Читать книгу Канонарх - - Страница 11

Родные уж и не чаяли увидеть Петра живым, но спустя несколько месяцев он всё же перешагнул порог родительского дома. Всё было по-прежнему, да только показалось ему, что родители сильно постарели. На слезах мама, как всегда, молчалив отец, лишь иногда бубня свои причитания. Жалко было покидать сыну престарелых родителей, но надо было исполнить обет и благословение. Решил Пётр перезимовать, а по весне уже идти на Вышу.

В один из солнечных дней, которые редко бывают в ноябре, решил Пётр с отцом и братом перекрыть крышу.

– Пока сухая погода, надо бы успеть до дождей и морозов, -начал говорить Пётр отцу.

– Надо бы! Ты скажи, когда покинешь то нас? – искоса смотрел отец на старшего сына и будто ждал подвоха, – А то живём не знаем ничего, какие там мысли у тебя в голове роятся.

– Думаю по весне, а там как Бог даст. Батя, не думай, я в обузу не буду.

– Дурья башка. Ды разве, я об этом думаю? Обуза, – Фёдор Романович сплюнул и начал сыпать курам, – Цыпа-цыпа-цыпа.

– Прости, бать. Не хотел, обидеть, – разводя руки в стороны, умолял сын отца.

– Ну, ладно. Будя, будя. Давай-ка за лошадкой сходим, солому надо привезти от Палыча.

Дело у мужиков спорилось, работа кипела. С раннего утра трудились они и старались дотемна успеть закончить кровлю. Грязные, уставшие, но довольные работой сидели отец с сыновьями на скамейке прислонившись к дому.

– Ну вот, слава Богу! Закончили – вытирая пот со лба, выдохнул Фёдор Романович, – Я там с Палычем договорился, баньку он нам истопил. Попаааримся.

Отец обнял руками своих старших сыновей Петра и Павла и радостно засмеялся:

– Ха-ха-ха, дожил, вон каких орлов вырастил. Нуууу, готовы под мой веник спины подставить?

– Ооох, хорошее дело, батька, – кричал Пашка.

– Посмотрим, кто кого отхлещет, – прикрикивал Пётр.

– Принимай работу, мать, а мы к Палычу, – скомандовал Фёдор Романович и войдя в избу начал собираться.

Марья Ильинична приложив руку ко лбу, оглядывала новую кровлю, бегали вокруг ребятишки, лаяли от радости собаки, и такая навалилась на Петра тоска от всего этого. Так ему хорошо было. Понимал он, что уходить скоро, а вот оставить их жалко.

– Родители стареют, как они без него будут? – думал Пётр. Ну да, Пашка мужик в доме, сам уже отец, помогает. Ох, ну, что ж так ломает-то, Господи?

Пётр перекрестился, глубоко вздохнул и улыбаясь на детвору кинулся их обнимать, да целовать.

– Эх, вы ж мои милые. Ну давай, кто кого? – радуясь кричал старший брат.

Понимал он, что не просто всё, враг рода человеческого будет стараться сделать ещё невыносимей расставание с семьёй. В глубине сердца Пётр всегда творил молитву, просил Господа, чтобы укрепил его сердце и волю.

Баня у Палыча была довольно большая, втроём они вполне умещались в парной. Отец уложил на лавки сыновей и попеременно двумя вениками хлестал покрасневшие спины.

– Уфф, уфф, – дышал Фёдор Романович, -Ааа, агааа, всю дурь выбью, всю хворь прогоню.

– Давааай, батя, даваааай! – кричал Пётр.

– Парку то поддай, ещё поддай, – вторил Пашка.

Пётр распаренный выскочил на улицу и плюхнулся в прудик, специально сделанный для этого дела. За ним пулей вылетел и Пашка, ныряя в холодную воду. Разгорячённые тела их отсудились в ледяной воде и они, вбежав в предбанник, стали наливать себе чай.

Пахло душистой мятой, зверобоем и душицей, аромат трав разносился по всей бане и дурманил голову. Отец с сыновьями распивали вкусный чай с сухарями, мирно беседую на душевные темы. Пётр рассказывал им о своих путешествия, дивных встречах и замечательных людях, коих он встретил на своём пути. Пашка слушал, открыв рот от удивления, ему и не снились такие чудеса. Всё рассказанное братом было словно в сказках, в былинах или в сновидениях. Только от бабушки слышал он о монахах, больших монастырях или же от странников, которые частенько захаживали к ним переночевать. А здесь брат, родной человек, повидавший всё это сам, испытав все тяжести дальнего паломничества, вещает об этих чудесах.

С превеликим интересом слушал сына Фёдор Романович, прихлёбывая из блюдца травный чай. Иногда переспрашивая, удивлялся и качая головой причмокивал:

– Даааа, чудеса, чуу-деее-сааа!

Выпал первый снег. Побелели поля, покрылись леса белой шубой, птички с красной грудкой стали стайками прилетать к кормушке и озорно клевать зёрнышки. Пётр колол во дворе дрова, а младшие братья подбирали их и носили в дом, складывая у печки. Маманя варила обед, а невестка Марфа нянчилась с маленькими детьми. Изо дня в день продолжалась зима, тянувшаяся долгие месяцы. За время пребывания в родном селе, Пётр стал посещать Богослужения в местной церквушке Покрова Пресвятой Богородицы.

