учили? Это необходимо изменить!

И с недовольной миной вышла. Через час Метастазио был отчитан, словно набедокуривший школьник, а назавтра госпожа Антуан узнала, что ее добрая и ласковая гувернантка, госпожа фон Брандеис, уступила свое место госпоже фон Лерхенфельд, суровой, никогда не улыбающейся даме, получившей строгие инструкции.

Госпожа Антуан чувствовала себя неуютно. С некоторых пор мать смотрела на нее с озабоченностью. При ее прохождении начиналось шушуканье. Придворные демонстрировали ей почтение, которым не удостаивали ее сестер. Наконец, стало много разговоров о Франции, и при этом всегда поглядывали на нее.

Что ей готовило будущее? Госпожа Антуан смутно предчувствовала, что против нее что-то затевается, и с тревогой ждала…

Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот

Подняться наверх