Читать книгу Сонные озера - - Страница 2

Макс.

Изображение дрогнуло, подернулось рябью.

Высокий темноволосый мужчина расплылся кругами на воде, теряя свои очертания. Показавшись лишь на пару секунд, он снова пропал быстрее, чем его можно было бы внимательно рассмотреть.

Макс недовольно фыркнул и отстранился от воды. Сегодня ему опять не повезло. Пусть он был еще мал, но уже знал, что, если картинка в воде вот так вот обидно пропадает, то – не менее обидно – сегодня она больше не покажется вообще. Может, конечно, она покажется позже, вечером, но у Макса никак не было возможности прождать ее появления так долго. Это если мужчина не решит вернуться аж ночью. Макс приходил к этому озеру уже не в первый раз, но до сих пор не мог понять, почему иногда странного мужчину видно хорошо и долго, а иногда вода остается просто водой, не отражая ничего, кроме солнечного света, назойливо лезущего в глаза.

А еще Макс знал, что станется, если взрослые узнают, что он опять сюда забегал. Папа неодобрительно покачает головой, а дядя Велир покроет ругачками. Второе для ребенка было не так страшно, как папин неодобрительный взгляд и его плотно сжатые губы, но все-таки неприятно: потому что заслуженно. Макс же вроде как виноват.

Его папа вообще не любил, когда Макс терялся, даже если совсем на минутку. Дядя Велир называл его папу за это “сраной наседкой”. Впрочем, разговоры взрослых почти всегда пролетали мимо детских ушей, а иногда папа даже сам выставлял Макса в другую комнату, чтобы тот не слушал и “не учился у дяди Велира плохому”. Не то, чтобы это было обидно, но иногда было – ровно до того момента, как ребенок увлекался порхающей поверх цветков бабочкой летом или сосулькой странной формы зимой.

И, кстати, как бы Макс не пытался представить своего папу, квохчущего и с кучей перьев, это у него так и не получилось. Его папа не был наседкой, он был просто папой  – только очень волнительным. Возможно, самым волнительным в деревне. Если уж нужно придумывать прозвища, то ребенок назвал бы своего отца “волнушкой” – он недавно даже запомнил, как правильно это написать. В то время, как другие дети могли бегать по всей деревне и ее окрестностям, держа в голове одно единственное обязательство: вернуться целыми к ужину, маленький Макс должен был отпрашиваться у папы заранее, а потом подробно рассказывать, куда и зачем он ходил, а еще как надолго и кого видел. Ребенок только-только начал сравнивать свою жизнь с жизнью других детей своей деревни, поэтому еще не видел в происходящем ничего неправильного, но уже начинал подозревать, что ему не доверяют. Впрочем, детская наивность еще позволяла ему верить в то, что с папой достаточно будет просто правильно поговорить и тогда получится убедить его в том, что Макс уже большой и ничего страшного с ним ни в деревне ни в родном лесу не случится.

Ласковый и наученный любви, Макс все откладывал этот разговор: каждый день после тяжелой работы его папа буквально-таки валился с ног. Папы хватало только на то, чтобы обнять сына и расспросить его о том, как прошел его день да рассказать о своем. А приголубившись под тяжелой и теплой отцовской рукой, Макс раз за разом просто засыпал.

Он еще не умел врать, поэтому прокалывался каждый раз, но иногда ему везло заснуть до рассказов об озере. Странное дело: в деревне об озере вообще не знали, несмотря на то, что оно было совсем близко к ней. Но его папа Максу верил, хоть и не одобрял. Каждый раз он просил Макса больше туда не ходить, а еще молчать обо всем увиденном в деревне.

Однако, удержать детскую душу невозможно, и исправно выполняя второе обещание, про первое мальчик зачастую забывал.

Его дядя Велир был знахарем, а папа много работал в чужих домах. Поэтому, когда ребенка оставляли с дядей, они почти наверняка шли в лес. А в лесу Макс уже научился улучать момент, когда дядя закапывается в свои травы настолько, что начинает аж бормотать себе под нос. Как только бормотание начинает звучать с громкостью обычного дядиного голоса, Макс понимал, что можно незаметно бежать.

Если бы у него спросили, как именно он находил дорогу к своему любимому озеру, то ребенок бы не ответил. Он как-то то ли интуитивно знал, куда нужно идти, то ли сам лес рисовал ему верную дорожку среди своей сочной травы. Но неизменно мальчик выходил туда, куда нужно. Сам он считал, что находит путь потому что очень хочет его найти. В пять лет любое стремление еще кажется выполнимым, если только очень хорошо в него поверить.