Настоятель отец Пётр с радостью принимал отставного солдата, бывшего в детстве канонархом в этом храме. Подолгу общались они на духовные темы. Рассказывал батюшка будущему монаху священнику о благочестии, о подвигах древних отцов, толковал он ему и Священное Писание. Всё это складывал Пётр в своём сердце, храня заповеди Господни и помня о своём обещании, данном Ему. На службах Пётр пел, читал на клиросе, а иногда и алтарничал. Всё это было ему в радость, в утешение, чувствовал он себя в храме Божьем, как в родном доме. В свободное время от службы, он ходил по дворам нанимаясь колоть дрова или помогая по хозяйству. За это, ему платили крупой, мукой, иными продуктами, порой дровами, а иногда и во славу Божью, то есть, бесплатно. Всё заработанное нёс в дом, чтобы не быть в обузу родителям с кучей детей. Прошли большие Рождественские праздники, Богоявление, Сретение, начинался Великий пост, и на улице уже пахло весной.

Великий пост – это время покаяния, начало новой жизни, время подвигов и слёз о грехах. Пётр решил испытать себя этим постом, приготовить, что называется генеральную исповедь, вспомнить всё, что было плохого, грешного, пересмотреть всю свою жизнь. Покаяние, это изменение жизни, на исповеди человек открывает грехи и даёт обещание пред Крестом и Евангелием, более не делать того, в чём исповедовался. После войны сознание Петра очень изменилось. Он чётко осознавал своё желание переменить жизнь к духовному направлению и посвятить себя Богу. Посетив Киево-Печерскую Лавру и старца Алексия, получив от него благословение, идти на Вышу, после чего удивительная встреча с иеромонахом Августином в Троице-Сергиевой Лавре, все эти события настолько укрепили Петра в своём решении, что никакие обстоятельства не могли его разлучить или отвлечь от мысли о монашестве. Однажды, будущий монах открыл древний патерик (поучения святых отцов, жития святых) и прочитал там следующее:

– Если бы люди знали, какое это блаженство, – быть монахом и какое блаженство ждет монаха, если он будет достоин Царства Небесного, то все пошли бы в монахи. Но если бы люди знали, какая духовная брань, какие искушения и скорби ждут монаха, – не пошел бы никто…

Монашество – это счастье, но это и крест. Без терпения скорбей, без ежедневного добровольного мученичества, не будет спасения монаху, не будет и воскресения со Христом.

Начались дни Великого поста и вся Церковь на первой седмице (неделе), была полна прихожанами, особенно вечерами, когда читался Великий покаянный канон преподобного Андрея Критского. В храме гасится свет, лишь свечи в руках молящихся и лампады пред образами горят, стараясь насытить церквушку светом. Священник вышел на середину храма, запел хор:

– По-мооош-ник и по-кро-виии-тель…, батюшка начал читать канон. Первые покаянные куплеты врезаются в уши, и поневоле начинаешь представлять те страшные картины, которые описывает в своем творении преподобный Андрей.

– Где начало нынешних моих рыданий? Приди плоть моя, откройся Создателю, оставь прежнее безумие, и принеси Богу покаяние.

Кающийся человек, сравнивает свои беззакония с Адамовым грехопадением, изгнанием из Рая с Евой праматерью. Приводит в пример святых ветхозаветных и новозаветных, чтобы подражала им душа и искала милости Божьей.

Тут и там слышны всхлипы молящихся богомольцев, кто-то делает земные поклоны на каждый тропарь (куплет) песни. От этого слышны грохоты обуви и шуршание одежды. Каждый стоящий в храме, слыша покаянные слова, в мыслях своих просит Господа о помиловании, о прощении, чтобы направил Милостивый Владыка ноги их на путь праведных дел и не вспомнил зла. Припоминают они свои грехи и сокрушаются, мотая головами и проливая горькие слёзы.

Ещё вчера всё село весело гуляло масленицу, пеклись блины, дымили пузатые самовары, и весело играла тальянка, а сегодня началась другая жизнь у православного человека. Так и в жизни, сегодня ты счастлив, весел и полон сил, а завтра, быть может, не встанешь с постели. Умирают не только старые, но и юные, молодые, здоровые крепкие люди, которые, казалось бы, полны энергии. Потому стояли они и молили Бога о милости. Не все доживут до Пасхи, всякое может приключиться, но здесь и сейчас происходит тайна примирения человека с Богом.

В этот момент, Пётр вспомнил умирающего молодого барина, а вернее монаха Макария, у которого он принял последнюю исповедь.

Он истово перекрестился и нахмурив брови закрыл глаза и промолвил:

– Гооооо-спо-ди! Прости его, ведь он всей душой любил Тебя, а искушения вытерпеть не смог, прооостии его!

Так стало ему жалко молодого заблудшего монаха, именно в этот момент, когда сам он находился в покаянном состоянии. Он, вспомнив о нелепости и внезапности этого случая, умолял Господа не попустить нечаянной смерти ему. Враг может закрутить так, что замкнутся глаза пеленой гордыни, тщеславия и всё, понесёт так, словно по речке в весеннем разливе, разбивая о льдины и стараясь погубить твою душу.

– Душа моя, душа моя, не спи, восстань из погибельного сна греховного, – твердил себе Пётр, – Держись Спасителя и спасёшься.

Четыре вечера продолжалось пение Великого покаянного канона, а в пятницу по обычаю была общая исповедь в храме, и в субботу первое Причастие на полной Литургии. Все домашние Петра также приходили на канон, а после исповеди, Причащались Святых Христовых Тайн.