Читать книгу Сонные озера - - Страница 4

Лиз.

Она минула простенькие деревенские дома легко и быстро. Как и всегда, проходя по Ислеру, Лизари закрыла глаза и шла только прислушиваясь к ощущениям. Непокрытая голова с расплетенной косой и сама манера так передвигаться легко выдавала в ней ведьму. Деревенские косились на нее недолго, а потом теряли интерес – оставив его лишь в том, чтобы прикинуть, в чем им могла бы понадобиться ее помощь, если они найдут, чем заплатить. В самом Ислере ведьм или колдунов не было, а пришлые заглядывали нечасто. По простому платью да потертому заплечному мешку в девушке угадывалась именно свободная ведьма, а не служащая, а с такими, как всем было известно, и сторговаться легче – да и для души дело иметь приятнее.

Не то, чтобы помощь ведьм так часто требовалась деревенским: если не считать блажей в духе приворожить, отворожить, нагадать да отгадать, да еще духов отвадить. А ведь чаще всего люди просили именно о таком. Лизари тихо улыбнулась сама себе, представляя, какое представление сможет разыграть перед тем как согласиться на несусветицу, на которую ее магия не была способна. Если бы хоть кто-нибудь из магов действительно мог заглянуть в будущее, то любая жизнь потеряла бы смысл, считала Лизари. Ведь в чем смысл ждать завтра, если уже прожил его – пускай и на слух.

Ее магия была другого толка, и пусть раз за разом в новой деревеньке жителями это было невдомек, но та посильная работа, которую могла бы исполнить ведьма – это повалить несколько деревьев, расчистить дорогу или место для дома; подправить стены или просто душевно дать кому-нибудь в нос. Не то, чтобы последним она занималась больше пары раз.

Но когда занималась, это было все-таки достаточно весело.

В любом случае, на любые деревенские просьбы как-нибудь ответить она сумеет: и пусть несуществующих духов не отпугнет, но поиграет со светом и тенью достаточно, чтобы местные поверили. Хорошее отношение не берется из воздуха, зато, как высечь из него несколько искр для завороженной публики, Лиз знала.

Иногда она еще занималась тем, что учила детей и редких взрослых из подобных деревушек или мелких городов самым азам. Тех, чья магия пробудилась, но не могла найти правильный выход, а сами юные маги были недостаточно сильны для школы при городе или не имели обеспеченных родителей. Сильных магов и условных “среднячков” имперцы отбирали сами, периодически разгуливая по стране. Правда, они все равно не заходили прям совсем всюду. Возможно, из-за человеческого фактора: простой лени. И иногда сильные маги из самых мелких деревень так и не получали образования. Ну а слабые – в любом случае Императора не интересовали, поэтому в школу поступить могли только после нехилой родительской мзды. Лизари… была, пожалуй, средней силы ведьмой, но в то время, когда пробудилась ее магия, Император еще не пришел к власти, и тогда, при старой системе, даже средней силы простолюдинке не светило ничего. Повезло, что для нее сыскалась учительница в родном городе.

И, да, Лизари сама понимала, что познания ее можно в какой-то мере назвать “древними”. Никаким ученым словам ее не научили, никаким ученым словам не могла научить и она сама. Но сухая учительница со старушечьим лицом хорошо выучила юную Азинию (это было еще до того, как Лизари сменила имя) на практике. А разве нужно деревенскому магу знать, как правильно зовется та ерунда, которая гоняет тепло по его телу, если он умеет правильно ту ерунду направить – и может закалить свой топор так, что тот срубит любое дерево?

Ей это было даже приятно: смотреть, как человек понимает, что и куда нужно вести, чтобы сделать свою жизнь проще. И как он осознает, что, мол, наконец-то неподконтрольные всплески магии останутся в прошлом, потому что теперь он сможет расходовать лишок по своему желанию, а не копить, копить, копить, пока тот не выплеснется сам. Лизари видела последствия таким всплесков: честно сказать, приятного в картинках было мало.

И как же иногда она была благодарна Релену за то, что никто, кроме самого мага, не мог разглядеть в нем его дар! Император велел отбирать из людей магов вне зависимости от их собственного желания, и пусть обучающиеся в школах всегда имели кров и еду, а их родственники получали какую-никакую деньгу, но Лизари своими глазами видела семьи, которые нельзя было разрушать по указу правителя. Не каждая мать может пережить потерю ребенка, даже если потерей считать сведение к крохам их дальнейшее время вместе. Таких детей свободная ведьма учила со всем усердием, которое находила в своем сердце, лишь бы только те смогли спрятать магию от слуг Императора и от соседей, умея выплескивать излишки самостоятельно. С нее самой плату в казну брали потому что она не скрывалась, но брали не так много, чтобы это как-то мешало ей жить.