Сегодня озеро показало ему, как незнакомый мужчина злился и кидал что-то в стену, громко открывая рот. Макс не слышал слов, но ему было хорошо видно, что мужчина открывал рот очень громко – это это ребенок понял даже за то короткое время, что вода позволила ему заглянуть внутрь себя. Сперва похожая на обычную воду, какой она бывает в речке, только стоячую, перед тем, как показать картинку, она рябила и дрожала, а от ее поверхности до самой макушки Макса поднимался густой-густой и прохладный пар. Потом дрожь рассеивалась мелкими кругами, словно в озеро кинули камень, а в центре кругов рождалась история.

Сегодня мужчина злился. Максу это не понравилось, но он уже уяснил, что не может сам выбирать картинки. Пробовал ну очень сильно этого захотеть, но результата не вышло. Он сердился на это, но быстро забывал об обиде, залюбовавшись историями воды.

Иногда странный мужчина смеялся, иногда плакал. Макс слышал, что мужчины не должны плакать, так говорили в их деревне, но тому, что сидит в воде, видимо, было плевать на наставления деревенских тетенек и дяденек. Он поэтому и был странным, что делал зачастую такие вещи, которые ребенок никак не ожидал от взрослого. Те же слезы например. Макс видел, как бабы в их деревне голосят и ревут в три ручья – в доме у дяди Велира и не на такое насмотришься, – но никогда не видел, чтобы так, заламывая руки и покачиваясь из стороны в сторону, плакали мужчины. Папу своего, например, он таким представить вообще не мог.

Иногда мужчина долго стоял с неподвижным лицом, какое Макс видел только у покойника на столе у дяди Велира, пока ребенка быстро-быстро не вытолкали из дома прочь. Только мужчина в озере мертвым точно не был: даже замерев полностью, он все равно дышал.

Что бы он ни делал, вокруг него почти всегда маячила серая дымка. Сперва Макс подумал, что это ил посерел и стелется так неудачно, что смотреть мешает, но потом понял, что ил – он же не может улыбаться и глазеть… Дымка ребенку казалась какой-то нехорошей, словно она мешала мужчине спокойно дышать, как кошка, в ночи запрыгнувшая на грудь.

Иногда мужчина из озера был еще парнем, молодым, как старший сын мельника, только сильно худее и каким-то изломанным. Иногда – еще мальчиком, почти как Макс или немногим старше, но тоже каким-то дерганным, ломким, пугливым. Макс до этого никогда не видел настолько пугливых детей. Иногда – мужчина был почти дядькой.

“Такому бы работать, как папа, а не в озере сидеть…”

Иногда он спал, и вообще ничего было не разобрать.

Когда водная гладь показывала его мальчиком, то возле него зачастую мелькали разные люди. Но, к сожалению Макса, они были очень-очень размытыми и непонятными. Макс заметил только то, что каких-то из них мальчик боялся.

Максу многое казалось странным: например, возле мальчика бывал большой-большой дядька, почти как папа самого Макса, – но мальчику не было от этого весело. Мальчик каждый раз старался от большого дядьки поскорее уйти, даже спрятаться. Это выглядело так, словно он в своем озере совсем не знал главного правила: нужно же просто улыбнуться, дернуть за рукав (может быть, несколько раз) и вскарабкаться по подставленным рукам вверх, на плечо, или, может, на шею. Макс знал, что оттуда все видно намного лучше, а еще, когда он так делал, папа всегда смеялся по-доброму и придерживал его рукой за спину! Мальчику из озера такое точно бы понравилось, и очень странным казалось Максу, что он так не делает.

Он во многом был чудным, и, может, поэтому Макс только смотрел на него через воду и ни разу не попытался поговорить.

Он поднялся, отряхнул грязные колени. С досадой отметил, что запачкались штаны, и теперь придется их стирать. Самому, потому что его папа устает после работы. Макс сам забрал у него стирку, чтобы дать отцу отдохнуть. Хоть немного, но даже в свои годы он старался помогать любимому папе тем, чем уже мог помочь.

Но лесная тропинка все равно каждый раз вела ребенка к озеру. Макс оглянулся, приметив два больших дуба, сцепившихся кронами. Странное дело: дядя Велир говорил как-то, что дубы не растут слишком близко друг к другу, но Макс своими глазами видел, что могут и расти. Не слишком высокие даже для ребенка, но с пышными ветвями, с корой в глубокой рытвине, они всегда были тем самым знаком, что он почти добрался до цели. Желудей вокруг этих дубов не валялось даже в самом конце лета, зато зелеными они вечно висели на ветвях.

