Читать книгу Двенадцать месяцев. От февраля до февраля. Том 1 - - Страница 9

Вышел я из дома с двумя чемоданами и понял, что до метро так буду долго добираться. Один чемодан даже чемоданом назвать было сложно – так, чемоданчик малюсенький, почти невесомый. Зато другой был нормальным, и руку он успевал оттянуть, пока ноги десяток шагов делали. К счастью, вдали появился автобус, на котором я зарекался ездить, – ну, тут я поднапрягся и к остановке вместе с ним подтянуться успел. Залез внутрь, никак отдышаться не могу, а автобус уже к метро подрулил.

Добрался я до подземного поезда, пересадку с «Белорусской-радиальной» на Кольцевую линию совершил, нормально вроде всё было, а вот по Киевскому вокзалу к поезду нашему, да ещё к восьмому вагону, перебежками добирался. Что у меня в том чемодане лежало, одному нечистому, наверное, было известно. «Кирпичей, что ли, туда моя благоверная напихала?» – промелькнуло в голове, но эту мысль я сразу отбросил, ведь сам вместе с ней чемодан укладывал. Хорошо, я задолго до подхода основных сил нашей группы на вокзал прибыл, а то неудобно было бы, слабосильным меня могли посчитать.

Поезд уже у перрона стоял, а вот пассажиры только-только к нему подтягиваться начали. Надежда, бодренькая и весёлая, стояла около вагона. С удовольствием посмотрела, как я свой чемодан к вагону подволок, и, узнав мою фамилию, объявила, что еду я в четвёртом купе, на верхнем шестнадцатом месте и что один из моих попутчиков только что на своё место проследовал.

Поднялся я в вагон, а оттуда на меня сразу горячим воздухом дохнуло. В купе настоящая африканская жара стояла, я даже удивился, как там вообще находиться можно и как мы в такой атмосфере куда-то поедем. На нижней полке с правой стороны сидел благообразного вида гражданин: седовласый, немолодой значит, безусый, безбородый, обычный такой. Представился: Виталий Петрович, фамилию называть не стал. Ну и я сказал, что меня зовут Ваня, вроде как познакомились. Я чемоданы под нижнюю полку определил да напротив него присел, оглядываясь. Вагон в хорошем состоянии оказался, чистый, к длительному переезду располагающий, но жара…

Только я на улицу выйти вознамерился, как в коридоре послышались шум и громкие голоса. «Вроде знакомые», – подумал я. И действительно, в купе вначале заглянул, а затем и вошёл Вадим, из ВиВов который. А следом за ним молодая, стройная, высокая, чуть ли не одного роста с Вадимом, коротко стриженная блондинка (интересно, натуральная или крашеная?) проследовала. Как оказалось – жена. «Не смог от неё отбояриться, – подумал я. – Решила, наверное, на месте разобраться, с кем её горячо любимый муженёк в одном купе сутки находиться безвылазно будет». А супруга Вадима двух мужчин увидела, успокоилась, шутить тут же начала, что если и четвёртый «постоялец» тоже мужчиной окажется, то можно будет всех святых выносить из-за храпа.

Вадим рассердился не на шутку:

– Света, ты что же такое говоришь? Люди могут подумать, что я храплю невыносимо.

– Да нет. Это я так, к слову пришлось.

– К какому слову? – начал заводиться Вадим.

Не знаю, как далеко бы зашла их перепалка, но тут в купе заглянул Виктор:

– Привет! Правильно я угадал, здесь вы. Только в вагон зашёл – слышу, ты где-то поблизости разоряешься. Что опять не поделили?

– Да всё у нас нормально, – быстро-быстро заговорила Светлана, – не знаю, почему он опять к моим словам придираться начал.

В купе из-под приподнятой в знак приветствия руки Виктора ещё одна женская головка заглянула:

– Всем привет! Светик, солнышко, сколько лет! Давненько с тобой не виделись. Ты всё такая же очаровашка. Пойдём на перрон, покурим, пока наши мужики свои вещи будут убирать да постели раскладывать.

Виктор посторонился, и протянутая женская рука буквально выдернула Светлану из купе.

– Не знаю, чем всё это закончится, – пробормотал Вадим, укладывая свой тёмно-коричневый, изготовленный из мягкой кожи, новенький чемодан под сиденье.

Виктор продолжал стоять в дверях, и на его лице отчётливо читалось сожаление, но при этом мне показалось, что в его глазах промелькнуло то ли удовлетворение, то ли скрытая радость. «Непростые у этой четвёрки, однако, отношения, – подумал я, – хотя какое мне до них дело».