Иногда, конечно, даже Лизари покрывала плечи скромным платком и хотя бы заплетала волосы в косу – пусть в больших городах и почти везде на севере люди давно научились игнорировать одиноко странствующую женщину, но в мелких деревушках и на востоке страны на нее все равно глазели, как на пятое чудо Релена. Хотя, пожалуй, тут было бы уместнее сравнить с чудом Астала, невесело улыбнулась она про себя. Обычно подобное внимание ведьме льстило, но жизнь в дороге научила предосторожностям даже ее.

Сейчас она наконец-то пришла к дому. К дому – для нее это не в понимании “место, где можно долго прожить”, а скорее в “место, где можно расслабиться и быть, пока тебя не выгонят”. Дома в первом понимании у Лизари не было никогда, и он никогда не был ей нужен. Даже когда она еще жила с отцом и с братьями в родном городе. Дорога, дорога, дорога манила ее столько, столько она сама себя помнила.

“Прогонишь сразу али нет? – повеселенно подумала она, перепрыгивая через невысокую калитку. – А ежели и прогонишь, то смирился ль с тем, что никуда я не уйду, родной?”

Дом знахаря Велира, тощего паренька из Ислера, стал ее домом в тот момент, когда сам знахарь стал для нее не просто случайным встречным, а кем-то вроде личного ворчуна. Лизари широко улыбнулась, представив, как Велир среагировал бы на это прозвище.

“Нужно будет назвать.”

Она потратила пару мгновений на то, чтобы представить, как забавно коротко округлятся глаза знахарька на новое прозвище, а потом, словно изогнувшаяся перед нападением рваная змея, нахмурятся его брови. Самим нападением будет поток брани, которыми Велир покроет всю ведьму с ног до головы. Если бы из редких усиков да из бородки знахаря выщипывали бы по волоску за каждое браное слово, то он остался бы с совершенно голым лицом еще на середине речи.

За его спиной, как всегда, будут висеть у стенок подсыхающие травы, а на печи тихо клокотать очередное варево. Лизари в знахарских делах не смыслила почти ни фаргуса, но посмотреть на них да вдохнуть ни с чем несравнимый запах ей всегда было приятно.

Тем более, что совсем скоро Велир отойдет и позволит путнице прикорнуть на второй лавке (еще в прошлый ее визит она облюбовала лавку для хворых, как назвал ее Велир). А пока ведьма будет лежать на ней, восстанавливая силы после дороги, они так или иначе разговорятся уже по душам. Всегда, конечно, был шанс, что Велир наконец-то завел себе жену да детишек с ней народил, но чутье подсказывало ведьме, что пока что этого еще можно было не опасаться.

У самой двери она на секунду замерла в нерешительности, какая всегда овладевала ей перед чем-то долгожданным. Еще раз представила лицо Велира – и уверенно распахнула дверь.

– Ждал, скучал али молил о встрече? – пропела она в спину вздрогнувшего знахаря. – Варианта у тебя всего три, родной, и лучше тебе не ошибиться с верным ответом!

Сказала и счастливо застыла в ожидании реакции. Родная спина у стола расправила плечи, а родная рука отложила пучок и нитки. Когда Велир повернулся, ведьма готова была сиять от радости.

Как мало иногда нужно в жизни – только иметь мгновения, подобные этим, подумалось ей.

– Явилась, – скривил губы Велир.

– И я по тебе, родненький! – Лизари обвила рукой дверной косяк так, словно обнимала живого человека.

Велир хмыкнул. Быстро, под восторженным взглядом ведьмы, прошел к ней. От объятий увернулся, сам положил ладони ей на плечи и оттеснил из двери на улицу.

– Свалила, – он сказал это почти ласково.

И захлопнул перед ее носом дверь.

Лизари рассмеялась.

“Всегда ты так! А где радушие?”

Легкое движение руки и тихий шепот, подчинивший себе потоки ветра – и дверь открылась сама по себе, казалось бы, без ее прямого участия. Лизари даже руки примирительно подняла: смотри, я не трогала. И тут же прошла в дом.

Велир ожидал. Он закатил глаза на пылкие объятия, но все же и сам пристроил руки на спине ведьмы.