Наверное, дубовая арка была волшебной, думал ребенок, но наверняка знать не мог. Хотел бы спросить у взрослых, да только дядя Велир не поверит, да и папа поди тоже.

Макс захватил небольшую палочку: выковырять озерную грязь из-под ногтей, пока будет идти к опушке. Ласково погладил ствол большого дуба, кивком поприветствовал перешептывающихся птиц. Они были смешными: пузико желтое, спина черная, а их это совсем не волнует, поют себе и поют. Макс подумал о том, что хотел бы себе такое пузико, только на денек или на годик, красиво же. И тоже петь будет.

Макс с дядей Велиром почти закончили собирать травы, а это значит, что скоро они пойдут к нему домой, есть кашу и пить свежее молоко. Макс довольно улыбнулся, представляя, как он сможет подремать на крыльце, пока дядя Велир будет возиться с пучками и ниточками: дяде всегда нужно, чтобы все было перевязано и висело высоко-высоко под потолком и по стенам. А вечером придет папа Макса, откроет теплые объятия, улыбнется, погладит по голове.

“Ты же не мешал Велиру, Макс?” – его папа всегда так спрашивает.

А Макс помотает головой, чуть сердито – ну какой же из него мешальчик, он же, наоборот, помощник, целое лукошко чистотела собрал! А потом папа будет отказываться от еды, но дядя Велир все равно усадит его на стол и заставит съесть кашу. Такого большого папу заставить есть может только дядя Велир, это почему-то очень нравилось ребенку. Он твердо решил, что в чем-то хотел бы быть похожим на дядю. Знахарь был вроде как тонким, хрупким, совсем узким для взрослого, но умел сказать пару фраз так, чтобы все слушались. Обычно для этого он говорил всякие страшные вещи о болезнях – такие, что после его слов даже самый неверующий деревенский мужик осенял себя знамением Релена. Дядю Велира в деревне любили не все, это понимал даже ребенок, но все равно деревенские шли к нему за советами и пахучими мазями да бутыльками с мутной жидкостью. А иногда просто ради того, чтобы посидеть в доме, вдыхая запах подсыхащих трав. Вот в этом Макс прекрасно их понимал: в доме дяди Велира время как будто останавливалось, поглощенное бурной игрой запахов. И хоть сам знахарь вечно носился из угла в угол, ругаясь при этом на все подряд, но, такой необычный на фоне остальных, его дом жил словно сам по себе. Даже если дядя Велир был недоволен, то сушеные цветки подмигивали ребенку с полок, а корешки книг обещали новые рассказы и знания.

Папа как-то рассказывал Максу, что книги – это большая редкость и о самом том факте, что Макса учат читать, ему лучше помалкивать, но мальчик только фырчался. Его папа воистину был “волнушкой”, и ребенку было сложно даже представить себе, что папа может о чем-то не беспокоиться. Кроме этого, ребенок знал, что книги у них в деревне есть не только у дяди Велира, но и у богатого мельника, и у судьи, и даже у старой пряхи. Ей они, правда, достались по наследству от почившего мужа, который был то ли мелким лордом то ли кем-то в этом духе. Но остальные дети в деревне действительно не умели ни читать, ни писать. Слишком много о книгах Макс не рассказывал: из-за того, что папа редко пускал его гулять с ними, они уже начинали сторониться Макса.

Он не заметил, сколько просидел возле озера. Если в домике у дяди Велира время замирало, то здесь оно словно вообще не существовало – настолько, насколько это мог понимать ребенок. Озеро, наверное, было сделано специально, чтобы рассказывать истории, а не вмещать себя во временные рамки, и пусть для мальчика это было скорее неосознанным впечатлением, но даже он мог заметить, что что-то возле этого озера было не так. Живое воображение рисовало ему самые невероятные объяснения происходящего, но Макс слишком быстро отвлекался на другие мысли и все забывал.

Как и сегодня: стоило ему пройти под аркой, как вдали в лесу что-то громко зафырчало, и ребенок бегом устремился туда. Под кустом шиповника лежал неудачно упавший ежик, которому Макс и посвятил свои мысли до ближайшего вечера.

Бедняжку он перевернул, взял на руки и кое-как усадил на плечо. Иголки животного легонько царапали шею, но сам ежик сидел спокойно, как будто быстро и правильно сообразил, что Макс его ни за что не обидит.