Виталий Петрович, чтобы никому не мешать, вышел в коридор, а я начал заправлять свою постель. Быстренько с этим разобрался и отправился на перрон – надо перед сном накуриться, чтобы ночью не вставать, да заодно прохладой насладиться. Раза три я быстро-быстро затянулся и, почувствовав удовлетворение, начал рассматривать тоненькую струйку дыма, поднимающуюся от сигареты, а затем перевёл взгляд на её тлеющий кончик, пытаясь уловить мерцающий внутри неё огонь. «Что-то многовато я стал курить, – вновь затянувшись, подумал я, – уже и утро начинаю с сигареты. Не дело это, попробую в поездке себя ограничить». Понимал, конечно, что это просто благие намерения, но так приятно было помечтать, что смогу сдержать себя и хоть ненамного, но сократить количество выкуриваемых сигарет, что даже мысленно улыбнулся.

Я бросил взгляд на часы: до отправления поезда оставалось чуть больше пятнадцати минут. На улице, несмотря на позднее время, было очень тепло, из вагона я выскочил в одной тенниске, но только несколько секунд ощущал желанную прохладу, а затем это приятное ощущение куда-то испарилось. Возвращаться в купе особого желания не было, и я начал оглядываться вокруг.

Вдоль состава в обе стороны тоненькими ручейками перемещались люди. В сторону локомотива шли быстрым шагом пассажиры с вещами в руках. Вот и Дима у нашего вагона остановился. Один пришёл, без провожатых. С Надеждой коротко переговорил, она ему, наверное, объяснила, в каком он купе да на каком месте ехать должен, и он в вагон поднялся. Буквально следом за ним Наталья появилась. Её сразу двое провожали, люди пожилые, мужчина и женщина. «Родители, скорее всего», – подумалось мне. Мужчина тащил большой чемодан, тяжёленький, судя по тому, как он его в вагон втаскивал. Вот и эта троица в недрах вагона скрылась, а народ всё подходил и подходил. Навстречу им, уже не спеша, возвращались провожающие, которые не стали дожидаться отправления поезда. «Удивительно даже, – рассуждал я про себя, – ведь завтра праздничный день, поэтому спи не хочу, а люди домой спешат».

А вот у меня начинается отпуск. Целых тридцать дней мы будем плавать по морям-океанам, смотреть то направо, то налево, как нам гиды прикажут, любоваться на заморские красоты. Интересно, когда я вот так, совсем безмятежно, последний раз был в отпуске? Посчитаем. Итак, впервые это произошло, когда мы с Надеждой поженились и отправились в свадебное – так это мои родители назвали – путешествие в Молдавию, к маминому двоюродному брату в гости. В Тирасполе, что на берегах Днестра расположен, дядя Женя жил, но мы оттуда буквально на следующий день сбежали в Одессу. Причина для нашего бегства была очень даже уважительной, но это совсем другая история. В Одессе нам удалось оторваться по полной. До сих пор приятно вспомнить. Затем, в сентябре следующего года, мы в Крыму, в Коктебеле, пару недель провели. Там тоже здоровски погуляли. Специфически, конечно, поскольку Надя уже беременной была и весной Михаила родила, но всё равно на славу отдохнули. Вот и всё. С отпусками пришлось завязать.

Ой, да что это со мной! Совсем запамятовал, я ведь потом в Финляндию на девять дней скатался, а ещё через год по Югославии две недели ездил, всю страну почти посмотрел, в столицах всех её союзных республик побывал, да к тому же пару дней на Адриатике, в Будве, на песочке прибрежном провёл. Ну, эти-то две поездки с комсомольским активом были, поэтому отдых с пьянками перемежался, но всё равно какой-никакой, а отдых это был. А уж впечатлений я столько наполучал, что надолго хватило, в отличие от Надежды – вот она действительно спину не разгибает, так что мне грех жаловаться. Практически каждый год я хоть на какое-то время, но от дел домашних и рабочих отвлекаюсь. Правда, вот так жить целый месяц на судне, рассекая воды Средиземного моря и совмещая это с осмотром всемирных достопримечательностей, мне ещё не доводилось.

Тут чей-то разговор, до ушей моих донёсшийся, отвлёк меня от приятных воспоминаний. Неподалёку я заметил две женские фигуры. Светлану сумел распознать, а вот стоящую рядом с ней миниатюрную девушку видел впервые. Она была настолько небольшого росточка, что едва доставала своей собеседнице до плеча, поэтому и говорила глядя на неё снизу вверх. Распущенные иссиня-чёрные волосы – «как воронье крыло», вспомнилось мне любимое мамино выражение про цвет её собственных волос – спускались почти до поясницы. Черты лица были тоже мелкие, но удивительно приятные. Наверное, это была владелица той руки, которая уволокла Вадимову супругу в коридор. Когда я вышел из вагона, то их не видел, скорее всего, они подошли только что, продолжая начатый разговор. Увлечённые им, они никого вокруг не замечали, вот и на меня не обратили ни малейшего внимания. «Стоит тут какой-то, сигарету в руках крутит. А и пусть стоит, он нам не мешает», – так, наверное, они думали, если вообще что-то думали обо мне. Что я сосед их мужей по купе, они вряд ли осознали, видели-то меня мельком, да и то при другом освещении, в другом окружении. Девушки ни капельки не стеснялись использовать ненормативную лексику, поэтому я излагаю их беседу, заменяя нецензурные выражения литературными синонимами.