– Во-от, – похвалила она. – Вот таким ты мне по душе, подосиновик! Того и гляди, обласкаю, так совсем человеком станешь!

– Мужика себе найди, его и ласкай, – буркнул Велир и отстранился.

– А ты чего, не мужик что ли? – притворно удивилась Лизари.

Велир открыл было рот, чтобы что-то ответить, но, должно быть, улыбка ведьмы так однозначно намекала на ее отличное настроение, что спорить с ней не стал даже он. Или, что тоже имело вес, он мог просто радоваться приходу Лизари, пусть так и не научился этого показывать.

– Жрать будешь, дурная? – спросил он, и она кивнула.

Когда они встретились впервые, она только-только начинала осваиваться в ее собственном новом мире: мире дорог без края и конца. Тогда ее влекло непременно подальше от привычных краев – но слишком далеко отходить она еще не решалась. Прошла Хиддул, прошла Рисиум, Льякьюр, Ортал, а затем свернула на самый север – взглянуть на горы, что отделяют их страну от соседнего Кильгараада. Там, в торговом городке Тарборо, стянула на голодный живот немного яблок у торговца, но стянула слишком заметно – и пришлось от сыновей да друзей торговца побегать. Убегая, Лизари, как всегда полагалась только на магию: бежала, закрыв глаза, лишь телом чувствовала, где ждет ее на дороге кочка, а где есть опасность вписаться в зазевавшегося человека

Честно сказать, тогда она просто искала кого-нибудь не очень большого, но с очень длинным плащом. Быстро пробегая по улицам, она чувствовала ту самую свободу, ради которой была и здесь – и везде – и крики со спины ее только подбадривали. Ну стащила яблок, жалко что ли, а вон как раскричались. Сами, видать, дураки, решила тогда она, и затесалась в толпе. Магию пустила быстрей по венам, пусть та ведет ее движения, чтобы Лизари не вписалась ни в кого с разбега. Ей нужен был человек с длинным плащом, а давать тормозить себя другим людям она не желала.

Скользнула между парочкой, медленно шаркающей по дороге. Проскочила под поднятой рукой какого-то старика.

Когда Велир, полностью подходивший под ее нужды, оказался на пути, то Лизари не раздумывая юркнула к нему под плащ. Быстро подобрала юбку, чтобы та не мешала и не выдавала ее зазря. Найди ее сейчас, то, может, поколотить и не поколотили бы, но заварушка бы вышла знатная, да и яблоки пришлось бы вернуть.

Устроившись за столом Велира и наблюдая за тем, как он копошится у печи, Лизари позволила памяти потечь в русло воспоминаний.

– Че за херня?! – только и успел тогда возмутиться молодой, на ощупь – совсем худощавый мужчина, к которому Лизари прижалась.

– Тише, ты меня от смерти спасаешь! – быстро ответила она и запахнула его плащ.

– От какой, мать твою?!..

– Да тише!

Он притих сразу, как только рокот шагов послышался с другой стороны улицы. Притих, приобнял ее рукой, прижал к себе поближе, сглотнул – Лизари с удовольствием прильнула к пахнущей какими-то диковинными травами худой груди. Довольно услышала быстрый-быстрый стук сердца и легко поняла: ее неизвестный знакомый боится погони побольше ее самой.

Впрочем, хоть Лизари и допускала, что может попасться сыновьям хозяина лавки и привлеченным шумом зевакам, но полагала, что легко от них отобьется. В городе ее магии было мало места, чтобы развернуться, но она наверняка что-нибудь бы придумала.

Как, например, юркнуть под плащ к теплому незнакомцу, всем телом вздрогнувшему в тот момент, когда шаги промчались уже мимо них.

Лизари не сдержалась и слегка пощекотала незнакомца под плащом.

– Ты чего, дурная совсем?! – тут же взился незнакомец, почти взвизгнул, выпустил ее из плаща и быстро-быстро потащил в какую-то подворотню.

Лизари пошла (хотя скорее побежала) за ним спокойно, заинтересованно, привычно пуская магию по ногами и рукам, чтобы отпихнуть, если мужчина попробует к ней полезть. Ему повезло, что он этого не сделал: он только почти швырнул ее в стену, явно не рассчитав силы, и спросил уже громко, подскачившим на последнем слове голосом:

– Это сейчас что за херня была, а?!