– Это, мать твою, еще чего такое? – ожидаемо фыркнул на них дядя Велир, поправляя покосившиеся очки.

Макс знал, что эти очки были самым дорогим, что было из вещей у дяди, а еще они очень смешно спадали с его острого носа, пока знахарь не приловчился подвязывать их с обеих сторон тонкими веревочками. Макс повеселенно улыбнулся и протянул дяде ежа.

– Это мой новый друг! – довольно сказал он, без страха наблюдая за тем, как вытягивается худое лицо напротив.

Дядя Велир, пускай и ругался, как вся остальная деревня вместе взятая, но, кроме слов, ничего не делал, поэтому он казался ребенку совсем-совсем не страшным. Прозорливым детским взглядом – тем самым, который еще умеет смотреть не глазами, а сердцем, – Макс видел, что знахарь ворчит только потому что привык и просто не умеет по-другому.

– Друг! – хмыкнул дядя Велир, наклоняясь поближе к животинке. Макс просиял и довольно тыкнул в нос дяде носом ежика. – Да что б тебя, шкет!

Ежик клацнул маленькими зубками, когда дядя потешно отскочил и нахмурился.

– Ты его пугаешь! – возмутился Макс.

– Ты гляди, какой важный выискался! – ответил дядя Велир. – Еще чего скажешь?

Макс задумался.

– Еще скажу…

– Слышь, малец, ты у меня щас договоришься, – предупредил дядя. – Ежа своего верни, откуда взял, и тут будь. Мне перед твоим папкой за тебя отчитываться… как будто меня не волнует, когда ты херню всякую подбираешь… – продолжил он чуть тише. Поморщился. – Короче! Зверье в кусты, а ты чтобы тут был! Ясно али повторить для дебилов?

Макс насупился.

– Я не дебил, – возразил он.

– А похож на дебила, – хмыкнул дядя.

– Я папе все расскажу!

Знахарь, только нагнувшийся возле очередного куста, неспешно обернулся и ухмыльнулся. Корзинка возле его ног была уже почти полна трав, а это значило, понял Макс, что они совсем скоро пойдут домой. А если они пойдут домой, то скоро за ним придет папа. И пусть жаловаться вроде как было нехорошо, но если другие методы с дядей не помогали, то ребенок готов был прибегнуть и к такому.

Дядя Велир вдруг прыснул.

– Расскажешь, что я тебя дебилом назвал? И что он мне сделает, папка твой, обругает? – спросил он почти мирно.

Мальчик ответил даже не задумавшись.

– Он на тебя сердито посмотрит!

Дядя прыснул громче. Положил свежесрезанную веточку в корзину. И рассмеялся – как всегда, слишком резко, каркающе, но достаточно заразительно, чтобы ребенок подхватил его веселье.

– Да-а, – протянул он, отсмеявшись, – это прям страшно, – сказал он и снова засмеялся. Макс довольно закивал.

Он сам знал, что самым страшным папиным оружием был неодобрительный, сердитый, если даже не разочарованный взгляд. Если дядю Велира в деревне опасались за громкий крик, то папу Макса никто не хотел расстраивать потому что он умел вот так вот смотреть. Так, что провалиться хотелось на месте что пятилетнему ребенку, что старику с бородой цвета свежего снега.

Наконец отсмеявшись окончательно, дядя Велир все же кивнул на ежика.

– Животину на родину верни давай, – повторил он, и добавил: – Да поживее, а я тебе за это расскажу, чем ежей пугают. Вот этим папку порадуешь.

Макс удивленно вытаращился на знахаря. Дядя Велир, хоть и ворчал, но хранил в себе такие секреты, которые не мог знать никто другой. Мальчик довольно улыбнулся и осторожно опустил ежика в кусты.

Мягко, крадучись, он подошел к дяде. Присел с ним рядышком и заглянул ему в лицо.

– Чем пугают? – переспросил.

Дядя Велир расплылся в хитрой, самодовольной улыбке.

– Голой жопой, – ответил он, и ребенок пораженно ахнул. – Все, закончили тут. Домой пошли.

Он поднялся.

– Папку порадовать не забудь, – добавил он, подавая руку ребенку.

Макс, сияя, схватился за нее и резко поднялся следом. Весь мир таил еще много скрытых от него знаний, и сегодня та часть мира, что была дядей Велиром, поделилась с ним еще одной тайной.

– Порадую! – искренне пообещал он, повисая на худой дядиной руке под его довольный смешок.