Читать книгу Когда тучи закрывают солнце - - Страница 11
Часть первая
Глава VIII
ОглавлениеПавла вызвали в Минздрав:
– Хотите поехать на симпозиум психиатров в Москву?
– А какая тема?
– Когнитивная терапия депрессии.
Павел знал, что над этой проблемой давно бьются американские ученые. Дело в том, что по результатам многочисленных контролируемых исследований в области фармакотерапии депрессий только 60–65 процентов пациентов показывают выраженное улучшение в результате применения обычных трициклических препаратов.
Следовательно, в отношении 35–40 % депрессивных пациентов, которым не помогло медикаментозное лечение, дол-жны быть использованы иные методы. Например, когнитивная терапия – активный, директивный, ограниченный по времени структурированный подход, эффективная психотерапия.
В странах бывшего Советского Союза врачи знали о ней только теоретически, и Павел, не раздумывая, согласился на поездку.
В тот вечер он сел за компьютер и сообщил Ирине, что скоро они встретятся. А через неделю уже сидел в полупустом ТУ-34, смотрел в иллюминатор и ни о чём не думал.
Позже, когда под крылом самолета проплывали причудливые облака, формой напоминающие возлежащую на кушетке пышнотелую женщину, он вспомнил свой последний визит к жене банкира (впрочем, его пациентки из новых русских все были чем-то похожи друг на друга). Тридцатилетняя красотка всегда встречала его в застёгнутом под горлом, но очень прозрачном, не скрывающем ни малейших прелестей тела, пеньюаре. Она принимала позу Данаи и начинала обсуждать с ним интимные отношения с мужем; горестно сетовала на то, что превращается в сухое (!) неплодоносящее дерево, потому что муж не хочет заводить детей, и спрашивала совета, как убедить его завести ребенка.
Затем она начинала плакать, убеждая себя и доктора, что у мужа наверняка есть любовница, и он скоро бросит её, законную жену. Павел видел, что нервы у дамочки действительно расшатаны, что у неё невроз навязчивого состояния и, вздохнув, монотонным голосом гипнотизёра начинал убеждать её, затем выписывал лёгкие транквилизаторы и уходил, оставив пациентку на несколько дней успокоенной и умиротворенной.
Большинство больных Павла были женщины. Те, у которых он был личным психоаналитиком – в основном истерички и ипохондрики.
Пациенты, приходящие к нему на приём, действительно серьёзно болели, Павел, видя перед собой человеческую боль и растерянность, понимал, что болезни, которые приводили людей к нему, были, в большинстве своем, неизлечимы. Они поначалу не знали этого и надеялись на доктора как на Бога. Лишь со временем к ним приходило прозрение. И тогда они делились на две части: одни становились инвалидами и по 6–8 месяцев в году лежали в диспансере, как-то приспосабливались и жили. Жили вопреки всему. Другие, оглушённые приговором и считавшие, что пришли в эту жизнь, чтобы жить, а не существовать, уходили…
Их было меньше, но каждый факт суицида выбивал психиатра Павла Лизина из колеи. Этим он оправдывал частые измены жене: ему нужны были положительные эмоции и отвлечение.
И только одна женщина радовала его, поднимала ему настроение и, что удивительно, была для него загадкой. Но не той, которую нельзя разгадать, а той, над которой, подумав, приходишь к правильному ответу. Это была Ольга.
То, что она, не будучи красавицей, заставляла «бегать» за собой молодежь, поначалу его удивляло. Но, пообщавшись с ней месяц-другой, Павел с удивлением понял, что его тянет к этой женщине. Что ему с ней интересно, потому что не было такой темы, которую бы не поддержала 32-летняя женщина с весёлыми карими глазами. Нет такой шутки, которую бы она не оценила, просьбы, которую не выполнила. И не было такой неприятности, которую бы мужественно не перенесла.
У слова «доброта» много синонимов, но ни один не подходил к ней: она была не просто добра, Лизин знал немало людей, которые были очень добры, особенно если это ничего им не стоило (или, если стоило, то самую чуть). Доброта Ольги была чем-то особенным: её не надо было просить, стоило только сказать о какой-то проблеме, как она тут же включалась в её решение. Поэтому Павел, общаясь с ней, всё время следил за собой, чтобы не проговориться о чём-то, что требовало решения: стыдно было нагружать женщину своими проблемами. Другие же ничуть не стеснялись этого и эксплуатировали её, как могли: и денег перехватить (в основном без отдачи), и прикрыть, и подменить, и что угодно. Не говоря уже о домашних, которые представления не имели, как помыть за собой чашку или найти в шкафу носки…
Мысли эти пробегали в голове, и неожиданно Павел достал мобильный и послал эсэмэску: «Лёля, подлетаю к Москве. Красиво. Думаю о тебе. Будь здорова».
А внизу действительно раскинулся современный, весь из новых, сверкающих разными цветами материалов, мегаполис. Мужчина не раз бывал в столице СССР, но сейчас это был совершенно другой город. Впрочем, думать об этом было поздно: самолёт совершил посадку в аэропорту Домодедово.
Ирину он узнал сразу. Она стояла у здания аэровокзала и прижимала к груди дощечку с его именем. Её синие с льдинками глаза внимательно оббегали толпу, но как только она увидела Павла, льдинки стали таять и, кажется, даже выплеснулись на ставшее вдруг юным милое лицо с ровным носиком и словно нарисованными губами удивительного кораллового цвета, который бывает от природы у очень небольшого количества людей.
– Ну, здравствуй, Плюшевая, – весело поздоровался Павел. И услышал в ответ «Здравствуйте», сказанное низким голосом прекрасного тембра.