Сейчас он плюхнул перед ней плошку с чем-то, не выглядящим вкусным, но явно съесным, и уселся напротив. Спросил почти то же самое, только спокойнее:

– Ну и чего приперлась? Не шуми, кстати, – добавил, – шкета мне разбудишь.

Ведьма даже от воспоминаний отвлеклась.

– Релен помилуй! У тебя ребенок? – спросила она, внимательно вглядываясь сперва в нахмурившегося знахаря, а затем – в дом.

– Тише, говорят же! – цыкнул Велир и потянул себя (она уже заметила эту его вечную привычку) за волосы. – Не мой.

Лизари тихо хихикнула.

– Сочувствую, а что, травки не помогают?

Велир непонимающе нахмурился.

– Да при чем тут… – начал он и осекся. – Срань Реленова, Лиз! Не. Мой. Чужой, в смысле. Кретинка, только притащилась, а уже мысли путаешь, ведьма!

– Вель, ты его сейчас сам разбудишь, – довольно заметила она.

Знахарь только скривился, махнул рукой, и повисла тишина.

Пожалуй, эту тишину, в доме Велира или просто рядом с ним, она любила больше всего. Тишина бывает разной, Лизари хорошо это знала. Бывает колкой и острой, как воздух в полях поздней осенью перед самой грозой. Бывает приторной до неприятного, как душок в городской пекарне. Бывает спокойной и наполненной мягким ароматом трав, тихим треском подсыхающих пучков и едва слышным бульканьем на печи целебного настоя.

Велир смотрел на нее все то время, что Лизари ела, и взгляд этот она уже тоже хорошо знала. Пусть вслух знахарь мог сказать немного, но по взгляду, гуляющему по ее лицу, плечам и рукам, она все поняла.

– Не хворала, – ответила она негромко на незаданный вопрос.

– Хоть тут с тобой мороки не будет, – фыркнул Велир.

Прошло еще несколько минут тишины: она заканчивала с похлебкой, перед тем, как он спросил, уже совсем мирно:

– Надолго?

Лизари пожала плечами.

– А как пустишь? – спросила она, и Велир тут же ответил:

– Юлить будешь – сразу выпну, – предупредил он. – Потом куда?

– На море, – ответила Лизари и улыбнулась. – Привезти ракушку?

– А это еще чего?

– Дядя Велир, а это что за тетя? – отвлек их от разговора тоненький голосок со стороны перегородки (особой гордости не признающегося в этом Велира).

Лизари обернулась. И тут же увидела хозяина голоска.

Мальчонка лет пяти еще зевал, одной ручкой держась за комод, а другой потешно потирал глаза. Он еще не проснулся до конца и, казалось, вот-вот уснет снова, прямо стоя. С одного его плеча сползала аккуратно заштопанная рубашонка, а доходящие до коленок носки явно принадлежали кому-то сильно старше. Покрасневший и примятый носик выдавал в хозяине любителя спать на животе. А еще мальчик был растрепан так, что для полноты сходства с птичьим гнездом в темные волосы не хватало только воткнуть пару-тройку веточек да посыпать их сочными листьями.

Это все мило напомнило ведьме о самом младшем из ее братьев. Сенек по утрам выглядел точно так же. И именно поэтому Лизари хорошо знала: внешне сонный вид ребенка обманчив, и сколько бы тот не зевал, уложить его обратно в кровать уже совершенно невозможно.

Она выпрямилась и приветливо улыбнулась.

– Не мой, – не так поняв эту улыбку, ворчливо напомнил знахарь.

– Да уж вижу, – тут же ответила Лизари. – От твоей рожи такой красивый не народился бы! Привет, чижик, я тебя разбудила?

Мальчик пожал плечами. Прошлепал до лавки, спокойно уселся за нее прямо напротив незнакомого взрослого и вытянул под столом ноги.

– Дядь Велир, дай покушать, – попросил и впился глазами в Лизари.

– Вот те раз, ты до стола дорасти сначала, а потом командуй, – огрызнулся Велир, но поднялся, чтобы налить похлебки и ребенку. Перед ним поставил, в отличие от ведьмы, еще и яйцо да положил пару груш. Лизари комментировать не стала.

– Я уже дорос! – возмутился ребенок перед тем, как взяться за еду.

Подхватил маленькой ручкой большую для него ложку, коротко постучал по ней пальчиками, взвешивая в руке, и уткнул основанием себе в нос. Перевернул, накрыл широкой частью один глаз, затем другой – и только после этого приступил к еде.

– Тебе папка не говорил, что с утра пораньше желудок набивать вредно? – совершенно беззлобно уточнил знахарь.