– Светка, милая, ну что ты всё время его дразнишь, над ним подтруниваешь? Видишь ведь, что он злится. Зачем тебе это нужно?

– Ника, дорогая. Скажу тебе прямо: надоел он мне хуже горькой редьки. Поверь, это так. Иногда хочется послать всё к чёртовой матери и уйти куда глаза глядят.

– И куда это ты, Светочка, пойдёшь, интересно? В ансамбль тебя больше не возьмут, там на нашем месте молодые красотки богатеньких пленяют. А, понимаю! Ещё панель имеется. Хочешь снова там оказаться?

– Ника, ты что, сбрендила? Когда это я на панели была?

– Ах, простите. Конечно, конечно. Ты просто по рукам тогда ходила, и тебя или дарили, или за долги отдавали, или просто так с друзьями делились. Хорошо, Вадим всё это не видел. Его Виктор, который начал за мной ухлёстывать, на наше выступление притащил, вот он там на тебя и запал. Он с тобой познакомился как с невинной, слегка глуповатой девушкой, эту роль ты тогда великолепно сыграла. Знал бы твою подноготную, вряд ли бы ты сейчас тут стояла. Ну а теперь, голубушка, если не перестанешь глупостями заниматься, тебе останется одна прямая дорога – на эту самую панель.

– Да понимаю я всё сама, не хуже тебя, но не могу больше так. Он живёт своей бурной жизнью. Вот опять в круиз этот плывёт, а меня посадил дома – сиди и не рыпайся. Ты говоришь: у тебя всё есть, смотри, квартира какая, все подруги от зависти чуть не помирают, и денег сколько хочешь, а уж о нарядах я вообще молчу. Не отрицаю, но в квартире этой я одна целые дни, клетка это золотая, а не дом. Деньги? Действительно, сколько попрошу, столько и получаю, только за всё отчёт требуется, о каждой потраченной копейке следует доложить, куда да зачем. Наряды? Да на хрен они, эти самые наряды, мне нужны, если я из дома почти не выхожу? Вот в круизе этом я бы оторвалась… Так нет, он плывёт, а я опять дома одна остаюсь, а он там молодых щупать будет.

– Свет, ты меня удивляешь, право слово. Да пусть они там хоть весь корабль перещупают, как в народе говорят – не измылятся, лишь бы заразу какую домой потом не приволокли. Они же шёлковыми вернутся, вину свою ощущая. Это же самое то, что нам нужно – чтобы мужик себя виноватым чувствовал да в душе себя за это корил. Вот ты говоришь, что он плывёт, а тебя с собой не взял. Да знаешь ли ты, во что им этот круиз обошёлся? Мне мой на ушко шепнул – я аж ахнула. Такие деньжищи! Да и потом, пусть они там себе развлекаются, а мы здесь без их жёсткого контроля почти месяц сами отрываться будем. Так что успокойся, мы тоже отдохнём, я тут такое придумала…

Ника встала на цыпочки, но всё равно не дотянулась до уха подруги, поэтому обхватила руками её шею и силой наклонила к себе, а затем что-то прошептала ей на ухо. Что-то, по-видимому, такое, что даже здесь, в этом шуме и гомоне вокзальном, остереглась вслух произносить.

Светлана помолчала секунду, а затем захохотала в голос:

– Ну ты даёшь, Ника! Надо же такое придумать.

В этот момент и мужья их на перроне появились. Сигареты достали и к жёнам своим направились. Я решил, что нечего мне тут дальше с безучастным видом стоять, и потихоньку начал в сторону двигаться, как бы ноги разминая, да так и переместился на десяток метров, поэтому не знаю, чем там дело закончилось. «Вот ведь, со стороны посмотреть – всё у них благопристойно, а оказывается, если чуть глубже копнуть, такое творится, – подумал я. – Хотя не моё это дело, и мне от того, какие там страсти кипят, не холодно и не жарко».

Народ по перрону всё так же туда-сюда сновать продолжал, но только теперь всё больше на выход, а к поезду лишь некоторые опаздывающие спешили. Посадка заканчивалась, об этом и радио привокзальное громко и чётко, даже как-то непривычно чётко, известило: мол, поторапливайтесь, господа хорошие, всего пять минут вам на раздумья осталось, пора и честь знать.

Все в вагон залезать стали, ну и я к лесенке, внутрь ведущей, направился. А там опять жара с духотой меня встретили. В коридоре-то хоть все окна открыты, дышать более-менее можно, а вот в купе… Я к окну – а оно заклеено напрочь, и надпись: «Окно не открывать, запечатано на зиму». Мне сразу грустно стало, и я надумал забраться на свою верхотуру, может, там попрохладней будет. Зря надеялся, там ещё жарче оказалось. Но снова вниз спускаться не захотелось, и решил я поскорее заснуть, во сне ведь всё по-другому, нежели наяву, может, и жара там не так ощущаться будет. Глаза закрыл и заснул сразу же, как на заказ.