Мальчик опустил взгляд к полу, на полном серьезе вспоминая. Наконец ответил:

– Папа говорит, что еда и кров – благословение Релена, а про утра… нет, дядя Велир, не говорил ничего. А чего, Релен по утрам сердится? Если он сердится, то я потом скажу извинюсь просто! Ой! Схожу, – он задумался. – Не, не пойду, я дома извинюсь… Но я же все равно утром есть буду, потому что я голодный проснулся. А если я голодный проснулся…

– Да вы, батенька, философ! – хихикнула Лиз.

Мальчишка повеселенно улыбнулся, он уже окончательно растерял от длинной фразы весь свой сонный вид. Нахмурился. И вскоре снова улыбнулся.

– А я знаю, кто такой философ. Мне папа говорил, – с важным видом сказал он.

– Дела! У тебя папа умный что ли? – почти искренне удивилась Лизари.

Мальчик просиял.

– Самый умный и самый большой! – довольно возвестил он. Поднял маленькие ручки и развел их в стороны, неловко описывая круг. – Вот такой большой…

– Вот как? А сильный? – поддержала ведьма.

– Самый-самый сильный! – похвалился мальчик и этим. – Вот тебя одной рукой поднять сможет!

– Да ну!

– Да! А другой дядю Велира! И меня еще, и… и вообще всех в деревне, вот такой сильный!

От натуги он раскраснелся, засияли серые глаза. Лизари невольно представила себе его папу: высокого, статного мужчину, наверняка даже в ее вкусе, с густой темной бородой и темными, как у мальчишки, волосами.

– А ты красивая, – вдруг сменил мальчик тон и сказал это совсем мягко.

Велир закашлялся. Лизари стало совсем хорошо и тепло.

Казалось бы, совсем маленький, а уже пробует думать, отметила она про себя. И папу любит. Далеко не всем детям везет с подобным, ведьма поняла это еще в первый год своих странствий. Ей было приятно видеть ребенка, который так же, как и она сама, вкусил отцовской любви и готов отплатить отцу тем же.

А еще Лизари очень повеселил тон его последней фразы. Она тюкнула знахаря локтем.

– Вот, учись, – сказала и рассмеялась, – как с женщинами надо! Малец тебе до локтя не достает поди, а уже вон, умеет. А ты, мухоморчик, умеешь только грызться да кусаться, человек ты али кот уличный? – и добавила быстрее, чем Велир разразился бы новой порцией брани: – Как зовут-то тебя, дамский угодник?

– Кто? – не понял ребенок.

Лизари приосанилась. Поправила волосы, выпустив темные, чуть вьющиеся на концах пряди из-за плечей, и повернула верной стороной амулет на груди. Сам амулет она носила больше для отвода глаз и подчеркивания статусы ведьмы, защищал он только от слабых поветрий, зато был большим, медным и в самом его сердце, обрамленном лучами как на солах Релена, блестел черный обсидиан – точно в цвет ее глаз. Лизари во многом-то и носила его только из-за последнего.

Ребенок залюбовался. Велир закатил глаза.

– Я тебя веником отхожу, если щас его в такое просвещать начнешь, – предупредил он. – Вот с первого слова – сразу веником, попомни мои слова.

– В баньку зовешь, родненький?

– Завали, а!

Лизари показала Велиру язык и повернулась к мальчику. Тот как раз доедал яйцо и уже тянул ручку к груше, с интересом прислушиваясь к перепалке взрослых и не сводя с них глаз.

– Не смей, сказал! – не унимался Велир. – Я тебя отхожу, а мне потом от папки его достанется!

Знахарь до очаровательного мило не понимал, что можно говорить детям, а что нельзя. Ведьма довольно потянулась, предвкушая веселье, но мальчик встрял в разговор сам:

– Брешишь, дядь Велир! Папа никого не бьет! – ответил он так, словно был маленьким рыцарем, защищавшим гордость своей семьи. Лизари не видела настоящих рыцарей вживую, но каждый раз, когда слушала от странствующих бардов заунывные песенки про очередное величие очередного рыцаря, представляла у них примерно такой взгляд, каким сейчас сверкнул на Велира мальчишка. Взгляд этот говорил примерно следующее: “За себя любые обиды стерплю, а за честь родных стоять до смерти буду”. Только вот пушистые, как у всех детей, потешно нахмуренные брови мешали ему обрести полную серьезность.

Лизари не удержалась и потрепала мальчишку по голове.

– Да знаю, что не бьет! Брешишь, скажет тоже! Ты, если дожрал, то со стола убери, а не языком чеши. Нашелся защитничек! – отфырчался Велир. – Не дорос защищать еще. Впрочем, если в папкину породу пойдешь…

– Вель, Вель, помягче, – не удержалась и проворковала Лиз.

– Я Макс, – ответил ей мальчик. – Максим.

Ворчание “дяди Велира” он проигнорировал начисто, но поднялся и послушно начал собирать со стола посуду. Забрал даже ту плошку, что стояла перед ведьмой – за что она наградила его ласковой улыбкой.

Чудом он не уронил плошки, когда подносил их к бадье с водой, но удержал и очень по-деловому замочил в воде, оглянулся в поисках тряпки, нашел и принялся с усердием тереть посуду. При этом он снова нахмурился, закусил от усердия губу и прищурил светло-серые глаза. Цвета облачного неба без намека на дождик – так было бы правильным их описать. Лизари видела такое небо в самых болотистых регионах страны, и от воспоминаний словно вновь почувствовала, как влажный воздух оседает на ее волосах и одежде, а еще – проникает, свежий, внутрь груди. Мальчишка ей понравился.

– Вот таких, шаболда, тебе б самой уже рожать. А не шляться где попало, – тут же вставил свое слово Велир. – И замуж.

– Ой, Вель, не начинай, – отмахнулась Лизари.

Хорошее настроение сошло с нее мигом, точно его не было и в помине.

– Не начинай, не хочу.

– А ты мне рот не затыкай! Где это видано, чтобы баба да одна по стране? Отхватишь, Лиз, вообще потом понести не сможешь!

– В городах видано, до глухих деревень не дошло, – огрызнулась ведьма, тут же поднимаясь из-за стола.

– Ну и слава Релену, нам тут ваших пришибленных традиций не надо!

Лизари мысленно послала его подальше к Фаргу и прошла к лавке.

– Вель, я посплю?

Макс еще возился с посудой. Велир вздохнул. Беззлобно махнул рукой, заканчивая разговор.

– Да валяй уж.

Сон пришел к ней не сразу. До того, как упасть в его мягкие объятия, Лиз долго возилась в постели, не открывая глаз и наверняка почти успешно притворяясь спящей. Ноги ее ныли после долгой дороги, несмотря на магию, а плечи устали под тяжестью сумки, это мешало уснуть. Лизари прикинула, удастся ли выпросить у Велира легкий массаж, быстро мысленно разочаровалась и еще сильнее загорелась желанием это сделать, как проснется через несколько лучин.

С прошлого года ее приходы к знахарю омрачались неприятным фактом: существованием самой по себе традиции браков и вот этими бесконечными понуканиями на поход замуж, в которых Велир очень даже преуспевал, очень даже по-деревенски. В городе на девушку ее возраста еще не косились странно за свободу, зато в деревнях от подобного было не спрятаться и не скрыться.

“Посмотрим, что ты скажешь через двадцать лет”, – фыркнула она про себя. Ни через двадцать лет, ни через сорок (если доживет) обрекать себя на клетку брака Лизари не собиралась. Впрочем, как и рассказывать Велиру, да и напоминать самой себе, почему. Часто в дороге ведьма встречала людей, в молчаливых глазах которых читалась глубокая и тяжелая тайна, и примерно такую же носила в себе сама. Благо, внимательных попутчиков на свете было не так много.

Засыпая, она еще слышала, как тихо перешептываются Макс и Велир. Забавно: первый при этом действительно шептал, а знахарь то и дело срывался на свой обычный тон. Кажется, они говорили что-то о книгах, но Лизари уже не разобрала. Кажется, Макс притих ненадолго, а потом тихие шаги раздались возле ее лавки: должно быть, малыш смотрел на нее. Среагировать она уже не успела: сон наконец обнял ее.

Проснулась от того, что ее накрывают одеялом. Пробормотала сонно:

– Я потом тут… дом какой сторгую… докучать тебе не буду…

– А деньги на дом наколдуешь, небось? – ухмыльнулся Велир. – Спи давай, завтра разберемся.

– Злючий ты что упырь…

– Так сама ж говорила, упырей нету, – поддел Велир. – Брешила?

Лизари поморщилась, не открывая глаз.

– Упырей нету, а ты упырь…

На ее голову сердито опустилась подушка, а прочь от кровати отдалились его шаги.